Раз! Два!

«Клянусь, клянусь, у тебя ни единого шанса», — ей кричали это в самое ухо, опаляя мочку спиртовым дыханием, пока она неотрывно смотрела в глаза девушке, стоящей за барной стойкой. «Ни единого шанса» — это о двухметровом красавчике, которого несет в дикий угар уже полчаса. Который с татуировкой на шее и острыми ключицами. Который не традиционно маскулинный, но и не феминный до перебора. Он не красит ногти, но очевидно пользуется кремом перед сном. От него приятно пахнет. И туфли чистые. Да и смеется он задорно, заливисто, как самый самый-лучший-парень-на-свете — так, что влюбиться с первого взгляда на раз-два. Раз! Два! Что? Что, говоришь? — Думаешь? — переспрашивает она, не отрывая взгляда от барменши. — С ним никогда блондинок не видели, фетишист какой-то! — Отлично, — отвечает она, — мне с кудрявыми тяжело. Кира улыбается в пол. Дергает бровями. Достает бутылку из-под стойки, открывает. Новехонькая. Для особенных клиентов. Ставит перед ней стакан. Капает туда жидкости — совсем как ее глаза — янтарные, почти рыжие, стылые, как у сонной кошки. А сверху — ликер и сироп. Чтобы так сладко, как губы-в-губы. Она перестает обращать внимание на подружку, которая настойчиво ей доказывает, что «блондинки не во вкусе этого красавчика!» Что ей до этого красавчика… — А блондинки, случайно, не в вашем вкусе? — она роняет вопрос, как сползает конденсат по стакану — тянуче, медленно, и так, что по Кире проходят мурашки. — За счет заведения, — говорит она низким голосом, игнорируя вопрос. Отворачивается, чтобы улыбнуться. С ней давно не флиртовали на работе. Вернее — не флиртовали так. Сидя и в открытую предлагая встретиться улыбками взглядов. Кажется, даже все татуировки на теле дружно поддакивают: возьми у нее номер. Номер… Как же его взять? У такой… Такой красотки со стреляющими глазами? Как, вообще, у этого абстрактного самого-классного-пацана в этом клубе хватает сил не замечать ее? Кира потирает переносицу, разливая заказы, и решаясь. Внешне легко быть выдержанной до состояния бутылки из-под водки. Такой — будто бы и прозрачной — а попробуй разбить — сам порежешься. Но вот приходит незнакомка — и — бам. Раз! Два! Кира, набрав в себя побольше воздуха, поворачивается — и никого не застает. Ни навязчивой подружки, ни красавицы, которая первая стала с ней флиртовать. Сердце ухает и с досадой воет. Дура! Упустить такую! И тут в поле зрения попадает ее ладонь. Ладонь, которой она машет издалека — на горизонте танцпола, среди этих потных и счастливых тел, танцующих до отвала ног, от радости, из-за праздника или просто так. Среди серых футболок и черных мини. Среди чужих татуировок и фиолетовых помад. Ее платье — словно дискошар — светится в этом супе из черно-бурой кеси-меси. Кира смотрит на нее через весь этот приятный кошмар, и видит, как она ей машет — будто говорит: «Иди за мной». И тут же скрывается за дверью коридора. Кира приоткрывает рот, но ничего не отвечает. Музыка гремит. Дым вместо воздуха. Да и как до нее докричишься — через двери и коридор. И Кира решает — черт бы тебя! Она кидает напарнику полотенце на плечо и предупреждает: «Я на пятнадцать минут!» И несется со всех ног, привычно по-спортивному, быстро, как может. В коридоре ее не застает, но интуиция подсказывает… Кеды шлепают по холодному туалетному полу. И чья-то рука — тонкая, с короткими розовыми ногтями, в браслете, хватает ее за запястье и втаскивает в кабинку. Оказывается, глаза уставшей Кошки вблизи еще светлее. Ее гладят по щеке, по шее и касаются губами. Будто здороваясь, но не называя имен. Кира запомнит все. Звук чужих шагов и ее по-девичьи очаровательный смех. Как она шептала ей на самое ухо: «У тебя классные татухи». Запах ее волос и вкус шеи. Как эта кошка заставила ее растеряться. Стать для себя непривычно податливой. Выступить не решалой и не ведущей. А попавшей в приятную ловушку Кирой — девчонкой из небольшого городка. Она запомнит черничный привкус помады, и как блестело ее дискошаровое платье. И, конечно, как нежно скользила внутренняя сторона запястья по низу живота. Как только шум в ушах пройдет, она вдруг скажет: — Какая ты скорая. И тут же пожалеет о своих словах, сказанных только чтобы скрыть неловкость. — А меня всегда привлекают такие… Косящие под пацанов. Кира замолкает, не зная что сказать на эту неприглядную правду. В кабинке очень жарко. — