Корпорация "Святые Монстры".

те, кто поддерживал меня, когда я падал, подержите мой стакан, я наебенился.

      После тяжёлого, по-блядски томного, тягучего, пыльного дня, принесшего только головную боль, треснувшие рёбра и разбитое лицо, хотелось выпить и завалиться спать. Нет, не совсем верно. Хотелось нажраться в хламину и уснуть на кафельном полу в одном из борделей. Но вместо этого Бутчер налил себе крепкого кофе и сел на диван. Напиток был на редкость дерьмовым и, кажется, скисшим. Мужчина сплюнул обратно в чашку и включил телевизор. На восьмом канале Патриот опять ссал в уши про благополучие, розовые дни Америки и пенсионные выплаты, по пятому крутили какую-то программу от Воут про готовку пирожков с мясом, на седьмом шёл вполне приличный эротический боевик, и Мясник, сделав звук на минимум, лениво наблюдал за копошением на экране. Раны пекло, рёбра и руки тупо ныли, но подняться и сделать хоть что-то было выше его сил. Несколько суток на ногах, паршивые зацепки от придурков Хьюи, какие-то отморозки в кафе — и в результате ноль. Абсолютное ничего.       Кимико стала ещё больше сторониться: залипала в окно часами и переговаривалась на языке жестов с Сержем. Француз посматривал волком, но молчал, хотя и он прекрасно понимал, что этого говнюка — Фонаря — надо поймать на горячем. Мужик повадился присовывать маленьким детям и не оставлять никого в живых. Вся эта дрянь длилась аж с нулевых, и пора было кончать ублюдка. Бутчер нехотя принял вертикальное положение, встал с родного дивана и дошёл до аптечки. Стандартный набор на этот вечер: перекись, троксерутин и давящая повязка. И, конечно, свежий кофе. Предыдущий отправился в мусорку вместе с кружкой. К чёрту навороченную кофемашину, спизженную у одного из суперов во время ловли блох. Турка была вполне чистой, так что Билли засыпал пару столовых ложек молотого кофе и залил кипятком. Две минуты, и убойная доза кофеина, горькая и обжигающая, будет готова. Две минуты — и всё. Спасение рядом. Бутчер прислонился бедром к столешнице, уставившись в тёмное наполнение турки. Через несколько минут ловко составил её на другую конфорку и, наплевав на сито, залил кофе в кружку. Мужчина подул на напиток, поднося его ко рту, и уже собрался отхлебнуть, когда телефон в кармане завибрировал, предрекая неприятности. — Бля. — Да, тебе тоже привет. Ты обещал быть через два часа, где ты? Появилась наводка на Фонаря, он в китайском квартале, обедает с каким-то хером, — на фоне был слышен ночной город. — Ну обедает — и чё? — Прямо сейчас к нему в пентхаус едет подросток с мешком на голове. Предположительно это Макс Скот, одиннадцать лет, пропал около недели назад со школьной стоянки. — Ему сели на хвост? — Да. Минут через двадцать они будут на месте. Фонарь будет через тридцать. У тебя меньше часа, чтобы успеть к нему в дом.       Билли судорожно отпил, забыв, что кофе только с плиты, и зло поставил кружку на стол, расплёскивая половину. Губы, язык и глотка горели огнём, напиток всё ещё был адски горячим. — Грёбаная Америка, ёбаный город, сраный день, уёбищный Фонарь, мать его. Почему именно сейчас? Не мог подождать пару часов, обмудок, — Бутчер от души матерился, заводя машину и выезжая на оживлённое ночное шоссе.       Мясник проехал на красный, левая фара, в отличие от правой уцелевшая после встречи с баком, выхватила из сумрака бомжа с тележкой, набитой всяким хламом. Бутч поёжился: на улице было далеко не тепло и вновь оказаться на месте этого парня ему бы не хотелось. Воспоминания пятилетней давности так и просились возникнуть перед глазами, но мужчина отогнал их от себя. Сейчас есть только дело, а уж потом можно будет предаться внутреннему диалогу с собой прежним.       