***
Когда-то, более века назад, в далёкие времена, когда человечество вставало на ноги после двух мировых войн, смелые мечтатели строили планы на будущее. Они грезили о всеобщем единстве и процветании; об искоренении нищеты и преступности; о покорении бескрайних просторов Вселенной. Казалось бы, люди раз и навсегда извлекли уроки из своей истории и уж теперь-то готовы строить новый мир, раз и навсегда разорвав замкнутый круг боли и горя. Складывая клетчатый, толстый плед в рюкзак, парень с отросшей до лба чёлкой тёмно-рыжих волос едва усмехнулся своим мыслям. Как бы не так. Многое действительно изменилось, благодаря совершившим поразительный скачок технологиям. В начале двадцать первого века людям казалось, будто они попали в Страну Чудес: личные гаджеты, Интернет, освоение околоземной орбиты и Луны, запуски дронов на Марс, дешёвые и доступные импланты — список того, что ранее казалось чем-то из области научной фантастики, можно продолжать бесконечно. Однако, вопреки самым смелым мечтам, мир не смог измениться. После того, как «холодная война» тихо закончилась, по мере глобализации на сцену начали выходить новые игроки, желавшие перекроить Землю под себя — мегакорпорации. Сначала такие компании, как «Арасака», «Милитех», «Совнефть» и «Петрохем», получили контроль над весомой частью мировой экономики. А затем корпорации постепенно начали подчинять себе государства, почти потерявшие былую мощь и неспособные с ними конкурировать. И со временем великие державы были вынуждены признать своё поражение, разделив власть с новыми хозяевами планеты. Но, несмотря на слабость государств, терзавшие мир войны не прекратились. Страны третьего мира продолжали тонуть в хаосе и насилии. Ведь война — это самый лёгкий способ получить власть и столь необходимые ресурсы, не говоря уже о деньгах, заработанных на продаже оружия воюющим сторонам. В этом смысле корпорации и государства мыслили совершенно одинаково. С искоренением нищеты и преступности всё тоже вышло несколько иначе, чем хотелось бы. На фоне дышавшей на ладан экономики разница между богатыми и бедными продолжала расти, а доходы населения падали — и вскоре средний класс съёжился до тончайшей прослойки между сотрудниками корпораций вместе с остальной элитой и низшими слоями общества. У первых было всё, чего они могли пожелать. Вторых было больше, и они очень хотели, чтобы с ними поделились. Но, разумеется, элита не хотела делиться. И в результате возникших противоречий двадцать первый век стал свидетелем взрывного роста преступности, захлестнувшей все крупные города мира. И не все страны смогли полностью с ней совладать. А к середине столетия всё стало ещё хуже. Четвёртый по счёту конфликт между ставшими так похожими на государства мегакорпорациями, на этот раз — японской «Арасакой» и американским «Милитехом», на три дня остановил мировую экономику и до основания потряс Сеть. Некогда охватывавший весь мир и построенные в точках Лагранжа орбитальные станции, Интернет разбился на десятки локальных государственных и муниципальных сетей. Впрочем, тем, кто потерял всё в результате корпоративной войны, было плевать на какую-то там Сеть. И только с космосом, если верить СМИ, радостно вещавшим о совместной советско-европейской экспедиции на Красную планету, к началу восьмого десятилетия двадцать первого века всё более-менее сложилось. Ну, и с имплантами тоже. По крайней мере, в Ленинграде они были у многих, включая его самого. Перед глазами, в левом верхнем углу вспыхнуло уведомление чата с так знакомой ему аватаркой — лиса в стиле минимализма хитро щурилась. Сердце Ильи пропустило удар. Вскоре лисе ответил минималистичный, будто сложенный из янтарных осколков сыч. Кира: я уже на месте. вино взяла, место освободила) жду тебя! и ужжжасно соскучилась! Илья: вышел. скоро встретимся. тоже очень соскучился) Улыбаясь в предвкушении долгожданной встречи, Илья небрежным жестом набросил на плечо рюкзак и вскоре покинул опустевшую после очередного отъезда отца квартиру. Никого нет - значит, всё по плану. Искусственные линзы «цейсс» едва заметно сверкали в карих глазах.***
