несовершенства

      Упаковка мятного мороженого с шоколадной крошкой нетронутая лежит в морозилке, когда Тэхён по возвращении с работы заглядывает в холодильник, пока так и не прикоснувшийся за неделю к своему любимому лакомству Чонгук в душе смывает с себя остатки тяжёлого дня, только вернувшись после пар и тренировки.       Выдыхая, Тэхён закрывает морозилку и берётся готовить полезный ужин, которые приноровился делать для своего парня ещё в первый год их отношений, лишь бы тот не гасил одни протеиновые шейки в перерывах между парами и тренировками.       Благодаря его заботе и желанию самого Чонгука, тот держал себя в форме и вёл относительно здоровый, активный образ жизни последние несколько лет. Спорт и столкнул их друг с другом: они познакомились на отработке по физкультуре в их университете, когда Тэхён ещё будучи выпускником из-за вечных прогулов был сослан на внеурочную аттестацию, которую вместо занятого преподавателя принимал устроившийся ещё при поступлении в спортивный клуб их колледжа Чонгук.       Тэхён тогда жёстко лажал и вместо бега по залу и отжиманий подкатывал к слишком очаровательно красневшему и смущавшемуся первокурснику, предлагая вместо нормативов отработать физической активностью куда поинтереснее. Под конец отработки едва подавлявший идущий из ушей пар Чонгук согласился дать ему свой номер и поставить ни капли не заслуженную четвёртку, лишь бы Тэхён перестал докучать ему на рабочем месте.       Это и привело их сюда, к длящимся уже третий год отношениям, и за это время изменилось многое. Тэхён выпустился из университета и устроился на работу, они съехались, оставив позади общежитие, и вместо замены физрука Чонгук теперь возглавляет боксёрскую секцию их университета. Однако его любовь к спорту и желание держать себя в тонусе никуда не ушли и, даже больше, стали куда сильней.       До такой степени, что, кажется, вот-вот пересекут черту.       Тэхён никогда особо не увлекался здоровым образом жизни и спортом и потому не может сказать точно, где её прочертить, однако знает одно — завешенные в их квартире зеркала, значительно возросшее количество курицы, индейки и шпината вместо любимых сырков и крекеров и исключение полноценных завтраков и ужинов если не пересекает грань, то уж точно ходит по ней на самых цыпочках.       Даже сегодня по возвращении домой Чонгук попробовал отказаться от предложения Тэхёна приготовить ужин, но тот настоял. Отправил юношу в ванную и закрыл за ним дверь, а сам направился на кухню с твёрдым намерением приготовить сытный, домашний ужин, потому что своими глазами этим утром видел, что Чонгук ушёл на пары, позавтракав одним лишь банановым смузи.       Обедал ли он и ел вообще хоть что-то с того момента — отдельный, крайне беспокоящий вопрос, который Тэхён не решился задать.       Когда вода в ванной комнате перестаёт течь, ужин уже готовый разложен по тарелкам, однако шаги из открывшейся двери следуют не на кухню, а в их спальню. Хмурясь, Тэхён решает дождаться в надежде, что Чонгук просто переоденется в домашнюю одежду и вскоре присоединится к нему, но даже когда спустя несколько минут из спальни не доносится ни звука, он поднимается из-за стола и, оглядев остывающий ужин, идёт в их комнату.       Надёрнутое на шкаф покрывало отодвинуто в сторону, пока уже одевшийся после душа Чонгук стоит перед висящем на одной из дверец зеркалом, задрав просторную домашнюю футболку и рассматривая своё распаренное тело. Не замечая остановившегося в дверях Тэхёна, он опускает ткань и натягивает на талии, поворачиваясь боком и хмурясь, прежде чем вновь задрать низ футболки и провести по некогда чётко проступавшим линиям пресса, в последние недели сменившимся на почти что плоский живот.       Его талия кажется меньше, чем раньше, пусть Чонгук всегда был стройным даже с регулярными, направленными на набор мышечной массы тренировками, и сам Тэхён хмурится под стать своему парню, когда замечает это. Его недовольное лицо, складка меж сведённых к переносице бровей и поджатые, дрожащие губы, пока пальцы дёргано натягивают мешковатую футболку и прячут явно неприятную Чонгуку картину, только распаляют взволнованное смятение.       Тэхён лишь мельком видел его тело в последние пару недель. Учёба и работа выматывали так, что под конец дня они были слишком уставшими, чтобы заходить дальше долгих, тягучих поцелуев и блуждающих рук. Даже если и доходило до секса, то Чонгук просил не включать свет, оставался в футболке или же утягивал их обоих под одеяло, за которым мог спрятаться от внимания, которое Тэхён всегда с такой любовью уделял его телу.       То, что успело произойти с ним за это время, — кажется, такое короткое, но оставившее сильнейший отпечаток как физически, так и морально, — не может не волновать.       Потому что за эти недели, вместе с отказом от полноценных завтраков и ужинов, избеганием заначек сладкого на их кухне, игнорированием любимого купленного Тэхёном мороженого, Чонгук начал закрываться в себе. Раздражаться, избегать собственного отражения и ходить с ужасным настроением, лишь улыбаясь как-то натянуто, стоило Тэхёну намеренно сделать что-то глупое и смешное, только бы увидеть радость в его непривычно осунувшихся чертах.       Она пролетает мельком, не задерживаясь дольше пары секунд, однако сведённые к переносице брови и поджатые в едва уловимой дрожи губы кривым мазком серой краски искажали любимое лицо уже который день. Чонгук стал больше времени проводить в зале и уходить рано утром на пробежку, как бы Тэхён ни уговаривал его поваляться и понежиться в кровати пару лишних минут. Перестал позволять обнимать себя за талию и вообще касаться живота, вздрагивая и выпутываясь из рук Тэхёна, стоило тому притянуть его к себе.       