Zwischen der Zeit

Капли разбиваются о лобовое стекло — остаются лишь водяные кляксы, которые, замерев на пару мгновений, сползаются в ручейки и нестройно стекают вниз, на голубой автомобильный капот. Сквозь шуршание дождя не слышно даже дыхания: и Агнес, и нескладный парнишка на пассажирском сидении предпочитают делать вид, что их здесь нет. Стекло медленно подергивается белесой запотевшей пленкой, делая серый мир за окном еще серее. Агнес достает зеркальце и помаду, чтобы излишне старательно подправить макияж, и только украдкой — сквозь отражение — бросает взгляд на Тронте. Мальчишка сидит, подперев кулаком скулу и уставившись за окно, туда, где неприступно возвышается детский приют; видно только вихрастый затылок. Тронте Нильсен не горел желанием первым начать разговор. Агнес Нильсен не могла подобрать ни единого слова, которое не звучало бы бездушно или жалко. Казалось бы, она знает этого мальчишку всю его жизнь — да что и говорить, она эту самую жизнь ему и вручила, — но сейчас он еще более далекий, более чужой, чем случайный ребенок на улице. Глядя на рыжеватые вихры, худые заостренные плечи, затасканную приютскую рубаху, Агнес не испытывает совершенно ничего. Ни сострадания, ни сожаления, ни даже самых простых материнских чувств. — Будешь скучать? — решается наконец она нарушить тишину, укладывая пальцы на кожаную оплетку руля, и выдавливает слабую ободряющую улыбку. Тронте поворачивает к ней повзрослевшее лицо: его можно было бы назвать красивым, если бы не щедрая россыпь веснушек. Совсем рябой, как и его отец, с досадой думает фрау Нильсен. С каждым ее приездом он всё больше напоминает своего отца. Агнес не может сдержаться и вновь переводит взгляд на ползущие по стеклу капли. — Зачем ты за мной приехала? — с напором спрашивает Тронте. Агнес не видит, скорее кожей чувствует, как его губы презрительно изогнулись. — Мы переезжаем в Винден, — спокойно отвечает она, и это «мы» ощущается камнем во рту после нескольких долгих лет, за которые фрау Нильсен ни разу сына не навестила. — Вдвоем. — Переезжаем, — голос мальчишки нарастает, звенит, задыхается от обиды. — Я даже не знаю, откуда. Понятия не имею, где ты всё это время была. И ты даже не попытаешься ничего объяснить, да? Хотя бы, не знаю, попросить прощения? Ты даже не взглянула на меня. Тебя не было столько времени, что я уже и не знаю, как тебя называть. — Мне не за что просить прощения, — уязвленная, она запоздало смотрит на него без уловок и отражений, намереваясь осадить, но натыкается только на взгляд, подернутый пеленой злых слез. Тронте старательно их пытается сморгнуть, сдерживается, чтобы по-девчачьи не разрыдаться. Уже тише, сама не очень-то веря своим словам, Агнес пытается оправдаться: — Лучший приют в этой земле, Тронте. Я не бросила тебя в подворотне. — А может, лучше бы бросила, — он старательно отворачивает манжет: застиранная ткань ползет вверх, обнажая руку до локтя. — Лучший приют… Агнес отказывается поверить своим глазам. — Что это? — ее взгляд перебегает с дрожащего подбородка Тронте на утыканное свежими прожженными ранками предплечье и обратно. Он молчит. — Кто это сделал с тобой, Тронте? — повторяет фрау Нильсен и хватает его за запястье, чтобы разглядеть ожоги ближе: смотрятся они неважно, воспаленно, мокро: как бы не загноились. — Тебе не было никакого дела три года, — мальчишка выдергивает руку из прохладных пальцев, затянутых в тонкую перчатку. — А теперь вдруг стало. Какая уже разница… Он снова подпирает скулу кулаком, уставившись за окно. Агнес поджимает губы, снова нервно съедая с них помаду. Ей хочется переиграть всё заново и никогда не возвращаться в этот приют: не знать, что здесь происходило с ее сыном, не видеть то, как мелко вздрагивают его плечи, не слышать обжигающе-хлесткой горечи. — Мы остановимся у аптеки, — обещает она и поворачивает ключ зажигания. — Потом прикупим тебе новую одежду… Это всё так неуместно, но, пожалуй, уместнее полной тишины. Когда из-под колес раздается хруст гравия, Тронте, не оборачиваясь, произносит деланно-отрешенно: — Старшие мальчишки в приюте. Тушили сигареты. …Под нарастающий шум дождя фрау Нильсен спрашивает себя: разве чего-то стоит ее уход из Сик Мундуса, если она, поклявшаяся больше не иметь ничего общего с варварской жестокостью, толкнула в нее же собственного сына? Но видит время, Агнес старалась его любить. Старалась изо всех сил — не видеть в нем напоминание о едком прошлом, не видеть предзнаменование еще более едкого будущего. Ее ли вина, что у нее так и не получилось?..