Emergency contact

There's no greater vengeance Than learning to enjoy again Hope you get the message

— Добрый вечер, вы дозвонились на горячую линию психологической помощи «SpiritLine». Ваш разговор будет оставаться в конфиденциальности. Все услуги нашей линии бесплатны и в открытом доступе. Желаете, чтобы мы соединили вас со свободным оператором? Келлин чуть тормозит, но всё же кивает, словно в замедленной съёмке, только сейчас понимая, что его не видят, поэтому тихо выругивается себе под нос, терзая себя за такую тупость. — Да.. Ну то есть.. Это.. Это было бы чудесно. — Хорошо, тогда прошу вас сохранять терпение и совсем скоро вас подключат к свободному оператору. Благодарим за понимание. Келлин снова будто немного виснет, обдумывая единственную интересующую его вещь: правильный ли это поступок и действительно ли ему это настолько необходимо? Сказать точно именно в эту секунду достаточно трудно. Ему просто нужно.. Нужно поговорить с кем-то. Поговорить и вылить всё, что не помещается на руках, да и не только, и в голове. И прежде чем он успевает убрать телефон от уха, меланхоличная мелодия на той стороне прерывается, настолько неожиданно, что ему даже сначала кажется, что его просто отключили и бросили трубку, оставив на растерзание собственным мыслям. Но нет, страхи не оправдываются, так как уже буквально через несколько мгновений Келлин слышит голос. Голос такой успокаивающий и он точно может поклясться, что обладатель этого голоса сейчас проговаривает заученные фразы с небольшой улыбкой на лице. — Привет, спасибо за то, что решились позвонить нам. Как вы себя чувствуете? Он вслушивается в этот тембр, поджимая ноги к груди лишь сильнее, словно этот единственный вопрос приносит какой-то дискомфорт. Скорее он просто не понимает как правильно ответить на это. Как он себя чувствует? «Да нормально». Не сойдёт? Обычно вместе с этим ответом уходят и все остальные вопросы и проблемы, но парень понимает, что во время звонка на горячую линию психологической помощи это будет звучать максимально неправдоподобно и ломано. — Да я.. Я не знаю, на самом деле.. Ну то есть. Не так.. Прежде чем он успевает болезненно оттянуть собственные волосы, наказывая за очередную не имеющую смысла фразу, на той стороне слышен смех. Действительно смех, такой непринуждённый и воздушный, что словно одеялом укутывает, которое размером такое же как и облако: пушистое, мягкое и приятное. Келлина это на секунду вводит в замешательство, быть может даже хочется бросить трубку, сказав, что смеяться над чужими проблемами в общении и коммуникации не очень-то и классно. — Не нервничайте так сильно, я не кусаюсь, как и остальные операторы. Если хотите, мы можем перейти на ты, если вас это будет смущать меньше. Более ничего не следует, потому Куинн снова неосознанно качает головой, прежде чем осознание настигает в который раз, но сейчас он просто тяжело вздыхает, только сильнее прижимая телефон к уху, ведь держать руку в поднятом положении достаточно трудно: немеет весьма быстро, а это, в свою очередь, никогда не помогало остановить кровь. — Да.. Да, можем и на ты.. Это классно. — Чудно. У тебя там всё хорошо? Какой-то шум. Ты в ванной? Перед ответом даже немного дыхание спирает, но он всё же чуть привстаёт с холодного кафеля, дотягиваясь до крана и закручивая его. Шум воды часто помогает успокоиться (что угодно, лишь бы не сидеть в тишине), но сейчас необходимо свалить эту задачу на человека, так ожидающего ответа. — Да, в ванной.. Но всё хорошо. Наверное.. Он не хочет уточнять что послужило причиной того, чтобы сидеть здесь уже второй час. Просто не считает это чем-то очень важным и необходимым для озвучивания именно в эту секунду. — Наверное? Послушай.. Я здесь ради того, чтобы помочь тебе справиться с твоими проблемами и успокоиться. Прости, не спросил твоего имени с самого начала. — Наверное.. Я имею в виду, что я не знаю точно. Не знаю что происходит. Излишняя напряжённость в конечностях всё же успешно понемногу исчезает от таких тёплых слов, хотя Куинн прекрасно знает, что это всего лишь его работа. — Келлин. Моё имя Келлин.. — Келлин.. Ке-еллин. Интересное имя. Забавляет то, как оператор приторно растягивает гласную. Келлин осознаёт, что позволяет уголкам губ ползти вверх. — Меня зовут Виктор, просто и коротко Вик, если пожелаешь. — Виктор.. Ви-иктор.. На губах действительно возникает ещё одна усмешка, когда он слышит, как оператор приглушённо хмыкает. Рассмешить не рассмешил, но лёгкое напряжение улетучилось. — Так что же заставило тебя набрать этот номер, Келлин? Почему-то от такого доброго тона и произношения имени по коже невольно пробегают мурашки, толпами забираясь прямиком под кожу, оттуда же прямиком в черепушку. — Да ничего серьёзного.. Небольшой конфликт интересов, в результате которого у меня на лице ещё пара свежих синяков. Ещё предыдущие не зажили.. — Конфликт интересов? Ты подрался на работе что-ли? Келлин прикрывает веки, снова тяжело выдыхая, но пытаясь скрыть это от слуха оператора. — Нет, я подрался.. Подрался в школе. Ну то есть.. Не подрался, потому что сдачи не смог дать практически.. Как и всегда. Он не представляет даже как может отреагировать оператор на подобную информацию. Но ведь, вероятно, он разговаривал с другими школьниками, не звонят же им только старики, верно? Куинн нервно поджимает губы, словно прямо сейчас ожидает отказа продолжать диалог. — Ох, чёрт.. Те, кто нападал, они нанесли ещё какой-нибудь вред? Парень снова отрицательно качает головой, укладывая подбородок на собственные колени и рассматривая не менее свежие, ещё понемногу кровоточащие полоски на внутренней стороне запястья. Они следуют ниже, вместе с тем прибавляя в глубине и площади. — Нет. Келлину кажется, что он слышит вздох облегчения, но, вероятно, всего лишь кажется. — Хочешь обсудить это? — Не очень хочется погружаться в это всё снова, хоть и в этот раз они не отбили мне ничего. Его до сих пор преследует чуть заметное чувство неопределённости и, может быть, какого-то иррационального страха, но они вместе с боязнью контакта рушатся и испаряются по мелким крупицам. Келлину, признаться, может быть даже нравится в каком-то смысле эта нотка некой заботы и переживания в чужом голосе, а от этих фантазий и как-то спокойнее становится. — Хорошо, Келлин. Расскажешь мне что-нибудь о себе? А я позже расскажу что-то о себе, если тебе будет интересно. Он понимает, что это - незамысловатый приём для того, чтоб отвлечь и переключить внимание, но почему-то позволяет ему сработать и на себе. Но ответ на этот вопрос оказывается как-то трудновато найти. После небольшого молчания Вик, кажись, это понимает, поэтому снова перехватывает штурвал разговора. — Мне, к примеру, нравится пицца с ананасами. Знаю, многие говорят вроде «Фу, как это можно..- — Ты любишь пиццу с ананасами? Келлина, кажется, даже совсем не смутило то, что он не дал собеседнику договорить. Но и того, к слову, это также не волнует. — Люблю, а что? — Я думал не существует таких людей. Оператор пропускает небольшой смешок, и от этого по телу проносится самый настоящий электрический ток, что растворяется где-то в районе грудной клетки греющей и приятной теплотой, заменяя собой некогда поселившееся там чувство тревоги. — Мне нравятся оливки.. Они.. Они классные, знаешь. Он неосознанно запускает руку в волосы, оттягивая, чуть ли не выдернув с корнями, где-то внутренне сгорая от того как неловко это прозвучало, но, в конце концов, именно Виктор выбрал такую несерьёзную тему для разговора, так что можно ведь вполне подхватить эту волну, правильно? — Они же кислые какие-то.. Хотя возможно я просто не ценитель столь высокого искусства. На этот раз приглушённо смеётся Келлин, свободную руку опустив в набранную ванну. Температура совсем низкая, ледяная вода же наоборот приятно обволакивает. Что-то наподобие умышленного нанесения ожогов, только здесь упор идёт именно на температуру воды. — Ты ещё не прокачался, только на уровне пиццы с ананасами. Оператор снова смеётся, и Келлин ловит себя на том, что улыбается. — В каком ты классе? Если это не большой секрет, конечно. Келлин обдумывает заданный вопрос, прокручивая в голове его несколько раз подряд. Хуже ведь точно не может быть, верно? — Я в этом году заканчиваю школу. Он не любил делиться своими личными данными ни в реальной жизни, ни в социальных сетях, ведь прекрасно понимал, что обязательно найдутся те, кому захочется поиздеваться, цепляясь именно за возраст. Малолеток никто не любит - золотое правило, которому его научила жизнь в социуме. Несмотря на то, что малолеткой Куинн не был, но всё равно старался его придерживаться. — Если я правильно понимаю, то тебе.. Семнадцать? — Да. — Знаешь, тебе бы на вечеринки ходить с друзьями и разносить им дома, а не говорить сейчас со мной. Келлин неопределённо покачивает головой, ладонью посылая небольшие волны по ровной глади ледяной воды. — Они не хотят видеть меня на своих вечеринках, но, думаю, я к этому привык.. Виктор сохраняет молчание, так что Келлин понимает, что ему дают возможность продолжить, что он и делает, подбирая слова как можно аккуратнее. — Ну то есть.. Всё равно кроме алкоголя, травы и незащищённого секса там нечего искать. — А тебя это всё не интересует? — Меня больше интересует кому это может понравиться. Как по мне, там ничего крутого нет. Куинн слышит, как оператор.. Вздыхает? Скорей всего именно так. Неужели он уже надоел ему со своими проблемами? Естественно, проблемами в скобочках, ведь это просто, другими словами, нытьё, думает Келлин. — Ничего крутого и нет в этом.. Как ты сейчас, Келлин? — Я?.. Я в порядке. В смысле того, что мне уже лучше. — Мы можем поговорить ещё, если ты всё ещё ощущаешь себя не до конца уверенно. Ох, да, первая пришедшая в голову мысль была правдивой, ведь, по всей видимости, для него это просто обыденный рабочий день и ничего более. Призрачные представления о новом, главное - понимающем, друге можно отбросить. Келлин только сейчас осознаёт, какие глупые надежды он полагал на этот разговор. Никто всё равно не захочет с ним нормально общаться. Даже такой.. Такой интересный человек, как Виктор. — Нет.. Я думаю.. Думаю, что мне уже достаточно легче. Чтобы справиться самостоятельно, я имею в виду. Небольшая будто бы неловкая пауза возвращает на землю. — Хорошо. Наш разговор будет оставаться только между нами, так что можешь не переживать по поводу этого. Спасибо за то, что обратился именно к нам, Келлин. Это помогло избежать худших последствий. Удачи. Келлин мямлит что-то вроде «Спасибо» лишь после того, как его отключает от линии. Сейчас находит себя только когда слышится один только гул и шум из приоткрытого небольшого окна.