Тишина, хоть и формальная, ведь по шоссе неслись сотни машин, которые гудели, скрежетали частями, фыркали и пыхтели, давила. Бутч включил одну из тех ночных радиостанций, где не было ни единого разговора, даже рекламы. Ничего, кроме песен. Порой заунывных и таких депрессивных, что тянуло подумать о своей жизни. Иногда встречались чересчур живые станции, от дешёвой популярной музыки которых тянуло блевать. Но в этот раз боги смилостивились, и Мясник попал на идеальную станцию. Старый добрый Денвер и слегка доёбистый мотивчик песни заставили улыбнуться Бутчера. I've been working on the railroad All the live long day I've been working on the railroad Just to pass the time away       По прямой ещё минут двадцать, потом свернуть в район для богатеев, с огромными участками, домами размером со среднюю школу, заборами и охраной. Весёленькая ночка предвещалась. Найти нужный дом не составило труда, такой же вульгарный, как и его хозяин, он красовался кроваво-красными стенами и белоснежной крышей. Кованые ворота, кирпичные стены с камерами и полная тишина за оградой. Бутчер заглушил машину за пару домов до цели и вылез из неё, забрав сумку с соседнего сиденья. Всего-то перелезть через забор и не попасться на территории в камеры. Запереться где-нибудь в спальне, в шкафу, например, и немного подождать. Мясник дошёл до участка и стал обходить стену по периметру, надеясь забраться с задней стороны. Подготовился он знатно: стальная кошка с крепким тросом и высокие технологии от Француза, позволяющие подключиться практически к любой камере напрямую. Пятнадцать минут усилий, и Бутч ловким движением вскрыл замок на задней двери, проникая внутрь. В холле слышались негромкие голоса и шаги, возможно, прислуга. Мясник проскользнул мимо миловидных девушек, поднимаясь по новомодным стеклянным ступеням на второй этаж. Спальню он нашёл быстро, так как это была единственная комната, огромная, во весь этаж, с кроватью-траходромом человек на десять и стенами, увешанными всякой БДСМ-шной хренатенью.       В шкафу сладковато пахло марихуаной и духами для стирки за пятьдесят баксов. Недурно, но хотелось бы лечь на свой матрас с горой подушек, парой одеял и завернуться со всё это примерно на сутки или двое. Купить кровать Билли так и не смог. Основной отговоркой было отсутствие денег и времени. Особенно когда рядом с этим самым матрасом стояла сумка, полная новых хрустящих купюр, а сам он несколько дней подряд валялся на диване в гостиной, одну за другой глотая книги из ближайшего комиссионного магазина. Да, нет времени и денег. Мебельный центр находился в двух кварталах на запад, а в пикап бакалейщика, который Бутч иногда одалживал, можно было засунуть что угодно. В том числе и полутораспальную кровать.       Чтобы скоротать время, Билли шарился по вещам в поисках марихуаны. В холле раздались громкие голоса, что-то упало, резко стало шумно. Бутчер, нашедший травку и собиравшийся раскурить косяк, убрал наркотик в карман и поменял позу, чтобы в любой момент выскочить из шкафа. Камера была что надо; мужчина включил запись, держа телефон напротив щели между дверьми. Осталось запечатлеть извращугу с ребёнком, желательно не допуская, чтобы этот самый ребёнок получил член куда-нибудь.       В комнату вошли двое рослых парней с квадратными челюстями. Один из них нёс в руках едва трепыхающийся свёрток. Охранник бросил ношу на кровать и вышел. Второй скрылся за дальней дверью. Вот это уже неприятно и путает все планы. Мешок коротко пискнул и свалился с кровати на мягкий ковёр. Бугай вернулся из ванной, судя по звуку сливного бачка. Парень кинул мешок на кровать, грубо вытряс мальчишку на покрывало. Руки и ноги туго стянуты верёвками, во рту кляп и повязка на глазах. Бутчер наблюдал, как паренька сажают на импровизированную привязь и снимают путы. Кляп сложной конструкции бугай оставил. Ярко-красные запястья мальчик прижал к груди, настороженно наблюдая за действиями мужчины. Секьюрити проверил ошейник на пареньке и вышел из комнаты, тяжело топая по ступеням.       