｡ﾟ･-холодные цветы- ･ﾟ｡

—Ненавижу тебя, Канеки! Судорожно кричит Киришима и задыхается, сгибается пополам. Задыхается от ненависти к Кену, задыхается от ненависти к себе, задыхается от чёртовых васильков разрывающих все внутри его. Как же так могло обернуться... Какой стороной он повернулся к жизни не так, что бы при виде белобрысого его тело начинало содрогаться и крошиться на части изнутри? И где он свернул не туда, что бы при малейшем воспоминании о нем гребаные цветки разрывали его легкие на части, выходя наружу с ужасной болью и десятками маленьких голубых лепестков, смешанных с алой жидкостью? Аято уже второй день задаётся вопросом : почему именно Кен. Почему, именно тот, кто причинил ему не столько физической боли, сколько моральной, стал для него мучениями и кошмарами, и, возможно, даже смертью от проклятой цветочной болезни из-за невзаимной любви. Он до сих пор отрицает это. Он не мог взять и влюбиться в этого идиота! Не мог и не думать о нем целыми днями, позволяя голубым цветам уничтожать его тело. Ему не повезло вдвойне, когда их стали подозрительно часто звать на совместные задания. И поведение Аято оставляло желать лучшего. Сейчас он идёт за крепкой спиной одноглазого и взгляд его устремлен под ноги, потому что поднять глаза он не может. Он не может нормально концентрироваться на выполнении заданий, потому что все его силы уходят на то, что бы без подозрений сдерживать просящиеся наружу васильки. Мимо его голубых глаз пролетает маленькая снежинка, падает на щеку и растворяется в тепле. Под ногами мягко хрустят кристаллы замерзшей воды, и с темно-синего неба, усеянного тысячами звёзд, начинает падать снег, кружась в свете фонарей в непрерывном танце. Аято невольно поднимает глаза выше и замечает : как красиво белесые волосы лентами развиваются на холодном ветру, ловя на себя пушистые хлопья снега. Его вдруг пронзает желанием прикоснуться к ним, потому что сейчас они выглядят как никогда мягкими. И вся эта атмосфера через чур прекрасна, что бы сейчас беспокоиться о чем-то. —Аято-кун, —Начинает Кен, останавливаясь. И у Аято все идёт кругом. —Что с тобой происходит? —Спрашивает холодно и поворачивается в пол оборота. Киришима не знает что ему отвечать. Даже не так, он не знает что делать, ведь все секунду назад было похоже на сладкую вату, в которой ему хотелось раствориться с головой. Канеки поднимает голову вверх, смотря серебром глаз на звезды в небе. Аято наоборот - вниз, смотрит на оставленные следы обуви на снегу и думает, в какое же дерьмо он вляпался. Это мягко говоря. Он хочет ответить ему, в очередной раз съязвить и послать куда подальше что бы не лез с распросами, но даже этого не может. Потому что чувствует переполняющие комом цветы его горло, которые, кажется, даже при малейшем открытии рта начнут сыпаться и разбиваться маленькими кристалликами, превращаясь в голубоватый снег. Они молчат еще несколько минут, Кен уже не смотрит на небо, в мыслях сравнивая его цвет с растрепанными волосами Аято. Его это напрягает, и он беспокоится. —Аято-кун? —Повторяет Кен и протягивает руку к Киришиме; медленно тянется к волосам, которые украшает снежная шапка. Теперь не возникает сомнений в сравнении их со звёздным небом. —Не трогай меня! —Резко выходит из ступора Киришима и смотрит на руку Кена. Смотрит, и хочет поддаться моменту, хочет прижаться к нему и позволить гладить свои волосы. Хочет... Но не может. И все равно не отходит. Чувствует странное чувство внутри. Тёплое и приятное. И очень странно, что васильки не идут наружу что бы увидеть причину их появления внутри парня. В этот раз ему страшнее чем в прошлые. Канеки удивлённо смотрит на него, не зная, что сделал не так. Пальцы начинает колоть от желания запустить руку в растрепанные волосы, но решает воздержаться и убирает руку на место. Кен уже который день задаётся вопросом что не так с Аято. Он даже не посылает его куда подальше, лишь идёт следом. Ничего не говорит. Ничего не делает. Ему хочется слышать его вечное недовольное ворчание и пусть даже колкие слова в сторону белобрысого. Это намного лучше чем видеть такого Аято. Такой Аято ему не нравится. Они стоят под падающим снегом ещё несколько секунд, и Киришима внезапно чувствует новый прилив комкующихся эмоций у него в горле. Ужасное предчувствие от которого кружится голова. Дыхание сбивается и Аято вовсе перестаёт дышать, замирает и сжимает ладони в кулаки, будто это ему может помочь. Белобрысый вопросительно оглядывает его, замечает резкое изменение в попутчике напротив и пытается выстроить логическую цепь в голове. Ничего не подходит, никакое звено не встаёт на место между ним и Аято. Однако одна мысль проскальзывает средь других — самым концом детали пазла и снова теряется. Этот самый конец и встаёт на место нехватающей детали в общей картине. —Аято... —Тихо произносит его имя Кен и кролик перестаёт сдерживать дыхание. Потому что невыносимо ощущать шипастые листья внутри себя. Потому что слышит голос причины его мучений и хватается за ткань куртки в области сердца, крепко зажав рот ладонью. Маленькая алая капля просачивается сквозь дрожащие пальцы и соскальзает вниз, разбиваясь о белый снег каплями