***
Он предсказал, что это произойдет.
Перед ним лежала сломанная марионетка, отданная на милость холодному жесткому полу внизу. Игрушка марионетки, такая же сломанная, как и ее хозяин, стояла позади него в лохмотьях и лохмотьях. Это было жалкое зрелище. Тем не менее, Дотторе мог чувствовать только бурлящую ярость и печаль от происходящего перед ним. Он предсказал это, да, но это не помогло с эмоциями, увидев своего возлюбленного грязным и дряхлым на полу. Он не осмеливается сильно двигать его, стараясь сначала пошевелить головой падшего бога. Очень деликатный и нежный, как он это делает. Дотторе почти не видел битвы, но, изучая обстановку вокруг себя, он мог только догадываться, что Скарамуш неудачно нырнул с головой в механический скафандр. Дотторе не хотел еще больше причинять ему боль. Как только тело было перемещено, голова и грудь были обращены к небу, Дотторе постарался запомнить каждую деталь своей любви, прежде чем расстаться. Отвратительное чувство в груди усиливается, когда он рассматривает лицо Скарамуша. Глаза закрыты, из них текут слезы, не редкость для маленького бога, но это не успокаивает ужасную боль в груди. Закусив губу, борясь с желанием раскрыть свои смертные эмоции, он дрожащими руками вытаскивает из пальто конверт. В нем было немного написано, опасаясь, что кто-нибудь может найти письмо, но Дотторе позаботился о том, чтобы сообщить Скарамушу, что он не бросил его, не предал. Ему было бы так больно, если бы он оставил марионетку здесь, чтобы проснуться, потерянный, напуганный, обиженный и сбитый с толку, без какой-либо уверенности в том, что Дотторе не оставила его. Мысль обо всем этом совершенно убивает его. Дотторе осторожно стягивает изодранную одежду Скарамуша, обнажая грудь перед ужасно холодной комнатой. Это было единственное место, куда Дотторе могла придумать, чтобы спрятать письмо, мало кто знает об этом маленьком секретном месте марионетки, надеюсь, сама архонт дендро не удосужится заглянуть в него. В глубине души он сомневается, что она его не найдет. У него осталось не так много времени — надоедливый маленький кретин вернется в любой момент, чтобы проверить марионетку. У него в любом случае есть к ней дело, он не может упустить такой шанс. Без дальнейших церемоний мужчина засовывает руку в карманное измерение на груди Скарамуша. Сколько раз он делал это прежде, он не отступает от странного ощущения пустоты вокруг своего кулака. Он отпускает письмо и отстраняется, прикрывая Скарамуша своей одеждой и надеясь, что записка благополучно полетит к месту назначения. Прежде чем уйти, мужчина наклоняется вперед, чтобы вытереть ледяные слезы с лица падшего бога. Даже смыв их, новые слезы начинают занимать место старых, окрашивая нежные щеки горьким сожалением. Надеюсь, Скарамуш найдет в себе силы вытереть собственные слезы. Дотторе вздыхает: «Мне жаль, что так должно быть». Он мягко целует марионетку в лоб, предварительно убрав пряди волос, его губы задерживаются на голове марионетки. Наконец, он отстраняется от Скарамуша и встает, повернувшись спиной к упавшей кукле, и начинает свой путь обратно к выходу. Тем не менее, он не мог не бросить последний взгляд на свою любовь, эмоции, которые он пытался подавить, наконец пробили его защиту. "Мне жаль." Его голос срывается, он крепко сжимает кулак и быстро отворачивается от сцены. Он марширует прочь от разрушенной арены, думая теперь об одной цели, но чувство великого раскаяния тяжело сохраняется в его теле. Легкие слезы льются из глаз доктора, полностью закрытых маской с клювом, которую он носил, даже Селестия не может увидеть сожаление на его лице. По всей арене эхом разносится гневный хлопок тяжелой двери. Сейчас тихо. Даже тихое дыхание людей, которые стояли здесь раньше, не задерживаются. Остался только сломленный бог. Раскрошился. По кусочкам. Слезы беззвучно катились с его лица. Он… По-настоящему один.