Красота госпожи Лань

Почти весь заклинательский мир считал, что Лань Сичэнь, верно, слепец или привороженный, раз он тот, кого ненароком можно спутать с падшим небожителем, взял в жёны деву Цзян, которая в сравнении с красотой других девушек из великих орденов, была одуванчиком, среди кустов роз. Лань Сичэнь же считал, что Яньли самое прекрасное, самое очаровательное создание во всей Поднебесной, и что люди порой бывали прискорбно слепы, ведь отчаянно не желали видеть, что у его дорогой жены красота особенная, совсем другая. Эта красота мягкая, ненавязчивая, как и сама Цзян Яньли; она не ослепляет, не затмевает, но согревает, делится этой мягкостью черт с окружающими из-за чего в присутствии Яньли даже такой человек, как Минцзюэ-сюн, ведёт себя спокойнее, сдержаннее. Красота госпожи Лань недоступна невежественным, кичливым людям, таким как наследник ордена Ланьлин Цзинь. Пусть Лань Сичэнь никогда не произнесет этого вслух, но он бесконечно благодарен младшим братьям супруги, ныне же своим шуринам, за излишнюю категоричность в отношении бывшего жениха сестры. Не то, чтобы Лань Сичэнь считал себя Яньли достойным, нет (разве кто-то может быть достойным светлого духа?), но он, несомненно, был благодарен за то, что она с ним рядышком, ведь жизнь в Облачных Глубинах далеко не из лёгких, особенно для свободолюбивых юньмэнцев, а Цзян Яньли, пусть поначалу так и не казалось — настоящая дочь своего ордена. Лань Сичэнь видит эту стальную красоту госпожи Лань во время её спора с дядей, когда ни на тон не повышая голоса, его жена настаивает на том, что будет носить серебряный колокольчик с выгравированными на нём девятью лепестками лотоса, как дань уважения своему предыдущему ордену, как связующую нить с родными. Госпожа Лань всегда остаётся непреклонна, когда дело касается её семьи, и Лань Сичэню греет душу, что теперь он её семья тоже. Красота госпожи Лань кроется в едва уловимом запахе лотосов, который гармонично, как-то правильно переплетается с запахом домашней еды, но не той что подают в Гусу — пресной и жидкой, а той, что подают в Юньмэне — плотной, снабженной разными специями. Этот запах успокаивает душу, лучше всякой медитации, даёт чувство безопасности, и Лань Сичэнь никогда не отказывает себе в удовольствии при любой удобной и неудобной возможности вдохнуть, набрать этот запах в лёгкие до отказа. Яньли замечет это почти всегда, но лишь тихо хихикает в рукава ханьфу. Красота госпожи Лань выглядывает из больших светло-карих глаз, которые очаровательно прищуриваются, когда Яньли улыбается и Лань Сичэнь без зазрения совести может признаться любому, что давным-давно провалился в их бездну, сдавшись без какого-либо сопротивления (по другому там оказаться никак нельзя), потому что бездна глаз Яньли тёплая, в ней можно расслабиться, можно опустить плечи и побыть чуточку слабым. Красота госпожи Лань отливает золотом в длинных густых волосах, убранных в незамысловатую причёску. Лань Сичэнь ждёт не дождётся момента, когда эту причёску можно будет расплести: вытащить серебряную заколку, чуть помассировать кожу уставшей головы, сорвать с губ супруги тихий вздох в благодарность себе, а потом медленно, аккуратно и тщательно расчесывать этот тёмный водопад, пропускать сквозь пальцы, зарываться носом. Красота госпожи Лань вертится на тонких запястьях шероховатых рук с длинными пальцами, целовать которые Лань Сичэнь почитает за свою привилегию. Руки Яньли никогда особо покоя не знали, но когда она стала женой главы ордена, знать покой они перестали совсем и вечно что-то писали, поправляли, указывали, тренировались с не особо любимым мечом и особо любимой готовкой. Готовкой, конечно же, в маленькой супружеской тайне, особенно от дяди, ведь что же прикажете делать, если ни один повар не приготовит так, как госпожа Лань и, Лань Сичэнь мог поклясться своей порцией яичных пирожков, что далеко не он один в ордене так считал. Красота госпожи Лань прячется в изгибе тонких губ, которые всегда улыбаются нежно-нежно, искренне-искренне, и Лань Сичэнь, с тихого разрешения, эту улыбку сцеловывает, не может насытиться сладким, граничащего с приторным, вкусом, пока в груди тысячи фейерверков взрываются и распадаются на крошечные искорки, приятным теплом оседающими где-то глубоко внутри. Поцелуи с Яньли всегда незабываемые и особенные. Красота госпожи Лань светится из-под прекрасной, снежно-белой бархатистой кожи, через которую видны голубоватые ленты венок. Сичэню нравится оставлять на ней еле заметные метки, смотреть как они розовыми бутонами расцветают на ключицах, груди, плечах.. Ах плечи! Лань Сичэнь находил покатые плечи своей супруги очаровательными и ему невероятно нравилось как верхние, а затем и нижние белоснежные одежды Гусу Лань, соскальзывали с них к её ногам. О красоте госпожи Лань можно говорить множество вечностей, да Лань Сичэню не хватит и их, ведь всё в его супруге, каждая чёрточка, до сжимающегося сердца родная, невообразимо прекрасная. Он от всей души хотел бы написать портрет Яньли для их потомков, хотел бы сочинить для неё какую-нибудь мелодию или поэму, но разве же портрет, музыка и поэма смогут сохранить госпожу Лань такой, какой она была при жизни? Смогут ли кисть и музыка передать такое большое, до краёв полное любви и всепрощения к окружающим сердце? Лань Сичэнь знал, что нет, а раз так, наверное, не стоило даже пытаться, ведь в первую очередь эта небесная красота госпожи Лань находилась именно в нём.