Старший пытался намекнуть, заметив странные, волнующие изменения в настроении и поведении своего парня, однако на каждое осторожно подобранное слово беспокойства Чонгук только отмахивался и больше закрывался в себе. Это всегда было так: пока он сам не скажет, что не так, с расспросами лучше не лезть, иначе он закутается в себя ещё сильней и к нему уже будет не подобраться.       Тэхён не знает, когда это всё-таки произойдёт, дойдя до точки кипения и переливаясь через край, но сейчас, стоя в дверях, пока Чонгук крутится перед зеркалом с поблёскивающими глазами и опущенными уголками губ, понимает, что так продолжаться не может.       Чонгук не замечает его, слишком занятый угрюмым рассматриванием своего отражения, которого избегал последние недели, только чтобы разочароваться лишь сильней при первом же мимолётном взгляде в зеркало. Подходя к нему со спины, Тэхён тянет руки к своему любимому месту на свете — талии юноши, хочет обнять, опуская голову на скрытое футболкой плечо, но Чонгук моментально сжимается и отводит взгляд от зеркала, замирая в его руках.       Стараясь не пугаться столь непривычной, зажатой реакции, Тэхён поддевает его опущенный подбородок и вынуждает вновь взглянуть на их отражение. — Ты такой красивый, знаешь?       Напрягаясь всем телом, Чонгук опускает взгляд несмотря на подцепившие его подбородок пальцы и накрывает руки Тэхёна на своей талии. Тот не успевает даже возразить, цепляясь за край ускользающей из-под его пальцев футболки, когда Чонгук качает головой и выпутывается из объятий. — Ты не обязан говорить такие вещи, раз мы уже вместе, хён. Я твой, тебе не обязательно врать, чтобы пытаться заполучить меня.       Его голос тихий, натянуто небрежный, так непривычно полосует слух своей горечью, которая Чонгуку совсем не идёт. Хмурясь, Тэхён прослеживает взглядом то, как тот поворачивается спиной к зеркалу и одёргивает футболку как можно ниже, не в силах скрыть смятение со своего лица. — Но я не вру?       То, как устало Чонгук вздыхает, лишь подливает масла в огонь беспокойства в его груди. — Тэ, я не слепой. Разве ты не видишь, как меня разнесло? У меня растяжки по всему телу, вместо мышечной массы я просто набираю вес, да ещё и акне везде повысыпало... — он кивает на своё скрытое мешковатой одеждой тело, качая головой и давя грустную улыбку, когда встречает его взгляд щемящим горестью своим. — Я честно не понимаю, почему ты до сих пор со мной.       Накрывая дёргающие за шнурки спортивок пальцы, Тэхён переплетает их со своими, лишь бы унять дрожь нервного тика. Опуская голову, он заглядывает в уткнувшиеся в пол глаза, блеском мелькающие в уголках подрагивающих ресниц, и старается скрыть недоумение из своего голоса, говоря как можно ровнее, лишь бы Чонгук услышал его. — Потому что я с тобой не из-за твоего тела. Да и разве я идеальный, чтобы судить кого-то?       Загоревшиеся возмущением глаза взлетают к его лицу, и дрожь с новой силой возвращается к сплетённым с тэхёновыми пальцам, как и к нижней поджатой губе. — Да! — ещё мгновение назад казавшийся таким тихим голос воспламеняется, когда Чонгук обегает его негодующим взглядом. — У тебя прекрасное тело! Длинные красивые ноги, широкие плечи, крепкие руки, пусть ты и не занимаешься в зале совсем. Даже твой животик, и то милый, а у меня...       В его голос просачивается дрожь, когда он отпускает руки Тэхёна и задирает футболку, обхватывая кожу живота там, где раньше чётко проступал пресс. Намеренно создаёт складки, сжимая пальцы и ухватывая как можно больше кожи с застрявшим в горле всхлипом оттого, что видит, но Тэхён накрывает его руки и вновь переплетает их пальцы, вынуждая отпустить футболку и прикрыть не радующую их обоих, пусть и по совсем разным причинам картину. — Чонгук-а, иди сюда.       В замок скрепляя их пальцы, он утягивает неохотно идущего следом юношу к кровати, подальше от ненавистного зеркала и подобравшихся к притупленным глазам слёз. Опускаясь на матрас, Тэхён сажает Чонгука к себе на колени и кладёт ладони на его талию, пусть тот тут же начинает дёргаться и хочет слезть с его бёдер, выбираясь из объятий. Однако обвившие его руки не позволяют отстраниться и пойти на поводу собственной неуверенности, когда Тэхён обнимает его крепче и не даёт ускользнуть несмотря на прошёптанные протесты и бегающий понурый взгляд.        Поддевая подрагивающий подбородок, он ловит чонгуков взгляд и улыбается, пусть ему и самому дышать не легче при взгляде в погасшие глаза и нездорово бледное лицо. Его голос выходит мягче, лишь бы унять скопившуюся на поджатых любимых губах нелепость о том, что Чонгук придавит его собой. — Послушай меня, пожалуйста. У тебя восхитительное тело. Намного лучше, чем у меня, — он прерывает с новой силой начавшиеся возражения, оставляя нежный поцелуй на распахнувшихся в несогласии губах, прежде чем продолжить, так же уверенно и непоколебимо: — Растяжки — это совершенно нормально. Ты качаешься, твои мышцы стремительно растут, и кожа растягивается, чтобы обхватить их, но в последнее время ты скинул в весе и она сжалась обратно. Я не замечаю этого, потому что растяжки естественны и в них нет ничего такого, чтобы придавать им такое значение. Они раздражают только тебя, потому что ты слишком критичен к себе. Так нельзя.       Накрывший его покоящиеся на своей талии руки Чонгук не поднимает взгляда, но и не возникает в отрицании слов Тэхёна вновь. Обнадёженный отсутствием негативной, несогласной реакции, тот поддевает кончик понуро опущенного носа своим и улыбается, ближе прижимая примолкнувшего Чонгука к себе. — Даже если бы ты немного и набрал, чего в этом такого плохого? Честно, мне так нравится даже больше.       