Dreaming and crying

Серебряные волосы, будто присыпанные пылью. Мягкие, красивые. Всегда прохладные, словно Иван только вернулся с прогулки, а за окном - зимний вечер. Изящно очерченные брови-полудуги, густые, вечно приподнятые. Будто Россия чему-то удивляется, и оттого получается это невинное выражение лица. Губы пухлые, нежные. Всегда тёплые и ласковые, всегда улыбающиеся. Соблазнительные. И глаза. Ох, эти... глаза... Артур плакал каждый раз, когда оставался один. Вспоминая эти нежные, красивые, лиловые глаза. Затуманенные его колдовством, и оттого, только оттого, влюблённые. И прекрасные. Прекрасные. Он не знал, как так получилось. Просто обычное колдовство, и всё как всегда - алкоголь, затуманивший разум, ярость, злость, обида. В такие моменты он забывал обо всём, и хотелось только одного - отомстить тому, кто его оскорбил, его унизил. В этот раз не повезло России. Вот только Артур забыл, что на Брагинского магия всегда действовала не так, как нужно. И вышло из колдовства совсем не то, чего он добивался. Сначала, когда Брагинский появился на пороге его дома, он испугался. Когда Россия его поцеловал, Артур растерялся. А когда он признался ему в чувствах... ноги Артура не удержали. - Это... это шутка, да? - дрожащим голосом спросил он. - Просто глупая шутка?! Ведь ты пришёл, чтобы убить меня, правда, Россия!? В голосе - истеричные нотки, алкоголь ещё не выветрился из головы, а рядом, на коленях, стоит Иван. Он дышит на чужие пальцы в своих руках, краснеет и неловко улыбается. В глазах печаль, а зрачок заволокло туманом, и розовые искорки иногда всплывают в чужих, раньше холодных, глазах. На следующее утро Артур просыпается с Брагинским в постели и закрывает руками лицо. Ни черта ему это не приснилось. Всё это грёбанная реальность. Сначала было страшно. Очень. Россия был сильным и высоким. Казалось, он может сломать Артура, стоит только посильнее сжать в своих объятиях. Сжать чужую шею в своих огромных ладонях. Переломить, как тоненькое, маленькое деревце его талию. Артур всё ждал и ждал, что он не сдержится и его убьёт, а потом с удивлением понял, что бояться просто устал. Что чужие объятия - слишком тёплые и крепкие, чтобы каждый раз замирать от испуга и бояться пошевелиться. Что чужие поцелуи - нежные и трепетные, будто Брагинский и сам боялся, что всё это сон, и спешил одарить своей любовью Артура сполна. Что Россия... что Иван - совсем не такой, каким он представлял его себе раньше. И вот тогда ему стало страшно совсем по другой причине. Артура трясло от страха, когда он в первый раз, с улыбкой, опаивал Ивана любовным зельем. Россия удивлённо смотрел на Англию, но послушно выпил амортенцию. - Вкусно, - улыбнулся он тогда. Потом рассмеялся. - А я думал, что ты совсем готовить не умеешь, - пояснил он. - Зато я завариваю отличный чай, - заметил Кёркланд, и облегчённо улыбнулся, когда в чужих глазах замелькали розовые искорки фальшивой любви. Иван рассмеялся снова и утянул англичанина в свои крепкие объятия. - Я люблю тебя, - прошептал Брагинский. Артур взглянул в чужие глаза и криво улыбнулся. Единственные зелья, приятные на вкус, изменяли чужой разум, подделывали чужие эмоции. О да. Он умел делать амортенцию. Он определённо знал толк в порабощающих сознание зельях. Артур наслаждался жизнью. Наслаждался своей фальшивой любовью, наслаждался фальшивыми проявлениями нежности, наслаждался чужими словами о любви и фальшивым чувствам в чужих глазах. Никаких угрызений совести, о нет. Только не у Артура Кёркланда. Только не у чёртовой Британской Империи, покорившей