– Стоп! Снято! Перерыв полчаса! – раздался искаженный мегафоном голос режиссера.
Света Сурганова облегченно вздохнула и поспешно сняла с себя дурацкую шляпу.
– «И кто только ее придумал?», – но только певица опустила деталь костюма на стол, как к ней подбежали девушки, все в каких-то хитрых электронных устройствах со множеством проводов, и наперебой запричитали, что она нарушает декорации. Кротко извинившись, Света хотела было взять со все того же стола бутылку воды, но и этого сердобольный персонал не позволил. Какой-то поспешно подбежавший парнишка вручил ей пластиковую бутылку воды. Сурганова отстраненно бросила невнятные слова благодарности, и поспешила отойти в сторону, подальше от этого декорационного сумасшествия. По пути ей пришлось отмахиваться от назойливых гримеров, все время замечающих недостатки даже в идеальном.
– Я так плохо выгляжу? – самоиронично спросила Сурганова, и девушки-гримеры тихо ретировались.
В углу зала создавалось впечатление, будто ты отстранился от этой хаотичной на вид беготни и шума съемочной площадки; именно этого Света так и искала. Опустившись на стул с надеждой, что он не окажется очередной частью съемочного интерьера, Светлана сделала глоток холодной воды и принялась медленно и мерно дышать, пытаясь успокоиться. Риторический вопрос «кому эта мысль пришла в голову?» весь день крутился в ее голове. Впрочем, от ответа легче не станет, он не излечит Светину клаустрофобию и не уменьшит чувство панического страха. Сталин явно не страдал тем же, чем Сурганова, сидел себе спокойно в собственном бункере и в ус не дул, о том, что через несколько десятков лет тут будет происходить, явно не думал.
– Все в порядке? – робко поинтересовалась тихо подошедшая к ней Полозкова. Отсюда Света видела, что от поэтессы только что отстали гримеры, так что подтеки под ее глазами, как ни странно звучит, были только что художественно подправлены.
– Вполне, – улыбнулась Сурганова. – Я себя и свою клаустрофобию хорошо знаю, так что со всей ответственностью отвечаю: могло быть и хуже.
Вера сочувственно улыбнулась в ответ.
– Может, тебе стоит подняться наверх? У нас еще есть минуть двадцать пять, – предложила она.
Терзаемая сомнениями, Света опустила взгляд.
– Пойдем-пойдем, – Полозкова взяла ее за руку и повела за собой наверх по узкой лестнице.
Наверху ей стало действительно легче, Светлана и не думала это отрицать.
– Ничего, если я закурю?
– Конечно, – кивнула Сурганова.
«Дышать воздухом» пришлось возле бункера, дальше их не пустили, особенно Веру. Ту сей факт явно оскорбил, но скандалов она не закатила, даже, почему-то, всячески старалась не подавать виду.
– Они с тобой не посоветовались, когда выбирали место для съемок? – спросила Полозкова, поднося к губам сигарету.
Светлане потребовалась несколько секунд, чтобы прийти в себя и направить мыслительные процессы в нужное русло. Внимание ко всем проявлениям красоты, доведенное до рефлексов, порой мешало ей сосредоточиться и не выпадать из реальности. Однако Света ничего не могла с собой поделать и не залюбоваться, как отражения огонька блеснули на ее ярко-красных ногтях, как изящно поэтесса закурила, держа сигарету между длинными пальцами, как губы сомкнулись вокруг фильтра, и их уголки чуть изогнулись с долей ехидства, видимо, представляя реакцию вечно недовольных гримеров, когда те заметят, что она вновь смазала помаду.
– Нет, – коротко и рассеяно отозвалась Сурганова, все любуясь девушкой, чья красота не умалялась размазанной косметикой. Как назло, будто для большей картинности, слабый ветер чуть колыхал складки голубого платья, обрамляя фигуру. Красота в ней не стереотипная, не модельная и не картинная, какая-то своя, и оттого она более обаятельна.
– Только не говори, что тебе сообщили в последний день!
– Хотелось бы не сказать, но это так.
Привычным движением Вера стряхнула пепел, с прищуром наблюдая за взглядом Светланы. Та по-прежнему примечала малейший ее жест.
– Неужели ты не можешь поставить им условия?
– Искусство важнее моих прихотей.
– Какое самоотречение… – вполголоса заметила Полозкова.