Тэхён поглаживает кожу между сведённых хмуро бровей, разглаживая морщинки и оставляя поцелуй на покрасневшем кончике носа, позволяя улыбке проскользнуть на так просящиеся к любимому лицу губы. — Но знаешь, что мне нравится больше всего? — тихонько шмыгая носом, Чонгук издаёт вопросительный звук, играясь с его пальцами и избегая взгляда в глаза, но Тэхёна это не коробит. — Когда ты улыбаешься, стоит мне купить тебе твоё любимое мороженое, а не высчитываешь, сколько калорий в одной ложке. Когда ты крутишься перед зеркалом и не можешь выбрать, что надеть, потому что нравишься себе во всём. Когда мы заказываем доставку и съедаем так много, что потом не можем встать с кровати, и ты клянёшься больше никогда так не объедаться, но мы заказываем гору еды на следующих же выходных. Знаешь, почему я не парюсь о своей фигуре? — Потому что она и так идеальная, — бурчит Чонгук себе под нос, подцепляя его пальцы и кусая и без того истерзанные губы.       Поддевая побелевшую кожу и высвобождая из плена зубов, Тэхён оставляет на ней поцелуй. Не ведётся на неуверенные, пропитанные совершенно беспочвенными заблуждениями слова. — Чонгук.       Тихий хлюп носом, осторожный взгляд в глаза из-под ресниц, прежде чем вновь опуститься к их переплетённым пальцам. — ...почему? — Потому что её любишь ты. Даже мой животик, — тихий, задушенный всхлипом смешок сливается с его мягким смехом, когда на губах Чонгука украдкой мелькает улыбка. Радуясь долгожданной хорошей реакции, Тэхён оставляет поцелуй на его скуле и потирается о кожу кончиком носа. — Так чем же мой лучше твоего?       Ластясь навстречу прикосновению, Чонгук подставляется под его губы и зажмуривается, словно его же мысли ранят, раздирая кончик языка. Его голос звучит так уязвимо, каждое слово с затяжной дрожью проезжается по взволнованно сжавшемуся сердцу, когда он костяшками проводит по скрытому кофтой животу держащего его в своих объятиях Тэхёна. — Он такой мягкий, и на нём удобно лежать… — Думаешь, я не того же мнения о тебе? — усмехается Тэхён, обхватывая лицо юноши и вынуждая наконец встретиться с ним взглядом.       Чонгуковы глаза блестят, пушистые ресницы подрагивают, когда Тэхён нежно поглаживает ставшие заметнее в последние недели синяки под любимыми глазами, в которые так хочет вернуть родной огонёк. Такой неуверенный, зажатый и уязвимый, но всё равно слушает каждое его слово, устав тонуть в тихом голоске в своей заполненной лишь разгорающимися с каждым днём комплексами голове. — Чонгук, я всегда поддерживал твоё желание держать себя в тонусе и заниматься спортом, будь то просто зал или что-то посложней, потому что тебе это доставляло удовольствие. Но это очевидно больше не так. Теперь ты делаешь это через силу и не получаешь из этого ничего, кроме ещё больших комплексов.       Касаясь лбом его в поисках опоры, Чонгук прикрывает дрожащие веки и тихонько угукает в уголок его губ. — Так быть не должно, слышишь? Даже если ты решишь совсем забить на спорт и наесть себе щёки и попу, мои чувства к тебе не изменятся. Я буду любить тебя даже с пивным животом, если до того дойдёт, Чонгук-а.       Они оба смеются: Чонгук через слёзы, собирающееся на глазах, от взгляда на которые болезненно простреливает сердце. Тэхён и сам чувствует, как жжёт уголки обращённых на прекрасного мальчика в его руках глаз, но останавливаться он не намерен. Не когда Чонгук уже не кажется таким зажатым с каждым уверенным словом, отпуская напряжение из подтянутых к ушам плеч и трясущихся пальцев и позволяя себе слушать и услышать его слова.       Целуя уголок поджатых губ, Тэхён ловит сверкающий влагой взгляд и улыбается с такой нежностью, что стискивает сердце, стоит ему взглянуть на Чонгука. Его прекрасного, чудесного Чонгука, который не должен думать о себе как о чём-то меньшем, нежели как об идеале. — Знаешь, почему? Потому что я люблю тебя не за твоё тело, а за то, что внутри. Но если то, как ты видишь себя, пагубно влияет на твоё настроение, твоё самочувствие и здоровье, то я не могу просто оставаться в стороне. Позволь показать, какой ты в моих глазах прекрасный?       То, как дёргано Чонгук кивает, тихонько мыча и находя его губы, стоит Тэхёну податься ближе, окрашивая поцелуй в соль всё-таки сорвавшихся с ресниц слёз, лишь усиливает желание окутать его всей любовью и заботой, которую он несомненно заслуживает.       Тэхён готов осыпать его похвалой хоть каждый день, лишь бы Чонгук наконец поверил в то, какой он красивый. Как снаружи, так и изнутри. — Ты даже не представляешь, что я чувствую каждый раз, когда смотрю на тебя, — его шёпот теряется в поцелуях, нежных, тягучих, когда он укладывает несопротивляющегося Чонгука на кровать и целует его скулы, виски, распахнутые навстречу губы. — Иногда я не могу поверить, как же мне повезло, что такой прекрасный мальчик выбрал меня. — Перестань, — бормочет приглушённо Чонгук, опуская голову на подушку и пробуя закрыть горящее от мазков жадных губ и смущения лицо, однако Тэхён обхватывает его запястья, не позволяя спрятаться. — Нет, не перестану, — его голос ровный и уверенный несмотря на то, с какой нежностью он смотрит на распластанного под ним Чонгука. — Я не перестану, пока ты не увидишь то, что вижу я, когда смотрю на тебя. Даже если это займёт целую ночь, я не остановлюсь, пока ты не поймёшь, какой ты идеальный.       