Их всегда было двое. Такие похожие с виду, но в то же время такие разные по характерам дети были неразлучны едва ли не с самого детства, пусть и родились в разных семьях. Дети двух корпоратов и давних друзей. Мальчик и девочка. Тихоня и задира. Помятые страницы книг — и неведомо где содранные в кровь коленки и костяшки. Упражнения в логике и риторике — и секции по стрельбе и единоборствам. Илья Сенавьев и Кира Нечаева. Сводные брат и сестра. Он плохо помнил, как так получилось. Казалось, она была рядом с ним всю жизнь. А вот Кира всё помнила, хоть — в отличие от Ильи — и не отличалась блестящей памятью. Мать Киры умерла при родах, а отец погиб, когда девочке было семь лет. Дочь запомнила своего отца смелым и гордым. Стойким. Благородным. Надёжным. Наверное, все «работники контрразведки» такие. После его смерти Киру удочерил друг семьи, чьим единственным сыном был главный объект её безобидных насмешек и вместе с тем её лучший друг. В каком-то смысле для Ильи это стало шоком — подруга детства стала ему сводной сестрой. Впрочем, он был даже рад. Ведь это значило, что теперь они всегда будут вместе, во всём помогая друг другу. Что же в этом плохого? И с этого момента их всегда было двое.***
Выйдя из парадной и по привычке накинув капюшон ветровки, Илья сразу направился к метро, идя вдоль набережной Мойки. Свежий, чуть прохладный воздух приятно обдувал лицо. Мимо проносились редкие машины и пролетавшие над городом ави. Несмотря на почти пустые улицы, «золотой треугольник» Ленинграда оставался спокойным и безопасным районом — чего не скажешь о том месте, куда отправился молодой человек. Впрочем, он особо не боялся. Жизнь давно отучила. А искусно спрятанный нож придавал уверенности. — Осторожно, двери закрываются, — возвестил синтезированный, всё такой же дедовский голос, как и, наверное, сто лет назад. Хотя Илья не был в этом так уверен. — Следующая станция — «Лиговский проспект»! Уже стоя на ступеньках скрипевшего от старости эскалатора, Илья заметил разницу между двумя районами. Если в «треугольнике» царил порядок, то на Лиговке творилось невесть что. На мгновение юноше показалось, что вокруг него собрался весь шестимиллионный город. От какофонии разношёрстной толпы, окружавшей его, можно было упасть в обморок. Сенавьев взглянул на часы — пол-седьмого вечера. Впрочем, в это время подобный наплыв людей для крупнейшего «района красных фонарей» Питера был в порядке вещей. «И стар, и млад, и наркоман, и корпорат…», — подумал он, взглянув на окружавших его пассажиров метро. Лиговка предлагала ленинградцам всё: выпивку, партнёров на ночь, «хром» самого разного качества и множество других вещей разной степени законности. Естественно, при наличии достаточного количества евро. Впрочем, Илью интересовало не это. Его ждала сестра, время поджимало, и он торопился. Готовившееся к закату солнце ждать не собиралось. Всё вокруг, от перил эскалатора до сводов станции, было усеяно стикерами, надписями и рисунками самого разного содержания. За последний век Ленинград, привлекавший многих своим особым статусом свободного города, стал по-настоящему многонациональным, даже космополитичным городом, где говорили на как минимум