Где-то внизу раздался его звучный бас, чей-то визгливый голос вторил ему и по стеклянным ступенькам захлопали шлёпанцы. Билли покосился на телефон, удостоверяясь, что запись идёт и что заряда точно хватит. В комнату влетел тощий мужчина. Его кожа слабо светилась в полумраке комнаты. — Здравствуй, мой хороший, мой сладкий мальчик. Боишься?       Паренёк смекнул, что добра от этого странного мужика ждать не стоит, и принялся отодвигаться на другой конец кровати. Но Фонарь заполз на кровать, извиваясь как змея и закрывая спиной мальчишку. Бутч матернулся. Ничего не было видно, надо было что-то решать, и быстро. На кровати в это время произошла короткая борьба, и победителем вышел Фонарь, прижав парня к себе спиной. Мужчина покачивался вперёд-назад. Мальчишка придушённо вскрикнул. Бутчер зло сплюнул под ноги и легко толкнул створки шкафа. Не издав ни звука, они послушно разъехались в стороны, выпуская мужчину. Мясник выпрямился во весь рост, ловя в объектив светлую макушку мальчика. Наконец, на камеру попал и сам Фонарь, и его руки под рубашкой ребёнка. Пухлые, блестящие от слюны губы елозили по шее парня. — Вот и попался, уебанское ты говно, — Мясник за шиворот отодрал Фонаря от мальчишки и хорошо приложил об стену. С последней свалилось несколько плеток.       Мальчик вжался в стену, мокрые щёки сверкнули в полумраке комнаты, он помотал головой и замычал. — Не ссы, мелкий, — Бутчер с грацией фокусника раскрыл нож и освободил испуганного ребенка. — Сюда смотри, — Мясник за подбородок повернул мальчишку к себе — тот неотрывно смотрел на бессознательного Фонаря. — Мы, как мыши, сейчас сваливаем отсюда к твоей мамке, окей? Хочешь домой? — паренёк яростно закивал головой. — Ну тогда ни звука.       На первом этаже, где-то в глубине дома, щебетали девчонки-уборщицы, охранники развалились в креслах, лениво наблюдая за матчем: сегодня полуфинал или что-то в этом роде. Уильям Бутчер — наверное, самый ярый ненавистник футбола, потому что папаша за каждый чёртов провал отыгрывался на братьях. На Билли особенно, ведь некому защитить мелкого, кроме него. Вот и сейчас вместо продуманного плана побега с ребёнком у Мясника перед глазами пелена боли и желания разбить к хуям телевизор, но Бутчер сдержался, выскользнул тем же путем, что и пришёл, помог пацанёнку перебраться через забор — и дело сделано. Под Долли Партон привёз его в центр, где работал Хьюи, сдал на руки приветливой молодой девушке, правда, его самого, Бутча, она окинула нелицеприятным взглядом и одними губами назвала гандоном. Или мудаком. В целом одно и тоже. Мальчик помахал Билли, робко улыбнулся и ушёл вместе с красивой брюнеткой с щербинкой между зубов. Бутч собирался закурить прямо в здании, но чёрный громила с резиновой дубинкой и шокером на бедре предупреждающе шагнул вперёд; Билли с неохотой затушил сигарету о плащ и бросил под ноги на старый красный ковёр, который тянулся по всему коридору.       Где-то выше должен был быть кабинет Хьюи. Мясник поднялся на следующий этаж и завернул в туалет, чтобы умыться и предстать перед пацаном во всей красе, но плану не суждено было сбыться. — Господи, блять! — Хьюи вздрогнул, увидев отражение Бутчера в зеркале. — Обознался, хуёныш, — усмехнулся Билли. — Ну ты совсем бешеный? — Кэмпбелл встряхнул руки над раковиной и вытащил несколько бумажных полотенец. — И давно в толчках воняет тропиками?       Хьюи смутился, но тут же встрепенулся. — Хорошо пахнет, чё приебался? Достал? — Всё как надо, — криво улыбнулся Мясник, вытаскивая телефон из кармана джинс, — и обстановка, и привоз, и факт педофильства. Всё по красоте, пацан.       