Чонгук смотрит на него так уязвимо и разбито, с трудом подавляет желание отвернуться и спрятаться в подушке, укрыться от ранимого шёпота, полных искреннего обожания глаз. Скопившаяся на ресницах влага вот-вот перельётся через край вместе с каждым трепетным словом, которые затыкало его сознание, стоило ему взглянуть в своё отражение. Мягкий голос нависшего сверху Тэхёна обжигает, мыльной пеной подбирается к зажмуренным векам, и Чонгук едва может дышать.       Поцелуи осыпают каждую черту его лица, маленький шрам на скуле, родинку под нижней губой и на кончике носа, комком застревая в переполненном эмоциями такой силы горле, что юноша с трудом сдерживает наворачивающиеся на глаза от столь трепетного внимания слёзы. Ластится к каждому касанию и поцелую, подаваясь навстречу обхватившей его лицо ладони, когда Тэхён притирается носом об его и выдыхает в жалкое пространство между их лиц, прижимаясь губами к румяной скуле и поглаживая кожу подушечкой большого пальца. — У тебя самые милые щёчки, которые я когда-либо видел. Они так очаровательно краснеют каждый раз, когда я целую их, что мне с трудом удаётся от них оторваться, — шепчет он, скользя губами вдоль рдеющих под стать его словам скул и оставляя поцелуи везде, до куда может добраться.       Чонгук под ним изгибается, подставляясь под скользнувшие к талии ладони, и не вырывается, когда Тэхён неспеша проскальзывает под футболку. Его живот неосознанно втягивается под ласкающей горячей ладонью, пока Тэхён целует его всего, удерживая в своих руках и не позволяя ускользнуть. Смакуя с очарованной жадностью, соскучившись по столь трепетной близости без увиливаний и преград в виде неуверенного шёпота и просьб не смотреть и выключить свет.       Чонгуку правда не стоило прятаться, ни от него, ни от себя. К его прелестным чертам вновь возвращается столь родное нежное свечение, разгораясь всё ярче с каждым словом Тэхёна, выворачивающим наизнанку.       Не выдерживая столь неотрывного внимания, юноша всё-таки отворачивается и кусает губы, подавляя задушенный всхлип, но Тэхён вновь мягко поворачивает его лицо к себе за подбородок. — Посмотри на меня, Гук-и.       Его голос лишь подбивает своей лаской, распускаясь где-то в саднящем сердце. Оно с каждым словом заполняется любовью и благодарностью, которые Чонгук не может сдержать, когда наконец переводит мутный надломанный взгляд на нависшего над ним Тэхёна. Сердце того пропускает удар от осознания, что Чонгук на самом деле может верить в то, что он нечто иное, кроме как самое прекрасное создание на Земле. — Ты такой красивый... Я так люблю твои губы, твой милый носик, глаза, скрывающие в себе целые вселенные.       Очарованный взгляд пылает под кожей, кажущейся слишком тесной для его тела. Чонгук закусывает губу и зажмуривается до бликов под веками, позволяя слезинке сорваться вниз по усыпанной поцелуями-ожогами скуле.       Поймавший капельку губами Тэхён проводит по солёной дорожке и целует зажмуренные веки, поглаживая нежную кожу щёк и спускаясь ниже, к усыпанной алеющими от смущения и переполняющих изнутри эмоций пятнами шее. Всхлип Чонгука теряется в подушке, когда губы обжигают крылья ключиц и аккуратную впадинку между, проводя по кромке футболки, в то время как скользнувшие под ткань ладони задирают её до надрывно вздымающейся груди.       Рефлекторно он пробует зажаться, прижимая согнутые руки к груди и препятствуя соскальзыванию футболки со своего тела, однако Тэхён вновь находит его губы в поцелуе, улыбаясь несмотря на то, как подрагивает Чонгук в его руках. — Не прячься от меня, — нежное касание губ и обнадёживающий шёпот расслабляют, позволяя разжать напряжённые руки и подцепить футболку, чтобы стянуть её через голову.       Не без помощи Чонгук приподнимается на кровати, позволяя оставить себя без верха, и не успевает попытаться закрыться вновь, когда отбросивший футболку Тэхён моментально нависает сверху и переплетает их пальцы, вжимая руки Чонгука в матрас по обе стороны от его упавшей на подушку головы.       Бархатная кожа под его губами воспламеняется румянцем, пока Тэхён уделяет внимание оголившимся плечам, изгибу шеи и всё ещё чуть зажатой груди. Чонгук дышит с оттяжкой, сжимает его переплетённые со своими пальцы и откидывает голову, позволяя ласкать шею, острую линию челюсти, по которой жадно скользят губы Тэхёна, не в силах насытиться дрожащим под ним телом, которое он хочет восхвалять до конца своих дней.       С искусанных губ срывается тихий стон, когда Тэхён сжимает запястья, прежде чем поддеть поясницу Чонгука и вынудить подставиться под скользнувший вниз по раскрасневшейся груди мазок языка. Его губы находят алую бусину соска, дразня касаниями-пёрышками, пока робко ластящийся навстречу Чонгук не вплетает подрагивающие пальцы в его волосы, притягивая ближе и вынуждая наконец вобрать сосок во влажный плен рта.       Тэхён наблюдает за растекающимся по лицу юноши наслаждением из-под ресниц, жадно вбирая то, как распахиваются его исцелованные губы на мягком стоне.       Дразня вторую бусину едва уловимыми касаниями пальцев, он проводит губами по светлым тоненьким полоскам на коже там, где грудная клетка встречается с плечом. Растёкшийся было в его руках Чонгук мимолётно напрягается, когда Тэхён прижимается поцелуем к растяжкам, желая забрать всю неуверенность и ненависть к себе из любимого тела, доверившейся ему в руки души. — Мой маленький принц.       