D2:Disburden

The foundation of all mental illness is the unwillingness to experience legitimate suffering. C.G. Jung

Апрель 1925 года, Окмонт

      Чарльз был без сознания. Его тело конвульсивно содрогалось, лицо то и дело морщилось и мучительно кривилось. Изредка он всхипывал от особо сильных вспышек боли. Но здесь, в стенах Ктигонаара, его настоящий крик оглушающе резонировал прямо в голове каждого, кто преступал порог узилища. Звучащий безмолвно, голос Провидца проникал сразу в умы людей, безжалостно распахивал сознания кривыми когтями ужаса и вливал в эти ментальные раны свою агонию и свои страдания, изливался бешеным потопом кошмара на их души.       Но Чарльз не делал этого нарочно. Близость Ктиллу, её желание освободиться и восход роковых звёзд на небе резонировали с даром Чарльза, использовали его, доводя Провидца до исступления, и он полностью терял контроль над собой. Эдвард понимал это. Понимал так же ясно, как и то, что ему необходимо делать, чтобы крик Провидца, взывающего о помощи, не вырвался за пределы Ктигонаара и не растерзал умы оставшихся жителей Окмонта, а потом и всех ближайших городов в округе.       Заклинания Древних защищали разум Пирса от вторжения, и потому он спускался по влажным камням Ктигонаара быстро и уверенно, не терзаясь голосом Провидца. Крыло кожаного плаща хлопало у его ног, гримуар на поясе позванивал цепью. За собой он вёл связанного человека, в чьих чертах безошибочно читался "иннсмутский синдром". Мужчина выл и скрипел зубами, он то и дело спотыкался и вскрикивал, едва не теряя сознание от близости агонизирующего Чарльза Рида. На эти мелочи Эдвард не обращал внимания и тащил пленника с непререкаемой силой, так что вскоре они спустились в главную пещеру с пьедесталами.       Перед ними выросла из темноты огромная круглая дверь, запечатанная высеченной в камне волей. Её осклизлая громада вырастала до самого потолка, являя собой образ самой Тайной Дочери, заточённой глубоко внутри. Безжалостно швыряя своего пленника на колени, прямо на возвышении перед спуском к темнице, Эдвард мимолётно бросил взгляд в сторону, где он в спешке оставил Чарльза. Маленькая фигура на фоне нечеловеческого дизайна, Уитфилд Рид безвольно обмяк в каменном углублении, мучительно схватывая воздух пересохшими губами. Даже представить себе невозможно, что он чувствовал сейчас, сражаясь с Тайной Дочерью в своей голове. Эдвард сморгнул и тряхнул головой, прогоняя подступающую тревогу, и уверенно встал позади пленника. Отчасти, он представлял, что чувствует — и что видит Чарльз. Бесконечный цикл кошмаров, прорастающий один в другой, гротескное смешение неотжившей боли и глубинных страхов, возведённые в абсолют. А впереди ждало только беспросветное, душащее отчаяние, и никакой надежды. Он видел это, видел лишь мельком, ещё в Бостоне, когда пойманный в ловушку Окмонта рассудок Рида бессознательно дотянулся до него. Здесь же, в эпицентре чудовищных видений, даже смотреть на Чарльза было страшно. Нельзя больше терять ни минуты.       Ктигонаар всё это время хранил молчание. Его зловещую тишину нарушали только скомканные бредни пленника — и редкие, едва слышные всхипы Чарльза. Убедившись, что полубезумный от крика Провидца, мямлящий что-то нечленораздельное иннсмутец никуда не денется, Пирс вытащил из ножен большой ритуальный кинжал. Сняв с пояса Некрономикон, он раскрыл его на страницах, заложенных шипом плавника глубоководных, и начал громко декламировать чёрные, нечистые строки на р'льехском языке.       Страницы гримуара начали истекать тусклым зелёным светом. Руки Эдварда стали быстро холодеть, но он не замечал этого: ему нужна была вся концентрация, чтобы оборвать поток видений Ктиллу, направленный на Чарльза, и при этом самому не оступиться в пучины безумия. Он делал это не в первый раз, но от того процесс не перестал быть таким же безжалостным к ошибкам.       Голос Пирса резонировал от стен пещеры, и гнусные слова, родом из проклятого города, вдыхали нечестивую жизнь в доисторическую темницу Древних. Тени скал начали приходить в движение. Отовсюду раздавалось шипение, стрёкот, и стали различимы шлепки лап по влажным камням. Наговор звучал всё громче, книга неспешно приподнялась над ладонью заклинателя, и Эдвард, не прекращая громко читать, вздёрнул пленника от пола — тот сгибался в отчаянных попытках разбить себе голову. Ритуальный кинжал был тяжёлым, грозным оружием, не терявшим остроты. Эдвард поднял его над пленником — и резко нанёс удар милосердия, мгновенно убив человека. Чарльз неподалеку ахнул и затих, обессиленно уронив голову на грудь.       Всё. На время они снова свободны.       Ктигонаар вновь погрузился в загробную тишину.       Как только наговор прекратился, страницы книги медленно погасли. Некрономикон безжизненно рухнул к поясу, повис покорно на своей цепи. Эдвард поднапрягся и с влажным хрустом вытащил кинжал из жертвы, и мёртвый пленник мешком рухнул на камни. В ту же секунду со всех сторон их окружили стигийцы, вечные спутники чёрных заклинаний. Мерзкие многорукие создания визжали и шипели, бросаясь к еде у ног детектива, и Пирс, устало вытирая лезвие, безразлично переступил через них, как через стаю назойливых голубей. Для ритуала нужна была именно смерть, а труп — пусть лучше вайлбисты растащат кости и мясо, только облегчат Эдварду работу: не придется убираться самому.       Недели прошли с тех пор, как Пирс нашёл Рида здесь, в плену воли Древних. Это уже после, когда они сумели нормально поговорить, им удалось немного объясниться, но поначалу ситуация была очень страшной. Даже со всем своим новым оккультным знанием, Пирс и представить себе не мог, с чем здесь столкнется, и уж тем более не ожидал увидеть Чарльза таким. Преодолевать испытания Некрономикона было и вполовину не так сложно, как было убедить Рида тогда в собственной реальности. Он казался абсолютно безумным, и всё же Эдвард различил тогда в яростном потоке болезненного бреда остатки того самого Рида, который покинул бюро вечность назад — и так никогда и не вернулся. После этого Пирс поклялся бороться за него, постараться вернуть то, что было бесчеловечно разорвано давным-давно похороненными ужасами. К тому же, теперь их связывало нечто большее, чем дружба и пара совместных раскрытых дел.       В воспоминании сразу всплыл чёртов Ван дер Берг, который встретил его позже на улице Окмонта: “А на что ты действительно готов пойти, чтобы спасти его?” — Ухмыльнулся хмырь в жёлтом тогда. Эдвард готов был поклясться, что ублюдок получал от происходящего истинное удовольствие.       Плевать на всё. Плевать на слухи, на мораль. Эдвард готов был пойти на что угодно, лишь бы спасти Чарльза Рида из когтей предназначения. Он держал это в голове и старался не думать о том, как со смертью каждого следующего иннсмутца он прорубает себе новый шрам глубоко внутри.       Чавканье на возвышении прекратилось довольно быстро, Эдвард едва успел спуститься вниз и пересечь зал пещеры. Подобрав упавшее одеяло, он подошёл к Чарльзу, и тот вдруг закашлялся.       — Доброе утро, принцесса! — С дежурной улыбкой возвестил Эдвард. Укрыв колени Чарльза одеялом, он бодро спросил:       — Как спалось?       Рид издал слабое мычание, тонкими пальцами сжав край покрывала.       — Я так и думал, — невозмутимо продолжил Пирс, пока Рид по-стариковски пытался проверить ладонью наличие своего лица.       Эдвард выставил перед ним два раскладных стула, лежащих здесь же: на одном он устроился сам, а на другой выставил лампу и термос из рюкзака Рида, который тот любезно одолжил. В более спокойные дни их маленький лагерь раз за разом пополнялся такими вот мелочами, делающими жизнь здесь чуть менее невыносимой. Важность подобных вещей оценить трудно, пока не поживёшь в сырой пещере под гнётом Идх-яа Ктиллу.       — Чай? Кофе?       — Мммн...       — Не правильно. Кофе! — Скрутив крышку термоса, откуда повалил ароматный пар, Эдвард налил в походную кружку черный водянистый призрак нормального напитка и сунул его в руки Чарльза.       — Вот твои таблетки, а здесь завтрак. Сегодня у нас сэндвичи с рыбой, отварная рыба на рыбном бульоне и рыбные палочки. На самом деле это та же самая рыба, просто мелкая и тонкая такая, что я её пожарил и...       — Как... Кхм. Как долго в этот раз? — С трудом прохрипел Чарльз, когда ему удалось, наконец, собраться с силами.       — Двенадцать минут, плюс-минус, — в несколько щелчков Эдвард добыл огня из зажигалки и закурил, а потом наклонился и зажёг лампу.       — Это я провозился, ступени очень скользкие были, извини.       — А как далеко? — Чарльз поднял на него свои большие потемневшие глаза, неловко баюкая на коленях остывающий кофе: руки у него сильно дрожали.       Пирс хорошенько затянулся, и потом медленно выдохнул. Раньше Чарльза посещали только видения. Теперь они превратились в приступы, когда его тело полностью сдавалось на волю Тайной Дочери, а скрытый талант детектива превращался в ментальный вопль банши. Последние дни эти приступы стали длиться всё меньше и меньше по времени: казалось бы, новость была отличная. Вот только интенсивность и сила, с которой расширялось поле психотической атаки во время них, выросли многократно. Если раньше Пирс даже не нуждался в собственной защите заклинаниями из Некрономикона, потому как Чарльз поражал только тех, кто стоит совсем близко, то теперь...       — Сгорели защитные символы на вершине подъемника, — наконец сказал Эдвард, опираясь локтями в колени.       — И это в первые минуты твоей отключки.       Чарльз смотрел прямо перед собой. Его сознание, как и тело, всё ещё было онемевшим от боли, отчего ему было трудно пока воспринимать информацию. И всё же суть новости чудом сумела продраться к мыслящему рациональному бастиону — надо сказать, весьма потрёпанному, почти уничтоженному бастиону. А новость была действительно плохая. Радиус уже захватывал весь обширный Ктигонаар и подводную дорогу. Кто знает, может в следующий раз охватом затронет весь Адвент? Пытаясь сдержать угрозу снов Ктиллу, Чарльз сам становился чудовищем из глубин, насылающим кошмары и страдания людям на поверхности...       — Ты пей, — негромко привлёк внимание Пирс, аккуратно улыбнувшись. Он-то знал, что не стоило оставлять несчастного детектива в его чертогах разума надолго.       — Я знаю, ты не любишь с сахаром, но тебе сейчас пригодится вся энергия, приятель.       Смягчившись, он подсел к Чарльзу ближе и, отогнав языком сигарету в уголок рта, взял ладони Провидца в свои и помог ему поднять их вместе с чашкой.       Чарльз снова встретился с ним взглядом и благодарно приподнял внутренний край бровей. Он думал, что, наверное, должен был бы сказать Эдварду оставить его. Чтобы тот уехал как можно дальше отсюда и постарался дожить свою жизнь здоровым и свободным человеком, а не обрекал себя на добровольное заключение вместе с ним. Но Чарльз просто не мог такое сказать, даже предвидя, что Эдвард откажется. Сама мысль о том, чтобы снова остаться в одиночестве против этого невообразимого кошмара причиняла столько же боли, сколько ярость Ктиллу в свете недавнего восхода предначертанных звёзд.       Как и раньше в видениях, а теперь и в реальности Эдвард приходил, чтобы спасти его, и Чарльз был бы идиотом, если бы отказался от этого.       Если бы только их реальность не была столь чудовищной.       — Какая гадость, — хрипло выдохнул Чарльз, пряча ухмылку, когда им удалось совместными усилиями поднести кофе к его рту. Закинув таблетки, он снова припал к кружке, уже сам, делая более жадные и большие глотки.       — Это ещё что: вот найду где в этой дыре достать шоколад — нормальный шоколад, а не безвкусный кусок картона, который они тут предлагают, вот тогда посмотрю на тебя, — шире улыбнулся Эдвард.       Не удержавшись, он погладил Рида по шее, иссечённой шрамами, и тот неловко поймал его ладонь в свою — пальцы Провидца были холодные. Слабо улыбнувшись, Чарльз устало склонил голову к этой руке. Его, Эдварда, теплом невозможно было насытиться. Видения, слишком чудовищные для нормальной психики, всё ещё скреблись в избитом подсознании, они мешали забыться в этой целебной и столь необходимой нежности.       