сотне языков. Русский, французский, японский, английский, финский — Илья мог назвать по меньшей мере пять языков, на которых говорили те, кто украшал станцию. Помешать художникам было абсолютно некому — у местной милиции даже на это не хватало сил, а «державшим» прибыльный район бандитам было плевать. Молодёжные банды с Василеостровского района витиевато и изобретательно оскорбляли не имевших над Лиговкой власти чиновников и ментов. Их слова перекликались с угрозами в адрес обеих сторон от местных «босодзоку», закрепившихся на Лиговке молодых байкеров-полукровок русско-японского происхождения. Вокруг тускло сияли голографические рекламы баров, клубов и борделей на любой вкус и кошелёк. Под толстым слоем граффити и стикеров с номерами проституток Илья с трудом разглядел проплывшее мимо по стене рекламное объявление. «Не упусти свой шанс стать частью команды победителей — построй своё будущее сегодня!», — гласил едва различимый слоган. Призывно улыбавшаяся пара верхолазов в касках и спецовках с нашивками «Арасаки» рекламировала новый жилой комплекс — а конкретно работу на его стройке и полагающиеся за неё «метры» в достроенном здании. Но из-за спада рынка недвижимости проект так и не увидел свет, а рабочие оказались нагло обмануты. «Как оно в команде победителей, Лиговка?», — подумал Илья, толкая дверь вестибюля и едва щурясь от нахлынувшего на искусственные глаза света. В отличие от «треугольника», с наступлением темноты этот район только просыпался, расцветая огнями ламп, вывесок и голограмм, начиная шуметь торговцами, зазывалами и музыкантами. И не только ими. «Корпораты, пошли на…!», — отвечала на безмолвный вопрос юноши обиженная на несправедливость и рынок недвижимости Лиговка, донося своё слово огромными чёрными буквами на бетонных заборах и стенах старых, постепенно гниющих «хрущёвок». Илья её понимал. Корпорат, что не желает быть корпоратом — для многих оксюморон и абсурд. Впрочем, на то у Ильи были свои причины. Работая на готовые ради сверхприбыли на всё и давно забывшие о чести и принципах корпорации, рано или поздно забываешь о них и ты сам. А Илья своей честью и принципами дорожил. Забавно, но здание, своей бесславной судьбой похожее на заброшку из рекламы, как раз было целью Ильи — на крыше ставшего пристанищем маргиналов старинного, полуживого дома его ждала она. Кира. Его вернейший союзник — а может, и не только союзник. Юноша улыбнулся своим мыслям и ускорил шаг.***
Едва успев подняться на крышу по пожарной лестнице, Илья тут же оказался в, как всегда, крепчайших объятиях сводной сестры, подбежавшей к нему ещё до того, как он забрался. После достаточно долгой разлуки чувствовать тепло Киры было до мурашек приятно. Илья прижал девушку к себе ещё теснее и положил голову ей на плечо, наслаждаясь едва уловимым, но таким родным запахом леса. Её любимые духи. — Гос-с-споди, как же я этого ждала! — Прошептала Кира, от удовольствия прикрыв глаза. — Как я рада, что ты рядом. Только ради этого момента уже можно горы свернуть. Отразив улыбку сестры, Илья шепнул в ответ: — Я тоже тебя люблю. А горы побереги, Кирюш. Они и так знают, что ты круче. В ответ на шутку девушка счастливо рассмеялась, начав кружиться вместе с Ильёй в медленном танце. Она действительно скучала: по лицу, по голосу, по запаху кофе и апельсинов, по теплу его почти птичьих рук, по вечному нагромождению пустых кружек на столе, по гремящей на весь пустой дом музыке и даже — по иногда совершенно дурацким шуткам. И Кира была до одури рада, что обладатель всего вышеперечисленного наконец-то был с ней. Столь долгожданная встреча друг с другом на любимой крыше любимого города