Кэмпбелл торопливо взял из расслабленных пальцев смартфон. Уильям прислонился к стене, наблюдая, как парень взволнованно просматривал видео. — Хорошо. Это просто прекрасно! Мы его сразу закроем! — Кэмпбелл сунул телефон в карман пиджака и направился к выходу, но мужчина схватил его за запястье. — А что насчёт меня? Какие-нибудь дивиденды? Новые глаза? Меня после этого блевать тянет, надо чем-то перебить. — Я тут причём? Деньги у Мартина. И всё. — Ну, может быть, что-то посущественнее денег, — почти мурлыкнул мужчина, подталкивая парня к стене. — Нет, никакого бухла или наркоты. Ты, блять, год в завязке. Лучше сходи и развлекись, — огрызнулся Хьюи, пытаясь выдернуть руку из захвата. — А чё ты завелся-то? — фыркнул Мясник. — Завтра у нас слушание, ты будешь нужен. — Ах вот как. Ты вдруг стал волноваться о моём благосостоянии? — Бутчер, отстань, хуйню несёшь, — вдруг устало вздохнул Кэмпбелл, оставляя попытки вырвать руку. Она безвольно повисла, сжимаемая чужими пальцами. — Если ты устал, то иди проспись. Всё забудешь. Ты это умеешь. — Не, пацан, это всё хуйня. Ты оплачиваешь натурой, — мужчина усмехнулся, зная, как всё это действует на парня, и прижал его к стене.       Хьюи сдался, хитро улыбнулся, прильнул навстречу и прижался сильнее, когда ловкие руки легли на талию. Запрокинул голову, зажмурился, пока борода щекотала шею и губы оставляли неласковые поцелуи на коже. Парень впутывал пальцы в жёсткие колючие волосы и наслаждался лёгкой властью, когда направлял мужчину. Кэмпбелл оттянул Бутчера от своей шеи, жадно поцеловал и охнул, когда хватка на рёбрах стала медвежьей. Голова, словно после пьянки, тяжёлая, мир и реальность уплыли вместе с адекватностью. С Мясником всегда так. У него напрочь сорванная башня, скверный характер и проблемы с самоконтролем. Язык без костей и кривые ухмылки, которые никогда не приводят ни к чему хорошему. За исключением римминга, когда этот его язык заставляет потерять себя, усталого, заебавшегося, жалующегося на жизнь. У Хьюи разбитое сердце, тысяча и одна причина отказаться. У парня страх течёт по венам вместе с желанием отомстить, вместе с яростью и ненавистью.       Кэмпбелл смотрел на них в отражении зеркала. Себя таким никогда не видел, кому вообще есть дело до отражения, когда крепкие руки держат твои собственные, а горячие губы терзают тело? Но в зеркале Кэмпбелл видел раскрепощенность, страсть, огненную, обжигающую. Отражение властителя, слуга которого повинуется едва заметным движениям рук и тела. Подданный, который покорно вновь спускается под челюсть, оставляя заметные болезненные отметки. Парень притянул Билли ещё ближе, хотя казалось, что они переплелись, сплавились в одно целое. — Бутч, давай не здесь, прошу.       Мясник осоловевшим взглядом тупо уставился на Кэмпбелла, секунду назад жарко выдыхавшего от его действий и явно не отказывавшегося от чего-то большего, судя по стояку, упёршемуся ему в ширинку. Мужчина тяжело сглотнул. — Ты чё, стебешься, пацан? — Мне надо… наверх мне надо. Чем раньше обнародуем запись, тем лучше. Да и конференция через семь минут. Пожалуйста, давай я приеду к тебе вечером?       Бутчер помотал головой и отстранился от расхристанного парня, с силой сжимая зубы. Хьюи лучезарно улыбнулся и принялся приводить себя в порядок: поправил рубашку и пиджак, заново завязал галстук, павший от рук Билли, плеснул ледяной водой в лицо, чтобы скрыть лихорадочный румянец. Слишком тяжело далось ему это решение. Парень кивнул и выскользнул за дверь. Бутч опёрся о раковину, разглядывая свою помятую физиономию в зеркале.       В дальней кабинке спустили. Мужчина рывком обернулся, издав что-то среднее между кровожадным рыком и матерщиной. Клерк двинулся бочком по стене, почти зажмурившись и стараясь стать меньше. — Я-я-я н-ник-к-кому, вообще, н-ик-когда, — заикнулся он, глядя на рассвирепевшего Мясника. — Скажешь, я тебе вырву глаза и заставлю высрать их на обед твоим родным. —Так-к то-ч-чно, с-сэр, — клерк собирался сбежать, всё ближе и ближе подбираясь к выходу. — Ебать, а руки? — рявкнул Бутч и, зло пнув дверь, вышел из помещения. Дверная ручка с хрустом вошла в стену, намертво там застряв, являя миру бледного служащего, судорожно моющего руки, аж пена летела.       