Немного подумав, Чарльз со вздохом протянул:       — Чуть больше десяти минут. А мне показалось, что целая вечность.       — Да хватит тебе, старина: в следующий раз не подведу, обещаю, — шутливо оправдался Эдвард, снова стараясь Рида отвлечь.       Чарльз охотно подыграл и смешливо хмыкнул, прикрывая глаза. Он выглядел измождённым, осунувшимся, с большими и темными кругами под глазами. Они были даже темнее и больше, чем раньше, вопреки всем законам природы.       Глядя на него, Эдвард вспоминал, как впервые приехал сюда, ведомый подсказками из Некрономикона. Чарльз кричал на кого-то в темноте, угрожал сапёрной лопаткой своим призракам и изо всех сил прижимал к груди большую круглую Печать. Но так было ровно до момента, когда он увидел Эдварда. Инструменты возмездия в миг грохнулись на каменный пол пещеры, а затем и сам Чарльз рухнул на колени — и заплакал.       — Ты не настоящий, ты не настоящий... — рыдал он, спрятав лицо в ладони, и раскачивался вперед-назад как сумасшедший.       — Только не опять, хватит... Ты не настоящий!.. Я не выдержу твоей смерти снова... Ты не настоящий!       Это было так дико. Так невозможно, нереально, что от сердца отошло всё тепло, уступая место ужасу, которым и без того полнился Ктигонаар. Но в то же время, когда Эдвард был бессилен оторвать от сумасшедшего Рида взгляд, до него наконец дошёл смысл невероятного сна, который он видел в Бостоне. Это ведь был не сон. Это был Чарльз, в своём отчаянии зацепивший его, Эдварда, сознание. А значит всё, что он видел... Видел и Чарльз. Делал Чарльз. Он и был автором безумного сна, наполненного кровью, страхом — и запретной любовью.       И в момент, когда Пирс это понял, он решительно подошёл к Чарльзу и опустился перед ним на колени. Поддев пальцами его ладони, он вмиг отнял их от его лица — и поцеловал его. Рид затрясся, но не отстранился, а наоборот, бросился к нему в объятья, импульсивно выцеловывая губы, как в последний раз. Было так больно, что хотелось закричать. Что, чёрт возьми: не хватало безумных древних богов и неминуемого конца света, чтобы признаться в подобном, думал тогда негодующий Пирс.       И вот Чарльз сидит перед ним, ластится к руке, безмерно уставший от всего этого кошмара — и всё равно улыбается.       Невероятно, как угрюмый, независимый, саркастичный Чарльз Рид мог быть таким?       — На себя посмотри, — внезапно выдохнул Чарльз и сонно вздохнул. — Сидишь со мной как наседка, боишься моргнуть лишний раз.       — Что? Ты о чём? — Не сразу сообразил Эдвард. Зато потом сообразил.       — Я тебя просил так не делать!       Чарльз вяло усмехнулся.       — Не удержался. Ты так смотрел по-особенному. Мне стало интересно. У тебя, кстати, защита от ментального вторжения спала...       — Интересно?! — Встрепенулся Эдвард, берясь свободной рукой за подбородок Рида. — Хорошо, тогда загляни в мою голову теперь, офицер.       — Эдвард, я...       — Давай, — рычащим бархатом настоял Пирс, склоняясь ближе. Большим пальцем он провёл Чарльзу по губам, рисуя параллельно весьма красочные мыслеобразы в своей голове. И Рид снова не удержался, чтобы не подсмотреть его мысли: это было видно по появившимся пятнам, отвечающим за румянец на его бледном худом лице.       — Что, правда? — Дурея от наглости и слабости выдавил Чарльз.       — Правда. Только когда буду уверен, что у тебя сердце не остановится, — победно осклабился Эдвард и коротко поцеловал Рида в приоткрытые губы, придерживая нижнюю большим пальцем.       Наконец, после этого он отстранился и начал разбирать термос для себя и кое-какую еду для обоих.       Рыжий, тёплый свет лампы со стула разгонял зловещий полумрак Ктигонаара. Его отблески плясали на влажных камнях, делая окружение чуть менее гадким, а цвет лиц чуть менее мёртвым. С таким светом здесь даже можно было находиться без постоянного ощущения внеземной угрозы — если, конечно, не поворачивать голову в сторону гигантского барельефа, изображающего саму Тайную Дочь. Наверное, Древние были бы страшно оскорблены, узнай они, что невежественные смертные устраивают пикники на местах их заключения, думал Эдвард, сладко потягиваясь после еды. Чарльз, сумевший справиться аж с целым сэндвичем, забрался с ногами на своё каменное лежбище и закутался в одеяло со всех сторон. Никто из них уже давно нормально не спал: Чарльз избегал сон и скорее проваливался в забытье, больше похожее на обморок, потому что во снах его ждала раззявленная пасть глубины, а Эдвард просто не находил время нормально устроиться. Вот и сейчас, вместо того, чтобы хоть по-солдатски прислониться к стене и прикорнуть, он собирал рюкзак для выхода на поверхность. Нужно было привести нового человека, и сделать это быстро, чтобы новый приступ Чарльза не застал их врасплох. И неплохо было немного подзаработать: у них кончаются патроны, а аптекарь стал ломить за морфий какие-то бесчеловечные суммы.        — Хочешь, можешь лечь рядом, — раздался голос Чарльза. Он едва держал глаза открытыми, но всё равно нашёл в себе силы приподнять угол затёртого одеяла в щедром предложении.       — Не могу, надо идти наверх, — моментально ответил Эдвард, стягивая шнурки на рюкзаке. А потом ухмыльнулся:       — Не думай, что я не оценил жест.       — Эдвард, — снова позвал Чарльз.       Пирс вздохнул и поднял голову. Провидец полулежал, замерев: он нерешительно потупил взгляд в свои пальцы.       — Я видел кое-что странное сегодня, — он сглотнул и пожал губами. — Я видел открытый Ктигонаар. Мимолётно, как будто я не должен был его видеть, но я видел. Ты сказал, в книге говорится о том, что при верном положении звёзд Древние смогут вновь перемещаться меж миров, Р’льех поднимется над водой, и Ктулху освободится. Мы знаем, что звёзды заняли своё положение в небе. Как ты думаешь, Она ведь… не сможет вырваться сама? Ведь без меня ей не произвести Ктулху в означенный час. Что значит это видение?       — Ну, — Пирс набрал в лёгкие воздуха и уселся поудобнее, отдуваясь, как отец, вынужденный объяснять ребенку неловкие темы. — Твои видения во время приступов ведь не всегда имеют под собой…       — Это было настоящее видение, — оборвал его Чарльз, нервно потирая пальцы. — Это е… единственное, что было не Её наваждением. Я просто знаю. Я всё-таки Провидец, чёрт возьми.       — Хорошо, как скажешь, — поднял ладони Эдвард. — Значит, врата будут открыты?       — Не знаю, — Чарльз опустил плечи. — Вот это мне и не понятно.       — Ну… ты же не собираешься бросить Печать здесь и дать мне увезти тебя? — Выпалил Эдвард, и тут же пожалел об этом. Он не должен был поднимать эту тему, но она была словно заноза — что не говори, она всегда скребётся, всегда не даёт покоя.       — Эдвард, мы уже говорили об этом, — твёрдо ответил Рид внезапно окрепшим голосом. — У меня нет другого выхода. Если я снова сбегу, вода пойдёт за мной. Если я умру, на моё место встанет новый Провидец, и кто знает, что он предпримет? Ктиллу выпускать нельзя. И уходить мне нельзя. Особенно сейчас, когда столько знаков указывает на время конца.       Пирс нахмурился и коротко выдохнул.       — Кроме тебя, никто не может открыть Ктигонаар, — наконец, подтвердил он, поднимаясь. Рюкзак он закинул на плечо и подошёл ближе к Риду.       — Он стоял запечатанным не одну тысячу, а то и сотни тысяч лет. Эта сука может лезть только в твою голову через дверь, но иначе она не выберется. Я не знаю, что ты видел, Чарльз. Но если ты всё-таки решишь поставить Печать, дождись, пожалуйста, меня. Хорошо? Хочу умереть как в сказке: с тобой в один день и, желательно, в одно время.       Невесело улыбнувшись, он прикоснулся к плечу Чарльза, и тот поднял на него взгляд.       — Постарайся отдохнуть. И это… рыбную палочку свою съешь. Я всё-таки старался.       Рид коротко улыбнулся ему и снова опустил глаза.       И когда шаги Эдварда удалились достаточно далеко, он прикрыл веки.       “Береги себя”, — раздалось в голове Пирса.       — Мог бы и ртом воспользоваться, позер! — Раздался его крик издалека, звон слов запрыгал от стен, и Рид фыркнул, довольный своей безобидной шалостью. Натянув одеяло до самого носа, он с улыбкой отвернулся от лампы к каменной стене и закрыл глаза, почти моментально проваливаясь в абсолютное забвение.              — Всегда приятно наблюдать цветение чувств молодых, — раздался отвратительно знакомый голос, пробравшийся сквозь блаженную пустоту.       — Йоханнес… Исчезните, — Чарльз вздрогнул и зажмурился. По ощущениям он не успел проспать и пяти минут, хотя в последние месяцы отслеживать такие вещи стало практически невозможно. К постоянной ломоте во всём теле он попривык, но вот к насильственным пробуждениям привыкнуть так и не получилось.       — Мистер Рид… Вам же известно моё имя, — с наслаждением пожурил Хастур, расслабленно облокотившись на пьедестал для Печати, предназначенной для открытия врат.       — Известно, — зевнул Провидец, отчаиваясь в такой компании получить ещё хоть немного покоя. — И что с того?       Хастур часто приходил к нему, когда Рид оставался в одиночестве. Создавалось ощущение, что Хастур не желал давать Провидцу никакой передышки, и, если голова Чарльза не была занята видениями Тайной Дочери, являлся Хастур, чтобы по-своему изводить его.       — Нет никаких причин для того, чтобы вести себя грубо, детектив. Вам ведь открылась истина, недоступная даже большему числу подобных вам, нежели даже сведения о Древних. К тому же, в добавление к вышесказанному, я почти никогда не поощряю фамильярное обращение, но ведь вы — совершенно уникальный случай. Пользуйтесь, прошу вас. Мне будет приятно услышать своё настоящее имя от вас. Одно из них, если быть совершенно точным.       Пока Хастур самозабвенно предавался словоблудию, Чарльз сел на своей импровизированной постели, яростно зевая. Лампа горела слабо, и он подкрутил фитиль. Рядом с ней на сложенной бумаге лежало две маленькие рыбки с головами и хвостами, грубо обжаренные до бурых корочек. Недолго думая, Чарльз взял одну "рыбную палочку" и отправил себе в рот. Она оказалась настолько солёной, что обжигала дёсны и язык.       — Один раз я уже выстрелил вам в глаз, — меланхолично заметил Провидец с набитым ртом.       — Вы угрожаете мне? Как мило. И что, ваше предприятие увенчалось успехом?       — Нет, но я получил море удовольствия, — облизнув пальцы, Рид потянулся за второй рыбёшкой. — А сейчас у меня не то, чтобы много развлечений осталось.       Хастур отстранился от пьедестала и вальяжно прошёлся перед детективом, мерцая ярким жёлтым пятном в полумраке, как опасное насекомое.       — А представьте, сколько вы получите удовольствия, избавившись наконец от ноши Провидца, — он улыбался одними уголками губ. — Я ведь, можно сказать, тоже исчезну. Не развоплощусь, конечно, это было бы абсурдно, но для вас я совершенно точно исчезну.       — Бесполезно, Йоханнес. У вас не получилось убедить меня до этого, у вас не получится и впредь.       После этих слов Хастур замер, ненавязчиво поворачивая голову в сторону Чарльза. Его глаз мерцал в темноте светом лампы.       — Я и не собирался вас ни в чём убеждать, мистер Рид. Вы ведь детектив, вы должны будете добраться до решения этой головоломки самостоятельно. Я лишь хотел спросить у вас кое-что. Как вы думаете, мистер Рид: сколько ещё горожан готов будет убить для вас мистер Пирс до того, как сила Некрономикона поглотит его разум? Не стоит сомневаться, что это произойдёт, рано или поздно.       Чарльз продолжал методично жевать еду, смотря прямо перед собой. Неприятно было осознавать, что Хастур всё же смог найти способ пустить ему холод вдоль хребта. Похоже, стоило силам Древних прочувствовать самое слабое место Чарльза, они стали с утроенной силой запускать в него свои мерзкие зубы. Чарльз и без того устал искать подсказки и угадывать, где заканчивается кошмарное наваждение и где начинается не менее кошмарная реальность, а ведь они очень любили заставлять его смотреть на мучения Эдварда. Лишнее смешение миров пагубно влияет на израненный рассудок. А Хастур явно пытался снова его запутать, пошатнув уверенность в реальности мира, где Эдвард снова страдает.       — Я его не держу, — бесцветно произнёс Чарльз.       — О, нет, мистер Рид: именно вы, и именно держите. Ваша преданность собственному решению не даёт вам обоим освободиться. Впрочем, вы сколь угодно можете придерживаться избранного пути, но, согласитесь, мистер Пирс здесь быть не обязан. Вам стоит лишь заложить правильную мысль в его голову. Вы ведь это можете, я прав? — Хастур обернулся с улыбкой, сцепляя руки за спиной. — Только не хотите.       Конечно, Чарльз мог — и не хотел. В эти дни, когда Ктиллу стала особенно активна, Провидец не рисковал покидать Ктигонаар, чтобы не пасть жертвой приступа где-то в городе. Без заклинания Эдварда, резонанс боли Провидца несомненно накроет Окмонт. В их пещерном лагере закончится еда, и Чарльз медленно начнёт умирать от голода, усиливающего страдания и приближающего оба нежелательных конца: смерть Провидца — или открытие темницы в предсмертном мучительном бреду. Эдвард значил для всего этого предприятия невообразимо много.       Он значил невообразимо много для Чарльза.       Нервничая, Рид потёр ладонью шею, там, где не так давно была рука Пирса.       — Может, вы не слышали, но говорят, что любовь строится на самопожертвовании, мистер Рид. Эгоизм — яд, разрушающий будущее.       — Вы можете заткнуться хоть на пару месяцев, Йоханнес? У меня голова болит, — огрызнулся Чарльз, а Хастур интеллигентно рассмеялся.       — Хотите сказать, что вы из тех, кто пожертвует единственным дорогим для себя человеком ради спасения остального неблагодарного человечества? Для вашего эго стоило бы построить отдельный Ктигонаар.       — Нет, Йоханнес. Вы специально преуменьшаете значение решений самого Эдварда в этом вопросе, — неохотно стянув с себя одеяло, Чарльз опустил ноги на пол, а потом попытался встать, морщась от слабости.       — Скажите, мистер Рид: преуменьшается ли значение решений ребёнка, когда родители не слушают его протесты и всё равно ведут его к дантисту, чтобы вылечить больной зуб? Естественно! Это — необходимая практика, призванная направить тех, кто ошибается, к правильным решениям.       — Эдвард не ребёнок. Я не буду вмешиваться в его рассудок для того, чтобы дать вам дополнительную возможность сломить меня.       — Может, помочь вам? — Вежливо поинтересовался Хастур и протянул руку, когда Чарльз неловко оступился.       Рид проигнорировал его и выпрямился сам. Потянулся, потом на пробу повернул корпус из стороны в сторону.       Хастур не стал огорчаться: он снова убрал руки за спину, с любопытством склоняя голову к плечу.       — Вы можете ответить, что вы собираетесь делать, когда его мозг окажется выжжен знаниями, которые он не способен вместить?       — Думаю, мы обнимемся и будем петь трёхаккордовые песни парней в шерстяных шляпах. Для этого у нас как раз на двоих хватит ума, — пожав плечами ответил Чарльз, положив ладони на поясницу, и попытался прогнуться в спине, издавшей ожидаемый щелчок.       Хастур недовольно прищурился, но потом быстро сменил тон, мягко ухмыляясь.       — А вы не задумывались над тем, почему мистер Пирс так легко принял и разделил ваши чувства?       Чарльз наконец взглянул на Хастура: в его глазах читалась плохо скрытая ненависть. Он вспомнил, что кобуру с револьвером оставил в рю… Да, в рюкзаке, который забрал Эдвард. Но в пещере всё ещё оставалась старая британская винтовка. “Ли-Метфорд” стояла заряженная, прислонённая к стене на той стороне. Прямо за Хастуром.       Король в жёлтом покачал головой.       — Ваше предназначение в созидании, мистер Рид, а вы всё время стремитесь к разрушению. Я вижу, куда вы смотрите. Неужели я говорю вещи настолько неприятные? Сами посудите: до сих пор вы ничего не замечали. Должно быть, мистер Пирс умеет хорошо скрываться. Его уверенность говорит о том, что он наверняка обладает определённым опытом. Он вполне мог быть в связи с кем-то, а потому нарочно игнорировать ваши намёки. А учитывая относительную недавность вашего расставания в Бостоне, он может всё ещё…       — Вы держите меня за ревнивую домохозяйку? Я сказал, я не стану копаться в его голове! — Резко ответил Чарльз и решительно направился за винтовкой. Настолько решительно, насколько позволяли его весьма истощённые силы.       Хастур довольно отметил, как у Провидца участилось дыхание, и вместо того, чтобы оттолкнуть или пропустить его, он начал отходить от него назад, улыбаясь недовольному лицу.        — Я не сказал ничего из того, о чём бы вы не задумывались сами, мистер Рид, — поднял ладони Хастур. — Ваша решимость достойна всяких похвал. Я ведь не говорю вам ломать его несчастный рассудок.       Подняв брови, он отвёл взгляд и безразлично пожал плечами, пока Рид злобно переставлял ноги.       — Достаточно, скажем… Прикоснуться к кое-каким воспоминаниям. Для вас это должно быть так же легко, как читать сиюминутные мысли. А учитывая безвредность вторжения, мистер Пирс может даже не заметить этого. Так вы сможете убедиться, что он не просто терпит вас из жалости.       — Я убью тебя голыми руками, — прорычал Рид.       Он попытался схватить жёлтый ворот рубашки, но Хастур изящно качнулся назад, с лёгкостью уворачиваясь от неловкого движения.       — Подумайте об этом, мистер Рид. Может, всё же последнее светлое и хорошее в этом мире, ради чего вы страдаете — фальшь, недостойная спасения?       Сказав это, Хастур прикоснулся кончиками пальцев к полям своей шляпы и, наконец, отступил в сторону. Чарльз в гневе метнулся к винтовке, затвором загнал патрон в патронник, и вскинул её. Но Хастур уже растаял в тенях, оставляя Провидца одного в чёрном зале Ктигонаара.              Больше всего Эдвард не любил подводный переход к подъемнику в церкви Адвента. После интенсивного сеанса клаустрофобии в тяжелом водолазном снаряжении, он был невероятно рад снова ступить на твёрдую землю, и это делало Окмонт чуть менее невыносимым. Как Чарльз мог добровольно этим заниматься, к тому же в условиях Великой войны, для Эдварда оставалось загадкой. Впрочем, бытность военным водолазом объясняла его невероятную психологическую стойкость, в этом был свой несравнимый плюс.       Выйдя из церкви, Пирс дошёл до старой ржавой лавочки и устало рухнул на неё. Он достал сигареты, тщательно защищённые от влаги целлофаном. Ему нужно было снова поймать человека. Иннсмутца, конечно: во-первых, к ним Эдвард испытывал особенную неприязнь, как к имеющим причастность к творящемуся под водой кошмару, а во-вторых, им не нужен был водолазный костюм. Жирные складки на их шеях прятали проклюнувшиеся жабры, и их хватало, чтобы добраться по дну до темницы Тайной Дочери. Многие из них даже не знали об этом своём умении, но, к сожалению для себя, узнавали слишком поздно. В ином случае, не так-то просто надеть водолазный костюм на того, кто этого не хочет.       Эдвард глубоко затянулся и откинулся, выдыхая дым в ночное, пасмурное небо, и огонёк его сигареты был самым ярким источником света в округе. Он не получал удовольствия от того, что делал. Но каждый раз, когда в его голове зарождались сомнения, он вспоминал о том, через что проходит Чарльз каждый свой приступ и каждый свой сон. Они жили в кошмаре, и с этим мало что можно было сделать, кроме слепого, безнадёжного, но упорного противостояния. Ритуал помогал на время оградить Чарльза от воли Тайной Дочери и дать ему столь необходимую передышку. Если бы только Эдвард смог найти способ полностью освободить его.       Пирс не думал, как долго ещё придётся прибегать к жертвоприношениям. Он считал, что в их случае вообще лучше думать поменьше, иначе рискуешь лишиться рассудка. Благодать неведения стала таким редким удовольствием, его нужно было беречь. Докурив, Эдвард некультурно выстрелил бычком в кусты и поднялся. Цепь звякнула на его поясе: Некрономикон он даже не старался прятать от людских глаз. По улицам Окмонта разгуливали полуголые рыболюди с посохами и в кожаных фартуках, в подворотнях ползали вздувшиеся чудовища, а в сны людей проникали тёмные щупальца ужасов — никто здесь даже не обратит внимание на человека с жутковатой книгой, свисающей вдоль бедра.       Он спустился на улицу с церковной территории и пошёл в сторону подворотен, близких к воде. И тут о кожу плаща разбились первые холодные капли: в Окмонте снова начинался дождь.       — Великолепно, — уныло протянул Пирс, накидывая капюшон, и в этот же момент небеса прорвались ливнем. За гримуар он не беспокоился: каким-то образом Некрономикон не портился от попадания на него воды.       Чёрная ночь Окмонта вмиг стала ещё более чёрной и зловещей. Что ж. Зато ливень предоставляет дополнительную маскировку и смывает все следы. Надо же, быстро Эдвард адаптировался к жизни преступника. Или солдата в тылу врага, тут как посмотреть, но второй вариант ему явно нравился гораздо больше.       Стараясь держаться единения с тенями, Пирс торопливо шёл вдоль наглухо заколоченных домов в сторону закоулка, где обычно вокруг бочек собирались бездомные. А ещё он слышал, как накануне какой-то иннсмутец говорил о мародёрстве на местном складе, и, если повезёт, сегодня кто-нибудь захочет в нём поживиться. Туда он пойдет, если не найдёт бездомных. Эдвард торопливо пересёк улицу, и в этот момент вспышка молнии осветила мокрые чёрные дома. От раската грома задребезжали стёкла, и Пирс поморщился, вытаскивая пистолет. По его мнению, выходило слишком уж драматично, он мог вполне обойтись и без таких фанфар. Он же не злодей, в конце концов.       Впереди замаячил свет. За хлипким, щербатым забором горел огонь, но шум дождя мешал издалека определить по звуку, кто был там. Лишние свидетели были не нужны, не хватало ещё испортить себе репутацию гнусными слухами, чужаков и так в Окмонте не жалуют. Пирс ловил только одиночек, про которых потом будут говорить, пожимая плечами: "Вайлбисты, наверное". Но сейчас из-за дождя пришлось действовать более решительно: осмотревшись, Эдвард неспешно подкрался к забору, чтобы заглянуть в щель.       Как вдруг оттуда раздался могучий, клокочущий рык.       "Сука, опоздал", — злобно подумал Пирс, а сам тут же бросился прочь оттуда. Встречаться с чудовищем такого размера, каким мог быть обладатель подобного рыка, он совершенно не хотел, пустая трата драгоценных патронов. Вместо этого детектив побежал, так быстро, как мог, стараясь не растянуться в жидкой окмонтской грязи.       И тут за его спиной раздался треск ломающегося забора. Его заметили.       Ливень шёл без остановки, шум воды заполнял собой всё пространство, но даже сквозь него Эдвард различал тяжёлый галоп огромного существа, преследующего его во тьме. Ахеронцы так бегать не могут. Сердце билось как бешеное, холодный пот сорвался вдоль спины. Не сбавляя темп, Эдвард рванулся за поворот, едва не поскользнувшись на луже. Что это было, что это такое — паника мешала дышать, кровь стучала в ушах, и в эти секунды Эдвард тысячу раз проклял свою неосторожность.       Росчерк молнии — и огромное существо перемахнуло через Эдварда и приземлилось перед ним, вцепляясь когтями в скользкую грязь и перекрывая детективу дорогу. Чудовище, размером с отожравшегося ахеронца, стояло как примат, на двух кривых ногах, и поддерживало на мощных руках своё массивное тело. Большая округлая, как у рыбы, голова смотрела прямо на Эдварда, в отблеске молнии сверкнули два ряда тонких острых зубов в огромной круглой пасти. Монстр зарычал, и Эдвард вскинул пистолет. Но в ту же секунду со спины чудовища раздался выстрел, и Эдвард, охнув от неожиданности, рухнул на дорогу.       От дыры в мокром жилете медленно расползалось кровавое пятно.              