когда-то полмира. Он ставил метки на чужой шее. Кончиками пальцев обводил уродливые шрамы на теле Ивана. Целовал его глаза с трепещущими тёмными ресницами. Пропуская серебряные волосы сквозь пальцы, он с наслаждением стонал под чужим телом, метался по кровати, задыхаясь от желания, и орал, прося ещё больше, ещё быстрее, ещё сильнее. Артур слишком поздно осознал, что сам себя загнал в ловушку. Когда он в первый раз сказал ответное "люблю", Иван замер на месте. Англия даже не понял в чём дело, и почему Брагинский застыл за столом, так и не донеся чашку с чаем до своего соблазнительного рта. - Что? - удивлённо спросил он. - Нет.. нет-нет, ничего. Ничего, ничего, - заполошно бормотал Иван. Руки у него дрожали, и чай растёкся по столу, из-за чего он излишне суетливо поднялся с места и принялся его протирать. - Ничего, - улыбнулся он. Потом заплакал и рухнул на стул, закрыв лицо руками. А пока Кёркланд испуганно вокруг него носился и пытался неловко утешить, Иван бормотал одно и то же, пытаясь Артура успокоить. - Это от счастья. От счастья, - говорил он сквозь слёзы. - Я счастлив. - Если это из-за Америки, - ворчал Англия, обнимая Брагинского и не веря его словам, - ты только скажи. Я побью этого идиота. И заставлю его извиниться! Иван рассмеялся сквозь слёзы и обнял Артура в ответ. - Я люблю тебя, - прошептал он. Артур мягко улыбнулся и сильнее сжал свои объятия. - Я тоже, - прошептал он в ответ. - Люблю тебя, моя Россия. Но это была не любовь, нет. Совсем не она. Артура полностью поглотила жажда обладания. Ему хотелось, чтобы Россия принадлежал только ему. Улыбался только ему. Говорил своим чудесным, восхитительно мягким голосом только с ним. Его трясло от ревности, от жажды, от злости. Он готов был кидаться с рычанием на любого, кто посягнул на ЕГО Ивана. Он кричал и орал, брюзжал и требовал. Его колотило от ревности к Франции, с которым Брагинский любил поболтать на отвлечённые темы. Его душила злость, когда его бывшая колония, его бывший Америка спокойно подходил к Ивану и весело начинал с ним болтать, опустив свою мерзкую руку прямо на чужое плечо. Он терпеть не мог Кику, который со своей загадочностью и поистине королевской упёртостью требовал от России вернуть ему часть каких-то дурацких территорий. Он, чёрт возьми, делал это слишком заметно. - Но я же не могу ни с кем не общаться, - хмурится Иван. Он обижен и расстроен - пальцы нервно выстукивают свой ритм, голова чуть наклонена, а взгляд направлен в пол. - И мне нравится Франция, - тихо говорит Россия. Кёркланд в тихом бешенстве, и не успокаивается до тех пор, пока не совершает самую безумную вещь из всех, что когда-либо совершал. На следующем собрании, когда Америка громко и крикливо доказывает что-то Брагинскому, Артур встаёт с места, отталкивает Джонса и на глазах у всех собравшихся стран целует Россию. У Ивана в удивлении широко распахиваются глаза и он совсем не отвечает на поцелуй. Когда Кёркланд отрывается от чужого рта, ниточка слюны тянется вслед за ним, и он развязно вылизывает чужие губы. - Если хоть одна тварь, - говорит он совершенно спокойным голосом, - ещё раз подойдёт к Ивану.. Он обводит взглядом зелёных глаз ошарашенные лица других стран. - Клянусь, я её убью. А потом начинается хаос. Брагинский краснеет и начинает кричать. - Что ты несёшь?! Как ты можешь?! Я не твоя собственность, я имею право на личную жизнь!!! - Я твоя личная жизнь! - орёт в ответ Артур. - Я! И не смей больше говорить с Францией! Я ненавижу этого ублюдка!!! - Ты не имеешь права запрещать мне общаться с теми, кто