Ответный судорожный всхлип теряется в поцелуе, когда Чонгук трясущимися ладонями обхватывает его лицо и тянет наверх, нуждаясь в близости его губ, лишь бы сдержать давящие до сорванного дыхания на грудь эмоции, с которыми едва может справиться. Каждое слово Тэхёна надрывает что-то глубоко внутри, комком горьких слёз подступая к горлу, и ему нужна близость их тел, чтобы не окунуться в подступающую истерику с головой. — Пожалуйста, — надломано шепчет Чонгук в поцелуй, иступляющий влажным скольжением языков, дразнящий лёгкими укусами, каждый из которых роем мурашек прошивает тело. — Пожалуйста что, ангел? — тёплая улыбка теряется в изгибе шеи, к которой Тэхёна тянет, лишь бы усыпать нежную кожу метками. Прекрасное, идеальное тело в его руках так и просится ближе, и он хочет оставить на нём свой след, что-то, что бы указывало на то, что лишь он достоин касаться Чонгука, доставлять ему удовольствие и восхвалять с головы до пят. — О чём ты просишь? Я дам тебе всё, что захочешь.       Всхлипывая, Чонгук цепляется за его кофту, комкая на пояснице и пробираясь под ткань, ногтями скребя по раскалённой медовой коже вместе с ожогом укуса поверх изгиба своего плеча. — Хочу... ближе, — просит он, поддевая кофту и задирая выше по спине, до широких, удерживающих его в капкане плеч, лишь бы почувствовать Тэхёна вплотную.       Его замыленный взгляд цепляется за старшего, когда тот с последним жадным поцелуем отрывается от его шеи и садится на колени, стаскивая кофту за воротник и откидывая в сторону, прежде чем опустить ладони на раскрытые под ним бёдра.       Раскалённая дрожь стекается туда, где касания обжигают даже сквозь одежду, поддевая резинку спортивок и с уточняющим, спрашивающим разрешение взглядом в неотрывно наблюдающие за ним глаза стягивают вниз. Стоит ткани соскользнуть с ног, как Тэхён закидывает их к себе на талию и устраивается между, накрывая горячую мягкую кожу внутренней стороны бедра.       Надрывное дыхание застревает в горле оттого, как Чонгук красив, с рассыпанными по подушке тёмными локонами, раскрасневшейся кожей и искусанными алыми губами, ловящими припекающий воздух спальни. Тэхён обязательно вернётся к ним позже, но сейчас его мысли заполняют лишь обёрнутые вокруг его талии бёдра, между которых он опускается неспешными мазками губ вниз по подрагивающей, усыпанной мурашками коже.       Из натянутого чонгукова горла вырывается сладостный стон, когда Тэхён припадает к его бёдрам, всё выше и выше оставляя влажные поцелуи по чувствительной коже, каждый из которых посылает вспышки сводящего кончики пальцев жара по истекающему дрожью возбуждения телу. — Боже, твои бёдра... — он осыпает их дразнящими поцелуями-укусами, касаясь губами растяжек у самого изгиба промежности, пока Чонгук всхлипывает, наблюдая за расположившимся между его ног Тэхёном слезящимися глазами. — Знал бы ты, как я ими одержим. Не могу насытиться тем, как они обвивают мою талию или голову и сжимаются, когда тебе особенно хорошо. Клянусь, я готов кончить от одной мысли о них.       Сорвавшийся на отчаянный всхлип Чонгук цепляется за его плечи, отгоняя звёзды под прикрытыми дрожащими веками, пока его тело само подаётся навстречу Тэхёну, притираясь ближе к ласкающим бёдра ладоням и скользнувшим к краю боксеров губам. — Не могу насытиться тобой, твоими прелестными стонами. Как сладко ты шепчешь моё имя на пике оргазма, как сжимаешься и дрожишь, стоит мне коснуться тебя, — шепчет Тэхён в разгорячённую кожу, поддевая и до шлепка натягивая резинку нижнего белья, из-за чего Чонгук вздрагивает и кусает губы, лишь бы сдержать поражённый стон.       То, как юноша раскрыт под ним, подаётся навстречу и извивается с каждым скользящим всё ближе к его члену касанием, завораживает, но Тэхёну всё равно недостаточно. Он проводит губами по топорщащему боксеры члену, влажно целуя головку там, где предэякулят пропитал тёмную ткань, под облегчённый жалобный стон.       Чонгук теряется в неспешных дразнящих касаниях и поцелуях, бабочками порхающих где-то в пояснице, когда Тэхён наконец поддевает его боксеры и стягивает вниз по бёдрам. Под кожей так тесно, и он с трудом сдерживает порыв закрыться и спрятаться от скользнувших по его обнажённому телу пылающих глаз. Мысли сбитым ворохом кружат в голове, не позволяя зациклиться ни на одном сомнении, приглушённом шёпоте собственного смущения и неуверенности.       В комнате так душно, что Чонгук растекается по простыни вместе с тем, с каким трепетным восхищением и желанием Тэхён вбирает его, удерживая бёдра раскрытыми и поглаживая усыпанную бусинками мурашек кожу. — Боже, взгляни на себя, — его неверящий шёпот бархатом растекается по венам, к грозящемуся вырваться наружу сердцу, пока Чонгук теряет себя в неотрывно вбирающих его глазах и касаниях ненасытных рук.       Отворачивая голову, он прячется за сбившимися на лицо волосами, не в силах терпеть столь пристальный взгляд, смакующий каждую частичку его тела, но Тэхён наклоняется и вовлекает его в поцелуй, не позволяя закрыться. Отчаянно выстанывая, Чонгук раскрывается навстречу, позволяет скользнуть языком в свой рот и зарывается пальцами в волосы Тэхёна, выражая каждым касанием и скольжением губ бурлящее под рёбрами чувство, не в силах подобрать слова, чтобы выразить то, что испытывает сейчас.       Поцелуй разрывается с влажным, пробравшим сладкой дрожью звуком, когда Тэхён отстраняется и проводит по изгибу талии к отчаянно ждущему ласки и заслуженного внимания члену. Прослеживая каждое его движение помутнённым взглядом, Чонгук цепляется за простыни и неосознанно прогибается в спине, словно его тело само по себе ластится к Тэхёну, стремится оказаться как можно ближе, чтобы почувствовать его обнажённую кожу своей.       Прикрывая веки, когда Тэхён наклоняется к прикроватной тумбочке за смазкой, Чонгук делает подрагивающий вдох и заставляет себя окончательно расслабиться. Не зажимается, когда его колено заводят выше вместе со щелчком смазки, и судя по нежной улыбке на губах Тэхёна, тот доволен тем, что он не прячется, не пытается вырваться из вжимающих его в матрас рук.       