Nobody's shatter-resistant Therapy is tiring But so is hiding how you feel

Утро, на удивление, выдалось вполне приемлемым, ведь отец ушёл на работу раньше времени, так что Келлин мог хотя бы в этот день в спокойствии и тишине позавтракать и собраться в школу. Позавтракать, конечно, не по-настоящему, чисто формально и для галочки посидеть за столом, заливаясь горячим чаем. Не хотелось бы, чтоб желудок вернул сэндвичи и хлопья прямиком в школьном автобусе. Именно поэтому Куинн, оставив тарелку с хлопьями нетронутой, всё же поблагодарил маму за её старания, позже ещё некоторое время провозившись в своей комнате, собираясь. Первый автобус уехал уже шестнадцать минут назад, так что пришлось ещё столько же простоять на остановке, чтоб добраться до школы. Зато сэндвичи очень понравились местным птицам и бездомным котам. Интересно, кто-нибудь уже придумал бекон для кошек? Кошачий бекон? По тому, как они дерутся за этот хлеб и, собственно, бекон можно сказать, что им такое приходится по вкусу. Внутри транспорта было практически пусто, так что хотя бы дорога будет соответствовать той утренней идиллии дома.. — Смотрите, кто пришёл! Келлин неосознанно вжимает голову в плечи, но вскоре внутренне даёт себе за это звонкую подщёчину, кое-как выпрямляясь и следуя к своей четвёртой парте у окна. К сожалению, в этом же ряду сидит Пирс. Свинота, противный и отвратительный. Широкие и жирные губы, словно он прямо несколько минут назад съел целую запечённую курицу в одиночку. Такой же огромный сопливый нос картошкой и брови, которые где-то посредине сливаются в одну. И, конечно же, глаза, которые практически незаметны среди всех складок. Соответствующее телосложение прилагается. Первая скомканная бумажка целит Куинну в плечо, но он изо всех сил старается игнорировать и не обращать внимания, просто откидывая её под парту, присаживаясь, и раскладывая необходимые принадлежности вроде ручки и карандаша. — Мистер Куинн, не сорите в этом кабинете, пожалуйста. Свой дряхлый голос подаёт преподавательница по биологии и Келлин невольно испытывает желание скривиться от того, насколько ужасно он хлюпает и взывает. Но, удачно переборов этот порыв, он просто кончиками пальцев касается бумажки, поднимает и несёт к небольшому мусорному контейнеру, который находится в конце класса. Проходить приходится мимо Пирса, так что Келлин старается даже не смотреть в его сторону. Бумажка летит в контейнер, он возвращается на место. Получает звонкий шлепок по зоне где-то между лопаток, но на это также никак не реагирует, лишь прикусывает внутреннюю сторону щеки. Чёрт, кажется, прокусил. Лишь после занятия миссис Бёрнс намекает ему, что на его белую рубашку кто-то сзади приклеил жвачку. Следующие несколько минут перерыва Келлин проводит за тем, что пытается оттереть и отодрать приклеившуюся намертво жевательную резинку. Получается лишь совсем чуть-чуть. И эта рубашка полетит в мусор совсем скоро, как только он вернётся домой вероятно. Не хватает и этого, пока он её чистит, прямиком в лицо прилетает ещё одна смятая бумага. На губах и щеке ощущается какая-то будто сковывающая смесь. Келлин прикладывает к ней пальцы и лишь когда отводит, то понимает, что это корректор. — Смотрите, кто-то кончил этой шлюхе на лицо! Пирс заливается своим визгливым недосмехом, который только дополняет его образ свиньи, пока его подхватывают и другие. Келлин шумно выдыхает, пытаясь держать себя в руках. Избавиться от этой проблемы не составляет труда, благо, влажные салфетки всегда находятся в портфеле на случай чего. Вытерев белёсые следы, он решает хотя бы на время перерыва уединиться и выпить ещё немного чаю, иначе эта не проходящая мигрень и чёрные полоски, бегающие перед глазами, точно приведут к обмороку. За воду нет необходимости платить, так что Куинн успешно приобрёл себе пакетик зелёного чая в столовой, теперь уже ожидая в небольшой очереди, чтоб набрать кипятка. Хотя, неудивительно впрочем, администрация не слишком заботится о питании, так что кипятком это нельзя назвать, просто вода, чуть теплее комнатной температуры. В температурах он разбирается досконально. — Какие люди! Келлин про себя закатывает глаза. Снова? Неужели? Пирс стоит, криво переминаясь с ноги на ногу, в окружении ещё двух своих дружков. Паркер и Томас. Один высокий, как фонарный столб на улице, а второй смахивает на того самого зелёного лепрекона из рекламы по телевизору. — Ты, кажется, забыл, что в прошлый раз не обращался ко мне как должно. Мамочка позвала сосать сиську и ты как послушненький щеночек побежал, да? Келлин сжимает свободную руку в кулак. — У меня она хотя бы есть, а твоя сдохла при родах. Неудивительно, такую кучу дерьма выкинуть из себя - стоит труда. Буквально одно мгновение, и под воротник затекает липкая жидкость, покрывает волосы и небольшими струйками опускается к полу. Все знают о том, что мать Пирса действительно погибла, так что это было весьма рискованно. Что ж, чаю попить так и не удалось. — Следи за тем, кому ты это говоришь, уёбище приёмное. — А то что, жир ходящий? Келлин не успевает очнуться, как резкая и чётко направленная боль пронзает челюсть, и снова, переходя на нос, так, что, кажется, что-то даже хрустит. Он про себя молится чтоб это не была какая-либо кость в теле. Тем временем Пирс наносит ещё один удар, прерывая попытки Куинна отбиваться, который приходится по лицу, зацепляет губу и невероятно неожиданно рвёт кожу, от чего из горла вырывается вскрик. Его повалили на пол. Пинок, пинок и ещё один. Каждый новый попадает то по позвоночнику так, что складывается ощущение, будто он переворачивается в другую сторону, то по животу, прибивая к хребту и так пустующий желудок. Ещё несколько пинков проходятся по нижней губе, разбивая её в хлам и к чертям. Говорить и есть в ближайшее время будет трудно. Хотя бы говорить. — Сейчас я научу тебя держать язык за зубами. Вокруг собирается понемногу толпа, так что Келлин смутно плывёт взглядом по всем заинтересованным лицам и объективам камер телефонов. Подняться заставляют дружки, которые держат теперь за руки и не дают сдвинуться с места. Грубая и широкая ладонь покрывает затылок, пока перед глазами не оказывается область ниже пояса. Куинн благодарит Бога за то, что успевает зажмурить глаза. Тут же ладонь давит, нестерпимо больно впивается в уже не такие длинные тёмные волосы. Как бы не хотелось, но лицо соприкасается с чужой ширинкой, раз за разом, кажется будто бы на щеке останется след от металлической змейки. Он пытается вертеть головой, уклоняться, но всё бессмысленно - Пирс не останавливается ни на секунду, слыша поддерживающие возгласы из собравшейся толпы. От него воняет, несёт прямо-таки какой-то тухлятиной вперемешку с потом, так что Келлин пытается не наблевать прямо сейчас на его промежность. — Как эта шлюха сосёт мой жирный хуй! Только посмотрите! Жирный, как и ты. Мелькает, вызывая небольшую усмешку. — Она ещё и улыбается, гляньте. Что, так нравится, да? М-м, как она заглатывает мои яйца, народ! Очень хочет получить по удвоенному тарифу! Ещё секунда и Келлин отключается от реальности происходящего.