Мясник завалился в свою берлогу, критически осматривая дом с порога. В задумчивости повесил плащ на крючки, а не бросил на диван, как обычно. В хате не то чтобы не обжито — в ней реально пусто. В гостиной огромный диван, телек на тумбе и низкий столик. Тут и там на полу валялись книги в мягких обложках. В кухне пара барных стульев и хлипкий столик за три бакса. Даже сумку с оружием было не бросить. Только и хватало, чтобы тарелку поставить, да кружку. В спальне на полу матрас и шкаф с ворохом одежды. Ни полок с хламом, ни торшера, ни безделушек, которые делают дом живым. Голые стены с отпечатками от рам и картин. Мясник накинул плащ, оставил кипящий чайник на подставке и хлопнул дверью. До ближайшего гипермаркета десять минут на машине.       Бутчер понёсся в отдел текстиля, не обратил внимания, когда краем плаща уронил стойку с товарами и даже не огрызнулся на консультанта. Мужчина замер перед пушистыми коврами на пару секунд, без особых раздумий снял два и завернул к стойкам с безделушками, статуэтками и картинами для дома. Не особо всматриваясь в геометрическое безумие и буйство линий, взял несколько полотен разных размеров. Нагруженный коврами и картинами Бутчер, как танк, двинулся в сторону касс, заставляя покупателей отскакивать с его пути.       Немолодой кассир с пышными усами добродушно улыбнулся Мяснику, но хмурое лицо с рассечённой бровью и ссадиной на носу не располагало к светской беседе, и улыбка медленно заползла обратно под усы. — Что-то ещё? — тихо спросил кассир, пробивая покупки. — Шоколад…ку? — Ага, с кокосом ебашь, — Бутчер вытащил из кармана пластиковую карточку, которую ему дали в организации Хьюи, и приложил к сканеру. — Доброго дня, — всё так же тихо произнёс усатый. — И тебе не хворать, — Бутч подхватил покупки, пихнул батончики в карман и пулей вылетел из магазина.       Дома мужчина кинул ковёр в коридор — тот идеально лёг вдоль стен. Второй, кремовый, положил перед плазмой, под столик. Повесил картины на старые крепления: они были вертикальные и не перекрывали горизонтальные отметины от прошлых полотен. Яркие, почти психоделические краски добавляли жизни его дому. Бутчер скинул ботинки, вновь повесил плащ и подошёл к дивану. Пальцы утопали в мягком ворсе ковра. Мужчина удовлетворённо хмыкнул и упал на подушки и плед, расслабился, откинул голову на спинку и не заметил, как задремал, находясь в забытье, хотя за стенами дома раздавались детские крики, проезжали машины. Было слышно фырчание школьного автобуса и лай собак. Мясник, погружённый в себя, чувствовал сильные, глухие удары сердца, своё тяжёлое дыхание, на периферии сознания ощущал, как гудят усталые ноги, пульсацию от синяков и ссадин. Вместо темноты под веками Хьюи, его бесконечно собачьи глаза, кудряшки после душа, опущенные уголки губ. Билли снилось, как парень ещё год назад растерянно смотрел, нервно улыбался и старался отойти как можно дальше от неровно дышащего Бутчера. Ёбаная пелена, как год назад, застилала глаза желанием. Всё стало только хуже, когда Хьюи однажды уселся верхом на Мясника и втянул мужчину в крышесносящий, животный, агрессивный поцелуй. От этого воспоминания Бутч открыл глаза, выныривая из сна.       У Билли до этого момента был вагон ненависти, ни капли сомнений, тележка мата и огромное эго. А сейчас всё смешалось в кучу, чёрное сердце так же сжималось, но билось сильнее и сильнее, заставляя обладателя ненавидеть себя больше всех прочих, потому что он вновь испытывал любовь. Его одновременно и выворачивало от этого поганого чувства, и наполняло до краёв нежностью и страстью по отношению к пацану, который за год превратился в настоящего мужчину. У него на первом месте работа и власть. Он стал тем, кто не даёт Билли совершать безумие, держит его на краю крепко и не позволяет упасть.       Входная дверь привычно скрипнула, прерывая поток сознания мужчины. В прихожей раздались шаги и звук от упавшего на пол дипломата. — Ого, приятный коврик. Ты, кстати, не снял бирки, — улыбнулся Хьюи. — Погоди-ка. Да он же магазином пахнет. Ты реально его только купил? — Вроде того, да забей хер, иди сюда, — Мясник похлопал рукой по дивану.       