Готовя себя к касанию смазанных пальцев, Чонгук прикрывает веки, но вздрагивает, когда вновь чувствует губы Тэхёна на своих. Теряясь лишь на мгновение, он позволяет терзать свой рот глубокими, тягучими поцелуями, поддаваясь и позволяя Тэхёну взять всё, что тот захочет, пока старший тонет в сверкающих доверчиво глазах и нежных губах раскрытого под ним Чонгука.       Под кожей простреливает пламенным ожогом вместе со скользнувшими туда, где юноша так сильно хочет почувствовать их сейчас, пальцами. Тэхён надавливает на его подбородок и вынуждает раскрыться под напором языка, проникает в его рот в то же мгновение, когда плавно, неспеша проскальзывает в тело Чонгука.       Срываясь на приглушённый поцелуем стон, тот мимолётно напрягается в ответ на проникновение, но обмякает, стоит Тэхёну прикусить и оттянуть его нижнюю припухшую губу. Скулит в поцелуй, не может сосредоточиться на том, чтобы ответить, думая лишь о плавно растягивающем его пальце и том, как нуждается в большем. Одна лишь мысль о том, что ждёт их впереди, выталкивает желание зажаться и спрятаться из гудящей возбуждением головы. — Такой послушный и красивый, — шепчет Тэхён в его плечо, прикусывая ключицы, зализывая уже усыпанную мелкими следами его меток кожу шеи, искрящейся под его вниманием. — Не могу поверить, что ты весь мой. — Твой, Тэ, я твой, только... п-пожалуйста...       Всхлипывая вместе с дразнящим касанием второго пальца, Чонгук пробует насадиться на фаланги, нуждаясь в чувстве заполненности. Хочет большего, чем пальцы, бросая тёмный плывущий взгляд между их тел к скрытому одеждой члену Тэхёна, который ему нужно почувствовать в себе как можно скорее.       Подрагивающий стон срывается с его губ, когда Тэхён слушается и идёт на поводу ломающегося нежного голоса, так красиво умоляющего, что он не может ему воспротивиться. Опускается ниже, к тяжело вздымающейся груди, скользя обжигающими губами по солнечному сплетению к втянувшемуся инстинктивно животу, где головка текущего члена запачкала молочную кожу предэякулятом.       Откидывая голову на подушки с протяжным всхлипом, Чонгук прогибается в пояснице в слепой надежде вынудить Тэхёна уделить внимание и его члену, пока длинные пальцы изумительно заполняют и растягивают его. Его прошивает лихорадочная дрожь, стоит губам собрать естественную смазку с пунцовой головки, и всё тело Чонгука пробирает сладостным током, когда Тэхён берёт его член в жаркие тиски своего рта.       Пьянящая судорога окутывает до кончиков цепляющихся за простынь пальцев, и кожа Чонгука плавится под пристальным взглядом, вбирающим то, как он мечется вместе с надавившими на простату пальцами. Весь он натянут до предела так, словно одно неверное движение, и его рассудок окончательно ускользнёт вместе с плавными, иступляюще растягивающими его пальцами, но Чонгуку нужно больше, нужно почувствовать член Тэхёна внутри. — Т-Тэ, я больше не могу, — он всхлипывает, пытаясь насадиться на его пальцы и одновременно толкнуться в жаркий рот Тэхёна. — Пожалуйста, я готов, просто...       Выпуская его член изо рта и вытирая припухшие губы от слюны и предэякулята, Тэхён под звонкий вскрик оставляет укус на дрожащем бедре и, в последний раз надавив на чувствительную простату, выскальзывает из жара его тела.       Всхлипывая от неприятного чувства пустоты, сменившего так хорошо заполнявшие его пальцы, Чонгук хочет было перевернуться на живот и приподняться на коленях, подставляясь под Тэхёна, однако тот оказывается с ним не согласен. Подхватывая за талию, вынуждает Чонгука подняться с кровати и прижаться сведёнными крыльями лопаток к своей груди. — Нет, милый. Я хочу видеть, как прелестно ты будешь насаживаться на мой член, — его шёпот теряется в плече, губы касаются разгорячённой кожи. Чонгук прогибается в обвивших его талию руках от одной лишь мысли о том, чтобы сесть на член Тэхёна, но сомнение всё ещё терзает его помутнённую голову от раскрытости этой позы.       Кажется, чувствуя вновь всколыхнувшееся в нём волнение, Тэхён поддевает его подбородок и поворачивает к себе, оставляя трепетный поцелуй в уголке поджавшихся беспокойно губ. Его горячая ладонь ложится на живот, поглаживает распаренную кожу, унимая распустившуюся под ней взволнованную неуверенность.       Вместе с тем уже растянутые мышцы невольно сжимаются, прося о столь нужном распалённому телу чувству заполненности, чтобы ощутить Тэхёна ещё ближе, и он так чертовски сильно хочет почувствовать его внутри, что подавляет вспышку беспокойства, разворачиваясь в заземляющих его руках. Избегая тёмного, обжигающего румяное лицо взгляда, цепляется за резинку чужих спортивных штанов, не в силах оторвать глаз от топорщащего их члена. Руки Тэхёна накрывают его, помогая разобраться с узелком, и мгновение спустя Чонгук едва не сдирает спортивки вниз вместе с нижним бельём, когда отталкивает старшего спиной на кровать.       Во рту невольно скапливается слюна, когда член Тэхёна высвобождается из одежды, с уже блестящей головкой от проступившей на ней смазки, которую Чонгук бы непременно собрал языком, если бы так не хотел насадиться на этот член в кратчайшие сроки.       Неотрывно наблюдающие за ним тёмные глаза мутнеют, когда слишком поглощённый сводящим низ живота возбуждением, чтобы смутиться Чонгук перекидывает ногу через бёдра Тэхёна и усаживается сверху, дразняще потираясь о его член. Однако ему не удаётся сосредоточиться на изводящем покачивании бёдрами, потому что Тэхён вновь накрывает его талию, проводит вниз к пояснице и упирающимся по обе стороны от него ногам, собирая с них сладостную дрожь. Смакуя то, как подрагивает под его ладонями живот и вздёрнутый член, пока мурашки неконтролируемым табуном пробегают по коже.       