You can bring the villainy And I can bring the sex appeal

И вот Келлин, снова свернувшись клубком у ванной, запускает кончики пальцев в продолжающую набираться прохладную воду. И снова набирает тот же номер. Правильное ли это решение? М-м, возможно? Просто хочется поговорить с кем-то. Вылить всё накипевшее, что не помещается на запястьях и бла-бла-бла. Тот же мотив, начинай сначала. Но его сейчас совсем не волнует заезженность этого мотива, он готов слушать его на репите ещё пару месяцев подряд, как бывает с новой песней, которую ты только что услышал и вместо того, чтобы и дальше слушать старые, ты проигрываешь эту песню снова и снова, до крови в ушах, но в этом есть какое-то своё, возможно отдающее мазохизмом, удовольствие. — Здравствуйте, вы дозвонились на горячую линию психологической помощи «SpiritLine». Разговоры не записываются и остаются в абсолютной конфиденциальности... Сказать честно, Куинн пропускает мимо ушей большую часть этих бессмысленных слов о том, что оплачивать ничего не требуется и о том, что все услуги в открытом доступе. — Вы всё ещё здесь? С Вами всё в порядке? Очнуться он в состоянии лишь когда милый голосок девушки пытается словно привести в чувства после обморока. Келлин мотает головой, щурясь от того, как ужасно саднит и ноет разбитая губа. — Да-да, я здесь, тут.. Да, не могли бы вы.. Не могли бы вы соединить меня с оператором.. Кажется, его зовут Вик.. Виктор то есть. Фамилии я не знаю.. Может я перепутал. Может то и вовсе был какой-то сон либо же глюки и на самом деле никакого человека по имени Вик, работающего здесь, не существует и не существовало? Но ведь прямо сейчас девушка невнятно мычит, скорей всего проверяя занят ли желаемый для разговора оператор. Куинн даже успевает поверить в эту возникшую из неоткуда версию, пока ему не дают ответ на интересующий вопрос. — Да, Виктор Фуентес, вы ничего не перепутали. Сейчас он, к сожалению, разговаривает с другим человеком. Хотите подождать либо же мы можем предложить вам поговорить с.. — Я подожду. Келлин откидывает голову назад, с глухим стуком упираясь в потрёпанный кафель. Кажется так и до сотрясения недалеко, но пока он его не заработал, значит может заняться немного иным. Не зря же на весьма широком бортике ванной уже около часа покоится новое лезвие. Свежее. Только из новой бритвы, которую он успешно разобрал, пока отец не видел. Да и тот никогда не догадывался о том, что из каждой новой упаковки бритв куда-то всегда пропадает одна единственная. Наигранная, прямо таки отдающая этой приторностью и слащавостью мелодия продолжает монотонно проедать новые тоннели в черепной коробке, точно как протекающий кран, не дающий уснуть в единственный законный выходной. За время её проигрывания Куинн уже успевает раза три обдумать как будет объяснять всё приключившееся, чтобы это не звучало слишком жалко. Успевает и довольно крепко зажать тонкое лезвие между пальцами, приложить к коже, до этого выбрав место, где остались лишь небольшие следы от старых порезов. Им оказывается место в сгибе локтя, но с внутренней стороны. Даже с небольшим нажимом оно очень хорошо вонзается, но он всегда любил начинать с малого, именно поэтому и сейчас не давит уж слишком. Ровная линия возникает тут же, рассекая кожу, и уже через небольшое мгновение зияет проступающими бордовыми капельками, которые всё появляются и появляются, если даже вытирать их каждую минуту. — Привет, я рад, что вы решили позвонить нам. Вы в порядке? Из этого состояния выводит всего пару слов, которые долетают до слуха словно через бетонную стенку. Келлин пытается хоть немного абстрагироваться, перевести внимание на этот голос, как и в тот раз успокаивающий, но получается так себе. Гораздо больше внимания переключают на себя трясущиеся руки и выступающая кровь. — Ам.. Привет, это.. Это Келлин.. Помнишь? Мы разговаривали.. Разговаривали неделю назад. — Ох, да, Келлин, я помню. Оливки и пицца с ананасами, конечно помню. Из груди хочет вырваться смешок, но по ходу он превращается в неровный и прерывистый полувсхлип, которым Куинн давится, лишь бы не показать этого оператору. — Келлин? Ты плачешь? До этого момента он был полностью уверен в том, что сможет сдержать себя от столь чуждого ему проявления слабости, но именно эти два слова, которые были сказаны с такой заботой и волнением, словно дёргают за какой-то переключатель. Наравне с голосом, ресницы предательски начинают подрагивать, намокать, всё-таки пропуская скатывающиеся по щекам солёные прозрачные капельки. Он пытается прочистить горло, но с прыгающим и дрожащим голосом это звучит ужасно, хуже, чем если бы он просто сохранял молчание. — Сейчас послушай меня очень внимательно, ладно? Куинн осознаёт, что еле заметно кивает, прежде чем понять, что его не видят. — Ладно? — Да.. Хорошо. Выдавливает с трудом, словно нехотя выплёвывает застрявшую в горле комом кость, пытаясь, как и несколько минут назад, перевести внимание на доносящийся из трубки голос. — Сделай один очень глубокий вдох, пожалуйста. Лёгкие наполняются одним цельным и непрерывным потоком воздуха, на несколько мгновений переставая содрогаться от спазмов, появляющихся вне зависимости от желания. Он выдыхает достаточно шумно, всё ещё переходя на всхлипы под конец. Но это по правде неплохо помогает успокоиться и хоть как-то угомонить носящиеся из одной стороны в другую мысли, при чём носятся они с такой невероятной скоростью, что хочется выть или биться головой об стену от невозможности их остановить или заткнуть. — Ты молодец, сможешь сделать так ещё несколько раз, пожалуйста? Келлин даже слегка округливает глаза на это «молодец», не веря собственным ушам. Это слово.. Слово, которое обычно говорят, когда тебе ещё даже двенадцати нет. Слово, которое говорят тебе за твои маленькие и большие победы. Слово, которым должны были награждать родители, но практически этого не делали. Лишь когда он сам подходил и показывал свои успехи: в такой-то ситуации увернуться уже не выйдет, так что приходилось выдавливать из себя то же «молодец», «умничка» и прочее. Но, всё же отойдя от наплыва детских воспоминаний достаточно быстро, он неспешно делает ещё несколько глубоких вдохов, и это слегка его забавляет, потому что это выглядит как какое-то занятие йогой, где дыхание тоже очень важный аспект. Всё-таки решает озвучить эту мысль, замечая, что собственный голос вырывается вверх на определённых слогах, ломается: — Если ты сейчас скажешь мне сесть в позу лотоса или собаки мордой вниз.. Не успев договорить, он слышит по ту сторону смех. Вот обыкновенный смех такой, вроде бы, но в то же время он отдаёт таким кусочком бархата, что очень контрастирует с его собственным смехом, из-за которого (не только) его частенько путали с девушкой. Куинн неосознанно позволяет кончикам губ дрогнуть в улыбке. — Нет, сейчас время не для этого.. Келлин? — Да? — Что ты сейчас делаешь? Келлин впадает в прострацию. Что он делает? Только что оставил новый след, рассекающий кожу словно землетрясение почву, наблюдая за тем, как из него вытекает «лава» и медленно стекает вниз по руке. Он морщится от того, как этот след жжёт, но в голове всплывает лишь единственная мысль - я это заслужил. — Ам.. Сижу в ванной. — И всё? Да ладно, у него же уже сноровка на подобное, наверняка не первый год работает здесь и прекрасно может различать когда человек действительно смирно сидит и слушает, а когда занят немного другим. — Да? — Ты так уверен? Келлин пару раз моргает в наигранном недоумении, вслушиваясь в звуки проезжающих машин в трубке, которые всё же прослеживаются. — Я очень надеюсь, что это действительно так и что ты не наносишь себе никакого вреда. Я здесь для того, чтобы тебе помочь, так что если у тебя даже и были такие мысли - выкинь их в самый дальний ящик и закрой так, чтоб никто в мире не открыл. Ладно? Если тебя толкает желание выплеснуть всё на себе, то ты можешь сделать это прямо сейчас словами. Хватка пальцев понемногу ослабевает и Куинну даже кажется, что оператор может его видеть, может каким-то образом раскрыть его ложь вот прямо сейчас, в эту же секунду. — Есть же причина, по которой ты набрал этот номер во второй раз. — Есть, наверное.. Просто я не думаю.. Не думаю, что тебе это будет.. Интересно? Он вслушивается в относительную тишину на том конце и уже думает, что сказал что-то не то. — Что за глупости? Мне интересно, правда. Я не настаиваю, но я был бы очень рад, если бы ты поделился этим секретом со мной, и я бы постарался поднять тебе настроение. Сомнения ломают и выкручивают изнутри, так что он не знает какое решение принять и какое будет действительно правильным, а не как обычно. — Если тебе кажется, что это слишком громко, то ты можешь прошептать мне это на ушко, чтоб точно никто не услышал. Просто стыдно в этом признаваться. Даже человеку, которого ты не видишь и который, вероятно, за пару сотен километров от тебя. — Ну так, идёт? Поделишься? Келлин ещё некоторое время обдумывает свой ответ, ощущая, что оператор даёт ему время на это и вскоре приходит к логическому завершению мыслительного процесса. Приглушённый шёпот, слегка прыгающий, подобно буквам на бумаге, написанным в спешке, доносит до слуха всего пару слов, замолкая. Как и замолкает собеседник, при чём молчит очень давяще и ему кажется, что проходит несколько часов, прежде чем Виктор подаёт голос: — Они.. Сделали что? — Из-за моей внешности, наверное.. Мне часто говорят, что при первой встрече подумали, что я девушка. Даже волосы пришлось обрезать, но всё это не особо помогло, знаешь.. Он закусывает внутреннюю сторону щеки, откладывая лезвие в сторону, на пол, приподнимается и опускает руку в воду. Любой другой сейчас бы отпрыгнул, пытаясь согреть замерзающую конечность, которая вот-вот превратится в самый настоящий лёд, но Куинн стоит практически неподвижно, улавливая то, как красиво и, сказать даже, в некотором смысле эстетично вода вокруг растворяет в себе кровь. — Это не повод для того, чтобы.. Чтобы делать такое. Конечно, он догадывается, что под «такое» оператор имеет в виду последний этап унижений в сегодняшней истории, но решает тактично промолчать. — Издеваться над человеком из-за его предпочтений, взглядов и убеждений - худшая херня, которую, блять, можно сделать в этой жизни, и мне очень жаль, что такое произошло сегодня. Могу представить лишь самую незначительную частичку того, как ты себя чувствуешь сейчас. — Я привык. Он по привычке деликатно протирает влажную в месте порезов кожу, вскоре разматывая бинт. Действие, которое уже перешло в обыденность. Хотя из-за бинта оно ощущается немного по-другому: обычно найти такое в домашней аптечке - большая роскошь. — К этому нет необходимости привыкать. Против этого нужно бороться. Это настолько глупо. Придираться к человеку по поводу того, как он выглядит всё равно что взять молоток и бить себя им по голове. Хотя я уверен, что те, кто это сделал, этим и занимаются днями и ночами напролёт. Келлин то ли нервно то ли слишком резко смеётся, в полной уверенности того, что Пирс и его дружки проводят всё своё свободное время именно так. — Ты можешь рассказать больше. Выкинуть это всё прямо сейчас. — Что ещё рассказать? Я не умею оскорблять людей, по-моему.. — Расскажи то, что посчитаешь нужным. Куинн делает глубокий вдох, щурясь от того, как свежие порезы покалывают и слегка ноют. Всё же, он не делал их настолько глубокими, чтоб кровь не могла остановиться даже спустя полчаса, но это не отменяет факта того, что небольшие волны боли по телу они всё ещё посылают. — Я сегодня немного опоздал из-за того, что пропустил автобус. Когда наконец добрался, ничего не было, можно сказать, что этот день даже мог бы быть абсолютно нормальным. В классе Пирс сидит за последней партой, так что частенько бросает на мою или в меня бумажки и всё такое. Он замолкает, предоставляя возможность оператору вставить какие-либо слова. — А учителя? Они ничего не говорят? Видеть такое и знать, что ты можешь помешать, но ничего для этого не предпринимать.. — Нет, у нас есть несколько неплохих учителей, знаешь. Историк меня хвалит и, я думаю, я его любимчик в классе.. Но в основном все просто игнорируют и ведут себя так, будто ничего не происходит. Они не хотят брать на себя ответственность, я думаю. — Хуёвые у тебя преподаватели, Келлин. Куинн снова мягко смеётся, присев на тот же бортик ванной. — Так вот, он мало того, что весь урок приставал, так ещё и во время перерыва прицепился. В столовой. У меня болело горло, так что нужно было взять хотя бы чаю. Он упускает факт того, что уже второй год не ест больше трёх яблок в день. — Он начал приставать, позвал своих дружков. Паркер и Томас. Ну, как ты понимаешь, три на одного.. Чай оказался у меня на лице, волосах и на рубашке. Хорошо, что не кипяток, иначе тут им действительно было бы трудно избежать ответственности. Вокруг начали собираться остальные, смотреть, кто-то даже на телефон снимал. Остальную часть истории с наиболее отвратными моментами Келлин рассказывает менее уверенно, то и дело переходя на шёпот и хватая небольшие перерывы между предложениями в виде глубоких выдохов и молчания. Всё-таки, это первый раз, когда кто-то узнаёт об этом вот так, с его собственных слов, а не с видео в паблике, так что право на волнение у него всё ещё имеется. — Боже... Он покручивает, тянет и складывает в руках краешек своей рубашки, которая ближе к воротнику меняет свой белоснежный цвет на грязный оттенок пепла, чередуясь с зонами, где появляются новые краски, отдающие алым. — Ну знаешь, не худший день. Разве что губа болит немного. — Да они же ублюдки. Просто ублюдки, которые за счёт других пытаются показаться перед глазами более слабых, тех, у кого практически нет силы воли, более авторитетными. А ты этого не заслуживаешь, окей? Никто не заслуживает такого отношения к себе. Ты пытался обратиться в полицию или вроде того? Хотя бы к директору для начала. Куинн чуть мычит, но понимает, что этого как ответа будет недостаточно. — Пирс пригрозил тем, что если мне захочется обратиться к директору или к любому другому, кто в состоянии прекратить это, то я потом все свои кости не смогу собрать и на место вставить. — Просто не обращай на этих придурков внимания. Мало того, что это может помочь - они просто не достойны. Они и этого хотят, хотят чтобы ты снова сорвался и вступил в конфликт. А если просто не поддаваться их провокациям - им станет неинтересно. Ты можешь обратиться к кому-то и исчезнуть из их поля зрения. Они ведь не в курсе где ты живёшь? — Не думаю. Честно сказать, в этом плане он не был до конца уверен, только из-за того, что знал на что способен Пирс. — Вот и чудно, просто останься на пару дней дома и подожди, пока те, к кому ты обратишься не сделают своё дело. Хотя после того, что ты мне рассказал, у меня появилось желание лично врезать этому Пирсу или как там этого идиота зовут. Келлин улыбается. Ему нравится то, что его выслушали и впервые не послали за это на все четыре стороны света. Складывается ощущение, будто Виктору действительно не безразличны его проблемы. Куинн даже перестал считать сколько времени они общались. Полчаса? Час? Два? По ощущениям целую вечность, за которую парню удалось узнать много нового об Викторе. Взять хотя бы к примеру то, что у него, оказывается, есть милый шпиц по кличке Честер, любимое занятие которого рвать и кусать оббивку дивана и кресел. Или то, что он занимается музыкой, что она является чем-то вроде хобби, только потому что все написанные тексты и созданные мелодии идут не на сцену, а в стол. А ещё Вик, оказывается, не отсюда, не из Медфорта, а переехал в поисках лучшего места для жизни. А ещё, а ещё и ещё... Келлин запомнил каждый, даже самый незначительный, факт или деталь, и его очень радовало то, что тот вот так просто делится всей этой информацией, что вот так вот спокойно и можно даже сказать увлечённо ведёт с ним диалог. Ранее Келлин считал себя противным, да и сейчас не отказывается от этой мысли. Противным в любом понятии: голос, тело, мысли, от которых иногда становится настолько стыдно и ужасно, что не хочется быть собой. А они, между прочим, всё лезут и лезут в мозг и тот от этого никак не заткнётся, как бы не пытаться. Отсюда растут ноги у самоистязания и самоунижения. Но именно этот разговор заставляет чувствовать себя абсолютно нормальным, совсем не ужасным и не отвратительным, живым. И ему стоит гигантских усилий думать о том, нравится ли ему это ощущение либо же нет. Хотя чего уж, он так и не определился до сих пор. — Так что, мне удалось поднять тебе настроение? Что ж, настроение и вправду теперь далеко от того, что было в начале разговора, так что Келлин считает своим долгом отблагодарить, но толком не знает как это сделать уместно и правильно. — Эм, да, знаешь.. Спасибо. За это всё, я имею в виду. Со мной никто так долго не разговаривал. Хотя я уверен, что если бы ты находился со мной в одной комнате, то в первые несколько минут послал бы меня нахрен. Виктор тихо хмыкает на это заявление, и Куинн сейчас точно уверен, что он также улыбается. — Оу, заткнись, я бы этого не сделал. Ты забавный, какой смысл в том, чтоб посылать тебя? Я наоборот хотел бы поговорить подольше. Он усмехается от этих слов. — Я забавный? Да от меня за десять километров депрессией несёт. — Я уверен, что не депрессией, а американо без сахара. Его удивляет то, что не только он запомнил те факты, которые Вик рассказывал о себе. — Не знаю. От этого почему-то такой лёгкий осадок остаётся, как в прошлый раз, но даже немного ярче выраженный, что он преследует парня весь оставшийся день и вечер. Не ощущается даже боль при обеззараживании разбитой губы или следов от лезвия на руке. Единственное, о чём Келлин может прямо сейчас думать - оператор по имени Виктор. О его собаке, о том, как он, вероятно, успокаивающе напевает свои песни под гитару, о том, как звучит его голос на испанском, о том, как смешно он ругается с баристой, который снова перепутал заказы и так и не отдал ему его латте, так ещё и сделал его совсем не сладким. Он привязался. Да, вот так просто. От малейшего проявления доброты и заботы, от того, насколько внимателен Виктор к его проблемам и наоборот к достижениям. Да, где-то глубоко таится подозрение о том, что это всего лишь часть его работы, но он не захочет их слушать и просто затыкает уши, как маленький ребёнок, подобно тому, как он делал и в первый раз. Унылый и нетерпимый семейный ужин даже больше не привлекает и не раздражает его внимание своей бесполезностью, ведь вместо того, чтобы наблюдать за очередной перепалкой родителей, он думает о том, что скоро, совсем скоро снова наберёт этот номер и снова попросит соединить его с одним единственным оператором. Эти мысли греют даже в прохладной кровати, в окружении ровно таких же подушки и одеяла, так, что Келлин проваливается в сон практически сразу же, даже без необходимости полистать социальные сети. Виктор. Виктор Фуентес. Просто Вик. Так забавно и просто. Ты ведь теперь мой друг, верно?