Кэмпбелл фыркнул. Сполоснул руки на кухне, обстоятельно высушил их вафельным полотенцем, лежащим на столе. Пригладил взъерошенные волосы. — Если ты думал, что я ехал сюда, чтобы любоваться интерьером, то ты глубоко заблуждаешься. Ради интерьера я бы сгонял в музей естествознания, — парень перекинул ногу через бёдра мужчины. — Я сюда ехал за другим.       Ладонь скользнула вдоль тела, опускаясь на пах Бутчера. — Но ковёр клёвый. А раз там остались бирки, то можно сдать его в магазин, — шепнул Хьюи на ухо Мяснику, прикусывая мочку.       Мужчина вздрогнул, шумно втянул носом воздух и положил руки на задницу, обтянутую дорогущим костюмом. Кэмпбелл выгнулся навстречу крепкой хватке и усмехнулся: — Может, чаю предложишь? — Ты ж не за этим ехал, вот и помолчи, засранец, — ворчливо произнёс Мясник, тем не менее с восхищением рассматривая Хьюи. Быть сверху ему очень шло.       Кэмпбелл впился голодным поцелуем в губы напротив, борода колола лицо, из-за чего парень недовольно фыркнул и с удвоенной силой принялся бороться за инициативу. Мясник беспорядочно гладил и цеплял, сжимал и тянул пиджак, подавался навстречу, но Хьюи провокационно медленно потянул за бегунок ширинки, вызывая у мужчины тихое нетерпеливое рычание, и толчком заставил его вернуться в прежнее положение. Билли едва уловимо морщился, потому что парень задел синяк на плече, но это стало неважно, как и всегда, когда они оказывались настолько близко. — Нет, нихуя не дело, — парень расстегнул пуговицу у воротника гавайской рубашки и медленно скользнул пальцами по груди, задел цепочку.       И смотрел так властно, что Бутчер терялся от этого нового, непривычного Хьюи, пальцы которого уже были в его волосах и тянули за пряди, заставляя откинуть голову и обнажить шею. Бутч повиновался, испытывая сладкое, тянущее ощущение от того, что нельзя не подчиниться. Кэмпбелл довольно улыбнулся, когда к нему вновь потянулись руки, уже избавляя его самого от одежды, насколько это возможно, потому что парень тянул на себя цепочку и всячески мешал, замирая в миллиметре от тонких губ: — Чего ты ждёшь? Бери, я тут, для тебя, — его пальцы всё ещё не согрелись, но он потянулся ладонью вниз и ловко заполз кончиками пальцев под пояс, оглаживая член через бельё.       Рваный выдох Мясник спрятал в тягучем, но напористом поцелуе. Вёл он, и Хьюи не торопился: заставил мужчину издать полустон, потёрся задом о пах и, отрываясь, тяжело задышал рот в рот любовнику. Оставил смазанный поцелуй за ухом и скользнул кончиком носа ниже, по шее. Резко дёрнул рубашку с широких плеч, скользнул всем телом ниже, устроился между длинных ног. Помог окончательно снять джинсы и трусы, кинул за спину — кажется, они долетели до телевизора, и в комнате стало ещё меньше света. Парень ласково провёл кончиками пальцев по повязке, погладил подрагивающий живот, вопросительно поднял глаза вверх, встречаясь с выжидающим взглядом, и хитро улыбнулся, замечая сжатые кулаки.       Наконец, опустил голову, оставил влажные поцелуи на тазовых костях, ниже, ещё ниже, обходя стороной член, мазнул губами совсем рядом, горячо дышал на него, но не касался. Мясник, не контролируя себя, едва заметно подался бёдрами вперёд, в слепой надежде получить хоть что-то. И Хьюи наконец дал ему это. Неторопливо поцеловал ствол, скользнул языком вокруг головки, выбил хриплый выдох из напряжённого, как струна, тела. Прошёлся кончиком по венкам, по всей длине, задерживался на уздечке, потёр её. Бутчер неразборчиво мычал, рука потянулась к кудрявой голове, но Хьюи усмехнулся: — А слабо не трогать? — Ну ты и сука, — донёсся сверху разочарованный стон, и парень вернулся к члену, медленно насадился, плотно обхватывая губами и придерживая пальцами у основания.       