ножи

      Джулс понимает, что всё ещё любит Тайлера, когда целует Ру утром второго января.       Они увиделись впервые с того ублюдского вечера на перроне — вечера, в который Джулс позорно сбежала от неё, напуганная её зависимостью, — едва успели проводить этот говенный год, у Джулс под ногтями до сих пор блёстки с новогодней вечеринки и саднят губы от пьяных поцелуев и трезвых «прости»; едва успели помириться. Она целовала Ру на вечеринке сквозь боль, горечь и чувство вины, целует и сейчас — посреди школьного коридора, плюнув на зрителей, целует так сладко, как умеет только она, со всей природной самоотдачей — но думает о Тайлере, Нейте и Шайгае.       Джулс понимает. Это так неправильно. Со всех сторон отвратительно. Твою мать, ты и правда шлюха, Джулс Вон. Конченная блядь, и к тому же трусиха, которая способна только убегать от собственных чувств и людей, что их вызывают.       Но Джулс целует Ру долго, самозабвенно и упрямо и надеется, что это пройдёт. Что это лишь поганый ошмëток едва отгремевшего года, постоянная горечь на дне чашки с кофе, что при испитии оного непременно царапает язык. Что это влияние города, школы, слишком много здесь плохих воспоминаний. Оно не проходит.       Становится ещё горче, когда она ловит на себе взгляды Нейта. Иногда. Часто. С другого конца коридора, затылком с соседнего ряда парт, через железные холмы машин на школьной парковке. Когда поворачивает голову, чтобы встретиться — взглядами, конечно, только ими — потому что хочет доказать хотя бы самой себе, что в этот раз она не струсит и не будет убегать — Нейта уже нет. Но он смотрит. Джулс чувствует его глаза своей сливочной кожей, сосудами лица, острыми сосками и покалывающим поясницу жаром; так старики чувствуют приближение дождя больным суставом, так чувствуется подступающий, долгожданный оргазм. Джулс боится, что сходит с ума.       Она не хочет в дурку. Только не снова. Потому она целует Ру, захлёбывается её вздохами, душит себя её руками.       Ру хороша тем, что почти ничего и никогда не спрашивает. Джулс почему-то не верит, что та её любит, хотя последняя говорит об этом часто и красиво, насколько позволяет вялый язык. Такие люди как Ру Беннет однолюбы, они влюбляются раз и на всю жизнь. И Джулс её любовь не принадлежит. Её любовь упакована в маленький целофановый пакетик и забивает нос вязкой белой массой. Джулс с таким не тягаться.       Может, она попросту не заслуживает быть просто любимой? По нормальному любимой, как в кино? Быть желанной? Не быть заменой зависимости, грязным секретом от жены и детей, тегом на порносайте, который смотришь только в режиме «Инкогнито»? Может, это просто не для неё, она не для этого создана? Кому-то не дано рисовать или петь песни, а Джулс Вон обделили любовью. Может, её призвание — быть вечно одиноким гением и создать для этого говëнного мира что-то прекрасное, как Энди Уорхол или Коко Шанель? Может, может…       Не может.       Ей можно суррогат любви — целовать, обнимать и под накуркой обещать совместную жизнь и свадьбу — или хорошенько оттрахать в зад как шлюху, но не пускать к себе в сердце, и требовать извинений, но никогда не извиняться перед ней. Что уж тут говорить, если даже собственной матери она и даром не сдалась, и мамино «прости» Джулс так и не услышала.       Шлюха ты, самая настоящая, Джулс Вон. Ибо шлюха — самое одинокое существо на планете.       Джулс целует Ру в столовой, в туалете, после урока, перед. Она целует её рядом с партой, за которой год назад влюблённо хихикала и украдкой строчила смайлики в спрятанный под столом телефон. Ласкает её пальцами на постели в своей комнате, где чужими печатными буквами ласкали её. Вылизывает её, повторяя за чужими фантазиями.       «Я бы опустил тебя на постель и целовал бы везде, где только пожелаешь. Я бы заставил тебя чувствовать себя так хорошо»       «Омг Тайлер прекрати из-за тебя я краснею прямо на уроке😩😏»       Слушать добрые слова Элиота и вминать пальцы в его щетинистые щëки, млеть под его шершавыми мужскими губами, целовать их — Джулс бы себя ненавидела, не будь ей себя так чертовски жалко.       Порой, когда её больная галлюцинация отвечает ей со всей смелостью, на какую способна — глаза Нейта наваливаются тяжестью на плечи даже на расстоянии в парты, машины и небоскрёбы — она краснеет и крепче перехватывает Ру за руку. «Ты в порядке?» «Да. Я просто так счастлива быть с тобой вместе, Ру.»       — У меня никогда не будет их любви, — говорит Мэдди, кивая на воркующих Кэт и Итана. Джулс смотрит на них в смешанных чувствах — Кэт целует его, обнимает, но сама она будто отсутствует. Джулс стыдливо прикрывает глаза.       — Почему ты так решила?       — Мне быстро наскучит. Мне кажется, я не способна любить нормально, понимаешь? Без драм и истерик. Может, я адреналинщица?       — Кто знает. Просто некоторые люди принимают только ту любовь, какую способны отдать.       Джулс в ожидании момента, когда всё вскроется. Она боится, она не хочет, она надеется, что пронесёт, не заметит, я смогу это преодолеть, смогу убедить и себя, и Ру, я ведь правда люблю её — но ждёт, потому что момент икс всегда наступает. И всегда, когда его ожидаешь меньше всего.       Её мать сорвалась в самый обыкновенный день 2015-го, Джулс тогда вернулась со школы и прокричала что получила пять за диораму, а вместо пирога на столе и маминой гордой улыбки увидела разбитую бутылку вина и лужу блевотины вокруг светлых волос.       Ру срывается — а Джулс даже не знает, в какой день. Но это в каком-то смысле и правильно — Ру не сказала о ней Элиоту, Ру не сказала ей о рецидиве. Джулс в этом странном треугольнике третий лишний, не Элиот и не Беннет. Всегда она.       Она молчит, когда Ру покрывает её матами на глазах у Элиота и Лесли, она принимает это наказание, позволяет ножам её слов вонзаться во все уязвимые места, глубже, прокручивать, вспарывать, искать маленький сжавшийся в мольбе о пощаде орган, качающий кровь, пронзать и его, удар за ударом. Если, конечно, Ру его найдёт.       Я это заслужила. Я высасываю жизни из тех, кто этого не заслужил.       И оставляю в порядке тех, кто пьёт меня досуха.       — Мне жаль. За всё, что я тебе сделал, — Нейт куксится, мнёт в огромных ладонях край футболки, он так старается не смотреть на неё, но не потому, что боится её или стесняется её — ему стыдно. Перед Джулс никогда и никому не бывало стыдно за себя.       Она молчит, ледяная дождевая вода стекает с концов волос на кожаное сиденье и продрогшие ладони. Капли похожи на слезы, но Джулс считает, что не имеет на них право. Хотя, наверное, заплакать перед Нейтом — естественная реакция, как сказала бы Кэт, подпрыгнуть на моменте скримера в хорроре. Что-то нормальное, её никто не осудит; ведь он причинил ей и её друзьям столько боли.       Джулс не плачет — нечем уже плакать. Она просто смотрит на его алеющие в косом золоте фонаря щëки и чувствует своё сердце, как не чувствовала с первого января.       Это неправильно, ей стыдно, она это ненавидит. Но это так кружит голову лёгкостью, пьяной и долгожданной, что Джулс даже не успевает толком осознать ужас ситуации с диском. Она смотрит на Нейта, слегка прищурившись.       — Почему ты отдаëшь мне это?       — Честно? — усмехается он так по-мальчишески ясно и легко, — Ответ настолько прост, что его не надо озвучивать.       — Ты, типа, на пути к исправлению?       — Нет, нет, — Нейт хмурит брови, — однозначно нет.       — Я взяла нож с собой, перед тем, как сесть в твою машину, Нейт, — бесстрастно говорит Джулс, нащупывая концом ногтя лезвие в рукаве, — Вот настолько я тебе не доверяю.       — Нож? Я в тебе не сомневался, — улыбается Нейт, окидывая её долгим ласковым взглядом, — Я знал, что ты это сделаешь.       — Ага. Это не то чтобы доставляло мне удовольствие, знаешь ли.       — Я понимаю. И мне жаль. Если бы я мог вернуться назад, я бы постарался сделать всё по-другому. Но всё, — он хватает её за руку, и Джулс впервые смотрит на него так близко — его дыхание щекочет ей кончик носа, тёплое и пахнущее безалкогольным пивом, и, наверное, это прекрасный момент для поцелуя, который снился ей год, который мучал её фантазиями во время ласк Ру, который остался в архиве её телефона набором букв и эмодзи — но Джулс не подаётся к нему, не целует, лишь отвечает вздохом на вздох, — Всё, что я тебе говорил тогда, год назад... было правдой.       Он отпускает её руку, не обращая внимания на блеск выглянувшего из-под рукава лезвия канцелярки. Джулс пожимает плечами.       — Могу сказать то же самое.       Может, ей показалось. Привиделось. Очередная дурацкая фантазия, осадок на дне прошлого года, галлюцинация, и лучше проверить…       Она оглядывается. Машина Нейта стоит на месте, прочищая ей путь светом фар сквозь туман ливня, и она чувствует под кожей его глаза.