Цепляясь за плечи Тэхёна, Чонгук устраивается на его коленях и прогибается в пояснице с задушенным стоном неожиданности, когда одна из рук проскальзывает между его ягодиц и дразнит уже смазанную, готовую принять его член дырочку.       Тэхён вновь толкается в его таящее тело, осыпая поцелуями шею и плечи Чонгука, словно проверяет, точно ли тот готов к нему. Юноша уже собирается вновь начать умолять, потому что судя по пульсации его члена Тэхён хочет этого не меньше, но не может подобрать ни слова вместе с до жалобного скулежа изводящими простату касаниями.       Стоит головке члена наконец скользнуть между его ягодиц, как с искусанных губ Чонгука слетает отчаянный всхлип, потому что то, чего он так сильно хочет, так близко, но хватка Тэхёна на его бёдрах не позволяет сделать ничего, не даёт и пошевельнуться, насадиться слишком резко и причинить боль. Он даже забывает смутиться обегающего его взгляда, раскрытый нараспашку без чего-либо, чем можно было бы прикрыться, от желания как можно скорее почувствовать Тэхёна внутри.       Спиной ложась обратно на кровать, Тэхён одной рукой удерживает его непослушные бёдра, второй кольцуя основание своего члена и направляя головку меж упругих ягодиц. Чонгук едва может удерживать глаза открытыми, чувствуя, как Тэхён медленно толкается в него, и пробует быстрее насадиться на его член, забывая о возможном дискомфорте, однако мгновение спустя державшие его бёдра руки ослабляют хватку. Встречаясь распалённым, мутным взглядом с уже устремлёнными на него глазами, Чонгук опирается ладонями на грудь Тэхёна и в одно плавное движение принимает весь его член.       Запрокинув голову и всхлипывая в искрящем блаженстве, он впивается ногтями в исписанную испариной медовую кожу, чувствуя, как дрожь стекает по бёдрам от того, как изумительно Тэхён заполняет его изнутри.       Позволяя ему привыкнуть к долгожданному чувству заполненности, тающему на цепляющихся до борозд ногтей за крепкую грудь пальцах, Тэхён поглаживает раскрытые бёдра, не в силах оторвать зачарованного взгляда от Чонгука. Цепляясь за его запястья, тот разлепляет веки и переводит на Тэхёна разморенный взгляд, плавно покачивая бёдрами и привыкая к так восхитительно распирающему изнутри члену.       Не замечая признаков дискомфорта и возвращения неуверенного смущения, Тэхён дразняще касается растянутых вокруг его члена мышц и под сладкий всхлип обхватывает раскрытые ягодицы, вынуждая приподняться так, чтобы внутри осталась только головка, прежде чем снова до основания насадить Чонгука на свой член. — Тэхён, — скулит тот, чувствуя, как рассудок ускользает из его тела с каждым тягучим движением члена внутри.       Внимание Тэхёна сосредоточено лишь на нём, на каждом плавном, исписанном нуждой движении его тела, изгибающего и дрожащего, стоит головке члена задеть простату, и у Чонгука остатки кислорода застревают в судорожно содрогающихся лёгких. — Такой красивый, ангел, так хорошо принимаешь меня, — хриплая похвала накрывает с головой, пока он задаёт плавный ритм, чувствуя, как румянец разливается по коже.       То, как любовно, с каким искренним, пропитанным желанием восхищением Тэхён смотрит на него, словно не может отвести от Чонгука своих тёмных глаз, сверкающих всепоглощающим обожанием, будто в этом мире нет никого, кроме него, сводит с ума.       Чонгук не может сдержать сладостного крика, когда откидывает голову и насаживается на член Тэхёна так, что тот с оттяжкой проезжается по простате в пьянящей судороге концентрированного удовольствия.       Тэхён позволяет ему задать темп, не торопя, позволяя насладиться близостью их тел, тем, как тесно они сплетены и раскрыты друг перед другом. Чонгуковы бёдра дрожат всё сильнее каждый раз, когда он приподнимается, почти что соскальзывая с члена Тэхёна, прежде чем снова насадиться на него до основания, и с каждым толчком дрожь стекает по его разгорячённой коже, раскалённым добела наслаждением концентрируясь в паху.       Вскоре напряжение в бёдрах становится невозможно игнорировать, но он не перестаёт двигаться, насаживаясь на член Тэхёна так, словно не способен ни на что иное. Гонясь за удовольствием, просачивающимся в каждую клеточку его тела, пока не сбивается с темпа, слёзно скуля, теряя себя в том, как Тэхён заполняет его до краёв, но этого всё равно недостаточно. — Тэ, я не могу, — жалобный всхлип теряется на истерзанных, распахнутых губах, умоляя о чём-то, о чём угодно, только бы не упустить скапливающийся в пояснице жаркий концентрат подступающего оргазма. — Пожалуйста, я не могу...       В мгновение ока Тэхён приподнимается на кровати, подхватывая дрожащее тело и прижимая к себе, пока Чонгук облегчённо обвивает его шею и цепляется за широкие плечи из последних сил. — Всё хорошо, милый, я рядом, — успокаивает Тэхён, осыпая поцелуями его исписанное удовольствием лицо, пока Чонгук прячет стон облегчения в тэхёновых волосах, передавая ему полный контроль. — Не переживай, я позабочусь о тебе.       Сквозь сбитое дыхание глаза обжигают скапливающиеся в уголках слёзы, и Чонгук зажмуривается, всхлипывая и крепче цепляясь за плечи Тэхёна, нуждаясь в его близости как в якоре против собственной неспособности делать всё за них двоих. По телу пробегает огненная дрожь, забирающая дыхание, когда Тэхён подхватывает его ягодицы и помогает вновь задать сбившийся было ритм, лаская слух сладкими, ломаными стонами своего имени.       