мне нравится! - Нет, я имею на это право!!! Ты принадлежишь мне! - Я не вещь, чтобы кому-то принадлежать! - кричит Россия. Артур злится и целует Ивана, а он отвешивает ему смачную пощёчину и убегает из зала. Кёркланд, весь бледный от гнева, с залитыми кровью глазами, обводит взглядом притихших стран. - Вы все слышали?! - говорит он. Голос срывается в крик, куда-то на высокие ноты. - Только посмейте к нему приблизиться! Он мой!!! И выбегает следом за Россией. Он знает, как просить прощения. Он знает, что Иван в конце концов его простит. А ещё он знает, что теперь-то никто не посмеет покуситься на его собственность. Артур беспокоится. С каждым днём всё сильнее. Амортенция действует определённый отрезок времени. И каждый раз ему всё сложнее и сложнее убедить себя, что Ивана нужно опоить очередной порцией этой дряни. Он не может понять, отчего всё так. У них же всё хорошо. Ваня улыбается и щедро делится своей нежностью. Артур от него без ума и готов потакать любым капризам. И это зелье... неужели всё это - из-за него? Поздно вечером, разбирая документы, Артур начинает плакать. Сегодня Брагинский уехал домой, ведь ему тоже нужно работать, и здесь Англия остаётся совершенно один. Он вспоминает мягкие, прохладные волосы России и то, как приятно пропускать их сквозь пальцы. Он вспоминает пухлые, нежные губы и то, как они сексуально смотрятся, когда Иван делает ему минет. Он вспоминает эти прекрасные, лиловые глаза с туманной поволокой чувств... и начинает плакать. Горько, захлёбываясь слезами и собственным голосом. Ему неожиданно больно от мысли о том, что все эти чувства совсем не настоящие. Что Иван с ним только потому, что послушно, из чужих рук, пьёт отраву, дурманящую разум и заменявшую чувства подделкой. Он плачет от горя потому что не знает, как же теперь ему жить без его любимого России. Он плачет потому, что продолжает лить отраву в чужую еду. Иван возвращается и совсем не знает о чужих терзаниях. Он продолжает смеяться и улыбаться, и при любом удобном случае лезет обниматься, выпрашивает поцелуи и ласки. А Артур не может смотреть ему в глаза. Он отводит взгляд и потерянно улыбается. Чувство тоски становится всё сильнее и сильнее. Когда же он решается, напряжение наконец-то отпускает. Артур необычайно ласков - он торопится насладиться последними днями его прекрасной любви. Он жаден и до поцелуев, и до прикосновений, и - о боже, да! - до умопомрачительных актов любви. Он мечется на кровати и просит больше. Чужая спина расцарапана в кровь, но Артуру мало - ему хочется ещё, и ещё, и ещё. Иван устало посмеивается и покорно продолжает, и у него определённо хорошо всё получается. Но всё равно Кёркланд видит, как время утекает сквозь пальцы, и ему всё труднее и труднее сдерживать слёзы. В последний день он невнятно машет рукой на прощание и провожает Россию. Ему позвонил его Босс - очень кстати, ведь в таком случае действие зелья прекратится как раз тогда, когда он будет у себя дома. У Артура останется несколько его вещей, но он найдёт в себе силы собрать их и отправить посылкой обратно. Он напишет на них "из Англии с любовью", смеётся Кёркланд, и тут же начинает плакать. Он торопливо собирается и бежит до ближайшего паба. Ему просто жизненно необходимо напиться до беспамятства. Он хочет тихо умереть и больше никогда не встречаться взглядом с Иваном. Артур шатается по барам несколько дней. В некоторых его узнают и вышвыривают ещё в дверях. В некоторых сочувствующие бармены подливают лишние стопки. - Она не стоит того, чтобы так убиваться, - говорит ему один