Света грустно улыбнулась, вновь опуская взгляд. «И в этом главная моя проблема», – подумала она.
– Все-таки тебе не стоит пускать такие вещи на самотек. Мало ли что они учудят в следующий раз.
Света подняла глаза и встретилась с Верой прямым взглядом.
– Думаю, с твоего совета мне будет легче, наконец, взять ситуацию в свои руки, – благодарно улыбнулась скрипачка.
– И еще, Свет…
Внезапно и оглушительно хлопнула железная дверь.
– Ойй… Извините! С ней все в порядке? Я точно ничего не сломала? Точно? Извините! Какая я неуклюжая, – залепетала девушка, игравшая роль машинистки. Она, несколько неуклюже на высоких каблуках, вышла из бункера и, ступив на ровную землю, достала из кармана пачку сигарет.
– Нам, наверное, уже пора возвращаться, нужно еще успеть грим поправить, – заметила Вера и, проигнорировав недоуменный взгляд Сургановой, поспешила внутрь. Света, впрочем, тут же последовала за ней.
Лестница была не только мучительно-длинной и ненадежной на вид, но и имела множество пролетов, в большинстве своем, почему-то, заканчивающихся тупиками. На одном из них Вера внезапно остановилась.
– Я чего сказать хотела, – она обернулась к по-прежнему непонимающей Светлане. – Вернее, даже не сказать… Свет, – внезапно Полозкова положила ладони на тугой ремень скрипачки и притянула ее в себе. Руки проскользнули по талии и поднялись к спине, заключая в крепкие объятия, тем временем как губы Веры осторожно коснулись губ Светы. На задворках сознания удивляясь самой себе, Сурганова не оттолкнула девушку, наоборот, обвила руки вокруг ее талии, несмело отвечая на поцелуй. Столь непривычна была для нее эта смесь вкуса помады и терпкого табака на своих губах. Света не могла бы найти иных прилагательных кроме этого «непривычно» – ни восторга, ни отвращения, без склонений в сторону плюса или минуса, только интерес и внезапно вспыхнувшее влечение, смешанное с непониманием и совсем немного – со страхом. Вера нежно провела пальцами по шее Сургановой, затем по ее коротким волосам, притягивая голову еще чуть ближе к себе. Светлана невольно сжала в руках тонкую ткань ее платья. Ей определенно это нравилось, с каждой секундой все больше, все ярче вспыхивал интерес, и Света даже поймала себя на мысли, что прерывать этот нелепый безумный поцелуй ей не хочется. Она разжала пальцы и, забыв, что в рамки их отношений явно не входят совсем не дружеские ласки, принялась гладить ладонями ее спину и плечи, запускать пальцы в длинные мягкие волосы, и все углублять беззастенчивый поцелуй. И не ясно, кто из них – вероятно, обе – прижался всем телом к другой, Вера обвила руки вокруг шеи Сургановой, Света крепко обнимала ее за спину.
Задыхаясь, они разорвали поцелуй, и разом испуганно отпрянули друг от друга, тяжело дыша.
– Свет… Спасибо, – переводя дыхание, улыбнулась Вера. – Считай, это моя вина.
***
– Стоп! Снято! Поздравляю, господа, мы закончили! Все свободны!
Начавшаяся суета казалась еще хаотичнее, чем во время съемок. Все смертельно устали и спешили разойтись по домам. Даже Сурганова, видимо, поддавшись этому ажиотажу, на миг забыла о своей фобии. Она искала взглядом фигуру в голубом платье. Совсем недавно, она видела, гримеры снимали Верин макияж… Вот она, торопится к выходу.
– Вера! – позвала она, но в общем гуле ее голоса совсем не было слышно.
Скрипачка поспешила за ней, но расстояние между ними было слишком большим, чтобы так легко догнать.
Когда Света, задыхаясь от бега вверх по лестнице, вышла из бункера, Вера уже подбегала к какому-то статному молодому человеку, бросаясь в его объятия. Света остановилась. А ведь она совсем забыла…
Не оборачиваясь – что и к лучшему – Вера села в машину и уехала. В первый миг Света решила позвонить ей, но, еще не успев достать телефон, остановила себя. Она поджала губы, вспоминая мягкость и тепло ее губ, этот ее особенный, завораживающий вкус, запах никотина, запутавшийся в волосах… и, тряхнув головой, беззаботно усмехнулась.
«Если я случайно в нее влюблюсь, это будет моя вина».
13/10/13