Чарльз Рид выронил дневник и затрясся. Внезапное чувство прошило его с головы до ног, и стало невообразимо холодно, будто он голым выпал из окна в снежный сугроб. Тихо застонав, он обхватил себя руками и сжался. Такой паники он ещё не испытывал. Весь мрак Ктигонаара будто разом навалился на него, и Чарльз в отчаянии потянулся к сознанию Эдварда, хотя бы для того, чтобы просто почувствовать его присутствие. Только его непререкаемая воля могла рассеять подобный ужас.       Провидец закрыл глаза и сосредоточился.       А потом холод начал понемногу его отпускать.              — Пх… Кха! Ну ты и ублюдок… — прохрипел Эдвард.       Жмурясь и отфыркиваясь от воды, залившей лицо, он неуклюже повернулся на бок, морщась от боли.       — Бархатный жилет… Где я в этой дыре… найду… Кха! Новый бархатный жилет?       Одежда промокла насквозь, плащ потяжелел от грязи. Пирс, упираясь локтем, неловко оторвал себя от земли, и тут же поднял пистолет.       Чтобы увидеть молодого человека, уже направляющего винтовку прямо ему в лоб.       — Брось пистолет. Или я второй раз испытаю твоё бессмертие, урод, — резко проговорил тот с сильным бостонским акцентом.       Его лицо закрывала шляпа, но голос… Голос Эдварду показался очень знакомым.       — Джек? — Неверяще спросил он, опуская пистолет. — Джек, мать его, Уолтерс?       Молодой человек удивлённо поднял голову, и Эдвард в ту же секунду сбил его винтовку в сторону.       — Какого хера ты здесь забыл, ковбой? — Спросил он со смесью обвинения, изумления и радости.       — Могу спросить то же самое, — зеркальным тоном парировал Джек, стараясь перекричать ливень. И тут же фамильярно ткнул пальцем в дырку на груди Эдварда, оставленную от его весьма меткого выстрела. Но, вопреки ожиданиям, его встретила не рваная кровоточащая рана, а плотная нетронутая кожа.       — Как? Я же видел, я застрелил тебя, — Джек удивленно воззрился на свой палец.       — Да, и должен мне теперь новые жилет и рубашку, — резко сказал Пирс, грубо толкая детектива в плечо. — Чёрт, я же не знал, что заклинание сработает!       — Что-что сработает, Эд? — Переспросил Джек.       — Я теперь, видишь ли, колдун и чернокнижник, — прямо сказал Эдвард, а потом добавил менее уверенно:       — Мне положено быть бессмертным… по крайней мере один раз было положено.       Рассказ про собственные эксперименты с Некрономиконом Эдвард решил пока опустить. Позади раздалось протяжное грозное мычание, и Эдвард моментально отстранил Джека вбок, закрыл собой и прицелился.       — Джеки, осторожно!..       — Стой, стой, Эд! Не надо, опусти пистолет, — Джек положил ладонь на грудь Эдварда.       — Его имя Н'гхфт, он старый глубоководный. Я контролирую его, он не опасен.       Огромный рыболюд, услышав своё имя, зашипел и расправил все свои гребни, трепеща ими во вспышках молний. Его гладкое чешуйчатое тело было украшено полосами, как у океанических рыб, перепончатые лапы венчались огромными крючковатыми когтями, и хвост отсутствовал. Эдвард различил систему ремней на его массивном корпусе, напоминающую лошадиные постромки.       — Я приплыл на нём в Окмонт, — добил Джек. — Уже здесь меня нанял местный, притащить ему того, кто похищает его людей по ночам. Я думал, ты и есть тот похититель.       — Но ты выстрелил в меня! На поражение!       — Ты собирался стрелять в него, — виновато покривился Джек, качнув головой в сторону глубоководного. — А нового, к твоему сведению, не так-то легко достать. Я должен был действовать быстро.       Эдвард медленно посмотрел на Джека, мокрый и мрачный, как дьявол.       — Похоже, нам обоим есть, что рассказать. Но только ничего не говори, пока мы не найдем место, где тепло, сухо, и наливают крепкое.       — Без проблем, — хмыкнул Джек. — Я быстро тебя подброшу.       — О, нет…       "Лучше бы я и правда умер", — думал Эдвард, обречённо забираясь на кольчатую спину глубоководного. Следом Джек взлетел легко и непринужденно, крепко взялся за специальный ремень, и чудовище сорвалось с места. Огромными прыжками оно пересекало ночной город, перелетая заборы и автомобили, пробиралось по крышам и перекрытиям, пока Эдвард изо всех сил держался, а его внутренности изощрённо перепутывались между собой. Зато Джек держался на спине своего питомца уверенно и свободно, и от этого становилось в особенности не по себе.       Мир однозначно сошёл с ума. Или это у Эдварда рассудок наконец не выдержал? Он не мог точно сказать. Реальность уже давно перестала для них выглядеть таковой.       Глубоководный спрыгнул с крыши на мостовую перед домом, в котором, как вскоре узнал Пирс, снимал комнату детектив Уолтерс. Улица здесь наполовину ушла под воду, разлом дороги подходил прямо к фундаменту, но сам дом выглядел целым и прочным. Джек спрыгнул со спины чудовища, а затем помог Эдварду выпутаться из ремней. Почувствовав свободу, глубоководный утробно булькнул на своём языке, встряхнулся, а потом подошёл к краю дороги и скользнул в морскую пучину. Эдварда неприятно поразило, насколько бесшумно эта туша могла погрузиться в воду. Думать об этом, почему-то, было особенно неприятно.       Комната оказалась под самой крышей. Здесь было хорошо натоплено, потолок не протекал, в печке трещали свежие дрова, и Джек великодушно достал из чемодана под кроватью бутылку бурбона. В остальном похвастаться было нечем: разбитая кровать, комод с отслаивающейся краской и стул в заусенцах облупившегося лака. Эдвард, недолго думая, сбросил с себя всю мокрую одежду и развесил её на комоде, поближе к печке, снимая в том числе и исподнее, а потом решительно ушёл в комнату, которую по привычке всё ещё считали душевой.       — Полотенце под раковиной, — бросил Джек, провожая Эдварда взглядом.       Сам он повесил пальто и шляпу на вешалку. Потом сел на кровать и откупорил уже слегка початый бурбон, бросая взгляды на мокрую одежду Пирса и на тяжёлую книгу в обложке из кожи нездорового цвета. Последний, кого он ожидал встретить здесь, в Окмонте, был частный детектив Эдвард Пирс, но, видимо, у его персонального сумасшествия были свои планы. С тех пор, когда они виделись последний раз, прошло достаточно времени, а событий — на целую вечность. Джек был уже не тем юным офицером полиции, безотчётно очарованным грубой решительностью военного ветерана, хотя, стоит признаться, воспоминания о нём всё ещё оставались приятным развлечением.       Достав сигареты из кармана жилета, Джек закурил и подтащил поближе жестяное ведро, игравшее роль и мусорки, и пепельницы. Потом сел поудобнее, облокотившись на железную решетчатую раму в ногах кровати, и задумчиво уставился на дверь, из-за которой доносился шум воды. Почему же их дороги разошлись? Ах, да: переселенец Великой расы Йит не интересовался таким видом удовольствий, предпочитая экспедиции и исследования оккультных практик современной Земли. Потом лечебница Аркхема, потом Иннсмут… Если бы не агент Лукас Мэки, наверняка действующий вразрез с решениями своего босса, Джек до сих пор бы гнил в психушке, пытаясь сбежать оттуда через петлю.       Шум за дверью прекратился. Скоро она отворилась, выпуская обнажённого, ещё мокрого, но уже более довольного Эдварда Пирса, придерживающего небрежно повязанное полотенце на своих бёдрах. Он прошёл к своему пальто и закопался в карманах, чтобы через пару секунд грязно выругаться.       — Всё-таки промокли…       — Бери, — хмыкнул Джек, протягивая свои сигареты. — Чувствуй себя, как дома.       Эдвард обернулся, на его лице была благодарная ухмылка. Забрав сигарету и бурбон, он воспользовался своей зажигалкой, а потом опустился на скрипучий стул, вальяжно рассаживаясь на нём. Сделав затяжку, он приложился к горлу бутылки. И только после этого, наконец, он шумно выдохнул и расслабился.       Джек беззастенчиво рассматривал его, прикладывая свою сигарету к губам. Время ничуть не испортило Пирса, даже наоборот, сделало его краше и богаче, как дорогое вино. Джек до сих пор хорошо помнил прикосновения к этой широкой груди, к этому шраму на его плече, доставшемуся в окопе во время войны. Самого Джека армия миновала, как служителя правовых органов, а вскоре и сам он стал детективом — что не избавляло его от ехидных замечаний Пирса, конечно.       — Давай сразу проясним кое-что, — размеренно произнёс Эдвард, вальяжно разводя ноги. — Ты знаешь, что здесь происходит?       Джек задумчиво поднял брови. Стряхнув пепел в ведро, он пнул его к Эдварду.       — Ты про города, уходящие под воду? Иннсмут, затем Окмонт…       — В том числе и это, — Пирс закинул руку с бутылкой за спинку стула.       — Если я скажу, что надвигается конец света, вызванный пробуждением древнего бога, полагаю, ты не сочтёшь меня сумасшедшим?       — Ты застрелил меня, сидя верхом на человеке-рыбе, а я живой, сижу тут с тобой и пью эту ослиную мочу. Как ты думаешь, Шерлок? — В голосе Пирса проскочила надменная язвительность, так хорошо знакомая по их прошлым дням.       Джек улыбнулся и погрозил ему сигаретой, сжатой между двух пальцев.       — Я думаю, что для голого мужчины в моей комнате, ты слишком сильно расслабился.       — Брось, — ничуть не смутился Эдвард. — Ты сам дал понять, что прошлое осталось в прошлом. Не думаю, что для такого человека слова и принципа, как ты, что-то могло со временем измениться.       Джек широко улыбнулся, поманив бутылку из его рук. Эдвард, зажав сигарету губами, дёрнул бровью, а потом согласно приподнялся, протягивая бурбон. В их взглядах, которыми они обменялись, было много недосказанности, такой тягучей, меланхоличной, какая бывает у тех, кто раскололся надвое, не успев как следует насладиться единением. Но Пирс оставался спокойным, как и Уолтерс, и их немое сражение окончилось ничем, так что они просто вернулись к разговорам.       Пока Эдвард высыхал в тепле печи, они обменялись своими историями. Забавно, как продолжительная пытка разума постепенно превращается в естественный фон существования: такие рассказы могли кого угодно убедить в абсолютном помешательстве собеседника, чьё больное воображение может причинить опасность другим людям. Но детективы слушали друг друга внимательно, уточняя разные детали, и старались сложить обе истории в единую картину. И картина эта выходила весьма и весьма ужасающей.       Пачка сигарет почти подошла к концу, когда Эдвард взволнованно подобрался на стуле.       — Получается, ты — убийца богов, Джеки?       — Не думаю, что их вообще можно убить, Эд, — пожал плечами Джек, делая глоток бурбона. — Но на время изувечить, да.       — Надеюсь, ты привёз свою электрическую пушку с собой?       — Нет. Она осталась под развалинами Й'ха-нтлей. Не смотри так на меня: знаешь, как я сам расстроен теперь? — Уолтерс пересел к Пирсу ближе, чтобы не приходилось тянуться далеко. — Я пытался вспомнить её конструкцию. Ну… из моих видений о древнем городе Пнакотусе. Я даже кое-какие заметки сделал. Но даже если я вспомню, без инопланетных материалов мы её собрать не сможем.       — Досадно, — заметил Эдвард. — Придётся справляться современными методами.       — Ты называешь заклинания из книги сумасшедшего араба современными? — Хмыкнул Джек.       — А у тебя есть идеи получше? В конце концов, книга уже спасла меня от смерти, — Пирс задумчиво пожевал сигарету. — А ритуалы помогают сдерживать голос Тайной Дочери Ктулху. Для Древних эти методы всегда будут современными.       — Посмотри на нас, Эд, — внезапно сказал Джек, кровь которого была весьма прогрета бурбоном. — Жрец Древних богов и сын инопланетянина. Какая прекрасная пара.       — Да меня видимо тянет только на каких-то чокнутых телепатов, — фыркнул Пирс и сердито потушил сигарету о стенку ведра.       В этот момент как будто холодный ветерок коснулся затылка Джека. Он удивлённо встрепенулся и заметил, что взгляд Эдварда остановился, и весь он замер, как будто прислушиваясь к чему-то. Узнавший многое о дарах Йит, Джек сразу почувствовал ментальное вторжение и, не теряя ни секунды, схватил Эдварда за руку, чтобы перехватить чужой голос. Он много практиковался, чтобы овладеть манипуляциями с сознанием, и был готов отразить любое вмешательство.       Но этот голос врезался ему в виски, как рёв Отца Дагона, тут же роняя Джека с постели на пол.              