из таких людей. - Стоит, - хрипло бормочет Кёркланд в ответ. - Она - определённо стоит. Перед глазами всё плывёт, но алкоголь не помогает. Артур в последний раз напивается в хлам, и вяло отмахнувшись от помощи, ползёт домой. Путь до своего дома он совершенно не помнит. Англия просыпается в кровати. Голова болит - просто дичь. Не пошевелиться, не вспомнить, не заговорить. Чья-то прохладная рука ложится на его разгорячённый лоб, и стакан с прохладной водой стучит о зубы. Он жадно выпивает всё, в несколько глотков, и головная боль немного отступает. Артур открывает глаза и замирает. Перед ним, в ареоле света, будто с нимбом, затерявшимся в волосах - Россия. - Ну как, лучше? - заботливо спрашивает он. Ставит стакан рядом на тумбочку и нежно очерчивает кончиками пальцев контур чужого лица. - Допился, - бормочет в ответ Кёркланд. Истерично начинает смеяться. - Всё-таки допился! До галлюцинаций! Иван наклоняется и нежно его целует. Артур замирает. Он не знает что говорить, что делать. Потому что Брагинского здесь быть не должно. Не... - Знаешь, мне неловко об этом говорить.., - краснея и смущаясь, говорит Иван. Кончики пальцев у Англии холодеют. - ...но у тебя... пахнет изо рта. ОЧЕНЬ сильно. И от нелепости ситуации Артуру хочется смеяться. Он и смеётся, не зная что делать, как реагировать. Ему кажется, что он просто спит и ему снится чудесный сон. Ведь в жизни не может быть так хорошо. Только не у него. Только не сегодняшним днём. Он принимает душ. Он чистит зубы. Он долго щурится своему отражению. Лицо опухшее, под глазами красные мешки. Выглядит он не очень. Почему всё так обернулось? Может.. может ему показалось? То, что было утром - всего лишь показалось? Артур плачет. Захлёбывается слезами, размазывает их по лицу. И всё никак не может успокоиться - слёзы текут, когда он одевается, и когда спускается по лестнице, и когда он робко проходит на свою кухню, из которой идут умопомрачительные запахи. За плитой Иван - в любимом розовом фартуке и надписью "pink police". Кёркланд вытирает слёзы и робко садится на краешек стула, исподтишка наблюдая за тем, как Брагинский печёт оладьи. - Ты не отвечал на звонки, - будничным тоном говорит Иван. Только Артур его слишком хорошо знает, и этот наклон головы, взгляд в сторону и суетливые движения руками выдают с головой его настоящие чувства. - Я волновался, - добавляет Россия и оборачивается. Глаза чистые, ясные. Ни капли розового. Ни намёка на поволоку фальшивых чувств. - ...Что? У меня на лице что-то, da? Артур срывается с места и бежит вглубь дома. Он задыхается от рыданий, он ведёт себя как тряпка. Англия знает об этом, но всё равно не может успокоиться. Ему слишком страшно. Иван догоняет его где-то в коридоре, и хватает за руку. Они останавливаются напротив большого панорамного окна, из которого открывается прекрасный вид на ухоженный сад. - Артур? - Отпусти! - истерит Кёркланд. - Отпусти меня, ублюдок! Поиздеваться решил, да?! Ну так я тебя люблю! Люблю!!! Россия вздрагивает от оскорблений и отступает назад. На лице у него какое-то непонятное выражение, но Англии не до разглядываний. Его трясёт от жалости к себе. Ему кажется, что Брагинский над ним издевается. - Я люблю тебя, - плачет Артур. - Прости меня... прости... Прости! - I ya tebya liybliy, - со вздохом произносит Иван. - Люблю. Артур снова заливается слезами. Брагинский обнимает его, и чужие руки зарываются в волосах англичанина. - И что ж тебе на месте-то не сидится, а? Вечером они ложатся спать. За окном темно, но лунный свет льётся прямо на кровать. Иван сидит