Гроб Гроб Кладбище

       – Не стоит так торопиться, если ты слепа.        Сюэ Ян пошуршал бумажной оберткой в рукаве, облизнулся, глядя в прямую спину. Вот уж хороший господин, давай, все хорошие господа в холеных одеждах оказываются последними засранцами, когда рядом беспомощные. Давай, ни в чем себе не отказывай. Зря я, что ли, свернул с дороги и валяюсь в этой канаве, чтобы посмотреть, чем пробавляется Слепышка.        Господин всё о чем-то толковал с А-Цин. Сюэ Ян подполз ближе, подумал: ишь, как навис. Очень хорошо, сейчас он ее отведет с дороги и схватит за преле… за что-нибудь там, за какую-то очередную кость. Таким господам грудастых и грамотных не подавай, им как раз такие и нужны. Дохлые и без покровительства. Слепышка, конечно, будет колотить его своим посохом, но он вон какой здоровый. Хорошо жрал, наверное, и сладко спал, а эта на одних овощах не раздобрела.        Овощи же, подумал Сюэ Ян, моя очередь идти. Ну ладно. Сейчас господин ее схватит, а я выскочу, сломаю ему пару пальцев и представлюсь отцом. Фу-у, гадость. Братом, фу. Потребую за нападение кошелек. Не только на овощи хватит, но еще и на куль свинины. Или сластей на всех.        Господин поднял руку. Сюэ Ян приподнялся из укрытия. Началось.        Господин повернулся, мелькнула метелка, а эта дура поперла вслед за ней и дала себя ею обхватить. Сюэ Ян зашипел. Ах ты. Ах ты. Пришел-таки. Поймал нас.        А эта дура… А, ну да. Она же не знает. «Благородный мужчина высших моральных качеств». Узнаешь, каких он качеств, когда вышвырнет тебя вон, а сам пойдет прекрасно бродить с твоим дружком даочжаном. Посмотришь, кого он выберет.        Сюэ Ян облизал зубы. Посмотрим, кого он выберет. Не хочешь, чтобы неправильно выбрали – не давай выбора.        Сун Лань отпустил А-Цин и почесал дальше. Сюэ Ян подождал, пока он станет темным столбиком на дороге, выбрался к А-Цин, которая, не оглядываясь, начала зудеть.        – Вот, приличный господин! Не то, что ты, оборванец! Позаботился! Знает обращение!        – Да помолчи ты, – сказал Сюэ Ян, – дай подумать. Обращение ей… грамоте не обучена, шарф не носишь, чтобы обращение.        – Ты, можно подумать, жил среди изящных госпож!        – Да уж повидал! Всякая носит шелковый шарф, чтоб эдак концом господина пощекотать. Это называет обращением!        А-Цин сказала, что и чем именно ему стоит пощекотать. Сун Лань бы умер от отвращения, подумал Сюэ Ян довольно.        – Чего притащился? Опять?        «Опять» – это она уже выучила, что ее хорошо бы использовать, как червяка на крючок. Первый раз рассердилась, второй раз уже меньше, потому что Сюэ Ян поделился с нею рисовыми конвертиками, добытыми из стонущего задиры. Хотя она и возражала, что это она его одолела, а помощь ей вовсе не была нужна.        – Глупости говоришь, – сказал Сюэ Ян, щурясь на горизонт. Сун Лань еще виднелся, остановился возле какого-то обоза и прицепился к путникам. – Тут дело серьезное. Знаешь господина, с которым ты тут развела беседы? Это знакомец даочжана!        – Тебе откуда знать? – А-Цин повернулась прямо грудью в грудь, будто хотела посмотреть в лицо.        – Слышал! Что ходит тут некий путник, заклинатель, разыскивает других. Думаешь, чтобы подарить метры шелка? Пф!        – Чего бояться даочжану, он ничего плохого не совершил.        – А вдруг? Сам не понял. Толкнул не того, случайно сковырнул какую-нибудь печать, прошел, где не стоит.        – Ну и что, – сказал А-Цин легкомысленно, – не убьют же его из-за этого. Он себя в обиду не даст.        – Не убьют, а… а… уведут! Я таких знаю. Затащат в свой орден. После войны и Старейшины Илина знаешь, как заклинателей покосило? Напоют ему, как без него – лично – страдают сироты и вдовы. И он побежит. А ты кому нужна?        – Сам ты никому не нужен.        Сюэ Ян потянулся ее толкнуть. Ладно, не время. Вместо притянул к себе за плечо и слегка встряхнул.        – На него надежды нет, сама знаешь. Сироты и вдовы ему слаще конфет. А эти… пусть сами заклинают. Нашла, о чем спорить! Говорю тебе, этот господин пришел увести даочжана. Так что, ты хочешь выяснять, куда тебе деваться после того, как даочжан уйдет в какой-нибудь орден? Или все-таки просто избавимся от этого господина?        – Так и избавишься. Он выгля… кажется сильным. Наподдаст тебе.        – Не наподдаст, – сказал Сюэ Ян и ухмыльнулся. Забрался языком к дальнему зубу, там еще было клейко и чуть-чуть сладко, – слушай.        Принялся, глядя вдаль, говорить.        – Господин! Господин! – закричала, едва дослушав, А-Цин и припустила. Сюэ Ян бросился с колеи в придорожные метелки.        Сун Лань обернулся. Подождал немного. Лицо противное, подумал Сюэ Ян, подбираясь к ним.        – Господин, – сказала А-Цин, оперлась ладонью в колено. Потыкала в сторону Сун Ланя посохом, тот увернулся словно не сам, а ветер качнул рукав. Пф-ф, подумал Сюэ Ян, я тоже так могу.        – Тебя кто-то обидел? – спросил Сун Лань. – Хочешь подать мне жалобу?        – Вовсе нет, хотя… – А-Цин обернулась и губы ее едва не дрогнули. Засмеется – язык отрежу, подумал Сюэ Ян. Или еще хуже, стравит нас. Ах ты!.. – Господин, а вы знаете, что слепым ведомо больше, чем зрячим?        – Гадания должны быть исполнены верным порядком, – сказал Сун Лань, – в строго установленные часы и дни.        С чего он решил, что она собралась ему гадать, подумал Сюэ Ян. А вообще-то – надутый просто-таки индюк, мог бы и дать девчонке, например, милостыни. Что за спесивец.        – Я и не собиралась, – сказала А-Цин.        Какая сварливая, подумал Сюэ Ян, если бы не для дела, пусть бы обругала его последними словами, как меня на днях, что уронил чашку. Испортит сейчас все.        Но А-Цин справилась со своим склочным нравом, сказала уже, как могла, кротко:        – Господин не желает ли посетить похороны?        Сун Лань подвигал ртом.        – Я не заметил плача и белых флагов.        – Это особенные похороны.        Подозрительно звучит, дуреха. Сейчас он решит, что из нее полезут призраки, подумал Сюэ Ян, и, не дожидаясь, прям пополам ржавым своим мечом. А, ну нет, у таких господ мечи натертые, как их мнение о самих себя. Но вообще-то было бы смешно. Шлеп – и во все стороны ошметки. Можно было бы ему потом рассказать, что он убил ни в чем не повинную слепую девчонку. Слабоумную. Чтобы еще стыднее. Сяо Синчень такое вот любит, сразу расклеился бы. Потому и не говорю ему, подумал Сюэ Ян, на какие такие ночные охоты мы ходили.        Э, нет, подумал Сюэ Ян, еще сойдутся обратно на почве того, что оба убивали слабоумных! Не допущу.        Но Сун Лань еще терпел. А-Цин, наконец, разродилась.        – Всякий одинокий господин в поисках другого господина, должно быть, страдает, – говорила А-Цин медленно. Ну конечно, копается в умных словах, которыми иногда бросается Сяо Синчень, подумал Сюэ Ян.        Сун Лань на это, однако, только огляделся легко, словно поправлял брошенную ветром в лицо прядку. Но я-то вижу, подумал Сюэ Ян. Боишься, что тут у девчонки сообщники, целая куча нищих, которые на тебя набросятся? Трус.        – Откуда ты знаешь, девочка, по каким делам я иду.        «Девочка». Любили они с Сяо Синченем делать вид, что мудрые старики, подумал Сюэ Ян, этот и не бросил. А Сяо Синчень вот перестал, и не делает вид, что больно старше. Ему так намного лучше.        – Я слышала, как вы спрашиваете прохожих, – сказала А-Цин, – и подумала, как хорошо, что Небо послало вам меня. Может быть, вы ищете совсем не то, чего хотите?        Вот же бестолковая, подумал Сюэ Ян с отчаянием, ну по-другому же звучало! Учили ее, учили… Все бы ей сказки! А учиться не желает.        Сун Лань, похоже, задумался. Не встречал таких глупых девчонок, наверное. Вообще никаких не встречал, подумал Сюэ Ян мстительно, любая девчонка от такой надменной рожи бы повяла. Как только Сяо Синчень его терпел.        – А если господин остановится на минуту и подумает, что в поисках… э-э… теряет, а не находит, то у меня есть средство от этой печали!        – Неужели? – спросил Сун Лань. – Все ученые и даосы мира бьются над этим предметом, а у тебя уже готов ответ?        