значила для двух молодых людей больше, чем весь остальной мир. Отец в командировке, они вместе, и это место, этот вечер, этот город — для них. — Ну, за Питер! — Наконец неохотно выпустив сводного брата из объятий, лихо усмехнулась Кира и, споро разлив дешёвое вино по стаканчикам, подняла свой. — И за то, что мы наконец-то вместе. Это вообще самое главное. Ура! Запах вина причудливо смешивался с вонью находившегося под крышей сквота, бывшего по совместительству наркопритоном, возникшим на руинах какой-то коммуналки. К счастью, оба подростка, и Кира в особенности, более чем могли за себя постоять, а потому имели постоянный доступ на крышу независимо от пожеланий новых жильцов старинного дома. — Ура! — Ответил Илья и чокнулся стаканчиками с Кирой. Девушка улыбнулась ему и сделала глоток, тряхнув ярко-рыжими волосами. — Повторю твой чудесный тост. За нас с тобой и наш родной город! Вчера Кира вернулась с соревнований по дзюдо в Москве, заняв на них первое место, и это был их последний день в Ленинграде перед отбытием в Японию. Точнее — возвращением. Год назад Сенавьевы стали учениками старшей школы Оран — принадлежащего «Арасаке» лучшего учебного заведения Токио, где учились дети влиятельных политиков, бизнесменов, дипломатов, прочих чиновников и таких же, как их отец, корпоратов. Сергей Юльевич Сенавьев, заместитель главы отдела внешних связей «Арасаки» в Европе, долго шёл к тому, чтобы отправить туда своих детей. И их мнение значения не имело — впрочем, так было почти всю их жизнь. Решения отца, как и решения его корпорации, не подлежали обсуждению, а неповиновение строго и со вкусом наказывалось. Иногда Илья чувствовал себя не его сыном, а одним из подчинённых. — Как думаешь, братец, — Задумчиво начала Кира, ёрзая на пледе, расстеленном на краю старой печной трубы. У её ног валялись разбросанные по всей крыше следы пребывания прошлых гостей — шприцы, фольга и пустые бутылки. Под рукой — чья-то старая бейсбольная бита, пошедшая в ход как средство запугивания девушки и в результате ставшая её собственностью. Побитый ею прошлый хозяин исчез где-то в пропахшем дурью и нечистотами притоне, даже не пообещав вернуться. Бесполезно: во-первых, девушка явно выглядела, как молодая корпоратка, а во-вторых — тяжесть её руки была в этих местах общеизвестна. Себе дороже. — Вот что будет дальше? — В смысле? — Ответил Илья, сделав глоток вина и скривившись. Слишком кислое. — После чего? — После того, как мы закончим школу. Сергей Юльевич снова разлучит нас? — Тоскливо спросила Кира. Илья поёжился от холода, резко пробравшего до костей, и поплотнее закутался в ветровку. Юноша не хотел омрачать вечер с Кирой рассуждениями о будущем. Сама мысль о разлуке с ней не по их общей воле, даже ненадолго, вызывала в нём отторжение и гнев — как и у самой Киры, очень дорожившей своим сводным братом. Друг для друга они были самыми близкими людьми, несмотря на то, что за последние несколько лет виделись далеко не так часто, как им бы хотелось. С тех пор, как им исполнилось одиннадцать, отец Ильи старался сделать так, чтобы его дети были вместе как можно реже, отправляя их в разные школы по всему миру — ведь вдвоём их было тяжелее контролировать. Илья и Кира виделись в среднем всего лишь несколько раз в год — чаще всего на торжественных приёмах и «благотворительных балах» для корпоратов. И возможность увидеться хоть на полчаса, сбежав от гостей, была главной причиной, по которой они там присутствовали. И только относительно недавно Илья начал пытаться постепенно изменить положение дел, в итоге сумев убедить отца в том, что Кира должна учиться с ним в Оране. Именно тогда сыну