Чарльз резко соскочил со своего места и едва не упал, спотыкаясь в свалившемся одеяле. Он яростно хватал ртом воздух, сердце оглушительно стучало в груди, голова кружилась, и тошнота наполняла рот слюной. Восстановив равновесие, Чарльз схватился за голову.       А потом со злобным криком отшвырнул складной стул от себя.       — Плохие новости, мистер Рид? — Хастур сидел на одном из каменных щупалец барельефа, изображающего Ктиллу.       — Заткнись, ты...! — Крикнул Чарльз, резко отворачиваясь и хватаясь обеими ладонями за рот, чтобы хоть как-то успокоиться и унять бурю, разразившуюся в его организме.       — А ведь я предупреждал, — нежно мурлыкнул Хастур. — Когда же вы поймёте, что мы с вами на одной стороне?       Провидец не мог никак собрать воедино то, что увидел. В первый раз, когда сегодня панический мрак вцепился в его душу, он прикоснулся к сознанию Эдварда и с облегчением обнаружил его живым и здоровым, но не стал влезать к нему в голову со своим волнением. Но потом к нему снова пришло видение открытого Ктигонаара, пока он дремал, и Чарльз решил сообщить об этом, потому как это видение было столь реальным, что Провидец опасался за сохранность Печати от самого себя. Эдвард раскрылся сразу, немного взволнованный, горячий, уверенный; он ответил — как вдруг ощущения резко сменились, надрывая канал и ломая тонкие связи, на которых Провидец мог удержаться.       Решив, что кто-то встал между ним и Эдвардом, и что тому грозит опасность, Чарльз не раздумывая обратился к древней тьме, спящей у него за стеной, и впустил выворачивающий ужас в голову противника. Он ещё никогда не делал так специально, но Ктиллу показывала ему это в кошмарах, так что Чарльз знал, что для этого нужно.       А дальше произошло что-то странное. Раздираемый агонией рассудок начал кровоточить образами, природу которых Чарльз не мог определить. Он видел города, силуэты которых были чужды этой планете, он видел скользкие пещеры и тесные улочки рыбацкого города, он видел чудовищ, а возникший знакомый образ Отца Дагона почти заставил его поверить, что игра с силами Ктиллу обратилась очередным кошмаром для него самого. Но тут он увидел Эдварда. Обнажённого Эдварда Пирса, склонившегося над ним в темноте комнаты. Нейроны в мозгу обожгло чужим экстазом, а имя, которое звучало на ухмыляющихся губах Эдварда, было незнакомым. Чарльз чувствовал не свои чувства — нетерпение, желание, волнение. Образы сменяли друг друга всё быстрее, воспоминания были отрывистыми, но сквозь них проходило всё одно и то же ощущение. Снедаемый яростным негодованием, Чарльз поднажал, и чужое сознание наконец надломилось, давая Провидцу шанс взглянуть своими глазами сквозь его глаза.       И он увидел почти то же, что в горячем, украденном воспоминании: Эдвард, обнажённый, склонился над ним в жалкой засаленной комнатушке явно окмонтского дома. Не разбираясь, Чарльз в ярости повиновался инстинкту, и чужой рукой отчаянно вцепился Эдварду в горло. Сознание заволокло первобытным бешенством: Чарльз не думал ни о чём, он даже не чувствовал, как сильно душит Эдварда, не думал, как его самого изводит чёрная хватка на собственной душе, и уж тем более не думал о сознании того несчастного, кого стремился раздавить своей волей. Пирс хватал ртом воздух, кажется, даже пытался что-то сказать, но потом вдруг рывком ударил Чарльза по лицу.       И тот очнулся в Ктигонааре. Его буквально вышвырнуло этим ударом, и даже фантомная боль тянула в челюсти, настолько это казалось реальным. Чарльз старался унять дыхание, но собственная вспышка безумия не могла пройти для него бесследно.       — Согласен, подобного я не предлагал. Воспользоваться не воспоминаниями мистера Пирса, а заглянуть прямо к тому, с кем он имеет удовольствие проводить время? Весьма решительный подход, мистер Рид, — снова подал голос Хастур.       Чарльз медленно сел прямо на каменный пол. Он опустил лицо в колени и сжал ладонями виски.       — И всё же замечу, что вашу находчивость превосходит только ваша наглость, — продолжил Хастур. — Думаете, Тайной Дочери понравится, что вы играетесь с её игрушками, пока она сама лишена голоса стараниями мистера Пирса? Верно, ритуал построен на древних законах мироздания, но вы, похоже, недооцениваете возможности расстроенной женщины.       — Это снова началось, — тихо проговорил Чарльз. — Это снова кошмар.       — Нет-нет, мистер Рид. Это реальность. Ваша реальность, которую вы избрали, — Хастур изящно спустился с барельефа. — Неужели вам так трудно смириться с очевидным? Хотя, о чём я говорю: вы даже со своим положением смириться не способны.       — Это наваждение. Я просто ошибся, — Чарльз с силой зажмурился, стараясь избавиться от звона в ушах, но это только усилило его.       — Учитесь доверять своему сердцу. И если оно говорит, что вас обманывают, значит никакой ошибки быть не может, — продолжил меланхолично увещевать Хастур, прохаживаясь перед вратами. — Вы всё видели собственными глазами. С другой стороны, мистера Пирса тоже можно понять: он ведь всего лишь человек.       Чарльз попытался расслабиться. Он медленно вытянул ноги, потом обнял себя поперёк груди. Сердце всё ещё судорожно колотилось, виски были влажными от пота. Он чувствовал себя опозоренным, униженным, грязным, а мысль об измене выглядела недостойной — и одновременно была невероятно навязчивой. Для Эдварда находилось сразу тысяча оправданий, а жгучая боль в груди от науськанного тьмой бешенства не давала найти ни одного для себя.       Даже если он правда там с кем-то сношается, то что с того? Что Чарльз мог дать Эдварду сейчас — слабый, беспомощный, затравленный? На что это влияет, если Эдвард всё равно возвращается и безропотно заботится о нём?       Влияет на всё, шептал древний мрак глубоко внутри.       — Вы чувствуете, сколь бессмысленны ваши мучения? — Ощерился Хастур, как зверь, почуявший кровь. Он пошёл прямо на Чарльза, медленно, шаг за шагом отбивая каблуками ритм в гулких стенах Ктигонаара.       — Фарс, притворство. Выдуманные обязательства. Маленький театр человеских страстишек, таких жалких и незначительных в свете невообразимого ужаса, дремлющего в этих стенах. Чувствуете, насколько вы отличаетесь, мистер Рид? Чувствуете, что лишь вы способны осознать масштаб решения, лежащего на ваших плечах? Вы выбрали страдание, и всех это устраивает! Почему только вы должны выносить это? Никто в мире не скажет вам ни слова благодарности — согласен, с этим ещё можно смириться. Кому есть дело до незнакомцев? Но с откровенным унижением, когда в лицо вы получаете улыбку, а за спиной насмехательство и пренебрежение от единственного человека, которого вы любите — о, это совсем другое.       Чарльза трясло. Он очень, очень устал. Он бы хотел взять винтовку и выстрелить себе в верхнее нёбо. Он бы хотел поставить себе пятипроцентный раствор кокаина. Впрочем, достаточно было бы просто подползти к краю обрыва, где к нему взывали сотни человеческих скелетов. Он не хотел принимать никаких решений, он просто хотел, чтобы всё это закончилось. Чтобы замолчали голоса, голоса, голоса…       — Час почти пробил, мистер Рид. Послушайте своего единственного друга: остановите цикл. Не ради людей. Не ради Провидцев или Древних богов. Ради себя, — Хастур приблизился и присел рядом на корточки. Его голос был спокойным и вкрадчивым.       — Вы не заслужили всю эту боль, мистер Рид. Не заслужили.       Чарльз рвано вздохнул. Таким слабым он ещё себя не чувствовал никогда. Близость Хастура, изнасилованное тьмой сознание, сомнения и страхи — всё это ощущалось так остро, что Чарльз с нарастающим страхом почувствовал, как впервые за всё это время его уверенность в своих силах дала трещину.       Он сильнее сжал пальцы, а потом жалостливо застонал, отчаянно взывая к последнему светочу в своей тьме:       — Эдвард…              Эдвард выдохнул с облегчением, когда Джек с трудом приоткрыл один глаз.       — Что…       — Сиди спокойно, — прервал Пирс и приложил полотенце к его носу, стирая вновь потекшую кровь.       Джек Уолтерс полулежал на своей кровати, склонив голову вперёд, а Эдвард сидел рядом с ним на краю, держа в руках полотенце. На выцветшем узоре темнели бурые пятна крови, в воздухе пахло металлом и пролитым бурбоном. Дождь за окном торопливо перестукивался с треском поленьев в печи.       — Вот надо было тебе влезать, — с досадой буркнул Пирс.       Он приложил другой угол полотенца, смоченный в холодной воде, к щеке Джека, и тот с шипением дёрнулся.       — Ай! Что за…       — Упал, — отчеканил Эдвард. — Прямо башкой вниз упал. Лицо теперь как тыква.       — Эд, — голова болела так, будто над ухом со всей силы ударили в гонг, но Джек всё же сумел отмахнуться от руки Эдварда.       — Эд, этот голос… Столько боли и ярости, я никогда ничего подобного не испытывал.       Пирс промолчал, сворачивая окровавленный край полотенца.       — Он хотел убить меня, — продолжил Джек, хмурясь с удивлением. — Эд, ты слышишь? Он звал тебя, а потом я помню только…       Его передёрнуло, и желудок резко скрутило от пережитого кошмара.       — Я знаю, Джеки, — голос Эдварда прозвучал глухо.       Он всё ещё изучал поверхность полотенца. Времени, чтобы надеть хоть что-нибудь, он так и не нашёл.       — Надо было тебя предупредить, — продолжил Эдвард. — Это Чарльз Рид. Он и есть Провидец, Семя Спящего, о котором я тебе говорил. Должно быть, из-за твоего вмешательства он решил, что ты — враг, я так думаю.       Пирс поднялся и пошёл к комоду. За это время одежда высохнуть, конечно, не успела, но выбора особо не было. Потому он просто начал одеваться.       — Видимо, что-то случилось. Я должен вернуться в Ктигонаар.       Джек застонал, садясь на кровати, и прижал ладонь ко лбу.       — Я пойду с тобой.       — Не думаю, — не оборачиваясь сказал Эдвард, упорно запихивая ногу в слипающуюся штанину.       — Эд, я могу помочь. Я имел дело с Древними, может, вместе мы найдём решение.       — Какое решение ты хочешь найти, Джек? — Неожиданно огрызнулся Эдвард. — Какое? Открыть Ктигонаар может только Провидец. Его смерть будет значить лишь приход нового Провидца. Откроешь — конец существующего мира. Не откроешь — будешь заложником кошмара до конца своих дней. Бежать бесполезно. Можно только оттягивать время всеми возможными способами.       Джек недоверчиво посмотрел на него, встречаясь взглядом с широкой спиной.       — Да ты и сам не веришь в то, что говоришь, — выдохнул он, и Пирс особенно яростно дернул ремень, который никак не хотел нормально застёгиваться.       — Эд, это бессмысленно — то, что ты сказал. По твоим словам, выходит, что этот Чарльз Рид умрёт всё равно. Зачем ты тянешь?       — Ты не понимаешь, — рыкнул Эдвард, встряхивая простреленную рубашку.       — Нет, это ты не понимаешь. Ты делаешь вид, что спасаешь его, хотя на самом деле никак не можешь ему помочь. Я знаю тебя, ты всегда был помешан на этом.       — Заткнись, Джек, — злобно рявкнул Эдвард и обернулся, но Джек не дрогнул.       — Эд, послушай: хватит держать его в заложниках. Пусть он откроет темницу. А мы в этот момент убьём Ктиллу.       Лицо Эдварда вытянулось, и на мгновение он даже потерял дар речи. Но в следующую секунду он скривился с отвращением, и рывками натянул на себя рубашку.       — Даже спрашивать не хочу, как ты собрался это сделать.       — Ну, инопланетного оружия у меня нет, — рассуждал Джек. — Но у тебя есть Некрономикон. Наверняка, там можно отыскать что-нибудь.       — Конечно, это ведь беллетристика, лёгкое чтение, — фыркнул Эдвард. — Сейчас, по оглавлению пробегусь, где там сведения по истреблению спящих дочерей.       — Я предлагаю решения! — Джек повысил голос, но тут же охнул и застонал, хватаясь руками за голову. Быстро взяв себя в руки, он протянул. — Ну, послушай меня! Не прикидывайся узколобым идиотом, когда тебе это удобно.       