До самой смерти и даже дальше

Хосок появляется из ночи практически незаметно. Стоящий в отдалении от веселящейся стаи Чонгук впивается в него взглядом, но никаких следов буйства человека на альфе нет. Он чувствует его расслабленность и приподнятый настрой, это немногим успокаивает мечущегося вожака. — Праздник ведь в твою честь. Прямо перед лицом Чонгука появляется тоненький силуэт девушки. Она закрывает собой костер в центре поляны, освещающий большую ее часть. Остальные тени прогоняют костерки, разведенные по краю поляны — обозначения, чтобы дальше никто не заходил. Чонгук стоит как раз между ними. Джису заглядывает ему в глаза и ласково улыбается. — А ты стоишь здесь совсем один! В небольших руках пиала с еще одной порцией мяса. Видимо, заметила, что альфа не так много поел. — Хочешь еще? Мясо сочное в этот раз, добыча, что надо! Чонгук молчаливо окидывает ее взглядом. Как и все, омега заплела густые волосы в корону из кос и оделась в самую светлую и новую одежду: легкое хлопковое платье, оголяющие точенные коленки и расправленные ключицы. — Спасибо, — альфа сдержанно улыбается и вытягивает руку за едой. Джису расцветает ярчайшей улыбкой и подает тарелку, едва коснувшись прохладными пальцами горячих. Почти сразу Чонгук переводит взгляд обратно на стаю и кладет пальцами себе кусок в рот. Рядом с Хосоком уже появился Юнги, оба улыбаются, говоря о чем-то, и поглядывают на весело танцующего в кругу омег Чимина. Сегодня льется прекрасная музыка, стол богат и едва не ломится, а омеги смогли нарядиться так ярко, как редко удается. Хорошее празднество. Джису, по видимому, считает также. Ее не смущает молчаливость вожака или взгляды, которые направлены куда-угодно, но не на нее, поэтому, довольно улыбнувшись, она подшагивает ближе к альфе. Кажется, если бы Чонгук только кинул взгляд в ее сторону, девушка была бы уже под его боком и жалобно скулила бы. Но Чонгук смотрит прямо. Его взгляд прикован к счастливой стае. Десяток обращенных волчат носится за хвостами друг друга, то скрываясь в тени, то почти попадая в кострище — их спасают родные руки членов стаи. Никто даже не ругает сегодня за проказы, не хотят портить атмосферу. Еще четверо щенков спят под дубом, прижатые боком к боку, чтобы не замерзнуть. Это Чонгук их подобрал, уже клюющих носом в разных углах, и сложил туда. Остальная ребятня сверкает босыми ногами, то прыгая через маленькие костры, то сбегая от старших, которые все-таки собираются наругать за попытку прыгнуть через большой. Омеги кокетливо поглядывают на альф и смеются со своих, омежьих, шуток. Альфы же или улыбаются им в ответ, или бурчат под нос ругательства, когда их омега смотрит на другого. Несколько оборотней поют задорную песню, пока другая пара подыгрывает на инструментах. Чонгук упивается голосом своей стаи. Хосок в очередной раз поднимает голову и смотрит прямо в чонгуковы глаза. Вожак не разбирает посылов в его взгляде, но своего не отводит. Пусть лекарь сам разбирается. Сделав это, Хосок пожимает плечами и улыбается, мол, человек твой не опасный, не волнуйся. Человек. Твой. Не волнуйся. Нервно бы усмехнуться, но лицо Чонгука сковывает маской. Джису рядом что-то мурлычет о том, как прошли недели, пока его не было, дети, которых еще не сморило, визжат от счастья, омежки хихикают. Чонгук перехватывает нежные, крохотные пальчики девушки и, легко сжав их, заглядывает в глаза. Спина девушки сразу же распрямляется, будто окрыленная, улыбка на пухлых губах мягчает. — Мне нужно обратиться к стае, — мягко, прекрасно зная, что разбивает сердце на целый вечер, произносит Чонгук. Отпустив руку, он уже не видит, как Джису грустнеет и, возможно, начинает плакать. Чонгук отсчитывает свои шаги до центра поляны, в мыслях подбирая слова. Хосок