Leave me something Or let me out, I'm starving Push me, pull me Waiting for the start of

Этот месяц прошёл для Келлина не так ожидаемо быстро: время от понедельника до пятницы каждый раз тянулось ужасно медленно, но зато он заработал ещё несколько плюсиков к своим итоговым оценкам, сконцентрировав внимание на учёбе. Благо, в их классе нашлась вменяемая и милая девушка, согласившаяся скидывать парню конспекты и задания. Совет оператора действительно помог, так что теперь Пирс даже не подозревает ничего, пока Куинн отсиживается дома. Ох, насчёт оператора, к слову.. — Здравствуйте, вы дозвонились на горячую линию психологической помощи «SpiritLine». Все разговоры.. — Да, я знаю. Можете, пожалуйста, соединить меня с оператором по имени Виктор? Спасибо. Куинн даже удивляется тому, с каким напором и резкостью он вот так оборвал реплику женщины по ту сторону, но об этом будет время подумать позже. Сейчас просто.. Просто хочется поговорить. Не с кем-то другим, только лишь с этим человеком. Недолгое молчание заканчивается тем, что его снова соединяют со свободным оператором. — Привет, рад, что вы позвонили нам, это правильное решение. Как вы себя чувствуете? Подавленное настроение почему-то почти сразу исчезает, и он не может сдержать такой ужасно глупой улыбки, вслушиваясь в спокойный голос. — Привет. — Оу, это ты, Келлс, привет. Как дела? — Стой.. Как ты сказал? «Келлс»? Он чуть хмурится, прокручивая все слова собеседника в голове. Это прозвище кажется слишком милым и в целом слишком.. Слишком. Щёки заливает отчётливо видный на бледной коже румянец. — Келлс? Ну, я подумал, может я могу называть тебя так.. Но если тебе не нравится, то я прекращу. Так, возможно, называли его лишь самые близкие друзья, и то сейчас, по истечению некоторого времени, они отдалились. Но почему-то именно Виктору хочется позволить называть себя так. Он свободно поддаётся этому желанию, натягивая воротник кофты на лицо ещё больше, словно кто-нибудь может увидеть то, как его это стесняет. Но, безусловно, стесняет лишь в позитивном ключе. — Нет, всё в порядке, мне нравится, знаешь.. Вик. Я ведь могу называть тебя так? — Конечно можешь. — Круто. Наверное звучит максимально неловко, но, кажись, Куинна это больше не беспокоит от слова совсем. — У тебя снова произошло что-то в школе? Келлина даже слегка поражает факт того, что Вик запомнил столько о нём. Конечно, не исключение, что так он относится ко всем своим «постоянным клиентам», но ему просто хочется не откидывать эту иллюзию раньше времени и побыть особенным хотя бы ещё несколько минут, которые, конечно же, станут одними из, если не самыми счастливыми в жизни. — Ам, нет, твой совет, кажется, работает, потому что я до сих пор сижу дома и со мной всё в порядке. Разговаривать лёжа на кровати странно и непривычно, но он быстро смиряется с этим фактом. Одеяло укутывает так приятно, словно дополняет размеренный тон голоса, который продолжает и продолжает говорить. Келлину нравится его слушать. — Тогда в чём причина твоего звонка, солнце? Даже кончики ушей краснеют и наливаются краской, пока Куинн пытается по ошмёткам собрать самообладание и не зарыдать прямо здесь от того, сколько заботы звучит в этом слове. — Мне хотелось поговорить.. Ну, то есть, именно с тобой. — Именно со мной? Ох, знаешь, это честь для меня, король Келлс. Келлин просто открыто и беззаботно смеётся, прикрывая веки, неосознанно оставляя себя наедине лишь с оператором. — Король Келлс? У тебя ещё много таких фразочек в запасе? — Побыть королём хотя бы на один день - это классно, так что лови момент. А на самом деле не очень, но если в этом есть необходимость, то я могу придумать ещё что-нибудь. — О нет, я не выдержу этого «ещё что-нибудь». Смех Виктора отдаётся где-то в голове, словно отбивается от стенок в мозгу, но это действительно заставляет тот самый гормон счастья вырабатываться быстрее. — У меня просто ощущение.. Я не знаю, неопределённости. Того, что у меня ничего не получается и не получится. Того, что я не имею никакого предназначения в мире, если ты понимаешь о чём я.. Когда ощущаешь, что ничего кроме боли не заслуживаешь. — Ох, Келлин.. На заднем плане слышатся какие-то шорохи, так что Келлин прислушивается, но ничего это толком не даёт. — Абсолютно и полностью понимаю. Выгорание. Некоторые называют эти ощущения именно так, но я без понятия, выгорание ли это на самом деле либо же что-либо иное. У меня было подобное, знаешь. Несколько лет назад, когда я так отчаянно ждал своего совершеннолетия, чтобы к чертям собачьим съехать от семьи, хотя не знаю можно ли назвать это таким словом. Но вот мне восемнадцать, я беру в аренду небольшую комнатку за несколько кварталов от прошлого дома и сижу на диване с пружиной, которая надоедливо упирается в зад, не понимая что мне делать дальше. Келлин слушает донельзя внимательно, пропускает смешок, не желая не уловить даже единственное слово. Ему этот разговор кажется чем-то.. Чем-то большим, чем просто желание поболтать, чтобы убить немного времени. — Тогда мне подвернулись лезвия, зажигалки и прочее. Не скажу, что раньше они не попадались в поле зрения, но не думаю, что тогда я занимался этим так осознанно. Вик тяжело вздыхает, и Келлин старается даже не двигаться, чтобы не спугнуть этот момент. Момент, когда с ним делятся столь важной и личной информацией.. Это как-то.. Как-то более интимно, чем что-либо другое. — Это самое худшее и бесполезное решение, которое я мог принять в своей жизни. Не хочется, чтобы и другие его принимали, хотя я мало чем могу повлиять, лишь разговоры. Но в некоторых случаях это действительно предотвращает подобные мысли. Не говоря уже о том, что они могут перерасти в более серьёзные, связанные с желанием покончить это раз и навсегда. Это действительно самое худшее и хочется хоть как-то.. Оградить. Не знаю, на самом деле, получается ли у меня хоть немного, но очень надеюсь на то, что хотя бы тебе это помогает. — Я соврал. Келлин выпаливает это также быстро, как и затыкается, поджимая губы и ожидая, пока до оператора дойдёт. Он.. Он просто должен рассказать, иначе это будет ужасно. Перед собой он-то может так низко упасть, но вот перед Виком.. Как-то не очень хочется. — Насчёт чего? Ну же, не молчи. — Келлин? — Насчёт этого. Когда мы разговаривали.. В прошлый раз. Я.. У меня на руке сейчас есть.. Ну, ты знаешь, порезы. Наверное это.. Почему наверное, точно. Это ужасно, как и ужасно то, что я тебе соврал. Куинн не слышит ничего в ответ, потому просто продолжает говорить и говорить, пока Вик всё же не послал его. За такое у него вполне имеется это право. — Ужасно, как и я. Я понимаю, что это худшее, к чему я мог прибегнуть, но я не знаю, просто.. Просто это помогает. В каком-то смысле.. В том смысле, что позволяет избавиться от этого всего, лишнего. Да и боль, я, наверняка, заслужил, иначе даже не брался бы.. В тот же момент опускает взгляд на это самое место, рассматривая уже порядком заживающие следы, но всё же ещё отдающие небольшим жжением и терпимой болью (возможно он нанёс поверх старых ещё парочку, кто знает?), коротая время, пока Виктор обрабатывает это признание, подбирает слова и готовится сказать что-то вроде «Иди к чёрту», но в более грубой форме. Так, кажется, проходит несколько часов, а не минут, за которые парень успевает переубедить себя в том, что зря наговорил этого всего, после переубедить обратно, что не зря. Но, на самое большое удивление, ни криков, ни грубого тона не следует. Никаких грубых и вызывающих слов. Вместо всего ожидаемого отвержения Келлин просто слышит то, как оператор в который раз набирает воздуха в лёгкие для того, чтоб сказать хоть что-нибудь, но так ничего и не удаётся выговорить. — Знаю, я повёл себя хреново, так что у тебя есть возможность прямо сейчас уйти. Я не обижусь, правда. Вот бы кто прямо сейчас ударил так, чтоб собственное имя забыть. Кто за язык тянет? Неясно, но по какой-то причине Куинн прекрасно знает, что Виктор не собирался и не собирается уходить. — Ох, Келлин.. Ты сейчас.. Я надеюсь, не делаешь этого снова? — Нет, сейчас правда не делаю. Хотя, вероятно, в это трудно поверить. Келлин шумно сглатывает, пытаясь избавиться от неприятного волнения, которое скручивает живот и все внутренности в одну сплошную кашу. — Я тебе верю, просто это.. Это.. Знаешь, мне даже трудно впервые прямо сейчас подобрать слова. Привычная нервная усмешка, с которой он просто не может ничего сделать. — Говорить что-то вроде того, что ты сказал ранее, тоже не менее ужасно.. Насчёт боли и «ужасно, как и я». Я, конечно, не имею понятия насчёт того как ты выглядишь, но я уверен, что точно не отвратительно. У тебя красивый голос, прекрасное чувство юмора и это лишь две характеристики, которые прямо сейчас приходят мне на ум. Ты просто не можешь быть ужасным. Комплименты. Вот чего он не ожидал прямо сейчас, так это комплиментов. Они заставляют эту глупую усмешку снова появиться на лице, пусть и мускулы сводит, будто какая-то театральная гримаса прицепилась, но ничего с этим поделать Келлин не в состоянии. Он просто превращается в мелкую лужицу на собственной крови, покрываясь румянцем, кажись, от кончиков волос до ступней. — Спасибо?.. Это.. Это было мило. — Пожалуйста, Келлс. И, всё же, такой чудесный человек как ты не должен причинять себе вред. Пожалуйста. Ему хочется согласиться, но из горла будто забирают все звуки, прежде чем они успевают превратиться в связные слова. Что-то не отпускает. — Келлин? Просто.. Я не знаю как донести, но это - ужасная вещь, и никакой боли ты не заслуживаешь, как и большинство людей. Келлин это понимает. Понимает, но не в курсе что ответить. — Если я сейчас попрошу тебя дать мне кое-какое обещание.. Ты будешь его придерживаться? — Какое обещание? — Просто.. Знаешь, просто не делай этого, ладно? Как только у тебя появится подобное желание - сразу же звони мне, ладно? Куинн чуть мешкается, обдумывая услышанное. Не следует подводить, да, определённо не стоит. — У тебя, наверное, есть звонки и поважнее, чем вся та чушь, которую я несу каждый раз. Люди действительно в помощи нуждаются, а я тут со своими недопроблемами.. — Ты можешь записать мой номер и при необходимости писать или звонить. Слушаешь? Сердце пропускает уж больно медлительные удары, кажется, что совсем сейчас перестанет биться. Номер? Личный номер, а не номер этой линии? Он не очень верит своим ушам, как и остальным органам принятия информации из этого мира, но, всё-таки, записывает номер, который диктует ему оператор. Записывает и раз десять проверяет правильно ли услышал все цифры, потому что дрожащими пальцами не так просто попасть по циферблату с первого раза. — Мы можем поговорить насчёт этого сейчас побольше, если ты хочешь, либо же я могу взять с тебя честное слово того, что больше ты не будешь совершать подобное. — Я не буду. Я.. Я обещаю. Сказать честно, Келлин даже не понимает, что сейчас произошло, ведь доходит весь смысл ситуации лишь позже. Новый друг. Настоящий новый друг. Не просто друг, это Викт-.. Вик.