Хьюи тёрся ширинкой о голень мужчины и стонал, упирался носом в пах, не контролируя себя, сглотнул, вызывая очередную порцию хриплых выдохов у Бутча. Мясник шумный. И в жизни, и в постели. Кэмпбелл знал, как выбить из него восхитительные, чуть приглушённые, почти мученические стоны. Билли не мог ни двинуть бедрами, ни задать темп, ни схватить его за волосы, он ничего не мог сделать. Он сдал позиции и только стонал от того, как парень водил рукой по его члену, насаживался именно в той неидеальной амплитуде, которая не даст ему кончить, не даст разрядки — только сладкое, едва уловимое удовольствие. Мясник боялся и жаждал этого каждый раз, когда Хьюи тяжело смотрел на него, когда опускался на колени или пытался зажать его в какой-нибудь подсобке. Но Бутч всё равно не сдержался и толкнулся в горячий рот. Хьюи недовольно промычал, вцепился ногтями в его бёдра и царапнул. Но эта мимолётная вспышка боли потерялась на фоне того, что Кэмпбелл выпустил член изо рта и зло толкнул мужчину на спину, забираясь сверху. На нём всё ещё были брюки, и они ему явно мешали. — Не понравилось? Принцесска, — прорычал Билли, резко меняя позицию и наваливаясь сверху на парня. Несколько движений, и он тоже оказался голым, желающим и возбуждённым до невозможности под точно таким же мужчиной. — Я думаю, что, — Хьюи потянулся к шее Билли, между укусами вставляя слова, — тебе больше не понравилось, — Мясник прошипел от острых зубов под подбородком, — когда я перестал тебе отсасывать, да? — Замолчи, ради всех чертей, — Бутчер шарил в изголовье, стараясь не отвлекаться на шаловливые пальцы в паху. Наконец-то нащупал лубрикант и презервативы.       Мясник сел на пятки, грубо перевернул парня, заставляя его встать на четвереньки. Тихо щёлкнула крышка, Хьюи улыбнулся и почувствовал, как влажные пальцы прошлись меж ягодиц, проскальзывая внутрь одним почти на всю длину, грубо и не слишком осторожно. Но парень достаточно хорошо знал Билли, чтобы заранее разработать себя в душе перед походом к мужчине. Кэмпбелл простонал, постарался придвинуться ближе. Прогнулся в пояснице так сильно, что хрустнули позвонки, и Мясник на секунду замер, второй рукой скользнул под живот Хьюи и поддержал его. К первому пальцу добавился второй, затем и третий, и четвертый. Кэмпбелл двинул бёдрами неосознанно, попытался потереться членом о широкую ладонь на животе, но только пару раз задел головкой тыльную сторону. Он протестующе простонал, когда мужчина вытащил пальцы. Его начало трясти от отсутствия чего-либо, ему хотелось почувствовать член, руки, язык, всё что угодно, только прямо сейчас, ни минутой позже. Он почти хныкал, проскулил, достал, наконец, членом до мягкого покрывала и едва-едва потёрся, медленно, чтобы не кончить в одну секунду. Мясник тормознул его, перевернул на спину, не дал трогать себя руками, перехватывая запястья в одну руку. Хьюи с облегчением закинул одну ногу на спинку и с наслаждением простонал, когда почувствовал горячую плоть рядом с задницей. Закатил глаза, когда Бутчер погрузился полностью, над ухом парня прозвучал возбуждённый рык, и он двинулся назад, желая услышать ещё один.       Его сводило с ума то, что он даже так, раскрытый, частично обездвиженный, мог управлять мужчиной. Заставлять его наращивать или снижать темп, сжиматься и расслабляться, чтобы получить чудесные звуки, когда сам захочет. Толчки стали резче, парень упёрся головой в подлокотник и приподнял поясницу. Тело пробило током от особенно глубоких и грубых движений, от пошлых шлепков и цепкой хватки, от сильных выдохов Мясника, от собственных едва слышных стонов из-за задержанного дыхания. Хотелось увидеть себя со стороны, запечатлеть и остаться в этом моменте. Хьюи — хозяин, даже с членом в заднице, и он приказывал, точно король, остановиться. Бутчер нехотя повиновался, тяжело задышал, смотря прямо в душу, облизнул губы и выскользнул, придерживая себя у основания пальцами, потому что от такого Кэмпбелла можно было кончить, только лишь посмотрев на блестящие в полумраке губы и на вздымающуюся грудную клетку. — Я хочу сверху, хочу управлять.       