и Юнги сразу замолкают и обращают внимание на вожака. Чимин, заметив, что за ним больше не следят, тоже оборачивается через плечо. Как и всегда, он ловит на себе взгляд Чонгука и ярко ему улыбается, даже ладошкой небольшой машет. Пожалуй, среди всех омег именно такой, простой и открытый, Чимин нравится Чонгуку больше всех. Голосов становится всё меньше с каждым новым шагом. Стоило сделать последний — каждый на поляне не отрывает взгляда от вожака. Чонгук стоит с привычно вытянутой спиной и чуть припущенной головой. Он осматривает свою огромную семью, насчитывая, что трех десятков не хватает: кто-то приболел; кто-то проводит гон в облике волка; у одной омеги сбит цикл течек, и она началась раньше, они с альфой ушли; кто-то скорбит по недавно ушедшему члену семьи. — Вы доверяете мне, поэтому сейчас я перед вами, — теплый гомон проходит по стае. Они улыбаются Чонгуку, даря тепло, привыкшие, что от него улыбки не получишь. Он любит их своей суровостью. — Две недели я бродил по лесам и горам в поисках территорий для расширения и новых оборотней. К сожалению, в этот раз в стаю я не смог привести нового члена. Вся стая отзывается звуком, похожим на урчание. Они поддерживают Чонгука и ни за что не скажут, что он плохо справился. Чонгук для них — лучший. — В доме, куда мы уходим лечиться, сейчас находится человек, — испуганный вдох, будто легкий ветер, разносится по воздуху. Многие опускают взгляд с Чонгука на пол, пока он бегает своим по очереди между всеми. — Я нашел этого омегу, когда его чуть не убил альфа-человек, и волком спас его. Человеком не решился убить, поэтому сейчас он здесь. Я не подведу вашего доверия, люди не причинят нам зла, не позволю. Но будьте осторожны, не приближайтесь к этому дому, не общайтесь с ним, не пытайтесь посмотреть. Когда это будет безопасно, я сам покажу его вам. И лишь Хосок тяжело вздыхает, неодобрительно сверкая глазами. Наклонив голову, волк вслушивается в ветер. Стая в порядке, жужжит в центре территории, как и всегда. Едва слышно несколько рыков, но они тоже идут из глубинки — дети играют, всё хорошо. Вскинув черную морду, вожак ведет влажным носом против ветра. Легкие заполняет свежий запах реки и чуть влажного мха. Больше всего он различает их, стайный, запах, центром которого является сам вожак. Родной запах. На западе два хищника. Повернувшись в ту сторону, волк принюхивается более внимательно, не торопясь срываться — это свои. Альфа в гоне, уже едва пахнет вожаком, но всё же семья. Скоро придет метиться. Волк глубоко дышит своей территорией, обходя ее с закрытыми глазами и вовсе не двигаясь с места. Он дома, наконец. Сотню шагов вожак перебирает, слышит неподалеку от себя птицу, чуть дальше — самку оленя с потомством. Не спешит охотиться, дети пока не подросли. Кажется, он стоит под солнцем часами, то отвлекаясь на нагретую шерсть и прячась от солнца в тень, то вновь погружаясь с головой в своё по праву. Пока не слышит непривычно тяжелые шаги. Лапы в мощном прыжке отталкиваются от земли. Волк бежит напрямую к незнакомцу, продираясь сквозь кусты, отрывая от них впутавшиеся в шерсть веточки. Перед глазами маячит чужой силуэт, который волк рисует благодаря запаху и слуху: омега, слабый, раненный, но чужой почти в самом сердце. Там, где ему не положено быть. Вожак едва успевает затормозить когтями перед полоской реки. Чужак совсем близко, непривычный кислый запах чешет нос так, что морщись, не морщись — легче не становится. Тяжело дыша, он пробует воздух пастью, даёт осесть горечи крови на языке и утробно рычит из самый груди. Рядом с ним знакомый запах, свой, близкий. Волк смотрит через кусты на своего соплеменника и припадает к земле, готовясь к прыжку. Но оборотень на том берегу спокоен, что невольно