Пожалуйста, просто кивни?

Роберт никогда не думал, что все получится так. Не боялся, не осторожно обходил стороной - просто не предполагал, что с ним может так случиться. Когда Цезарий передал, что им интересовалась "Бавария", Роберт обрадовался. Не то чтобы ему чего-то не хватало в Дортмунде, нет, дело было не в деньгах, регалиях или еще чем-то таком. Просто ему хотелось постоянно совершенствоваться, двигаться вперед, становиться все лучше и лучше - и для этого Мюнхен казался идеальным вариантом. Впрочем, маячивший на горизонте Манчестер тоже подошел бы, но далековато. А вот Мюнхен был в самый раз. Он тщательно обдумывал ситуацию, подсчитывая "за" и "против". Болельщики, естественно, не обрадовались, но, по крайней мере, оценили его честность, Юрген тоже, конечно, все понял. Анне так вообще, кажется, было все равно, где - лишь бы с ним. И финальное, немного неожиданное "за" случилось, когда Куба нахмурился, а потом сказал: "Ну, что делать. Твой выбор, я его уважаю", и похлопал Роберта по плечу. Переобувавшийся Лукаш поднял голову и с широкой ухмылкой пообещал самые жесткие подкаты. И Левандовски был совершенно не готов к тому, что внезапно появится такое "против", которое сможет уравновесить все эти "за". И что этим "против" окажутся совершенно несчастные глаза Марко Ройса на пресс-конференции, когда кто-то из журналистов спросит его про трансфер Гётце в Баварию. Роберт был уверен - с ним такого никогда не произойдет. Не потому что он имел что-то принципиально "против", - хотя ничего хорошего тоже не видел, - но просто не понимал, зачем. Все, что он понимал - ну вот, есть Куба и Лукаш, то есть, Куба с Лукашем. Есть Роман и Себастьян. Есть Матс и кто-то в его телефоне, кому уходят все звонки, смс-сообщения и счета за межгород. А есть он, Роберт. Но внезапно оказалось, что, кажется, есть не только он. Есть еще Марко. Есть Марко, который храбрится и хорохорится, но, кажется, иногда чуть не плачет. Марко, который почти прилипает к Марио на тренировках, словно стремясь не упустить ни минуты, и где-то слева под ребрами Роберт неожиданно чувствует какую-то горечь. Потому что с тех пор, как объявили о переходе Гётце и, соответственно, в геометрической прогрессии усилилось обсуждение перехода самого Левандовски, от него Ройс начал шугаться, как от прокаженного, сведя контакт к минимуму, необходимому для совместной игры. Роберт не успевает понять, когда это успело стать важным и как с этим жить. А потом все меняется. И Левандовски снова не успевает ничего понять. Но Ройс цепляется за него, как лиана, то ли пытаясь удержать, то ли сказать прикосновениями что-то такое, на что потом может не хватить времени и слов. Роберт не успевает понять, что это значит, как привыкает. Ему начинает казаться, что он сходит с ума, что он готов пойти и свернуть Марио шею, и останавливают его всего две вещи - во-первых, он отчетливо видит, что Гётце готов сделать это и сам, без посторонней помощи, а во-вторых, теперь он уже не уверен, что в этом состоянии Ройса виноват только Марио. Или даже - именно Марио. Поэтому после финала, на афтепати, которая поначалу напоминает похороны, а потом - пир во время чумы, Левандовски не выпускает Марко из поля зрения. Он боится пропустить момент, когда Ройса сорвет - во-первых, Роберту кажется, что это его шанс все-таки разобраться в происходящем, а во-вторых, он боится за него. Есть еще в-третьих, о котором Роберт старается не думать, потому что не хочет признаваться даже себе. Но оно есть, и от этого никуда не деться. В-третьих, Роберт просто очень хочет быть рядом. Поэтому он коротко кивает Лукашу с Кубой и идет вслед за Ройсом на балкон. Он просто стоит рядом, не очень понимая, чего он ждет и ради чего это делает. Все получается как-то само собой - Левандовски подходит вплотную, обнимает Марко, говорит что-то успокаивающее, но тот не смотрит на него - сначала утыкается Роберту в грудь, так, что можно поставить подбородок на его макушку, а потом, когда Левандовски осторожно, но настойчиво берет его за подбородок и поднимает голову, Марко и вовсе отворачивается и для верности зажмуривается. Скажи мне, хочется прошептать Роберту. Объясни мне, я не понимаю, но очень хочу разобраться, но если ты мне не расскажешь, я никогда не пойму. Пожалуйста, помоги, хочет попросить Роберт, но вместо этого он просит: - Посмотри на меня, Марко, ну же, - и аккуратно кладет ладонь на щеку Ройса и поворачивает его к себе. И кажется, где-то в небесах что-то взрывается и сходит со своих орбит, потому что взгляд Марко совершенно отчаянный и отчаявшийся, в нем столько боли и столько страха, что Роберт теряется на секунду, но еще он видит в глазах Ройса надежду и ожидание, и, кажется, начинает понимать. Левандовски прижимает его к себе, крепко-крепко, словно решаясь, и, кажется, даже что-то говорит, а потом коротко, очень быстро и легко касается губами губ Марко. - Да? - спрашивает он, сам толком не понимая, ответа на какой вопрос он ждет. Но Марко явно не в состоянии ответить на что бы то ни было, и от этого почему-то сжимается сердце, и Роберт просит: - Пожалуйста, просто кивни. Роберт все еще не понимает, как так произошло и что со всем этим теперь делать, но когда Марко нервно, чуть дергано улыбается уголком губ - и кивает, Роберту кажется, что где-то в небесах покачнулось равновесие созвездия Весов. И, может быть, если он рискнет поверить этому аргументу "против", то наконец-то поймет что-то очень важное.