Things that I want, this happily ever after You choke on your words, but you swallow them faster I sleep on the couch while you're passed out in the back Just want you to be my emergency contact.

Келлин показательно шумно вздыхает, сжимая зубами зубцы вилки настолько сильно, что тут остаётся только два варианта: либо эмаль будет крошится, либо же металл треснет. — Почему ты просто не можешь быть нормальным, как все остальные дети? Накалывает ещё один лист салата, создавая неприятный скрежет с поверхностью тарелки. В воздухе витает не только приятный аромат от приготовленного обеда, но и незримое напряжение, которое держит всю ситуацию словно на волоске от неминуемого. — Посмотри на Генри, он и работает, и учится, и идёт на золотую медаль, а ты? — Кто ты такой, чтобы меня судить? Вырывается, пока Келлин непоколебимо спокойно держится под внимательным, прожигающим дыры на лице, взглядом отца. — Ты мне не родной, как бы тебя не пытались оправдать. Иди дальше шляйся где попало и с кем попало. На деле ему стоит невероятных усилий сейчас не заплакать и не перейти на более громкие тона. Последним, к слову, мужчина не брезгует. — Ты позорище, совсем не думаешь над тем, что про нас с мамой будут думать? Сын называется! Я тебе так скажу, это всё отлично, но было бы ещё лучше, если бы тогда, семнадцать лет назад, я всё-таки уговорил твою мать на аборт. Ни один мускул на лице не дрогнул от услышанного просто потому что он и ожидал чего-нибудь подобного, зная что на большее этот нищеброд, называющий себя отцом, не способен, кроме как прикрываться мнением в купе с матерью. Якобы «Мы с мамой решили», но на деле она никогда не была в курсе. — Я? Позорище? Кто бы говорил, папаша. Тебе напомнить о том, что ты уже вот так во второй раз возвращаешься ни с того ни с сего, говоришь какие мы чудесные и просто продолжаешь тянуть деньги из мамы? Куинн прекрасно замечает, как желваки на его лице подрагивают и ходят туда-сюда от начинающей понемногу закипать и бурлить крови, а в сощуренных глазах появляется небольшой огонёк, который бы поджарил его живьём при первой же удобной возможности. Он готов даже к удару: благо, болевой порог немаленький. — Насчёт аборта я согласен, лучше уж не родиться, чем иметь одну кровь с таким уёбищем, как ты. Келлин абсолютно не жалеет о своих словах, даже когда видит как мужчина резко и весьма громко ударяет кулаком о стол, так, что на умиротворённый семейный обед это и не смахивает. Впрочем, как и никогда не было похоже на него. Если завтрак, обед либо же ужин не заканчивались скандалами, то там точно присутствовали колкие словечки, которыми Куинн перебрасывался с отцом удивительно бесстрашно. Но он ещё упорно пытается найти причину своему расстройству питания.. — Мальчики, ну хватит уже, а? Давайте хотя бы раз поедим в тишине? — Не лезь, женщина. Парень только и краем глаза успевает уловить то, как молниеносно мать отшатывается, не держась на ногах, и падает в кресло, которое так удачно находится сзади. Держится за одну сторону лица, прикрывая ладонью левый глаз и щеку. Но сейчас Келлин держится гораздо крепче за воротник чужой рубашки, пытаясь вселить страх в мужчину, пусть он и немного проигрывает в росте. На этот жест получает презрительный смешок и даже не удар и не выдавленное сквозь зубы «Щенок». Мужчина просто отталкивает, бросает салфетку, зажатую до этого в кулаке, в тарелку и уходит. Просто уходит, прихватывая с собой куртку и своё портмоне. Келлин решает не догонять и не выяснять что именно за деньги находятся внутри и кем они были заработанны (явно не этим бесполезным «мужчиной»). Отношение к отцу у Куинна двигалось всего в одном, отрицательном, направлении. Парень недолюбливал его, он недолюбливал Келлина. Сплошная идиллия и понимание хоть где-то. И эта неприязнь не начиналась лишь с того, как отец относится к тому, как он себя ведёт, во что одевается и за каким хобби проводит свободное время. Да и, чего уж там, она не заканчивалась и тем, что ему были необходимы лишь высокие баллы, успехи в учёбе и хорошая характеристика от соседей, знакомых и преподавателей. Вписываться в эти рамки не имеет смысла, потому что они не поддаются здравому мышлению никак и ни при каких обстоятельствах. Именно из-за этого Келлин не желает мириться с правилами, которые ему диктуют и вдалбливают в голову двадцать четыре часа и семь дней на неделю, протестуя и устраивая страйки, что весьма злит и выводит из себя. — Мам? Келлин более чем уверен, что в скором времени сведёт счета и отомстит за оставленный на её лице багряный след.

Balanced on a razor blade Lick you like a battery Your speakers can't handle the bass But you look good under the LEDs.

На то, чтобы всё-таки открыть список контактов и найти там необходимый номер Келлину понадобилось около трёх недель. Частично из-за того, что завалы по учёбе не давали времени даже для нормального отдыха, чего уже говорить об общении или даже хобби. Ещё одна причина, по которой Пирс его ненавидит: по сравнению с его успехами.. Пирс тупой и непробиваемый, просто физическая сила (под этим он имеет в виду исключительно преимущество из-за веса) в самом ярком её проявлении. Келлин считает его просто глупым, обиженным на жизнь ребёнком. А ещё считает, что зря сейчас всё-таки открывает окошко чата, кружа подушечкой пальца над иконкой вызова. Стоит ли? Но ведь Вик сам дал этот номер, чтобы, в случае чего, звонить или писать, так в чём проблема? Короткие гудки слышатся ещё несколько секунд, пока Куинн ощущает, как сгорает от стыда, словно не просто звонит, а собирается встретиться вживую и уже стоит у двери, на пороге практически, и стучит в эту самую дверь. Но, судя по всему, Виктор ему открывает, так как сейчас в трубке слышится приглушённые звуки городского трафика, пока поверх них не ложится приятный, немного запыхавшийся голос, уже ставший Келлину чем-то до жути привычным: — Алло? — Эм, привет, это Келлин. Ты сказал звонить или писать, если будет необходимость.. — Ох, да, чёрт, погоди. Шуршание, которое перебивает лай собаки и ещё какой-то посторонний звук, от чего он уже думает, что выбрал не самое лучшее время для звонка и помешал. — Я не вовремя, да? Прости, я просто подумал.. — Нет-нет, всё в полном порядке, Келлс. Тут дверь не с первого раза открывается, так что пришлось повозиться. Мы ходили с Честером на прогулку и за продуктами, так что ни от каких важных дел ты не отвлёк. — Ох, это.. Это здорово. Единственные моменты, во время которых у Келлина на лице сияет улыбка - разговоры с этим человеком, именно они и ничто другое, даже за семейными ужинами не возникает желания улыбаться так солнечно ярко и красочно. — Что-то случилось? Закрадывающийся в самые потаённые уголки сознания голос вырывает из прострации. — Да.. И нет. Мой отец, он.. Ам, как бы сказать. Мы снова сцепились, но мама заступилась. Она попыталась, по крайней мере. Келлин чуть понижает громкость своего голоса, словно рассказывать сейчас об этом становится стыдно, пусть даже он не в первый раз делится с оператором своими проблемами. Парень нервно продолжает выводить на последней странице рабочей тетради по химии причудливые закарлючки и линии. Это местами помогает держать себя в руках и переключать внимание. — Он ушёл, просто забрал сейчас свою куртку и деньги и ушёл, оставив маму на кухне с синяком. Я прикладывал лёд, но всё равно он выглядит ужасно. — Ты и твоя мама сейчас в порядке? — Да, думаю да. — Значит всё будет хорошо, а от меня передай своей маме совет: если мужчина позволяет себе поднимать голос или, того хуже, руку на свою вторую половинку - он мудень, которого нужно тут же бросать. Келлин чуть мычит, словно пытается придумать наиболее нейтральный ответ. — Да он, на самом деле, не такой и плохой.. Мысли меняют направление, пока он кладёт телефон на стол перед собой, переключая на громкую связь. — Хотя, знаешь, ты прав, пусть катится. — Вот это моя школа. Куинн хмыкает, подпирая одной рукой подбородок. — Знаешь, мне бы было интересно узнать как ты выглядишь, Келлс. Я сидел и несколько дней подряд думал.. Но в моей голове только догадки.. Келлин давится слюной вперемешку с слишком резко попавшим «не в то горло» воздухом, прекращая вырисовывать фигуры, что-то, напоминающее глаза, и каждый раз по-разному соединяющиеся линии. Показать.. Показать себя? Сомнения и те самые страхи, которые на время отступили, сейчас накрывают новой волной, с гораздо большей силой, и буквально топят, не давая возможности даже вынырнуть хотя бы на секунду. — У тебя есть возможность мне написать, так что я подумал, что неплохо было бы познакомиться чуть ближе. Куинн имеет полную уверенность в том, что после этого «познакомиться поближе» все надежды и ожидания Вика разобьются о айсберг суровой действительности и, подобно Титанику, пойдут ко дну. — Ам, Вик.. Я не до конца уверен в том, что это такая чудесная идея. — Почему? Почему? Он не может найти один единственно верный, способный удовлетворить ответ. Наверняка по той причине, что никто не захочет смотреть на лицо обыкновенного загнанного школьника, вот почему. — Всё, что ты успел себе придумать, окажется неправдой, а я не хочу опускаться ещё ниже в твоих глазах. Нервный смешок, после которого он добавляет: — Побереги глаза. — Только не начинай, пожалуйста, Келлин. Если ты не хочешь сделать это первым, то я могу прислать фотографию первым за тебя. Такая перспектива, конечно же, приходится Куинну по душе гораздо больше, потому он заторможенно кивает, прежде чем осознаёт, что Виктор его не видит. В который раз. — А как потом я буду присылать фото? Я уверен, что после твоего моя самооценка упадёт ещё ниже и, наконец-то, пробьёт самое дно. — Не неси чушь, пожалуйста, это тебе не идёт. Сейчас, один момент, нужно Честера размотать из его одежды. Келлин послушно и смирно ожидает, от напряжения делая небольшие отверстия на листе бумаги пока он наконец не рвётся, так что он продолжает медленно кромсать его на ещё более мелкие кусочки. Он действительно волнуется. И удивляет то, как просто и легко Вик согласился на то, чтобы показать свою внешность совершенно неизвестному человеку. Да, они общаются уже какое-то время, но это всё равно вызывает странное чувство. Пожалуй, Вик сейчас является самым настоящим воплощением открытости и смелости, думает Куинн, ведь сам не в состоянии и не в силах вот так просто сделать ровно то же самое. — Как тебя подписать? — Ам.. Как захочешь? Звучит скорее именно вопросительно. — Что ж, тогда лови, король Келлс. Виктор коротко смеётся, что чуть разряжает всё волнение, которое словно невероятно тяжёлыми железками придавливает тело парня к не очень-то мягкому креслу и поверхности стола. Келлин много думал насчёт того, как же может выглядеть Вик. После того, как тот рассказал больше о себе и в частности о своём родном городе и семье, в голове подростка возникала лишь картина вроде «Тридцатилетний смуглый мужчина с широкими и густыми тёмными усами, который после тяжёлой работы идёт помогать другим людям по телефону». Так что он и придерживался этого представления, пусть его голос не совсем состыковался с этой фантазией. Но какой же шок настигает Келлина, когда размытое окошко сообщения наконец загружается до конца, и теперь оттуда на него смотрит именно Виктор, такой, какой он правда есть. Первое, за что цепляется глаз - достаточно яркая, но в то же время не сильно выделяющаяся оранжевая рубашка в клетку. Куинн прыгает глазами по ней и она является одной из тех причин, из-за которых рушится образ тридцатилетнего мужчины. — Келлс? Ты там где? Далее перемещает взгляд на тёмно-синюю шапку и наушники. Пусть этот цвет не сильно выдирает глаза, но всё это сочетание выглядит так словно Вику ровно также лет семнадцать, возможно девятнадцать. Далее Келлин себя не удерживает, встречаясь взглядами с глазами карего цвета, самого, Господи, красивого карего цвета, который он мог увидеть в своей жизни. На пару мгновений парень даже теряется во всей этой ситуации, рассматривая то эти самые сияющие добротой радужки и густые брови, то скользя ниже, на небольшую улыбку и появившиеся весьма милые морщинки от этой самой улыбки. — Келлин? Келлин теряется. Он просто откровенно не может отвести взгляда от всего по отдельности и вместе в то же время, даже уделяет особое внимание небольшому серебряному кольцу в правом крыле носа. Возникает лишь единственная мысль - ему чертовски идёт. Лишь после этого взгляд наконец опускается ниже, подмечая длину волос и шею с небольшой родинкой на ней. — Ты.. Ты выглядишь.. — Уставшим? Да, есть такое. Моя любовь к тому, чтоб до ночи сидеть и придумывать рифмы к слову «дом» и всё такое, меня когда-нибудь погубит. Не говоря о работе и других заботах. Келлин до сих пор завороженно рассматривает фотографию, пытаясь сопоставить голос, вырывающийся из динамика, с картинкой. И, сказать честно, получается это практически с первого раза, ведь он думает, что такие заботливый голос и забавный смех Вику подходят, что с другими он бы не был именно таким.. Таким. — Ты красивый. Прежде чем осознание приходит и прописывает мощный хук справа, Келлин абсолютно не отдаёт отчёт тому, что только что вырвалось из его рта. Просто словно это необходимо было озвучить, иначе совсем никак. — Оу, спасибо, для своих двадцати двух действительно неплохо сохранился. Не успевает он отойти от первого шока, так здесь и второй наваливается. Двадцать два? Это.. Это разница в пять лет, верно? Келлин чуть падает в ступор, пока мозг ударяет по тормозам, пытаясь прийти в себя, по большей части именно от фотографии. Куинн не соврал, сейчас ни на каплю - Вик правда красивый. Зачем во второй раз повторять это у себя в мыслях? Вот бы найти на это ответ, а не будто под гипнозом таращиться на это фото. — Теперь я точно свою фотографию не собираюсь присылать. — Ой да ладно тебе. Я, конечно, заставлять тебя не буду, но я был бы очень рад, амиго. Он чуть отходит, посмеиваясь от услышанного. — Следующую фотографию пришли с тако в руках и сомбреро на голове. Хотя нет, лучше видео, где ты говоришь что-нибудь по-испански. Теперь уже смеётся Вик. — Я настолько cabrón, что на всех фотографиях и видео по моему выгляжу как смятая бумажка в урне. — Во-первых, я опровергаю эти слова, а, во-вторых, настолько.. Кто? Келлин никогда особо не владел никакими языками кроме английского, так что ему было одновременно и интересно слышать как Вик говорит неизвестные ему слова на испанском и вместе с тем возникало неясное чувство тревоги. Будто бы Вик захочет использовать это против него, называя каким-то ужасными и обидными словами, пока тот даже не будет догадываться. — Вик? Что это значит? Куинн улавливает нескрытый смех и от всей этой ситуации ему тоже хочется смеяться. Как и при любом разговоре с Виком, собственно говоря. — Я тебя этим подпишу в телефоне, если ты прямо сейчас мне не ответишь. — Подписывай-подписывай, король Келлс. Келлину теперь это всё кажется не таким неловким. — Ладно, один один.