Гордец, подумал Сюэ Ян.        – Гордец! – крикнула А-Цин.        Испортила все, подумал Сюэ Ян. Ну что же, драться? Потянул Цзянцзай.        Но Сун Лань вдруг отступил и поклонился замешкавшейся А-Цин.        – Я и впрямь поддался гордости и, возможно, невежеству. Никогда заклинателю не во вред остановиться и подумать.        А-Цин потопталась на месте. Ну, Сюэ Ян оперся о дерево ладонью. Это тоже хитрый прием, игра в благородных. Хочет смутить тебя, чтобы ты совсем размямлилась.        – Э, господин, чтобы подумать, есть… мы… у нас есть бумага! От самого! О! Городского… это не обман.        – Всё-таки гадание? – спросил Сун Лань.        – Похороны же. Посетите! Свои собственные.        – Звучит, как угроза, – сказал Сун Лань без особого, впрочем, страха.        – У нас есть бумага, – угрюмо сказала А-Цин, – что мы можем… Пьяницу вылечили! Уж как он выскочил, что его пеньковой веревкой связали, а потом пальцы настругивали, как морковку: раз, раз!        – Кто?        Да ты заинтересовался, подумал Сюэ Ян.        – Никто! Это он увидел, что его ждет в диюе! Очень его матушка нас благодарила потом. И жена. И сестра.        Сун Лань глубоко вдохнул. Поднял метелку. А-Цин, будто увидела, подалась назад. Сун Лань лишь мягко уложил ее на плечо А-Цин и сказал гулко: юная госпожа, не торопись. Говори стройно.        Ей конец, подумал Сюэ Ян, от «юной госпожи» она еще неделю будет надуваться, а потом потребует ей прислуживать. А с ним вдруг замолчала, будто приличная, в самом деле, госпожа.        Но А-Цин оперлась на посох, выкатила кость в районе бедра (Сун Лань даже не глянул) и принялась рассказывать. Сюэ Ян слушал и думал, что, когда знаешь историю, почему-то еще напряженнее. История оказалась увлекательной, хотя А-Цин переиначила почти всю правду: как пьяница, не разобравшись, видимо, забрался почти что к ним в ворота, а они как раз, пока Сяо Синчень бродил по городку, вытащили очередной гроб и уже собрались разбить его на доски. Гробяные доски шли на вечную починку. Пока Сюэ Ян и А-Цин, утомленные предстоящей работой, больше щелкали семечки и отгоняли лопухами мух, чем брались за гроб, пьяница покрыл их грязными словами, и они засунули его внутрь и накрыли крышкой. Слова были скучными, Сюэ Ян знал лучше. Пьяница буянил, потом притих. А-Цин спросила, не сдох ли, а то даочжан увидит, расстроится. Сюэ Ян тут же пнул гроб. Оттуда раздался протяженный стон. Так и сидели до вечера, пока с факелами не пришли за пропажей селяне. Дело приобретало интересный оборот, но после того, как с крышки гроба подняли булыжник, пьяница принялся целовать руки какой-то женщине с обсыпавшейся с желтой скулы рисовой пудрой и кричать, что черти из диюя вырвали ему пальцы и еще что-то, и что больше ни капли в рот. В доказательство грохнул – пустой – кувшинчик о землю. Разочарованная толпа, издалека погрозив босякам, убралась вон. А на следующий день А-Цин вернулась с монеткой и пирожками: тетушка дала. Гроб оттащили подальше, к дороге, иногда караулили вместе.        Впрочем, дело не пошло, больше пьяниц к их ловушке не прибилось. Но А-Цин не поскупилась в своем живописании для Сун Ланя придумать каких-то крайне довольных клиентов. Пьяница оброс успешно исцелившимися сотоварищами: женой, которая пыталась помереть вслед за повесившимся мужем, а после собственных похорон воспряла, торговец, у которого сгорела лавка, ребенок, который не понимал никакую науку, а потом сдал экзамен на чиновника… в смысле, сдаст, мы недавно начали…        – Ну, довольно, – сказал Сун Лань. – Я похож на торговца? На вдовую госпожу?        – У благородных господ всегда какие-то страдания, – сказала А-Цин важно, – а вы ищете и не находите. Возможно, вам следует заглянуть внутрь себя, а не вовне!        – От незрячего этот совет слышится не таким уж затрепанным. Может быть, наша встреча в самом деле неслучайна.        Сун Лань вздохнул. А-Цин переложила посох в другую руку и потянула руку к его рукаву. Сун Лань отодвинулся.        – Пойдемте, господин.        – Вы говорили, юная госпожа, у вас есть бумага?        Бумага и в самом деле была, нужно было только слегка подправить пару ханьцзы, а то для этой местности они гляделись странно. Заснувший в таверне чинуша, наверное, хватился уже на полдороге куда он там ехал. Но никто не возвращался и не требовал документов назад. Наверное, снесли ему голову, подумал Сюэ Ян и тут же забыл.        – Ну что ж, – сказал Сун Лань, – если у вас есть даже бумага… пойдемте.        А-Цин обернулась и показала язык. Сюэ Ян сделал ей неприличный жест в ответ, но какое удовольствие, если она все равно не увидит. Отнял руку от дерева, посмотрел. Принялся натирать лицо. Он этого зрелища не пропустит.               А-Цин вела Сун Ланя уверенно, тот шел ей встать, метелкой своей не дергал. Сюэ Ян долго глядел им в спины, прежде чем решился обойти и пристроиться сбоку. Лицо жгло от пыли и смолы, поверх он намотал еще тряпок, которые носил в рукаве скомканными, и на руку тоже. Но все равно. Узнает? Чего я боюсь? Будем драться. Это все Слепышка. Она уже его видела, и, если я его убью, расскажет. Не убивать же ее тоже! Даочжан замучает расспросами куда делась.        – О, – сказал Сун Лань скучно. Потянулся к мечу легким движением.        – Это со мной, это со мной, – сказала А-Цин слитно, снова попыталась дернуть за рукав, и снова Сун Лань ушагал. Привыкла, что за своего даочжана можно схватиться, подумал Сюэ Ян. Ха. Этот совсем не таков.        Поклонился едва-едва. Ладонь без пальца, несмотря на тряпье, прятал еще и за рукав.        Таким манером дошли до гроба. Кто бы тебя тут нашел, подумал Сюэ Ян. Как все удобно сложилось!        А-Цин окончательно вошла в роль хозяйки погребального дома и принялась распоряжаться: мы сейчас будем по вам рыдать, а вы укладывайтесь. Эй, ты, открой. Сюэ Ян, скрипнув зубами, отодвинул крышку.        Сун Лань глядел в гроб с сомнением. Что тебе, подумал Сюэ Ян злобно, недостаточно чисто? Принялся показательно скрести тряпкой днище. Хорошо, что после пьяницы они догадались вылить внутрь ведро! А от пыли и крышка не спасла. Ну да ничего. Испачкается, чистоплюям полезно.        А-Цин села у гроба. Сун Лань после некоторого замешательства к ней присоединился.        – Я ожидал иного. Гроб посреди чистого поля…        – Чтобы ничего не отвлекало. В погребальном доме вечно какие-то люди, родственники… Чего бы вы хотели изменить?        Сун Лань нахмурился. Глянул на Сюэ Яна. Тот нарочито покашлял. Сун Лань наморщил нос, отвернулся к А-Цин.        – Я о многом сожалею. И многое хотел бы изменить. Эти страсти, возможно, меня сжигают.        Вот именно, гуляй куда-нибудь, подумал Сюэ Ян, займись другим делом. Хватит побираться по чужим домам.        – Но я бы хотел изменить что-то для других… другого человека. Это было бы лучшим облегчением.        – После похорон многие отказываются от намерения менять других, – сказала А-Цин и чуть не раздулась от важности.        – Я не хочу менять других, я… а, впрочем. Я, видимо, совсем отчаялся, если собираюсь ни зачем лечь в гроб в присутствии незнакомцев, и дела мне нет, что я творю.        – Тогда вам точно нужно пройти ритуал, – сказала А-Цин. – Если вам неинтересно жить.        – Почему же – неинтересно?        – Вы так звучите!        Сун Лань качнул головою. Вот зараза, подумал Сюэ Ян, переминаясь с ноги на ногу. Еще беседы с ним вести. Самому с собою житья нет – вот и хочешь даочжана отобрать. Чтобы он тебя веселил, а ты делал сквашенное лицо. Никто лучше даочжана не скачет вокруг, когда унываешь. Сюэ Ян поймал себя на том, что открывает рот и кажет зубы. Натянул тряпку под самые глаза.        – Что ж, будь что будет, верно? Кошель я возьму с собою, как и меч. Мне почему-то все кажется, что вы намереваетесь меня ограбить. Почему бы так? – Сун Лань, не спросив цены, достал из рукава кошель и дал А-Цин монету. Та проводила кошель, который вновь поглотил рукав, со вниманием.        – Сами ответите на этот вопрос, только полежите.        