И Мясник опять вылил на ладонь смазку, наблюдая за тем, как, оперевшись ладонями на его собственную грудь, Хьюи постепенно отпускался на член, как латекс, обильно смазанный, исчезал в нём. Его губы распахнулись в немом стоне, он притормозил на несколько секунд, привыкая, и начал двигаться. Покачивал бёдрами, то ускоряя, то замедляя темп, не задерживаясь на чём-то одном. Бешено, тягуче, ласково, не давал привыкнуть к чему-то одному. Он наклонился, лихорадочно дыша — бог знает чего ему стоило двигаться так медленно, но это стоило того, чтобы дразнить изнывающего Мясника. Вновь поднялся, гордо воссел, задвигался вверх и вниз почти незаметно, едва-едва, и наконец опустил руки на беззащитную шею мужчины, который откинул голову ещё больше назад, чтобы пальцы плотно сомкнулись, надавили.       Хьюи резко увеличил темп, простонал рвано, потому что задерживал дыхание от удовольствия, контролировал пальцы, чтобы не сжать слишком сильно, и дальше проваливалился в небытие. Всё как в бреду: крепкие руки на талии, собственные громкие стоны, наконец вырвавшиеся на свободу, хрипы под пальцами. Сердце в бешеном темпе билось о грудную клетку, колени, от напряжения разъезжавшиеся в стороны, каждый толчок в цель, каждое движение чётко в точку. И разум затуманивался, контроль утекал — теперь они единое целое. Пальцы на горле ослабили хватку, этого времени хватило на несколько лихорадочных вдохов и короткое: — Быстрее, — сипло, рвано, зло.       Они захлебнулись стонами, громкими и несдержанными: почти фальцетом от Хьюи и хриплыми, редкими от Бутча. Возбуждение накрывало с головой от центра поясницы электрическим током до кончиков пальцев, концентрировалось внизу живота и распадалось на миллионы осколков, поражающих каждое нервное окончание. Кэмпбелл опустился на грудь мужчины, трясущейся рукой подрочил себе, резко, доводя от оргазма в пару движений, простонал куда-то в шею мужчины и потерял связь с реальностью. Бутчер ухватил ртом такой необходимый воздух и поцеловал дрожащего парня в плечо, в изгиб шеи, ласково потрепал по мокрому затылку. Тяжело выскользнул, завязал презерватив и кинул на столик, потому что новый мягкий ковёр портить не стоило. Ногой дотянулся до пледа, акробатическим движением накрыл их обоих, от чего рёбра сковало новой порцией боли. Спасибо дотошному консультанту, который впарил ему этот широченный диван, на котором они могут спокойно уместиться вдвоём. Хьюи лежал, прикрыв глаза, не желая двигаться и даже существовать в пространстве и времени. Парень дотянулся слабой рукой до лица Мясника, поглаживая мягкую бороду и задевая тонкими пальцами сухие губы. — Ты не дышал, — тихо сказал он. — Я думал, что перестарался. — Нет, — усмехнулся Билли, — это было охуеть, как хорошо, настолько, блять, хорошо, что я отключился. Это был самый охуенный секс в моей жизни. — Не ври, мы не первый раз трахаемся. Хочешь сказать, что прошлые разы были так себе? — Завались. Сегодня годовщина, — Бутчер свесил руку, дотрагиваясь до ворса ковра.       С тихим шорохом с телека сползли штаны, шлёпнулись на пол, открывая беззвучную картинку с вестерном, сразу же освещая комнату жёлтыми красками города прерий. Билли ругнулся, вспомнив, что не вырубил телек, когда уходил. — Чья? — приподнял голову парень. — Наша. Мы вроде не пара, но… — Ты сентиментальный, оказывается? — улыбнулся Хьюи. — Бля, забей, — мужчина закрыл глаза, нарушая зрительный контакт, и откинул голову на подушку, чудом не свалившуюся с дивана. — Будешь моим парнем, Бутч? Все охуеют! — затараторил Кэмпбелл, приподнимаясь на локте, ласково вплетая пальцы в его шевелюру. — Все давно охуели, когда застукали нас в машине, — буркнул Бутч, отворачиваясь от покрасневшего Хьюи. — И в кабинете, и в подсобке, и… — Официальное предложение! Ты согласен, — рассмеялся парень, чмокнув мужчину в ухо.       Мясник недовольно поморщился. — Только с букетно-конфетным периодом иди нахуй. — С огромным удовольствием, — согласно кивнул Кэмпбелл, закидывая ногу на мужчину.