Leave me something Or let me out, I'm starving Push me, pull me Waiting for the start of

— Значит пять? — Да, пять. Это в.. В пять раз больше, чем у Пирса. — Знаешь, я уже горжусь тобой. Келлин чуть смеётся, краснеет пуще прежнего, расслабленно бегая по потолку глазами. Приподнимается на постели, теперь уже находясь в полу сидячем положении, и кладёт телефон на собственную грудь, снова, скорее уже по привычке, включая на громкую связь. — У меня с точными науками в школе было так себе. Мне больше нравилось что-то такое, где не было интегралов, генотипов и окислителей. — Генотипов? Ты даже запомнил это слово? — Понятия не имею что это значит. Ну, по сути, если есть «ген» и «тип», то могу предположить, что данное утверждение означает, что есть какой-то ген и у него есть много каких-то типов. Келлин слабо улыбается, оттягивая и накручивая на пальцы тёмные, уже понемногу начинающие отрастать, пряди. — Чисто гипотетически ты прав. Слышно какие-то скрипы и шуршание, но Куинн уже не обращает на них внимания. — Значит я серьёзно сказал почти правильно? — Нет. Даже не близко. Ему нравится слушать приглушённый, но достаточно улавливаемый смех. Это отлично помогает избавиться от неприятного осадка после утренних криков и споров с отцом. — На самом деле я даже не в курсе. Я учу это только на раз, запоминаю, рассказываю и на этом всё. Насчёт запоминаю, кстати. Где моё обещанное видео с тако и сомбреро? — Я думал ты шутишь. Келлин обиженно надул губы в детской манере, даже не заморачиваясь более о том, что его не видят. — Никаких шуток, сеньор Фуентес. Или как там говорят у вас? Сеньор же? — Так, так, сеньор Простите-не-знаю-вашей-фамилии. — Это Куинн. Моя фамилия. — Куинн? Значит не зря ты король Келлс? Он наигранно закатывает глаза. — Так что? Вместо ответа Келлин буквально через несколько мгновений слышит звук уведомления, оповещающий о том, что Вик всё же скинул ещё одну фотографию. Парень настроен серьёзно, словно собирается собирать целую коллекцию или коллаж из всех фото, пусть сейчас их всего два. К слову, насчёт второй фотографии. На этот раз Вик скорчил рожицу, надув губы в обиженном жесте, подобно тому, как Куинн делал некоторое время назад, а также одел белоснежную футболку и кепку козырьком назад. Его всё ещё забавляет эта манера оператора одеваться в вещи, которые делают его моложе на несколько лет, возвращая в подростковую фазу. Да и по поведению можно сказать то же самое, ведь в большинстве случаев он придумывает настолько простые и местами глуповатые шутки, что смеёшься не над их смыслом, а над тем, как именно они звучат. И конечно же наушники. У Келлина складывалось ощущение, будто тот на протяжении всего дня подряд слушает музыку (чего уж там, Куинн сам таким также грешил, этого не отнять). Но ему в голову приходит одна мысль, которая также поспешно трансформируется в немой вопрос. Который, собственно, так и остался бы немым, если бы парень не оторвался от рассматривания фотографии с усмешкой на лице. — Ты в студии? Очаровательные карие радужки всё ещё смотрят из экрана, так что Келлин с помощью воображения может оживить эти самые глаза, заставить их моргать и смягчаться при том, как они улавливают фигуру подростка где-то вдалеке. — Можно сказать и так. Оборудование всё в доме сейчас, так что это и есть моя студия. Куинн ещё пару минут тяжело вздыхает, думая о том, задать ли интересующий вопрос либо же это уже будет перебор, пусть они и общаются уже около пяти месяцев. Но, в конце концов, парень прекрасно знает о том, что Вик ему не откажет, а если и откажет, то сделает это как можно мягче и аккуратнее. — Эм, Вик? — Да? С другой стороны, ничего такого ведь в этой просьбе нет, верно? — Если я попрошу тебя что-нибудь.. Что-нибудь, может быть, спеть.. Ты откажешь? Келлин вслушивается в то, как на той стороне тот возится, настраивая гитару. — Почему откажу? Если хочешь, то я могу что-то из своих черновиков озвучить. Если твои уши, конечно, к такому готовы. Парень слегка не веряще, но вместе с тем и взволнованно подтянулся на постели только выше. Перспектива услышать то, как Вик исполняет свои песни грела изнутри, что уж, прямо-таки жгла и рушила весь порядок, ставила внутренности вверх дном, выкручивала и ещё много чего, что Келлин не мог разобрать, ведь ранее не доводилось ощущать ничего подобного. Ему было невероятно интересно что же за черновики тот постоянно прячет в стол, не выкладывая и не выпуская на общее обозрение. Джаз? Не-а, не его. Электронная музыка? Вик не похож на того, кто стоит за диджейской стойкой и крутит там повторяющиеся по несколько часов биты. Попсоввя какая-нибудь музыка? Возможно, но Вик не казался ему тем, кто с удовольствием будет перепевать Бритни Спирс или Тейлор Свифт, хоть и потанцевать под такое он, кажется, вполне в состоянии. Келлин чуть засмеялся, представив себе то, как Виктор где-то на вечеринке либо же у себя дома за приготовлением завтрака пританцовывает под «Toxic» Бритни. — Что смешного? Куинн слышал шуршание листов, так что вполне мог предположить, что сейчас тот подбирает ту песню, которую можно было бы исполнить. — Представил как ты танцуешь под Бритни Спирс. Не прошло и нескольких секунд, как Вик также рассмеялся. — Я даже не хочу знать как ты пришёл к этому. — Тебе не нравится Бритни? Виктор вздыхает, перебирая струны, что парень прекрасно слышит. — Да нет, не в том дело, просто пытаюсь сконцентрироваться на тексте. На этот раз вышло даже хуже, чем раньше, так что будь готов к тому, чтоб сказать своё честное мнение по поводу того, как это звучит. — Да ладно тебе, не всё так плохо и я в этом уверен. На это Вик лишь хмыкает, создав негласную молчанку, которой Келлин без лишних слов придерживается, продолжая и когда сквозь динамик вырывается то, как непринуждённо звучат лёгкие и воздушные аккорды, которые смешиваются в мелодию и обволакивают всю комнату вместе с Келлином в ней. — На электронной звучит лучше. Мимоходом бросает Виктор, всё ещё перебирая струны акустической гитары и совсем скоро парню удаётся уловить этот заданный ритм и расслышать мелодию, так что он просто прикрывает веки, ощущая как они становятся слишком ватными для того, чтобы держать их открытыми без цели. — Не могу выдержать ещё одну ночь в этом доме.. Но на секунду Куинн даже распахивает глаза, прислушиваясь к вырывающемуся голосу и поражаясь тому, какой контраст он создаёт по сравнению с обычным голосом оператора, когда тот разговаривает. Словно то был гордый и величественный лев, а это миленький и крохотный котёнок. Очень интересное сочетание, думает парень. — Я закрываю свои глаза и делаю вдох очень медленно.. Келлин, конечно же, мог подставить себя под ситуацию, о которой пел Вик. И «не могу выдержать ещё одну ночь» - это ещё слабо сказано в этом случае. — Последствия: если я уйду, то я останусь в одиночестве.. Куинн мог точно сказать, что вот ещё совсем немного, и он не сдержится, позволяя прозрачным каплям скатываться по щекам. — Но какая в этом разница, если ты выпрашиваешь любовь? Он теряется. Просто напросто теряется среди всего этого, среди всей мелодии, среди всех слов и среди, чёрт побери, этого чудесного убаюкивающего голоса, который, кажется, забирается в самые далёкие и пустующие уголки сознания, заполняя их красками, смыслом заново, вдыхая вторую жизнь. Ему это нравится. Ему нравится ощущать, как по телу бегут мурашки, как в голове возникает вопрос за вопросом, но задать хотя бы один язык почему-то не поворачивается, вместо этого передавая весь контроль над телом именно ушам. Ушам, которые он впервые за долгое время не хочет затыкать, убегая от проблем подобно ребёнку в детском саду. Келлину хочется засыпать, слушая этот голос подобно колыбельной. Не потому что всё это выглядит и звучит утомляюще, а лишь по той причине, что это вызывает в нём доверие. — Воу, это.. Дослушав до конца, то есть ровно до конца первого припева, Куинн пытался собрать все свои мысли, чтоб как можно ярче донести, что ему чертовски понравилось. — Я даже не знаю какие слова подобрать.. — Ужасающе? Заезженно? Если ты про это.. Парень чуть приподнял брови в удивлении. — Нет конечно, это было волшебно, честное слово. Мне очень понравилось, как ты поёшь. Тем более это же не просто кавер, ты написал собственную песню, Вик! — Ещё не до конца. Келлина радует то, что оператора это улыбает. — В любом случае, это же твоя песня будет! Это чудесно, а если ты говоришь, что на электронной будет ещё лучше, то мне даже трудно представить. — Прекращай. Парень усмехается, в раздумьях покручивая цепочку на шее. — Ну ты меня смущаешь, а мне нельзя?.. На самом деле мне правда очень понравилось. В этом есть что-то.. Что-то такое близкое, понимаешь? Я про проблемы с тем, что я не могу находиться в этом доме больше ни секунды, но я вынужден. Мне хочется уйти, покинуть это место навсегда, но для этого мне необходимо подождать хотя бы пару месяцев. Восемнадцать лет должно исполниться. Хотя.. Я даже не знаю.. Ам, не знаю толком куда мне идти. Вик некоторое время выдерживает паузу. — Когда тебе восемнадцать? — Двадцать четвёртого апреля. Осталось немного, знаешь. — Вау, весной, классно. — А у тебя? — Десятого февраля. Оно уже прошло, недавно. — Ты серьёзно? Келлин на пару секунд опускает челюсть, пытаясь обработать всю информацию. — Я тебя, конечно, поздравляю с прошедшим, но почему ты не сказал мне раньше? Мы же вроде.. Вроде как друзья? — Я не хотел загружать тебя этим. Ещё какую-то лишнюю дату помнить. — Она не лишняя.. — Келлс? — Да? — Если ты хочешь.. Если тебе будет некуда пойти на момент того, как ты уйдёшь, покинешь то место.. Знаешь, ты бы мог остановиться у меня на необходимое тебе время. То есть, если ты захочешь. Келлин слушает, но не слышит, не в силах поверить в это. — С билетом я могу помочь, если у тебя не хватит денег. — Что? Он слышит, как Вик напряжённо вздыхает, по чему можно понять, что он жалеет о том, что произнёс. — Эм, это наверняка было глупо, прости. — Да.. Да нет. Я бы с радостью.. Если не буду тебе мешать.. — Оу, нет конечно, нет. У меня дом на одного человека и собаку. Целый дом, а это многовато. Хорошо, что хоть без второго этажа, а то я бы точно поставил те ловушки для призраков, которые мне попались в интернете недавно. Келлин чуть смеётся. — Да, знаешь, я бы хотел приехать, если ты не против. Он смеётся одновременно сильнее и давится воздухом, услышав то, как Вик проговаривает следующую фразу милым, наигранным и слишком высоким голосом: — Победа! Наконец-то я смогу обнять тебя, Келлс! Его гораздо больше волнует и поражает именно смысл этого.