Зарываясь сведёнными судорогой пальцами в волосы Тэхёна, он откидывает голову, обнажает перед ним шею, и его кожа, всё его тело горит, плавясь в крепко держащих его руках. Чонгук уже так близко, задыхаясь от чувства желанности, что вселяет в него каждое касание и движение их тел, и с каждым толчком его зажатый между ними член пульсирует всё сильней, прося разрядки. — Вот так, Гук-и. Давай, отпусти себя. Позволь мне увидеть, как красиво ты кончаешь на моём члене.       Судорожно кивая, ведомый не столько собственной разрядкой, танцующей на кончиках пальцев, сколько желанием быть послушным, сделать Тэхёну приятно, он подмахивает бёдрами несмотря на то, как ноют его ноги, вместо со слёзным, теряющемся во взмокшем виске Тэхёна скулежом.       Раскалённые губы оставляют поцелуй вдоль изгиба шеи, ловя каплю стекающего по коже пота, прежде чем уткнуться за ухо вместе с не оставляющим возражений жарким шёпотом и надавившим на края растянутой до отвалу дырочки касанием пальцев. — Кончай, ангел.       Тугой узел удовольствия натягивает усыпанную испариной кожу, и звонкий надорванный стон теряется в волосах Тэхёна, за которые Чонгук цепляется на пике оргазма, содрогаясь на его члене и изливаясь между их тел.       Стон Тэхёна от тесно сжавшихся на нём стенок своей хрипотцой простреливает пах, растягивая добела раскалённое наслаждение вместе с упирающейся в простату головкой члена. Каждое нервное окончание в его обмякшем теле пылает, и Чонгук утопает в тягучей словно патока дрожи оргазма, сводящей кончики пальцев. Едва не теряет себя в нём, и лишь руки и губы Тэхёна удерживают его в собственном теле.       Тот продолжает насаживать его на свой член в погоне за собственным уже почти перелившимся через грань оргазмом, и когда Чонгук наконец приходит в себя, то чувствует, как Тэхён собирает скопившуюся в уголке его распахнутых непристойно губ слюну и проскальзывает пальцем в его вялый, расслабленный рот.       Обхватывая фаланги, он намеренно сжимается, подталкивает Тэхёна к тому, чтобы тот излился в его исчерпанное тело, чувствуя, как мурашки покрывают каждый сантиметр его кожи, когда Тэхён срывается на рык ему на ухо. — Боже, что ты со мной делаешь, — его низкий голос прорывается сквозь поволоку оргазма, пробирает мурашками, и с каждым толчком он сбивается с ритма, опасно близко.       Это почти что слишком, быть заполненным с двух концов, с уже двумя пальцами, по которым стекает вязкая слюна, в его рту и членом Тэхёна, продолжающим вбиваться в его тесное, истраченное тело. Чонгук не сдерживает судорожного всхлипа, отдалённо напоминающего имя Тэхёна, когда задыхается с застрявшем в горле довольным стоном, стоит пальцам до побеления кожи впиться в его ягодицы и горячей сперме наконец заполнить его изнутри, окрашивая стенки в белый вместе с последним глубоким толчком.       Обвивая шею Тэхёна и отдавая своё размякшее тело в его руки, Чонгук настолько теряет связь с реальностью вместе с гулко колотящимся в прижатой к тэхёновой груди сердцем, что даже не замечает, как тот опускает их обоих на кровать, ни на мгновение не выпуская Чонгука из своих рук.       Он чувствует себя таким любимым, носом утыкаясь в плечо Тэхёна и едва сдерживая слёзы, так как потерял любой контроль над копившимися в груди эмоциями, когда Тэхён своими губами и зачарованным шёпотом прямо на ушко развязал связывавший их тугой узел вокруг его души. Ничего сейчас не кажется столь важным, как теплота тела лежащего рядом Тэхёна, нежно поглаживающего его спину, и Чонгук не слышит неуверенный голосок в своей голове. Лишь тот, что шепчет о том, как же ему повезло отхватить такого чудесного парня, готового на всё, лишь бы он полюбил себя столь же сильно, как его любит Тэхён. — Ты как, со мной? — шепчет старший, заправляя прядь волос ему за раскрасневшееся ушко, и его голос, такой мягкий и нежный, пробивает последнюю стену в чонгуковой душе, выстроенную копившимися чёрт знает сколько времени загонами, не дававшими дышать полной грудью.       Зарываясь лицом в его шею и обвивая руками талию Тэхёна, Чонгук кивает и касается губами горячей кожи, нежно и трепетно, наслаждаясь поглаживаниями спины и бёдер, всё ещё сжимающих Тэхёна в своих тисках. — Ужин, наверное, уже остыл, — тихо бормочет он, подцепляя накрывшие его талию пальцы и перебирая их в приглушённом волнении, сменившим умиротворённость послеоргазменной неги.       Касаясь губами его виска и пряча там поцелуй, Тэхён заглядывает в опущенные на их переплетённые пальцы глаза с неприкрытой надеждой. — Я могу разогреть.       Прикрывая веки, Чонгук выдыхает, остужая распалённую кожу крепкой груди, на которую опустил голову, прежде чем взглянуть на уже смотрящего на него мягко Тэхёна и улыбнуться уголками губ. — Да, пожалуйста.       То, как рьяно Тэхён его целует, сплетая их губы несмотря на сквозящую на своих улыбку, унимает те ошмётки волнения, что всколыхнулись глубоко под кожей при упоминании ужина.       Каждое слово Тэхёна, прошёптанное в его кожу с неприкрытым вожделением и любовью, вытесняет голос в его голове, мешавший счастью и уверенности в себе последние недели, а может — и больше. Отгоняя мысли об этом, Чонгук обвивает шею Тэхёна и поддевает его нос своим, даря ответную улыбку сверкающим любовно глазам, в отражении которых не видит ни одного несовершенства.       Возможно, их там никогда и не было вовсе.       Возможно, со столь чуткой поддержкой и желанием помочь, укрыть от собственной неуверенности любовью и похвалой, Чонгук правда сможет в это поверить.       Счастливая улыбка Тэхёна лишь подтверждает, теплясь в груди прямо под загоревшимся в надежде сердцем, что это так.