рубинов. Дышать становится почти невозможно, так же как и невозможно сдержать хриплый кашель, пропитанный смесью самых искренних чувств и ужасной боли. Отвратительное чувство собственной беспомощности поглощает юношу. Он сдался, позволив увидеть себя в этой ситуации. Позволил увидеть Кену. Он даже не сразу ощущает на себе сильные руки, прижимающие к себе и голос, который зовет его, пытаясь вытащить из колючих оков стеблей. Зато сразу ощущает какое то приятное чувство безопасности и лёгкости, наполняющее нутро. Тепло. И больше не холодно. Внезапно все заканчивается с последним цветком, упавшем на снег. Теперь далеко не белый. Аято медленно приоткрывает подрагивающие ресницы и смотрит на множество маленьких васильков с красным окраплением, покрывающих холодное покрывало земли. Красиво. Если не считать того, что, вот это все его страдания. Аято замирает, распахивая глаза шире. Он... Может дышать. Но это чувство не долгое, потому что сразу после он чувствует тепло позади себя и дыхание над головой. Точно... Он ведь здесь был не один. Кен недоуменно рассматривает эту картину перед ними и сжимает свои руки на теле Киришимы сильнее, перестав смотреть на снег и цветы. Он спокойно выдыхает и наклоняет голову вбок, пытаясь рассмотреть лицо подростка скрытого за тёмными передними прядями чёлки. Спустя несколько пустых попыток рассмотреть голубые глаза сквозь них, его начинает раздражать эта чёлка и он поднимает руку к лицу Аято, после чего тот слабо вздрагивает и позволяет убрать переднюю прядь себе за ухо. Стыдно. И ужасно неловко тоже. Что теперь о нем будет думать Кен? —Аято, —С лёгкой улыбкой произносит Канеки, и кладёт свободную руку на щеку подростка, поворачивая его голову на себя. Смотрит, как Аято смущённо отводит взгляд от близости и тихо смеётся. А после сокращает последние сантиметры и касается мягких, немного с привкусом крови губ юноши. Отстраняется, что бы не загонять в ещё большую краску и так сбившегося с ритма жизни младшего и ласково трепет растрепанные волосы. Аято в этот момент не может думать ни о чем, не может собрать мысли в одну общую кучу, лишь с широко раскрытыми глазами смотрит на Канеки и чувствует жар на своих щеках. Далеко не только от холода. Вдруг на его нос падает крупная снежинка и он приходит в себя, быстро моргая. Кен, видя это, снова смеётся, целуя в то место, где секунду назад растаяла снежинка. Кролик немного морщится, жмурясь, и чуть отворачивается в сторону. —Я ведь предполагал... —Начинает Канеки и снова обнимает Аято, наклоняясь к его плечу и кладёт голову на него. —Люблю тебя, Аято. Любит... Проносится в мыслях и останавливается, запечатлев эти слова в памяти. Он его любит. Вот почему стало так легко дышать. Вот почему теперь не больно... —Предполагал, но не знал наверняка, —Тихо хмыкает Киришима и поджимает колени к себе, кладя свои руки на обнимающие его чужие. Канеки целует Аято в щеку и искренне улыбается. Теперь все будет по-другому и кролик точно не отвертится от его компании. —Скажи... —Тихо произносит Аято и чуть поворачивает голову в сторону Кена. —Почему именно васильки? —Они похожи на тебя, —Будто готовясь к этому вопросу всю жизнь отвечает он, —Похожи на твои голубые глаза. Такие же невинные и своевольные. Растут где хотят, —И снова улыбается, заставляя кролика таять от этих слов. А на глаза снова невольно наворачиваются слезы, пощипывая в уголках. Он стал слишком эмоциональным. Хотя это уже стало фактом, однако самому Аято такое не нравится. Иногда хочется засунуть эти проклятые эмоции далеко и надолго, но ничего не может с собой поделать... —Э-эй, ты чего? —Канеки беспокоится, удивлённо смотря на Киришиму, прячущего лицо за рукавом куртки. —Это все ты виноват, придурок. —Смеётся подросток и, вытерев слезы о рукав, по-детски улыбается глядя на Кена. Сердце полукровки пропускает удар, и, кажется, будто происходит это совсем рядом с ними. После такого он вообще не может думать ни о чем, кроме Аято. Его Аято. —Ну встань со снега, я устал сидеть так, —Не переставая улыбаться произнёс Киришима. Канеки, уже не выдержав такого изменчивого Аято, подался вперёд и второй раз за вечер накрыл своими губами губы мальчишки, поднимаясь со снега по прихоти кролика и попутно прихватив того на руки. —Ты не сказал как именно мне встать, —Усмехнулся парень, отстранившись от губ и, приподняв ладонью тёмные пряди волос чёлки, коротко поцеловал Аято в лоб. —Ну уж нет, так мы не договаривались. —Стараясь скрыть смущение спрыгивает с рук старшего Киришима и мотает головой в разные стороны, делая свои волосы более похожими на прежний их вид — до того момента, пока их не коснулся Кен. —Пошли уже. Если ты не забыл, то мы са-амую малость на задании. Аято в недовольном жесте скрещивает на груди руки и идёт от Канеки прямо. На самом деле ему вообще было фиолетово на это задание, особенно в такой ситуации, но кто ж, если не Аято, решит выпендриться? —Снова ты за свое, Аято. —Отчаянно вздыхает Канеки, как никто другой понимая намерения Киришимы. Однако все равно идёт следом за юношей, воспроизводя в мыслях действия произошедшие буквально несколько минут назад и почти светится изнутри, потому что так долго он этого ждал.