передается и вожаку через запах. Чонгук не встаёт с земли, напротив, удобнее укладывается голым животом на мягкий мох щурит глаза, которые пару секунд привыкают видеть иначе. Хосок едва заметно закатывает глаза, заслышав его, но почти сразу же отвлекается на Тэхёна, которого держит на своей спине. — А правда можно? Я никому не помешаю? Омега крепко держится кулачками за плечи альфы, хотя тот крепко держит ноги. Хосок кивает и, подойдя вплотную к реке, опускает Тэхёна прямо на песок. — Сегодня тут никого не будет, не переживай. Тебе полезно солнце, хоть лицо обветрится, — присев перед ним на корточки, Хосок укутывает Тэхёна плотнее в одеяло, в котором тот оказался. Омега больше похож на гусеницу бабочки, чем на человека, а Хосок трясется над ним, будто курица над яйцом. Чонгук не сдерживает раздражённого фырка. — Спасибо тебе большое, — Тэхён улыбается в песок, когда альфа наконец заканчивает и садится рядом. Почему-то он ставит за спину омеги руку, но сам не упирается на нее. — Не стоит благодарности. Ты здесь не по своей воле и не просил этого. — А по чьей? — В разговоре омега робок. Чонгуку хочется отряхнуться от его голоса. Он пронизан теплом, ни грамма страха, как было раньше, словно Хосоку омега уже доверяет. И пусть, но альфа не понаслышке чует, что не просто Тэхён доверяет, а будто зазывает в Хосоке альфу, излишние доверие. Словно старается казаться таким, не какой он на самом деле. — Чонгука. Он тебя принес и решил оставить в поселении, — Хосок улыбается чуть лукавее и кидает взгляд на кусты, в которых скрылся вожак на другом берегу. Чонгук закатывает глаза, пусть лекарь этого и не видит. Почувствует, уж наверняка. — Чонгук… Он у вас глава, да? Вчера праздник был из-за него? — Да, его долго не было, поэтому омеги приготовили в честь возвращения празднество. Гуляли до рассвета, должно быть ты не выспался из-за них. — Я вовсе не слышал, — смущённо и тихо от неловкости говорит Тэхён. Его щеки покрываются легким румянцем, на что Чонгук в очередной раз фыркает. Притворство, такое очевидное, а Хосок верит. — А Чонгук это тот, который со мной разговаривал, когда я первый раз очнулся? Такой, — омега кусает себе губы и это становится последней каплей в Чонгуке. Он бесшумно выбирается из укрытия и шагает назад, уже не слыша, какой он по мнению омеги. Всё происходящее неправильно, зачем только Чонгук притащил его сюда? Чонгук не обращается — лучше пусть по нему бьет осознание чужака рядом, чем его запах и голос. Он слоняется между сосен без дела: мог бы границу оббежать, мог бы пометить ее ярче, мог бы побыть со своей стаей и успокоить их. Каждый ведь теперь тоже прислушивается, старается почувствовать чужого рядом, боится. Но Чонгуку, как и всегда, страшнее всех. Не найдя покоя, вожак садится на мох и опирается спиной на сосну. Он слышит, даже в облике человека, тихий гомон деревни и совсем не слышит больше чужака. Омегу. Человека. Хочется скрипнуть зубами, да жалко их. Возведя взгляд к небу, Чонгук словно спрашивает у веток деревьев над ним, ради чего он притащил сюда чужого и собственноручно лишился покоя. Ответа, кроме самого логичного — страха, он больше не находит. Что, если за омегой вернутся? Что, если пойдут его искать, а найдут неизведанный лес? Чонгук знает, что никто не сможет пройти сюда, не зная дороги. В этом краю безопасно — было, есть и всегда будет. Но вдруг, просто вдруг он рискует? Вдруг люди стали сильнее, чем были или умнее? Вдруг пройдут? Люди ведь погубят их, снова. И снова потому что оборотень оказался слишком добрым. Чонгук все-таки возвращается. Омега что-то щебечет Хосоку, улыбаясь яркому солнцу в ответ. Ему хорошо и спокойно, а альфа рядом лишь усиливает эти чувства — Чонгук будто подсматривает за чем-то, что не предназначено