корпората пригодились те умения, что он перенял, наблюдая за тем, как работал отец. Отвратительно, но оно того стоило — обманом, хитростью и лестью Илья сумел добиться чуть больших свобод. И пока папа не передумал, надо было ими пользоваться — и они с Кирой пользовались по полной. Глядя вдаль, на горевшие где-то далеко на севере огни шпиля «Совнефти» и шумевшую внизу, совсем рядом, Лиговку, откуда долетали пьяные крики и далёкие, едва слышные глухие хлопки выстрелов, Илья произнёс: — Не знаю. Скорее всего, он попытается, но… — Посмотрев на Киру, юноша улыбнулся. — Выше нос, сестрица. Нам же уже не тринадцать. Я что-нибудь придумаю, и мы будем вместе, а слово отца уже не будет ничего значить. Ничьё слово не будет иметь значения, кроме нашего. Я же тебе обещал, помнишь? Кира придвинулась поближе к Илье, прижавшись к нему упругим бедром, и, доверительно положив руку на его колено, ответила: — Ну конечно помню, братец. Ты что-нибудь придумаешь, а я тебе помогу. И мы наконец-то вырвемся на свободу, блин! Будем жить, как хотим, без «Арасаки» и прочего говна. Как кочевники какие-нибудь. Возьмём тачку, поедем вдоль моря… — Девушка мечтательно зажмурилась. — Не представляешь, как бы я этого хотела. — Да уж представляю. Сам-то как хочу. Илья накрыл чуть замёрзшую руку Киры своей, почувствовав кожей ладони пару часов назад сбитые костяшки девушки — следы «переговоров об аренде крыши». Ощутив тепло его руки, Кира счастливо улыбнулась, затем робко поцеловав довольного парня в щёку. Девушка бы ни за что не призналась первой, но она уже очень давно не считала их всего лишь братьями. И в глубине души Кира надеялась, что эти чувства взаимны. «Ты что-нибудь придумаешь, а я тебе помогу». Так было всегда. Спокойный и расчётливый он придумывал план очередной авантюры — безбашенная и пробивная она воплощала его в жизнь. Несмотря на почти противоположные характеры, они прекрасно дополняли друг друга, и из-за этого сразу сблизились. К тому же, им обоим претили правила и ценности корпоративного мира, к жизни в котором готовил своих детей Сергей Сенавьев. Каждый день участвовать в подковёрных интригах, как отец, они не хотели. Общее на двоих желание покинуть мир корпоратов сплотило Илью и Киру ещё сильнее. Но «Арасака» издавна воспринимала детей своих сотрудников как своих будущих слуг, и для них это было главной проблемой. Просто так их не отпустят. Отец своих наследников не отпустит. Кира хотела просто сбежать, пойдя напролом. Её сводный брат понимал, что одни, без какой-либо подготовки, на чужих для них улицах они в свои семнадцать лет долго не проживут — либо их убьют, либо их найдёт отец. Последнее было бы хуже — их бы разлучили навсегда, этого Илья не мог допустить. Их немногие друзья — те, кто были ими на деле, а не пытались казаться, как многие их знакомые — вряд ли смогли бы им помочь, не будучи корпоратами. Искать защиты у них было бы глупо. — Но прямо сейчас нам некуда бежать, солнце. Вариантов никаких, уж прости. Сжав тонкую руку девушки, Илья продолжил: — Хорошо уже то, что в Токио мы будем одни, без присмотра отца и его слуг. И мы будем вместе, как в прошлом году. Почти что сами по себе. Неужели не здорово? Кира прищурилась. Из-под тонких рыжих бровей на Илью, бывшего её одногодкой, но порой казавшегося ей таким мудрым, смотрели тёмно-зелёные глаза, так похожие на его карие «цейссы». — Ты так думаешь? — Опасливо спросила девушка. — А вдруг он всё-таки попытается… — Нет, ничего он не попытается, — Твёрдо ответил Илья, откинув чёлку со лба. — Последние три года я старался убедить его в том, что мы будем играть по его правилам. И я старался не зря — он мне