на краю постели и медленно расчёсывает отросшие волосы. На спине у него два длинных рванных шрама. Они остались ещё с тех времён, когда он не был ни Империей, ни даже государством. А Артур устал. Он так устал от неизвестности, что когда начинает говорить, ему даже не больно. Только пусто на душе, и холодно. Холодно. - Это... это всё зелье, - говорит он тихо. - Я подливал тебе зелье. А тогда... в тот день, когда ты.. признался... Голос всё-таки срывается. Иван оборачивается к Кёркланду и смотрит на него внимательно, спокойно улыбаясь. - Я произнёс заклинание... не знаю какое, я не помню... и ты пришёл, пришёл, - бормочет Англия. Обхватив свои коленки, он говорит и говорит, боится остановиться, замолчать. Боится, что смелость закончится, и он не сможет всё объяснить. - ..признался мне в любви! Я.. я был так растерян. Сначала испугался. Было так страшно, так ужасно! Я думал ты меня убьёшь. Очнёшься, поймёшь, что я тебя околдовал и свернёшь мне шею. А потом... Ты... ты был таким нежным, ласковым. Ты ТАК улыбался! Мне захотелось, чтобы это продолжалось вечно. Чтобы ты принадлежал мне. И.. я подливал тебе... ам-мортенцию. Я... - Артур, - прервал его Россия. Кёркланд весь сжался, его затрясло. Он не ждал того, что Иван вместо того, чтобы его ударить или начать оскорблять, прижмёт к себе и уютно засопит в ухо. - Какой же ты глупый, Артур. Твоя магия на меня не действует. И когда ты об этом забыл, м? И тогда Артур плачет в последний раз, но уже от облегчения. Он смеётся сквозь слёзы, торопливо срывает с чужих губ поцелуи. Делает он это неловко и зубы то и дело стучат друг о дружку, и тогда начинает смеяться и Россия. - Я совсем об этом забыл, - шепчет он после потрясающей ночи. Всё ещё пытаясь отдышаться и чувствуя, как капельки пота скользят по его коже, чувствуя, как Иван вылизывает его ключицы и, кажется, не думает на этом останавливаться. Однако всё равно одна мысль не даёт ему покоя. - Так почему же ты пришёл ко мне тогда? Ваня? Иван ложится рядом, и в тусклом свете лунных лучей Артур видит его белозубую улыбку. Он улыбается в ответ и придвигается поближе, и его небольшая ладошка ложится на грудь Брагинского, нежно очерчивая его крепкие мышцы и соблазнительный впалый живот. - Почему? - удивлённо говорит Россия. У него забавное выражение лица, и Кёркланд улыбается чуточку шире, ведь ему это очень нравится. - Просто... я тогда напился, в тот вечер, а потом почувствовал, что ты опять надо мной колдуешь. Вот и решил к тебе заглянуть и немного над тобой поиздеваться. Но.. ты выглядел ТАК... И я подумал, что умру, если не скажу тебе прямо сейчас о своих чувствах... Иван взял в свою руку чужую ладонь и поцеловал кончики чужих пальцев. - Прямо как тогда... Мне пришло в голову, что если ты откажешь, то можно будет притвориться, что всё это твоя магия. А Артур вспоминал, что не мог заметить тогда. Дрожащие руки, тоскливый, затравленный взгляд. И это дикое пламя надежды, когда Кёркланд, сам не понимая, что он творит, наклоняется и мягко целует чужие губы. Он пьян и мысли у него похожи на чужие, хотя он про это ещё не знает. - Я так боялся, что ты меня прогонишь, - тихо шептал Иван. - И я... был... так счастлив, когда ты позволил остаться рядом с собой... и позволил мне... Он остановился и прижался к артуровым губам, отчаянно его целуя. - Всё это... позволил... - часто-часто задышал Россия. - И я знал, что за бурду ты мне подливаешь. Я был счастлив, Артур. Счастлив... Потом они заснули. И проснулись. И улыбнулись друг другу. И Артур вдруг подумал... не это ли счастье?..