ему. Немного выпутавшись из кокона, омега ластится ближе к альфе, внимательно слушает его, а глаза — они карие, но Чонгук готов поклясться, в них тлеет огонек. Маленький еще, но он есть. Как бы не перерос в пожар, которым сгубит столько невинных душ. Тонкая рука взлетает в воздух, омега в чувствах щебечет еще громче, руками рисует только ему видные в голове картины в воздухе. Чонгук каждый раз, стоит тому взмахнуть кистью, сжимается и подбирается. Готов ринуться в реку, чтобы оттащить чужака от члена стаи, если тот кинется первым. Но омега лишь улыбается. Улыбается ярче. Улыбается и почти поет. Хосок сталкивается с ним взглядом и мыслит он точно о том же: Чонгук видит и ищет то, чего нет. Омега, Тэхён, не угроза вовсе. Активность испаряется, словно вода на солнце. Ресницы омеги порхают все медленнее и медленнее, хотя улыбка не покидает уст. Он приваливается теснее к Хосоку, точно сам уже не понимая этого, а альфа, напротив, полноценно обнимает и укладывает себе на плечо пушистую голову. Чонгук следит за Хосоком еще долгие минуты, но лекарь стойко игнорирует его. В растрепанных чувствах, Чонгук перекидывается в волка и уходит. Так он не может думать, да и чувствовать. Почти. Волк скребется внутри, хотя он уже снаружи, а Чонгуку плохо. Стая встречает радостно. Волчата сразу же подбегают и игриво прикусывают за лапы, взрослые наблюдают за вожаком с улыбкой, но не стремятся подойти. Словно чувствуют, что сейчас он не ищет компании. Чонгук лижет выводок по ушам, пока каждый не оказывается обласкан им, и только потом отталкивает их от себя, продолжая путь. Волк обходит каждую улицу, подбирается к каждому дому, пропитывается родным запахом. Так куда спокойнее. Остаток дня Чонгук лежит у уже пустой реки. К нему лишь раз заглядывают Чимин и Юнги, правда надолго. Чимин сразу наскакивает на спину, будто его альфа лежит тут один, а не стоит рядом и терпеливо ждет, пока омега нежиться с другим. Чонгук тоже терпит, но до момента, пока Чимин не касается ушей. Не лижет их, даже не кусает, лишь тычется мокрым носом, но Чонгук сразу же подскакивает и валит омегу с себя. Рык непроизвольно вырывается из пасти, лапы чуть подгибаются и Чонгук замирает в настоящей угрожающей позе. Сразу же Юнги появляется над своим омегой в точно такой же. Белоснежный волк сверкает черными глазами и рычит злее — он не бесится, в отличии от Чонгука, а защищает своё. Да, своё глупое, наивное и любвеобильное, но своё. Лишь Чимин, оказавшись уже прижатым к земле, поскуливает и немного разряжает атмосферу. Альфы не бросаются друг на друга, но Чонгук шумно фыркает и отходит от пары подальше. Он падает мордой в другую сторону и укладывает ее на вытянутые лапы, смотря на течение реки. В этот раз от Чимина он не дергается — омега молча укладывается под бок другу. Юнги топчется рядом, но тоже ложится рядом с Чимином, коротко лижет его морду и затихает. Чонгук вместе с семьей. Но ему все равно, даже волком, тоскливо. После наступления ночи, Чимин подталкивает его уйти вместе. Чонгук слушается, пусть он и крупнее его в два раза, поднимается на лапы, отряхивается от песка. Друзей провожает до их дома и на прощание все-таки дает лизнуть себя в шею. Перекинувшись, Чонгук нагой слоняется по уже спящей деревне. Он слышит лишь в парочке домов тихий шелест от неспящей стаи, но все равно бродит и бродит. Ноги сами приводят к последнему перед лесом, собственно как и дом Чонгука, жилищу. Чтобы поближе к деревьям, чтобы травы любимые было где собрать. Хосок ждет его. Он не удивляется, когда Чонгук показывается на тропе из деревни, даже головы не поднимает — как сидел на предпоследней ступеньке ссутулившись, так и сидит. — Почему омега был у реки, Хосок? — Потому что ему полезно солнце, как ты уже