доверяет, и позволит приглядывать за тобой. В прошлом году он уже позволил, помнишь? Так что и в этом году всё будет так же, не переживай. А потом, постепенно, мы от него и сбежим. Понимая, что методом Джонни Сильверхенда, одной грубой силой, из мира корпоратов невозможно вырваться иначе, чем посмертно, Илья избрал другой подход, шедший вопреки желаниям тайной фанатки мёртвого террориста и рокера, тайком носившей выцветшую футболку легендарных «Самураев». Подход, более подходящий его сути. Сын корпората начал свою игру, пытаясь заслужить доверие отца — но только ради того, чтобы укрепить свои позиции к моменту побега, и иметь возможность вступиться за Киру при необходимости. За провинности перед отцом чаще и больнее всего доставалось именно ей, даже за то, в чём на самом деле был виноват Илья — ведь иногда рушились самые продуманные планы. Поэтому той, кто был ему дорог, нужен был защитник. И Илья делал всё, от него зависящее, чтобы им быть. Сделав ещё один глоток вина, Илья приобнял Киру за плечи и ободряюще прошептал на выглядывавшее из-за слегка кудрявых рыжих волос ушко: — Я в тебя верю, Кирюшенька. В нас верю. Мы справимся! Вздохнув и положив голову на плечо юноши, Кира протянула: — Знаю, Илька. Я тоже. Но все равно, не хочу в Японию. Мне и тут хорошо. — Девушка обвела рукой открывавшийся вид на город, из-за которого им с Ильей и полюбилось это место. В отличие от яркого, сиявшего сотнями огней, никогда не спавшего, но всё равно казавшегося холодным Токио, Петербург с его крышами и каналами, двориками-колодцами и белыми ночами дарил им чувство уюта и покоя. Для них родной Ленинград в каком-то смысле был живым, в отличие от многих других городов. — А в Токио опять эти непонятные японцы, требования твоего отца и тому подобная корпоратская дурь. Ещё Мэри и её выкрутасы. Строит из себя королеву школы. Вспомнив давнюю знакомую, с первого дня в Токио действовавшую им на нервы, Кира сжала зубы: — Вот бы ей по морде дать хорошенько! Сбить корону, так скажем. — Любишь ты морды бить! — В ответ на замечание девушка гордо приосанилась, задрав носик. «А то!». — Разберёмся. Уже скоро со всем разберёмся, не только с Мэри. А сейчас пора прощаться с домом. Нам же ещё манатки собирать. В ответ Кира молча кивнула и сплела их пальцы вместе. Их свидание с Питером подходило к концу, и слова были почти не нужны. Им и так было хорошо втроём. Зачем тратить время? Старый город с его узкими переулочками и потрёпанными временем зданиями, видавшими царей и вождей, казался Илье сошедшим со страниц забытой сказки, несмотря на давно погрузившийся в беспорядок район Лиговки. Свет почти закатившегося за горизонт огненного шара — закат всё-таки был пойман — отражался от тронутых ржавчиной крыш и мансард старых домов, чьи охровые стены присыпаны пылью веков. Слева от дома, на крыше которого сидели подростки, стояла недостроенная высотка с зиявшими в ней провалами окон, исписанная граффити на нескольких языках. Надпись на самом верху бетонной коробки, над изображением стилизованной под пионерию Сэйлор Мун, показывающей обеими руками жест «виктори», гордо гласила — «Это Питер, детка!». Где бы ещё на Земле нашлось такое сочетание старины и современности, как не в Петербурге? Увидев творчество местных художников, Илья улыбнулся и крикнул в наступавшую на город белую ночь: — Пока, Питер! Ещё увидимся, не скучай! Кира подхватила его крик, отсалютовав «городу на Неве» опустевшей бутылкой вина. — Мы обязательно вернёмся! Уезжать не хотелось, но выбора у них не было. Спустя сутки Илья и Кира вылетели в Токио, как и планировал их отец. Но ни один из них даже не догадывался, что их там ждёт.