Эдвард уже застегнул жилет и взял плащ. Встряхнув его, он влез в рукава, а потом поднял Некрономикон, чтобы пристегнуть его на пояс. Книга звала: покалывание в ладони от прикосновения к обложке, страницы издавали тихий гул, от которого приподнимались волоски на затылке. Кто знает, что за секреты хранятся на живых страницах проклятого гримуара — секреты, хранящие ключи к Истине? Только цена у этих секретов была очень велика. Он ведь сам, без подсказки Джека, собирался найти на этих страницах что-то полезное, но смерть Ктиллу? Это явно было чересчур.       Гримуар повис на поясе. Эдвард набросил капюшон и пошёл к выходу.       — Вали из города, пока можешь, Джеки, — бросил он перед тем, как захлопнуть за собой дверь.       На улице всё так же шёл дождь. На душе было невыносимо гадко, и Эдвард снова выругался, вспомнив промокшие сигареты. Осмотревшись, он понял, что Джек и его чудовище унесли его довольно далеко от церкви в Адвенте, так что ему ничего другого не оставалось, кроме как воспользоваться моторной лодкой. Удивительно, но оказалось, что лодка Чарльза, “Циклоп II”, стояла, удачно пришвартованная к ближайшей импровизированной пристани. Забираясь в неё, Эдвард злобно подумал о Ван дер Берге, и как жестоко с его стороны было называть лодку для Рида таким образом. Дёрнув шнур, Эдвард завёл мотор и сел к нему ближе, направляя лодку обратно вглубь тонущего города.       Слова Джека Уолтерса надоедливо скреблись в голове. Когда он упал без сознания, Эдвард не на шутку испугался, что Чарльз может и впрямь убить его. Но то, что Джек, захваченный волей Провидца, хотел задушить Эдварда, никак не поддавалось объяснению. Может, это какой-то побочный эффект? Если люди, попавшие под влияние, могли начать нападать друг на друга, тогда опасность всплеска становилась сильнее. А Эдвард потерял время и не нашёл новую жертву для ритуала. Чёрт, нужно было решать быстрее: или опрометчиво хватать кого-то прямо на улице, либо вначале бежать к Чарльзу, потому как он обычно не стучится в разум, если только не происходит что-то экстраординарное.       Не надо было так долго оставаться с Джеком. Расслабился, позволил себе развлекаться в обществе бывшего, пока Чарльз там один, в темноте, наедине со своими демонами. Он ведь на него, Пирса, рассчитывает. Снедаемый стыдом, Эдвард решительно направился прямо к подъемнику. Память рисовала усталое, измождённое лицо и невозможные голубые глаза с ореховыми вкраплениями. Господи, ну почему он открылся только теперь, когда реальность безумна, как сюжеты картин Сары Хокинс, и мир подходит к концу? И Эдвард, слепой дурак, не мог разглядеть очевидного раньше. Он хотел быть рядом с ним. Хотел держать его в своих руках, целовать, не боясь, что очередной кошмар вырвет Чарльза из его рук. Может, закончить всё — не такая уж плохая идея? Борьба была обречена с самого начала. Всё, что у них есть — эти последние часы. Почему-то именно разговор с Джеком обострил это понимание внутри.       По холму перед церковью Эдвард пробежал быстро и влетел в двери. Не теряя ни минуты, он влез в водолазный костюм и опустился на дно. Чёртова вода сопротивлялась каждому движению, мутная толща давила со всех сторон, как будто специально мешая добраться до места заточения Тайной Дочери. Эдвард шёл упорно, без привычных остановок, и от усердия по телу пошёл жар, выступая бисером пота на лбу. И перед самым входом в Ктигонаар, его фонарь выхватил большой тёмный силуэт, ловко заплывший в скалы и исчезнувший в темноте. Эдвард взвёл гарпун и решительно пошёл следом.       — Опусти пушку, Эд! — Сквозь шлем донёсся до него голос, когда Эдвард вышел в сухую часть пещеры.       Сношая на словах все столпы мироздания, как заправский моряк, Пирс выбрался из костюма, чтобы увидеть мокрого Джека Уолтерса в одних брюках и майке, а рядом с ним — его огромное рыбомордое чудовище.       — Я сказал тебе не приходить, — рыкнул Эдвард.       — Что-то приближается, Эдди. Я чувствую. А здесь это чувство вырастает в разы, — Джек крутил головой, пытаясь охватить взглядом чёрные входы в темницу. Мимикрируя под его движения, глубоководный водил мордой следом за ним.       — Как же мне осточертела эта ваша эзотерическая эмпатия, люди, прям до печёнки, — прорычал Пирс, отчаявшись воздействовать на Джека, и направился вглубь пещеры. Детектив и его питомец пошли следом за ним.       — Если Чарльз попробует убить тебя снова, я не буду мешать, — предупредил Пирс.       — Конечно, будешь! Я же тебе не чужой человек, — весело прищурился Джек, но Эдвард его энтузиазма совсем не разделял.       — Это не шутки, Джек. Ты мог сколько угодно стрелять из корабельных орудий по Дагону, или варить Гидру в собственном пузыре, но здесь у тебя ничего похожего не будет.       — Ведь мне, Эд, — сказал Джек странным голосом, который раньше Эдвард от него не слышал. Такой невероятно мудрый голос, совсем не подходящий детективу слегка за тридцать.              Чем ближе они приближались к сердцу Ктигонаара, тем сильнее росло чувство тревоги. Даже Эдвард начал его ощущать, а потому перехватил Некрономикон в руку поудобнее. Глубоководный незаметно скользнул во мрак и исчез, оставляя своего хозяина тихо ступать вслед за Пирсом, неслышно преодолевая камни босыми ногами.       Наконец, чувство стало настолько невыносимым, что Эдвард бросился бежать.       — Чарльз! — Крикнул он, пересекая зал с костями и устремляясь вверх, к развилке судьбоносных решений.       — Чарльз! Ответь мне! Я здесь, Чарльз! — Кричал он, хватая ртом воздух, прыжками он скрадывал оставшееся расстояние, пока, наконец, гигантская круглая дверь не показалась ему из мрака.       Их маленький лагерь был разрушен. Предметы валялись по всей площадке у постамента, и среди них безмолвным призраком стоял Чарльз. Он едва держался на ногах, и в руках у него была Печать. Его взгляд был пустым и безжизненным, он просто прижимал камень к своей груди, едва покачиваясь от его веса — а рядом с ним стоял Йоханнес Ван дер Берг.       — А вот и вы, мистер Пирс! — Воскликнул с неудовольствием хмырь в жёлтом, и Эдвард скривился, даже не представляя, как он здесь оказался. — Мы так ждали вас, а вы всё не приходили. Как прошёл ваш вечер? Удалось отдохнуть?       — Отойди от него, — рыкнул Эдвард и потянулся за пистолетом, на что Йоханнес только рассмеялся.       — Как пожелаете, — осклабился он и сделал шаг в сторону, а потом издевательски добавил:       — Только не стреляйте, прошу вас.       Чарльз медленно сдвинулся с места, направляясь в сторону постамента. На своё имя он не реагировал совсем.       — Вы зря стараетесь, — прокомментировал Йоханнес. — Мистер Рид, наконец, пришёл к верному решению, а вы знаете, как сложно бывает его переубедить, если он что-то решил.       Эдвард, холодея от страха, побежал вниз к Чарльзу, но чем ближе он подходил к нему, тем больше усиливалась боль в коленях, и дышать становилось сложнее, словно чужая злая воля не давала ему приблизиться.       — Признаюсь, забавно было наблюдать, как мухи играются в спасение судьбы вселенных, — произнёс Йоханнес, и его утробный голос разносился по пещере неестественным образом. — Звёзды уже выстроились в нужный порядок, и прямо сейчас мёртвый город Р'льех поднимается из морских глубин.       Бессильно падая на колени, Эдвард изо всех сил хватал ртом воздух и смотрел на то, как Чарльз, будто во сне, шагал к постаменту. Йоханнес пошёл за ним, и в неверном свете Ктигонаара казалось, что он отбрасывает совершенно нечеловеческую тень.       — Вы и правда думали, что ваша игра с человеческими жизнями действительно на что-то повлияет? Мой брат — мой... сводный брат — пробудится всё равно, наивно полагая, что день его возрождения настал. Но как бы мне не было приятно раздавить сегодня его скользкую зелёную голову, я всё же этот шанс с удовольствием обменяю на приз, который гораздо приятнее грубой агрессии. Изящная месть такой и должна быть, вы согласны?       — Не понимаю, — прохрипел Эдвард, стараясь не смотреть наверх пещеры: там мелькнуло движение, и он не хотел привлекать внимание Йоханнеса к Джеку.       — Здесь заключена моя невеста, тупое ты насекомое. Я хочу, чтобы вы отдали её мне, — строго сказал Йоханнес.       — Она… — Прохрипел Эдвард. — Дочь Ктулху, который пробудится… брат... Получается, она твоя… племянница?       Йоханнес замер, удивлённо подняв брови.       — Ктилла? Племянница, да. Сводная, прошу заметить. А, вы снова пытаетесь измерить вселенную своими маленькими, ничтожными стандартами?       — Нет… просто забавно… — Эдвард хватал ртом воздух, силясь вдохнуть как можно больше, но на его грудь как будто опустилась скала.       — Тебе смешно? — Неверяще спросил Йоханнес.       — Да… Ты мог просто попросить… Зачем все эти рассказы… про конец света… Если ты собираешься забрать её?..       — А, — улыбнулся с облегчением Йоханнес. — Видите ли, недостаточно просто открыть дверь. Семя должно попасть в утробу Ктиллу, и именно сегодня, когда город-труп снова искупается в свете звёзд. Видите ли, парадокс — вещь сложная и непредсказуемая, даже для Древних богов. Мистер Рид помогает спасти мир, уничтожая его — если вы, конечно, способны уловить ход моей гениальной мысли.       — Чарльз, — прохрипел Эдвард, сражаясь с темнотой, подбирающейся к глазам. Он почти смог подползти к постаменту, но Рид всё ещё будто не замечал его. — Чарльз… Чарли… Чарли, посмотри на меня… Пожалуйста…       Чарльз вздрогнул и болезненно зажмурился. Эдвард почувствовал, как теплое и спокойное чувство коснулось его сознания — и пропало.       Он поднял Печать над постаментом, и Эдвард бессильно наблюдал, как Чарльз медленно опускает камень в выемку.       — Да… Да! Наконец-то! — Засмеялся Йоханнес, и его силуэт поплыл маревом во мраке.       И под шорох и шум его истинного облика, Чарльз Рид опустил Печать Ктигонаара.       Гигантская дверь дрогнула, и вся пещера содрогнулась вместе с ней. С потолка посыпались камни, дрожь сотрясала пол и стены, пока барельеф с изображением Ктиллу медленно двинулся вверх. Йоханнес веселился, его раскатистый хохот мешался с грохотом камней, а Эдвард наблюдал, как испуганно смотрел Чарльз на раскрывающуюся перед ним пасть. Глубоко во мраке он видел что-то, от чего его бледное лицо побелело ещё сильнее.       Наконец, опустив покорно голову, он пошёл к открывшемуся проходу. Эдвард хрипел, тянул к нему руки, но воля Древнего не давала ему больше приближаться. Йоханнес, потерявший всякое сходство с человеком, чёрным вихрем из дыма и острых щупалец, пронёсся по пещере и первым влетел внутрь Ктигонаара, опередив медленно ступающего Чарльза Рида. Изнутри раздался ужасающий рёв, и в эту секунду что-то большое метнулось в темноте.       — Сейчас! — Крикнул Джек, перепрыгнув распластавшегося Эдварда, и вцепился в Печать.       С глухим рыком, глубоководный монстр в несколько мощных прыжков добрался до Чарльза и сбил его с ног. Он сгрёб его к груди огромной лапищей, и в этот момент рёв внутри Ктигонаара изменился. Джек тут же вцепился в камень Печати изо всех сил, вскрикивая от усилия, и сумел вырвать её из ложа. В камне остались торчать извивающиеся чёрные щупальца, и Джек, недолго думая, ударил по ним ребром Печати, потом снова и снова. Дверь Ктигонаара дрогнула и быстро поехала вниз. Рёв перешёл на визг, чёрный мрак хлынул наружу, и глубоководный зверь со своей добычей неловко поспешили прочь оттуда. В последний момент огромные чёрные плети, вооружённые режущими когтями, выскользнули наружу — и тут гигантская дверь отрубила их, плотно встав на своё прежнее место. Они рассыпались туманом, и в Ктигонааре вновь воцарилась тишина.       Эдвард яростно выдохнул, почувствовав, что тяжесть спала с его груди, и вся боль разом ушла. Джек, оказавшийся рядом, подал ему руку и помог встать.       — Чарльз! — Моментально выдохнул Пирс, бросаясь к окровавленной туше, покрытой голубоватой чешуёй.       По всей видимости, щупальца Древнего успели зацепить глубоководного: его спина была рассечена почти до самой груди. Эдвард обежал его и с ужасом увидел Рида, лежащего под тяжёлой лапой без движения.       — Боже, Чарльз… Не смей умирать, Чарльз, слышишь меня, — Эдвард с усилием оттолкнул огромную лапу и опустился на колено, подхватывая Чальза на руки.       — Он не дышит!       — Дай я посмотрю, — сказал Джек, подбегая к ним.       Он торопливо осмотрел Провидца, а потом, не найдя никаких видимых повреждений, склонился ближе. Выпрямившись, Джек ухмыльнулся и бросил Эдварду:       — Дышит он. Клянусь, ты после встречи с культом стал таким паникёром. Я бы, конечно, всё равно показал его врачу, только не в Окмонте, они тут все какие-то… А, мой несчастный Н'гхфт. По тебе-то никто тут не переживает, мой бедный челюстноротый…       Эдвард беспомощно смотрел на неподвижное лицо Чарльза. Он пытался увидеть хоть малейшее движение, хоть мимолётную дрожь ресниц. Биения его сердца, всегда такого чёткого, упрямого, не было слышно, и дыхание совсем не шевелило его грудь. Пирс рвано вздохнул.       — Эй, Чарльз… — позвал он. Где-то за его спиной Джек причитал над трупом своей рыбы, но Эдвард его уже не замечал.       — Чарли. И почему ты не любишь, когда тебя так называют? — Грустно улыбнулся Эдвард. — По-моему, тебе очень идёт. Чарли.       И склонился к нему, целуя его губы. Холодные, неподвижные, но такие желанные и узнаваемые. Но, вопреки ожиданиям, Чарльз не ответил, и Эдвард печально отстранился.       Как вдруг расслышал шёпот.       — Пересолил…       Эдвард поражённо уставился на живой труп в своих руках.       — Рыбные палочки… пересолил, — повторил Чарльз едва слышно, даже не утруждаясь толком очнуться и открыть глаза.       Пирс усмехнулся. Прикусил губы, а потом не выдержал — и засмеялся. Джек подошёл к ним и тоже улыбнулся, рассматривая двух израненных ветеранов войны. Эдвард поднял на него глаза и благодарно прищурился.       — Спасибо, Джеки. Не представляю, как тебе удалось подойти к постаменту, вырвать Печать и буквально забить “божьи пальцы” камнем.       Джек загадочно прищурился.       — Ну, во-первых, Хастур не ожидал меня здесь увидеть.       — Кто? — Нахмурился Эдвард, и Джек отмахнулся.       — Твой хмырь в жёлтом. А во-вторых — не бери в голову. У вас двоих всё равно бы так не получилось. Особенно с учётом того, какой херовый из тебя чернокнижник.       — Иди ты, — добродушно улыбнулся Пирс.       — Пойду. Как только разыщу в вашем затонувшем городе какого-нибудь нового глубоководного. Я, знаешь ли, привык уже к такой компании, — ответил Джек, отсалютовав от несуществующей шляпы.       — Подожди, ты правда не останешься? — Удивлённо спросил Эдвард, когда Джек просто развернулся и пошёл прочь от зала. — Чарльз будет рад поблагодарить тебя за наше освобождение, когда придёт в себя.       — Не думаю, что это хорошая идея, — Джек обернулся с улыбкой, пожимая плечами. — К тому же, на Земле осталось ещё много тёмных уголков, где мне стоит навести порядок. Не скучай, Эдди.       А потом отвернулся и пошёл, оставляя детективов одних в компании гигантского трупа глубоководного и мёртвой каменной двери.       Эдвард стоял и смотрел ему вслед. Что-то необъяснимое изменилось в Джеке, что-то, что не получалось так просто описать. И дело явно было далеко не только в кошмарах, побеждённых им в Иннсмуте, нет. Подобное изменение Эдвард заметил ещё в их последнюю встречу в Бостоне в далёком пятнадцатом году, когда Джек решил оставить всё своё прошлое позади ради исследований неизведанного.       Не дожидаясь, пока силуэт Уолтерса исчезнет в темноте, Пирс вернул всё своё внимание детективу на руках и пошёл к каменной нише, положить его на одеяло.       В это время над поверхностью моря занимался рассвет.

***

Август 1928 года, Бостон

      Вечерами тёплый ветер на Беркли-стрит часто тревожил невзрачные кроны местных деревьев. Одно такое дерево росло довольно близко к дому, и в подобное время от особо сильных порывов его ветви начинали скрестись в окна третьего этажа, как будто пытаясь пробраться внутрь. Вот и сейчас чёрные лохматые лапы заскреблись по стеклу, подсвеченные неярким светом уличных фонарей, но детектив Рид был слишком занят другими мыслями и не обращал внимания на скрежет: он давным-давно привык к такой особенности своей бостонской квартиры.       Эдвард Пирс, одетый в одни лишь штаны от своей хлопковой пижамы, зашёл в комнату и улыбнулся, видя, что нахмурившийся над своим дневником детектив не обратил никакого внимания на факт его появления.       — Не уходи в себя, Чарльз. Я тебя там в два счёта найду.       Рид моментально поднял голову и выдохнул с облегчением, встречаясь взглядом с Пирсом.       — Я решил просмотреть сводку наших дел за последние три года, пока ты играл в водолаза, — пояснил он, разворачивая ладонь к записной книжке. Её плотное бумажное тельце вздулось от закладок и пестрело нескончаемыми пометками.       — И знаешь, что я заметил? — Продолжил Чарльз.       Он демонстративно снял очки, с озабоченным видом принимаясь протирать их краем белой майки, надетой под распахнутой рубашкой: подсказок давать он явно не собирался.       — Хм. Высокий процент успешно закрытых кейсов? — Предположил Эдвард, стаскивая полотенце со своего плеча. — Рост положительной репутации? Или — подожди! — увеличение затрат на выпивку, да? Вот дерьмо.       — Ни одного проявления оккультных сил, — невозмутимо просветил Чарльз.       Проверив стёкла круглых очков в свете настольной лампы, он снова надел их, пока Эдвард прошёлся по комнате и сел на кровать.       — Ни одного, ни разу.       — Это же отлично, — хмыкнул Эдвард. — Мы с тобой сами в достаточной мере закрываем эту нишу.       — Я как раз думал об этом, — признался Чарльз, разворачиваясь на стуле и закидывая руку на спинку. Его взгляд привычно скользнул в сторону. — Мы продолжаем пользоваться нашими талантами для расследований, и какое-то время я опасался, что мы тем самым привлечём к себе внимание потусторонних. Но до сих пор — ничего.       — На твоём месте я бы радовался, — серьёзно ответил Эдвард. — Каждый чёртов день, потому что он может оказаться последним нормальным и спокойным. Хотел бы я сказать, что всё закончилось в Окмонте, но ты же сам чувствуешь, что это не так.       — Да, — отозвался Чарльз, прикасаясь к собственным пальцам. — Чувствую.       Он невольно перевёл взгляд на стеллаж, за которым в стене был спрятан Некрономикон и Печать Ктигонаара. Странно, как пережитые ужасы изменили реальность для обоих детективов. Даже спустя годы привычная жизнь казалась какой-то несерьёзной, будто она — беспечный спектакль для наивных умов, разыгранный, чтобы отвести взгляды людей от сил, ворочающихся мраке планеты, непостижимых и чудовищных в своей уродливой фантасмагории.       Но кое-что всё-таки изменилось для них и в лучшую сторону.       — А знаешь, что, — Чарльз вобрал носом воздух. — Ты прав.       Он обернулся и выключил лампу с зеленым абажуром, погружая комнату в полумрак, разбиваемый лишь причудливой игрой света фонарей через древесные ветви.       — Не будем терять время.       — Я что, даже покурить не успею? — В шутливом возмущении протянул Эдвард, когда Чарльз встал и скинул рубашку с плеч, а потом стянул майку через голову.       — Нет, — гордо возвестил тот, бряцая пряжкой в темноте. — Как говорят на флоте, любой командир корабля только тогда заслуживает уважения, когда сумеет сделать жизнь своих подчиненных невыносимой.       — Сожалею, офицер: вам придётся стараться лучше, чтобы действительно сделать невыносимой мою жизнь, — протянул Пирс, впрочем, удовольствие в его голосе говорило само за себя.       В это время Чарльз подошёл и склонился над ним, а Эдвард, протянув руки, обхватил его и увлёк на кровать, укладывая рядом с собой. Рид сильно изменился с тех пор, как злая воля перестала безостановочно терзать его разум: под руками детектива растянулось сильное, жилистое тело, при каждом движении под кожей прокатывались жесткие струны. Эдвард склонился к нему, неспешно целуя горячие губы, почти сразу раскрывающиеся в приглашении. У Чарльза всегда повышалась температура, когда он нервничал: это было особо заметно при касании холодной руки Эдварда к низу его живота, на что Рид взволнованно подобрался и шумно выдохнул носом. Скоро ему станет ещё жарче.       Улыбаясь в поцелуе, Эдвард провёл пальцами ниже, оттягивая исподнее и частично освобождая Чарльза от него. Рид тихо замычал в предвкушении, оглаживая ладонью грудь Пирса: каждый дюйм был отпечатан в памяти, каждый изгиб, каждый неровный ритм шрама на плече. Он прикасался к шее и затылку, всё ещё хранящему влажность душа, и целовал глубоко, медленно, наслаждаясь каждой секундой их чарующей близости. Давно уже прошли ночи торопливого сумбура и неуверенности. Теперь они хорошо знали друг друга, и знали, что и когда нужно делать, чтобы положительно свести с ума.       Эдвард повёл рукой, и Чарльз громко всхлипнул, за что детектив резко заткнул его поцелуем и сильнее сжал пальцы. Шум дыхания и боевые барабаны крови в ушах заволакивали собой всё, растворяя пространство, оставляя обострённые ощущения чутко реагировать на каждое малейшее движение. Чарльз подтянул колени и полубернулся к Эдварду, подставляясь под его руку, и приподнялся на локте, чтобы прихватить губами его шею.       Пирс расслабленно запрокинул голову, позволяя изводить себя поцелуями, но при этом не прекращал двигать рукой. Он шумно дышал, ощущая, как хищные мурашки приподнимают волосы на затылке, когда Чарльз изучал его тело и дразняще прихватывал грудь. Ветер поднялся на улице, ветви стучали в окно, но он не замечал этого. Опустив голову, он провёл носом по волосам Чарльза и тихо зарычал, прежде, чем схватить его за плечо и прижать к постели. Обездвижив, он стал двигать рукой быстрее, переменно опуская её ниже, и Чарльз рвано дышал, выгибая грудь под натиском Эдварда. Сердце заходилось в груди, вены жгло огнём, и желание стягивало нутро стальными канатами. Бешеный ритм страсти нарастал, и Эдвард рывком поднялся и накрыл собой Чарльза, властно подхватывая его под колено.       — Эдвард! — Внезапно выдохнул Рид другим голосом, и Пирс непонимающе хлопнул глазами: его выброшенный на окраины черепа разум не сразу схватывал смысл происходящего.       Но потом он различил настойчивый стук в дверь. Дверной звонок сломался пару недель назад, так что незнакомец, понявший это, упорно долбил руками.       — Пошёл нахер отсюда! — Заорал Эдвард, не меняя позы. Прерванное возбуждение лихо сменялось гневом, буквально на одном дыхании, а продолжающийся стук только усиливал его. Чарльз покривился от громкого крика, но заступаться за ночного посетителя не стал. Потом как-нибудь объяснится со старенькой соседкой. Опять.       Эффект вопля оказался прямо противоположным. Видимо услышав, что хозяева не только дома, но ещё и не спят, незнакомец атаковал дверь с возросшим энтузиазмом, угрожая своим грохотом поднять всех соседей на этаже.       Обречённо выдохнув, Эдвард буркнул что-то вроде “Убью ублюдка” и рывком поднялся с кровати. Чарльз с силой потёр лицо ладонями, прекрасно представляя, что сейчас будет с несчастным, посмевшим прервать возбуждённого Пирса. Но вдруг какое-то знакомое, неприятное ощущение шевельнулось внутри. Нечто похожее он чувствовал в Окмонте, и это осознание заставило его тоже торопливо подняться и нашарить в темноте халат.       — Я английским языком попросил покинуть территорию, притом довольно чётко и ясно, — ярился Эдвард на ходу. — Раз нужно лично показать дорогу, я покажу, но ты точно пожалеешь об этом, приятель.       Он всё ещё был обнажён по пояс, но при этом, подойдя к двери, он взял с полки на входе свой “Кольт” и опустил его на вытянутой руке вдоль пояса. Под грохот двери, он нежно сдвинул предохранитель, а потом громко зашарил замками. Чарльз вышел из комнаты, но тут же встал так, чтобы не попасть в обозрение открывшегося дверного проёма.       Задвижка скользнула в сторону, и Эдвард открыл дверь. В ту же секунду его лицо изменилось, а гость просто толкнул незапертую дверь и беспрепятственно влетел внутрь.       — Добрый вечер, господа: простите, что я вас прервал, — выпалил Джек Уолтерс, на ходу снимая с себя шляпу и нахлобучивая её на Эдварда. — Однако дело не может ждать ни минуты.       Он скользнул взглядом по Эдварду, пока тот злобно срывал с себя шляпу: конечно, он заметил оружие в его руке, но решил никак на это не реагировать.       — Чёрт, Джеки! — Пирс рванулся закрыть дверь, и тут краем глаза заметил в коридоре огромный силуэт. Некто внушительного роста был с головой закутан в плащ с капюшоном, тень не позволяла разглядеть его лицо, но медвежий разворот плеч отбивал всякое дальнейшее желание что-то выяснять. Рядом с ним на полу стоял большой покрытый чёрным пластиком кейс. Эдвард закрыл дверь на все засовы и обернулся.       — Что за урод стоит там у лестницы?       Чарльз похолодел и ухватился рукой за стол: он прекрасно помнил способности Джека Уолтерса. Не было сомнений, что его появление положит конец их череде спокойных дней. К тому же, он наверняка предварительно заглянул через дверь к ним в головы.       Нет, не зря чувство тревоги скреблось в подсознании сегодня вечером.       — Это Ф’тхла, но не это сейчас важно: сосредоточься, Эдди! Привет, Чарльз.       Рид потуже закутался в полы халата, выступая в прихожую. На ходу он щёлкнул выключателем, и Уолтерс благодарно кивнул.       — Мой дорогой друг, доктор Генри Армитаж из Мискатоникского университета получил на расшифровку материалы тревожного характера, присланные ему из глухого местечка под названием Данвич.       Одним движением Джек извлёк из портфеля, который он всё это время сжимал в руке, потемневшую, крошащуюся от времени карту Массачусетса и с размаху хлопнул ей о стол.       — Помимо этого, он передал мне чрезвычайно тревожные сведения о некоем Уилбуре, отпрыске местной зажиточной семьи Уэйтли. Тот пытался украсть унивеситетскую копию Некрономикона. И, как говорит доктор Армитаж… оказался не совсем человеком.       Эдвард подошёл сзади и заглянул в карту через плечо Джека. Чарльз встал по другую сторону, но после почти сразу опустился на ближайший стул. Упоминание ужасов Древних вытягивало из него силы.       — Джек, — негромко сказал Эдвард. — Мы не видели тебя несколько лет. Почему сейчас?       Джек ответил не сразу. Он заметно похудел, светлая щетина отросла на его лице, но его глубокие бронзовые глаза горели жизнью. Он думал ещё несколько секунд, прежде чем выпрямиться и посмотреть на одного, а потом на другого детектива.       — Я понимаю, что моя просьба выходит за рамки здравых требований. Но я верю, что только вы способны помочь мне.       — Ты освободил меня от кошмара в Окмонте, Джек, — сказал Чарльз, твёрдым взглядом заглянув в глаза Уолтерса. — Ты и Эдвард. Признаться, последнее, чего бы мне хотелось в этой жизни — это вернуться в тот кошмар, но если ты просишь о помощи…       Джек внимательно посмотрел на него в ответ, и Эдвард заметил что-то в выражении их глаз. Будто они мысленно о чём-то договаривались. Наконец, Джек рассеянно покивал головой, пока Чарльз строго сидел и смотрел на него поверх своих очков.       — Поговорили? Отлично, — буркнул Эдвард, прислоняясь бедром к столу, и скрестил руки на груди. — Значит, тут замешано нечто большее, чем спасение людей от монстров?       — Да, — голос Джека прозвучал на удивление виновато. — Видишь ли, когда этот Уилбур прибыл за книгой в первый раз, доктор Армитаж заметил, к кому обращены заклинания, которые он переписывал.       — Йог-Сотот, — сказал за него Чарльз, подтверждая их телепатический диалог, и встретился взглядом с Эдвардом.       Лицо Пирса вытянулось, и глаза потемнели: много раз он видел это имя, когда сам обращался к страницам Некрономикона, теперь похороненного в стене квартиры.       — Врата и Страж врат. Ключ к ним, — мрачно произнес он слова, всплывшие из мрака памяти, к которому он так старался не прикасаться.       — Но… зачем, Джеки? — Протянул он, поднимая брови, как будто умоляя дать ему самый невинный и безобидный ответ в мире.       На мгновение Джек показался очень несчастным. Будто ожидание, что любое его следующее слово будет встречено непониманием, изводило его до крайней степени отчаяния. Но в следующую секунду он встрепенулся и вернул лицу лисью ухмылку.       — Я наконец собрал электровинтовку индуцированного излучения, — возвестил он, пряча за энтузиазмом настоящую причину. — Хочу проверить её в действии на более развитых порождениях древних богов. Поначалу силы заряда хватало только на остановку сердца человека, но я заменил баночные конденсаторы на более высоковольтные, и теперь надеюсь суметь поджарить небольшого шоггота. Правда, объем всей конструкции оставляет желать лучшего, с такой штукой особо не побегаешь, но потенциал…       Пока он говорил, Эдвард перевёл взгляд на Чарльза. Тот явно знал больше, чем Джек выдавал вслух. Сознания Эдварда коснулось уверенное теплое чувство, когда Рид перевёл на него взгляд. "Тебе не понравится, но ты поймёшь", — говорило это чувство. Что ж, всё это ему уже не нравилось, но, похоже, он оказывался в меньшинстве.       — Значит, мы нужны, чтобы таскать за тобой твою электростанцию? — Невесело прервал Эдвард.       — Нет, нет, нет, — поспешил разуверить его Джек. — С этим прекрасно справится Ф’тхла, не думай об этом. Мне нужно, чтобы вы помогли мне не стать разорванным на части, ха-ха. Вы, как никто другой, обладаете опытом общения с существами, чуждыми этому миру. Эдвард, послушай: в Данвиче и правда происходит что-то невероятное. В ближайшие дни туда нагрянут люди — окружные защитники, полиция, учёные из университета, наверняка ещё и федералы. Важно успеть оказаться там раньше них.       Пирс вздохнул. Он бы отдал всё до последней рубашки, чтобы отказаться от этой затеи. Но всё же глубокая благодарность Джеку, а также привычная тревога за него, выжигали сердце ядовитой кислотой.       "Это добром не кончится", — строго отчитала Истина.       — Об этом надо подумать, Джек, обсудить, — наконец сказал Эдвард, и тот просиял.       — Отлично! Прекрасно! Как подумаете, спускайтесь вниз, там нас ждёт мой друг Мэки, он подбросит нас на машине до этого захолустья.       Сказав это, Уолтерс развернулся и быстро прошел к входной двери. Моментально смахнув все замки, он выскочил прочь и захлопнул дверь за собой.       Пирс ещё некоторое время смотрел в ту сторону, а потом спросил:       — Как думаешь, если мы не выйдем, они уберутся?       — Вряд ли, — вздохнул Чарльз, поднимаясь со стула. — Он выглядел серьезно, этот твой Джек.       Эдвард посмотрел на Чарльза, а тот посмотрел на него. Рядом с ними на столе лежала историческая карта штата с чёрной отметкой в верхней левой части.       — Ты тоже это чувствуешь? — Спросил он.       — Что? Реальную жизнь? — Ответил Чарльз. — Чувство, как будто всё снова…       — Настоящее, — констатировал Эдвард, делая шаг к нему.       Чарльз расстроенно выдохнул и отвернул голову.       — Мы больные дегенераты, Эдвард. Так не должно быть. Не Древние боги или колдовство должны ощущаться истиной в двадцатом веке. Или вызывать облегчение — и уж тем более быть спасением от всего нормального.       — Назад нам уже дороги нет, — многозначительно сказал Пирс.       Он взял ладонью лицо Чарльза и мягко повернул его к себе.       — Да я и не хочу возвращаться. Там меня ждал бы Чарльз Рид, у которого не хватает яиц признаться, что он хочет меня.       Рид воззрился на него с негодованием, очки блеснули в свете лампы, но Пирс не стал дожидаться оправданий. Он дёрнул пояс халата и сбросил его с плеч Чарльза на пол. Смахнув карту, он за руку привлёк Рида и развернул его спиной к себе, прижавшись к горячей коже.       — Ты что…       — Подождут, — жадно выдохнул Эдвард над ухом, свободной рукой выпутываясь из мягких штанов.       Адреналин жёг вены, чувство последнего шанса на близость, как перед смертным боем, враз срывало все барьеры и ограничения в мозгу. Чарльз всем своим естеством ощущал чувства Эдварда, как свои, и прерывисто дышал, податливо прогибаясь в его руках. Пирс опустил влажные пальцы между его ягодиц, и Чарльз протяжно застонал, невольно подаваясь в стол. После закрытия Ктигонаара его эмпатия никуда не пропала, и в такие моменты она возводила переживания в абсолют. Чувствуя, как горячий член трётся о его бедро, а пальцы методично входят в тугое отверстие, Чарльз запрокинул голову к плечу Эдварда и взглянул на него.       — Я люблю тебя, Эдвард.       — Чёрт, Чарли, — волна напряжения прокатилась по сильному телу за спиной, и Эдвард застонал, потираясь головой о щеку Рида. Пальцы дрогнули и вошли по самые костяшки, заставляя того отрывисто всхлипнуть.       — А я люблю тебя, Чарли, — едва слышно выдавил Эдвард. Он весь исходил переживанием и возбуждением, этот адский коктейль чувств был слишком ярким для его восприятия, поэтому он должен был скорее выместить его доступным способом.       Пальцы сменились влажной головкой члена, и Чарльз вцепился руками в стол, жмурясь с тихим, протяжным стоном, пока Эдвард медленно погружался внутрь. Так просто, без прикрас, на столе в гостиной — чистый выход животного начала, целительный в своей бесхитростной чистоте. Каждый толчок сопровождался надсадным стоном, каждый удар и скрип ножек стола по полу, каждый раз — рывок к блаженству, свободный от всяких раздумий и переживаний. Чарльз опустился грудью на столешницу, а Эдвард опустился к нему, целуя взмокшую долину между сведённых лопаток. Свою ладонь он опустил между ног Чарльза, и тот восторженно напрягся, вздрагивая и изгибаясь всем телом под аккомпанемент протяжного стона. Ещё и снова — его разгорячённый разум, его желания и сумбурные уговоры текли прямо в сознание Эдварда, доводя его до исступления, и потому рывки становились всё глубже, всё быстрее и настойчивей. Под ладонями поверхность стола быстро становилась влажной, сам воздух вокруг будто загустел, и звенящее время замерло, когда пик напряжения двух тел прорвался ослепительно ярким триумфом, оставляющим после себя сладкую тишину и усталость.       На противоположной стороне Беркли-стрит стоял припаркованный чёрный "Форд". Корпус автомобиля заметно проседал на задние колеса, явно перегруженный со стороны багажника. В его тёмном салоне агент Мэки раздражённо барабанил пальцами по коже руля.       — Сколько можно, — ругался он. — Чем они там заняты столько времени?       Джек, сидящий рядом с ним на пассажирском сиденье, нервно достал сигарету и закурил, моментально наполняя дымом пространство. Огромный рыболюд на заднем сиденье, укутанный в множество одежд, влажно захрюкал от этого, раздражённо потирая морду своими лапищами.       — Собираются, — процедил Джек, утопая в кресле.       — Ты посмотрел? — Уточнил Мэки, который прекрасно знал о способности детектива Уолтерса путешествовать по чужим умам.       — Да, — как-то странно ответил Джек, дёргая ногой. — Дай им ещё немного времени.       — Я уже с ума сошёл сидеть на одном месте. Знал бы, что столько придётся ждать, хоть задницу бы сходил размял.       Джек как-то странно на него посмотрел и сделал затяжку, за раз превратившую четверть сигареты в пепел.       — Я пока, э-э… Тоже лучше разомнусь, — сдавленно проговорил он и, не дожидаясь реакции Мэки, неуклюже вывалился из машины.       Агент Мэки только удивлённо пожал плечами. Потом надвинул шляпу на глаза и покрепче сложил руки на груди, приготовившись ждать "ещё немного времени".       Дружба с Джеком научила его не задавать лишних вопросов в ситуациях, где замешан оккультизм. На многие вопросы ты на самом деле не хочешь знать ответы. Иначе рискуешь оказаться в такой же ситуации, как Мэки…       — Вот он свинья, да? — Не выдержав сопения с заднего сиденья, агент развернулся в кресле и помог рыболюду опустить стекло. — Накурил тут и ушёл, совсем о чужом здоровье не думает.       Почувствовав свежий воздух, существо торопливо засопело и сунуло морду в окно. Мэки, как довольный родитель, спокойно сел обратно и устало закрыл глаза, наслаждаясь блаженной тишиной.       Ночь им предстоит ещё очень и очень долгая.