Things that I want, this happily ever after You choke on your words, but you swallow them faster I sleep on the couch while you're passed out in the back Just want you to be my emergency contact.

План Вика работал великолепно и без любых сбоев: он сидел дома под предлогом болезни, не приходя в школу уже пару месяцев, но догоняя сверстников в учёбе вполне активно. Келлин не понимал как сам ранее не догадался и не пришёл к такому весьма простому, но в то же время и эффективному решению этой проблемы. И, чего уж там, был крайне благодарен оператору за то, что он смог помочь решить её. Но, к огромному сожалению, каким бы идеальным любой план не был - в нём всегда найдётся какой-то прокол, какая-то щёлка, которая вскоре превращается в настоящий раскол и рушит весь фундамент к чертям. Этот случай не являлся исключением. Келлин действительно обратился к директору за помощью, предъявил все необходимые доказательства в виде побоев и прочего, но, кажется, никто за это дело так резко и сразу же браться не собирался. И теперь парню становилось ужасно плохо от этого напыщенного вида мужчины, который со всей внимательностью (конечно же, наигранной) выслушивал рассказ о том, как ученика его школы избивают и как над ним издеваются, а сразу же после того, как этот ученик вышел за дверь кабинета, он просто забыл об этом. Перспектива того, что это затянется на слишком уж большой отрезок времени не радовала. А оно таки затянулось. Затянулось, ведь никто так и не брался за его жалобу, даже мать ответила, что если даже они не в силах ничего сделать, значит не стоит и пытаться. Это разочаровывало. Ох, ладно бы ещё всего лишь это разочарование, но вот страх не хотелось испытать снова более никогда. Не хотелось, но он просто не в силах повлиять на то, что происходит и заодно на шестерёнки в мозгу Пирса, которые крутятся, очевидно, либо в неверном направлении либо же у него совсем нет такой штуки как мозг. Всё же, понятия интроверта ему было не так близко, ведь Келлин в редких случаях, но всё выходил на прогулку в ближайший парк или просто бродил по вечернему городу в поисках того, что могло бы скрасить ужасный день. Чаще всего такой вещи не находилось, но с недавних пор у него она появилась. Вернее, у него появился друг, который хоть и обнять в реальной жизни вряд-ли сможет, но, в любом случае, помочь словами в состоянии. Да, Вик стал для него определённо огромной частью жизни. Вик даже предложил ему стать его контактным лицом при чрезвычайных ситуациях. «Тот, кому будут звонить в случае если со мной произойдёт что-нибудь неприятное». Или что-то вроде того, он сказал что-то похожее в один из их разговоров, но Келлин уже не слушал. Он просто не мог поверить в то, что это всё происходит именно с ним. Лёжа и наблюдая за бликами на потолке в три ночи, не в состоянии заснуть от какого-то глупого предвкушения и бессонницы, лишь тогда он по-настоящему смог понять весь смысл. Ему доверяют жизнь. Буквально. Келлин ощущал себя слишком беспечно, так что даже не сильно заботился о том, чтобы вернуть прежнюю настороженность, которая именно в этот пасмурный субботний день не помешала бы. Он не чувствовал и не замечал никаких подозрений и когда спокойно шёл по заученному маршруту, прогуливаясь городом. Нет, по началу всё действительно было куда нельзя лучше, но вот по тому, что Куинн всё ближе и ближе подходил к собственному дому, ему становилось всё больше и больше не по себе. Интуиция таки не подводит. На той стороне улицы, в самом конце, заметны три фигуры, что, подобно выпущенной из ружья пуле, приближаются совсем не медлительно. Он надеется тому, что если опустить голову как можно ниже, то ни одна из этих фигур его не узнает, не остановит, дёрнув за плечо, и не начнёт исполнять свою арию издевательств. Меньше всего ему сейчас хочется встречаться с ними лицом к лицу. — Куинн? Ребят, это уёбище здесь! Пирс, глянь! Остаётся всего чуть-чуть, быть может, метр. Далее на сантиметры, девяносто, восемьдесят, семьдесят.. Ему не хочется, ему сейчас не до этого, совсем не до этого. — Ну-ка постой, мудло. Просто пройти мимо, что и было ожидаемо, не удаётся, так что Келлин со спокойным видом сжимает кулаки в карманах, так, что ногти крайне неприятно впиваются во внутреннюю сторону ладоней, в кожу, напоминая то, как лезвие некогда одним движением рассекало её. Ощущения всё равно не те, но обещание, данное Вику.. Он не собирается его рушить, не собирается врать во второй раз. Это уж точно было бы непростительно. — Слышишь? Мне кажется, мы не договорили. Отзывается и сам Пирс своим голосом, который пубертат ровно также не пощадил, превратив в какое-то свистящее и скрипящее подобие настоящего голоса. Да, собственно, не только лишь над ним природа не сжалилась. — Иди сюда, мудила. Келлин пытается просто идти, идти мимо, быстро, отключив слух практически на ноль и скрутив чувство страха на минимум как особо постыдную песню в наушниках, которую на публике слушать ну как-то.. Как-то не классно. Ноги перестают отдалять его от компании также резко, как и начинают, ведь сейчас Келлин видит только приятного серого оттенка небо, затянутое огромными глыбами-тучами, которые, вопреки своим габаритам, вполне быстро и свободно скользят вверху. Да, Вик был прав: даже если в Медфорте ужасная погода, то небо всё равно выглядит волшебно. От созерцания незамысловатых и совсем не озабоченных обыденными хлопотами тучек отрывает тупой кинжал резкой боли, который стремительно вонзается в правую лопатку, отдавая, кажется, даже немного в виске. Келлин кривится, прикрывает глаза, зажмуривает сильнее, чтоб в них не попала грязь, пыль или прочие прелести, сопутствующие драки. Хотя драками это назвать крайней трудно. Если бы у него осталось хоть немного чувства самоуважения, то он бы сейчас не позволял этим трём ублюдкам пинать себя. По крайней мере, он бы попытался отбиваться, не упал бы сразу так позорно, хоть один удар, но нанёс бы в ответ. Но сейчас, лёжа на прохладном и слишком твёрдом тротуарном покрытии, он прикрывает свою голову, чтоб пинки не проходились по ней. Сотрясения из-за них точно не хотелось. Куинн перестал выяснять причины, по которым они на него нападают уже давненько. Просто принимает это как.. Как должное? Да, чувство несправедливости и прочей чепухи нарастает внутри с каждой встречей, но он просто не в силах подать голос. Он будто отключается, перестаёт обращать внимание на их оскаленные в жадной и животной ухмылке морды, на то, как их кроссовки с каждым пинком всё больше и больше разрезают спину и плечи, порез за порезом, словно бы он какая-то испытательная кукла. Келлин думает в данный момент лишь об одном: Вик бы точно не гордился им сейчас.