слышал, вожак, — холодно отвечает альфа, так и не подняв взгляда. Чонгук решает не садиться рядом, держится чуть поодаль и смотрит сверху вниз. — Он чужак, его нельзя выводить из того дома. Что, если что-то произойдет? Тяжело вздохнув, Хосок выдерживает паузу. Он откладывает корзинку, которую плел, и поднимает тяжелый взгляд на альфу. — Например, что? — Например, нападет волк. — На стаю оборотней на их перемеченной территории. — Или ворвутся люди. — Через лес, который даже хищников убивает. — Вдруг он сбежит? — Чонгук вскидывает бровь. Это самое серьезное, чего он все-таки опасается. — Он ранен и измотан, даже если сбежит, то упадет через час и умрет один в лесу через сутки, — Хосок поднимается на ноги и стряхивает невидимую пыль с колен. Больше на вожака он не смотрит, заходит в дом. — Но что, если, Хосок? Он — человек. А вдруг они стали сильнее, вдруг сожгут лес ради него? А что, если, Хосок? Чонгук взбегает за ним следом по ступенькам и застывает на небольшом коврике у двери. Хосок стоит спиной и то ли обдумывает слова для ответа, то ли вовсе не знает, что сказать. Против воли Чонгук выпускает феромон — страх перетекает в злость на Хосока. — Ты вообще выпустил его, Хо! А если бы он правда мог убить тебя и сбежать? Ты был один рядом с ним, расслабился, он мог сломать твою шею и привести сюда кого-угодно, на всю нашу стаю! — Хватит, — альфа оборачивается на Чонгука, с уже подернутыми, будто серостью, глазами. — Не смей давить на меня. — Ты поставил стаю под угрозу. — Да что ты! — Хосок едва не рычит и заглядывает Чонгуку в глаза. Вожак ярко ощущает собственное давление, которое сорвалось из-под контроля. Глаза жгутся от того, что налились красным, и любой другой оборотень на месте Хосока уже стоял бы на коленях от его давления. Но не Хосок. Он скалится, натурально рычит и начинает давить в ответ на того, кто по праву сильнее любого в стае. Любого, кроме одного, который редко обращается. Чонгук ощущает его феромон лишь фоном, подчиниться не хочется — собственный перебивает. Но альфа внутри взвывает, ему просто необходимо подавить соперника, заставить преклониться. — Обратись, — Чонгук рычит и чуть пригибается, готовясь прыгнуть. — Я перегрызу тебе глотку. — Не станешь, — Хосоку сложнее управлять феромоном, по лицу видна огромная сосредоточенность и сложность. Он стоит, натянутый по струне, и не двигается. — Чонгук, я никогда не говорил, но ты ведь знаешь. Тебе нужно верить мне. Последнее слово разносится по воздуху и давление лекаря исчезает. Не готовый к открытому и не сдержанному феромону Чонгука, Хосок хрипит и падает на колени, исполняя волю вожака. Ему больно, Чонгук с удовлетворением чувствует это, перед тем, как взять себя обратно под контроль. — Я не хочу, чтобы пострадала стая. Я не хотел здесь чужаков, но вот он практически в сердце общины. Нам не нужна война, Хосок, у меня с едой и запасами проблем хватает! — Чонгук, — Хосок стирает тонкую струйку крови из-под носа и выпрямляет спину, все еще сидя на коленях. Он заглядывает в глаза альфе с огромной болью — и Чонгук уже знает, что Хосок не хотел ему говорить. — Не ты ее начнешь, не от тебя это зависит. Но Тэхён, он нужен здесь. Нужен нам, — сипло проговаривает мужчина и закрывает нос пальцем, не давая крови бежать по коже. Чонгук вздрагивает, конечно, от задувшего в дверь ночного ветра. Он обводит своего лекаря, друга, взглядом и протягивает ему ладонь, собственной силой поднимая на подкашивающиеся ноги. — Просто не гони его, — просит альфа, когда Чонгук усаживает на кровать. Хосок цепляется за ладонь, не давая уйти. — Я подумаю, — бросает Чонгук через плечо, выходя в ночь. Дверь за ним негромко хлопает, а звезды смотрят с укором. Чонгук еще учится быть вожаком, просит в мыслях понять его.