Сун Лань усмехнулся, поднялся во весь рост, присел на край гроба, перекинул ловко ноги и устроился.        – Чуть тесновато.        – В смерти тоже удобно не будет, – просипел Сюэ Ян.        – Сколько мудрости в этом городишке на меня обрушилось. Я внимаю.        Сюэ Ян молчал. Потом взялся за крышку и передвинул ее ровно. Сердце снова стучало быстро. А сверху – тот самый булыжник.        – До самой ночи выходить нельзя, – сказала А-Цин. – Что бы ни случилось. Вас тут, наверное, никто и не потревожит…        – А что же, вы будете не со мной? – глухо раздалось из гроба.        – Мы будем оплакивать вас в храме. А потом придем. С тканями, цветами. Переоденемся в белое. Принесем подношения.        – Куда тогда вы так торопились? Я мог бы подождать.        – Мы? Это вы, господин! Первый бежали в гроб лечь. Вот! Представьте, что вы скоропостижно скончались во цвете лет, а у родных ничего не готово. Каким вас встретит внезапная смерть? Подумайте.        – Но…        – Ты в гробу, – прошипел Сюэ Ян, – а такой разговорчивый. Все! Кончились разговоры. Что успел наговорить – то твое. А теперь лежи и думай. Не будет у тебя второго шанса. Ясно?        В гробу пошевелились. Потом затихли.        А-Цин скорчила лицо. Потом заунывно протянула: какое горе. Походила вокруг, постучала посохом. Повыла еще немного. Принялась ходить с другой стороны и причитать. Сюэ Ян глянул на небо. Солнце понемногу склонялось к вечеру.        Сюэ Ян подошел и потрепал А-Цин по плечу. Она отбилась и кивнула. Подошла к гробу совсем близко и помолчала. Потом сказала зачем-то:        – До свидания.               Бежали к дому так, что на А-Цин щелкала обувка и трещала бамбуковая пробка на посохе.        Дома Сяо Синченя не оказалось. Бросились было назад – и столкнулись с ним уже в воротах.        – Друзья мои, куда вы подевались? – спросил Сяо Синчень утомленным и благостным голосом. Как будто крышу чинил. – Я устал вас ждать и пошел добыть нам ужин сам. А то вы опять заигрались…        В руках у него была клетка с чем-то живым и очень недовольным. Сюэ Ян на секунду забыл всю подготовленную панику.        Сяо Синчень расценил молчание совершенно верно.        – Смотрите, какая удача, как дешево мне продали! Щедрый человек… Я подумал, что курочки – это замечательно. Мне сказали, что она может пойти в суп, но я подумал, что несушка – это же прекрасно? Мы могли бы начинать день с яйца.        – Даочжан, это петух.        Нижняя губа Сяо Синченя поползла вниз, а брови над повязкой изломились. Сюэ Ян надул щеки и выдохнул с силой, сдерживаясь.        – Это… все равно не дурно?        – Не дурно, не дурно… Даочжан, собирайся скорее, обвал идет, лавина! С гор!        – Как обвал? – спросил Сяо Синчень обеспокоенно. – А жители, а крестьяне на полях…        – Они нам и сказали!        – Но как же… хозяйство… дом…        – Лучше уйти, – сказал Сюэ Ян, – может, нас еще не заденет… Уже чего-то сошло, прямо на рыночную площадь! Слепышка споткнулась! Вот такой булыжник! Лучше переждать! Где-нибудь.        – Но как же… я же не слышал ничего…        – Свежайшая новость!..        – Я же только что был на рынке, я не почувствовал… – Сяо Синчень слегка развел руки, тряхнул клетку. Петух заскандалил.        – Даочжан, ты что, нам не веришь?..        А-Цин уже забрасывала в мешок что-то. Ну и ладно, думал Сюэ Ян, выйдет путешествие. Может, далеко, может, и не очень. Если так подумать, ничего не случится, этому в гробу надоест лежать, выберется и пойдет в другую сторону. В свое длинное путешествие. Даже кошель при нем. А от такого количества просветления станет обходить наш дом десятой дорогой.        А мы как-нибудь сами. Тем более, у нас теперь есть суп. На рынок-то я и не сходил, подумал Сюэ Ян, в суп бы овощей. Ткнул пальцем в петуха. Тот раскорячился в клетке и открыл клюв, как будто понял намерение.        Ладно, по пути что-нибудь придумаем. Сюэ Ян схватил Сяо Синченя за рукав и потащил куда-нибудь прочь, а тот совсем не возражал на такое обращение. Не то, что этот. С метелкой. Пусть лежит и думает о своем поведении.