You're my angel You're a fucking angel You're my angel All mine Mine

Сколько длится это общение? Пять месяцев? Шесть? Восемь? Да, наверняка где-то восемь как раз таки, Келлин правда уже точно не скажет. — Они.. Ох, чёрт, Келлс.. Этот разговор, кажется, шестой по счёту, не считая мелких переписок, произошёл спустя месяц после последнего, и Куинн с точностью и уверенностью может сказать, что этого ему не хватало. Они разговаривали достаточно много для того, чтобы парень смог действительно привязаться сильнее, чем когда-либо до этого в своей жизни. Одним вечером Вик даже уломал его скинуть свою фотографию, на что тот ответил, что подумает и позже, где-то через час, всё-таки выбрал "наименее уродливую". Её сделали недавно, но все снова упрекнули Келлина в том, что у него лицо, как всегда, недовольное без видимой на то причины, на что сам Келлин сказал что-то вроде «Идите к чёрту» и ушёл в свою комнату, громко хлопнув дверями. За это, к слову, позже снова получил выговор. Но это не испортило его настроения, ведь он знал, что оператор всё равно не скажет ничего плохого об этом снимке. Да и.. Оператор? Келлин уже давно не думает о Викторе как о операторе, который некогда принял его вызов на горячую линию психологической помощи. Он считает его другом, считает точкой опоры, поддержки, считает.. Считает... Считает, что ему хочется проводить с ним как можно больше времени и это совсем чуточку пугает. Пугает, ведь Келлин думает, что, мать его, влюбился. Да, Вик недавно прислал ему ещё одну фотографию, очень милую, где он в красной куртке и тёмной шапке (неясно снимает ли он головные уборы хоть когда-нибудь). Фотографию, где он на какой-то улице, но это не так волнующе, как эта прекрасная улыбка, как эти карие глаза, как эти не такие длинные, но при этом не такие и короткие волосы и как эта щетина. Да, Вик сказал, что она его старит, на что Куинн только посмеялся, подумав, что этот человек нравится ему любым. Но озвучить это так и не выходит, из-за чего парню становится тошно. Но он не показывает и не подаёт виду, считая, что лучше сохранить всё так, как есть и не пытаться повернуть эти отношения из дружеских в иную сторону. Но каждый раз эта уверенность ломается, падает, исчезает и уничтожается, каждый раз, когда тот особенно мягко, пытаясь успокоить, проговаривает это «Солнце» или «Келлин». Он никогда не слышал, чтоб кто-то так ласково проговаривал его имя, честное слово. Его заваливают комплиментами: даже когда Куинн отправил ещё одну фотографию, о которой Виктор чуть ли не на коленях умолял. Снимок, сделанный также относительно недавно, матерью, на который парень откровенно не хотел попасть. Обыкновенная парковка у супермаркета, в котором частенько зависает Пирс с его дружками. Вик тогда сказал, что ему нравится футболка Келлина, хоть он не мог разобрать ничего и понятия не имел что там изображено. Сказал, что ему нравится то, как мило Келлин улыбается, сказал, что ему нравятся его тёмные волосы, сказал, сказал.. Сказал ещё много чего, а тот просто сидел в кровати, поджимая ноги под себя и пытаясь не сгореть от смущения. Ему нравилось то, как Вик делает комплименты, но он просто не знал как их принимать правильно. Чёрт, да, Келлин уже не отрицает того, что Вик ему нравится. Нравится не как надёжный друг или хороший собеседник, но он, конечно же, говорить ничего не собирается, ведь не знает, даже не может представить какая может быть реакция. В конце концов, Виктору двадцать три недавно исполнилось, а ему всего восемнадцать почти. Это недопустимо и немыслимо, считает Келлин. Считает, но даже не пытается отогнать свои чувства. Ему нравится греть их при каждой переписке, подпитывать и укутывать в одеяло, пытаясь сохранить в целостности и сохранности. — Я просто не знаю, что мне делать. Келлин снова всхлипывает, срываясь со сбивчивого шёпота. Ему уже стало легче говорить на такие темы с Виктором. Стало намного легче выговаривать все свои проблемы и все свои неудачи, ведь это правда не требует усилий когда знаешь, что тебя не отвергнут и всегда скажут несколько тёплых слов, похлопав по спине. А с этим человеком можно рассчитывать и на большее, чем просто успокаивающие слова. — Я не могу терпеть это. Келлин не то чтобы очень сильно до сих пор переживает или побивается по этому поводу, просто тело ещё совсем немного трясёт, а руки почти не слушаются. — Келлин, послушай очень внимательно меня сейчас, окей? Пожалуйста. Он с трудом сглатывает. — Ты более не попадаешься ему на глаза. Не попадаешься ровно до двадцать четвёртого апреля. А вот уже после этого ты просто исчезаешь и даже не вспоминаешь об этом придурке. Ну как? Идёт? Он шмыгает носом, протирая оказавшиеся на мокром месте глаза. — До апреля нужно ещё дожить, Вик. — Кто сказал что ты не доживёшь? Отчётливо продолжая слушать то, как Куинн всё никак не успокаивается, оператор некоторое время думает над тем как же всё-таки и что такого сказать, чтобы парень перестал срываться и устраивать истерику. Всё же, для этого человека необходим специальный подход. — Знаешь, вот у меня сейчас есть одеяло и по телевизору показывают достаточно забавный, но незамысловатый ситком. Я не уверен, но, кажется, это «Друзья», сейчас с начала покажут. И.. Было бы чудесно посмотреть его вместе, м, Келлс? Келлин чуть абстрагируется от того, чтоб просто сидеть и трястись на кровати будто от пробирающего до косточек ветра. Одеяло? «Друзья»? Он не до конца уверен, что услышал именно это. Быть может, показалось? — Да.. Я почти все сезоны пересмотрел по порядку. — Все сезоны? Шутишь? — Их там всего десять, Вик. Оператор наигранно ахает, от чего Келлин смеётся со стекающими по щекам слезами и то, как это прерывистое хихиканье неожиданно вырывается даже слегка настораживает. Но он просто смеётся сквозь слёзы, более на руке не виднеется не единой отдающей алым полоски. — Но я бы не мешал, ведь я уже практически забыл сюжет. — У тебя нет аллергии на пух или вроде того? Он слегка озадачен, но всё же неторопливо отвечает: — Нет? Вроде бы не было. — Просто это одеяло с пухом внутри, насколько я знаю. Хочу узнать можно ли было бы предложить тебе им укрыться. Хоть Куинн слышал подобное от него немало раз за всё время их общения, но почему-то именно сейчас это заставляет кровь активно пульсировать в висках, вскоре перетекая на щёки, которые тут же розовеют. — Мне бы.. Мне бы, наверняка, было бы достаточно лишь.. Объятий. — Оу, как скажешь, но тогда мне точно нужно будет заваривать чай, раз ты постоянно холодный. Да уж, парень помнит, как один раз обмолвился о том, что он постоянно ощущает прохладу резче остальных. Теперь Вик припоминает это практически каждый их разговор. — А ты.. Ам. Ты ведь можешь меня согреть.. Лёгкие по ощущениям сжимаются настолько резко, будто на грудь бросили несколько тяжеленных наковален, пока он пытается при всём этом хватать ртом воздух, будто пойманная в сеть и вытащенная на палубу судна рыба. — Могу. Коротко и просто, но от этого Келлин готов прямо тут провалиться сквозь землю. Был ли это флирт? Определённо. Мысли кричат только лишь об этом. Стоит огромных усилий, чтоб удержать их в узде и не дать прорваться далее черепной коробки. — То есть, ты не против того, чтобы обнять меня? — Кажется, я говорил это уже не раз. — Мне кажется, что я не смогу прикасаться к собственным плечам ещё пару дней подряд, не говоря уже об остальном. Спасибо, Пирс. — Я могу быть аккуратным. Флирт. Чёртов флирт. Келлин стекает по постели прямиком на пол, превращается в неприметную лужицу на тротуаре. Если это не флирт, то он готов прямо в эту же секунду выйти на улицу и закричать что-нибудь, что будет слишком уж позорным. Вик, я, кажется, влюбился. В кого же? Келлин молчит. Молчит, медленно подбирая необходимые буквы на клавиатуре и очень надеясь, что это сообщение не послужит причиной, по которой их дружеские отношения не разрушатся.

Leave me something Oh my God, I'm starving Push me, pull me Waiting for the start of Things that I want, this happily ever after You choke on your words, but you swallow them faster I sleep on the couch while you're passed out in the back

Этот день настал. Келлин никак не может поверить, он всё ещё пытается продрать веки, ведь всю прошлую ночь он не спал. Нет, не сидел в социальных сетях и не занимался фактически ничем, кроме разглядывания присланных фотографий. Вчера вечером он сообщил матери и отцу, что съезжает и что они не смогут ему помешать или изменить его мнение, так как ему уже, чёрт побери, восемнадцать. Это, конечно, не двадцать один, но родители не могли поспорить с желанием ребёнка, уж тем более отец, который только и рад был, что больше не будет каждый день видеть «эту недовольную рожу». Келлин высказал всё, что так и не мог высказать сполна за все пережитые годы, выплеснул всё, даже самые тёмные и ужасные детали. Как и было ожидаемо, от отца никакого сочувствия, да и реакции в целом не было. Честно сказать, парню уже было абсолютно наплевать на то, что о нём могли подумать. Он сконцентрирован всего на двух мыслях. Переезд. Он мечтал об этом так долго, думал об этом, фантазировал и мечтал. Придумал дизайн для своей собственной комнаты, продумал абсолютно всё до мелочей. Он отсчитывал дни к этому моменту, буквально вёл записи в дневнике, обдумывая чем будет заниматься после начала своей самостоятельной жизни. И в то, что эта самая самостоятельная жизнь начнётся уже завтра верилось с огромным трудом. Но присутствовала и вторая мысль. Вик. Вик, должно быть, сейчас мирно спит в своей постели, даже не думая и не волнуясь о предстоящем дне, как это сейчас делает Куинн. Вик согласился, Вик сам предложил ему приехать и пожить необходимое время. Он даже не ставил временные рамки или ограничения, просто разрешил жить у себя столько, сколько это понадобится. А вот парню в это верилось до сих пор с трудом. Да если бы ещё только лишь это. То сообщение, которое он отправил совсем недавно, висело последним прочитанным в переписке и Келлина теперь ещё и глодало изнутри ощущение, будто Вик лгал насчёт всего этого. Лгал нагло, и завтра, когда он приедет на другой конец города, то он не встретит его, не отвезёт в свой дом, не познакомит с Честером и ещё много чего не сделает. Лгал бессовестно и просто игрался с его чувствами, пользовался его жалостью и неумением давать сдачи даже в словах. Лгал, даже не пытаясь это скрыть, ведь до сих пор не ответил ничего на это «Ты мне, кажется, нравишься, Вик». Прочитал, но не ответил, даже, наверняка, не пытался напечатать что-нибудь в ответ. Парень в это верит лишь потому, что каждые несколько минут проверяет чат и не видит под таким до боли знакомым словом «Cábron» надписи «Печатает...». Он, наверное, задремал лишь под утро, наблюдая первые лучи солнца, которые пробивались сквозь кроны деревьев. Впрочем, недолго, ибо пасмурность снова завладела днём и окутала в свои объятия, когда мать ласково дёрнула его за плечо, сообщая, что пора подниматься, ведь автобус отправится через час. Да, родители соизволили проводить его до автобусной станции, перед тем немного расспросив о его планах на будущее, ближайшее и дальнейшее. Келлин ответил лишь то, что он ждал этого дня даже больше, чем дня собственной смерти. Он не мог, никак не мог поверить в то, что это всё реально и что происходит именно с ним. В руках - один большой чемодан на колёсиках и ещё одна сумка, и всё это вместе будет трудно тащить, когда водитель вернёт багаж при том, как автобус остановится, прибыв на место назначения. На ватных ногах он подходит к матери, обнимает её и говорит беречь себя и обязательно звонить, если «что-то» случится (конечно, под этим что-то он имеет в виду ничто иное, как очередной заскок отца). Всё же пожимает руку этому самому мужчине, обмениваясь с ним презрительными взглядами и выдавленными через силу «Удачи» и «Спасибо». Садится на своё место у окна, некоторое время машет рукой в прощальном жесте родителям. А когда автобус наконец трогается с места, он облегчённо вздыхает. Облегчённо ли? Ему хочется одновременно и плясать, праздновать, и заливаться слезами, катаясь в истерике. Но он просто холодно не проявляет ни единой эмоции, рассматривая сменяющиеся, но достаточно однотипные виды за окном. Проходит так всего минута либо же час? Келлин не может определить точно, но, судя по всему, не менее полторы часов, ведь его плейлист всё ещё не успевает доиграть до конца. Да, он из Медфорта, но, смотря на все эти незнакомые и будто ехидно скалящиеся дома, он не может сказать, что знает эту местность. Быть может, он был здесь раз или два в детстве, а детские воспоминания, как известно, мозг либо высекает в памяти навсегда либо удаляет в первые же несколько минут. Вот он стоит у огромного металлического зверя, из нутра которого одну за другой извлекают сумки и чемоданы, пока ему не передают его багаж. Парень чуть отходит в сторону, осматриваясь по сторонам. Никого. То есть людей здесь так много, что кажется будто кислорода не хватает, пусть они и на открытом пространстве, но именно того самого человека он не замечает среди всей этой юрбы. Значит, это таки была правда? Ему лгали? Всё это время, все эти девять с лишним месяцев он жил в обмане и лжи, даже не подозревая об этом. Что ж, нужно признать, что Вик складывал впечатление достаточно порядочного и милого парня, не способного на подобное. Ему ужасно жаль, что это всё оказалось ложью. Он просто не может уложить в своей голове то, что... — Келлин? Сам Келлин еле заметно мотает головой, будто это было какой-то галлюцинацией от переизбытка ощущений и эмоций, но когда на плечо отчётливо ложится чья-то ладонь.. Это уже не кажется таким нереальным. Он поворачивается вместе с чемоданом и сумкой, словно бы они привязаны к его рукам, и так и застывает, словно стекающий по свече воск. Он видит Вика. Вик. Вот он, стоит прямо перед ним. Стоит, улыбаясь глупо, подобно тому, как сам Куинн улыбался при каждом услышанном комплименте по телефону, но до жути знакомо и мило. Стоит, одетый в какую-то светлую футболку и штаны, которыми он когда-то хвастался. Но кроме этого на нём одета незримая радость, восхищение и может парню даже кажется, что он ровно также потерял дар речи. Сам Куинн одел какую-то невзрачную футболку, но Вик, кажется, запомнил её по последней присланной фотографии. Вик ниже. Это весьма забавно, но Келлин не ощущает себя более смелым, чем он. От него веет каким-то.. Кажется, это позитив и латте. Он ничего не в силах выговорить. Просто бросает эти чемоданы прямо здесь, на асфальте, и подходит ближе. Не проходит и секунды, как его заключают в, должно быть, самые крепкие объятия, которые Келлин мог почувствовать в собственной жизни. Парень точно уверен, что эти объятья и должны были быть такими - словно обнимаешь очень мягкого плюшевого мишку. Ему это нравится, так что он утыкается в уже совсем не чужое плечо, сдерживая слёзы. Разве что теперь это абсолютно и точно лишь слёзы радости. Его совсем не волнует то, что о нём подумают другие пассажиры, которые неспешно выходят из салона автобуса. Не волнует даже тогда, когда он ощущает, как Вик мягко касается губами его щеки, оставляя небольшой поцелуй, который горит настоящим огнём, как и сам Келлин. Значит, он всё-таки прочитал то рискованное сообщение, которое Куинн уже хотел удалить. Он на седьмом небе от того, что это оказалось взаимностью. Он абсолютно точно уверен, что уже завтра утром проснётся от того, как по дому пробирается аппетитный запах и как где-то на кухне звучит Бритни. И пока он успеет полностью проснуться, Вик уже успеет приготовить завтрак, накормить Честера и, конечно же, потанцевать с ним, а позже и с Келинном, как бы тот не пытался отпихаться.

Just want you to be my emergency contact.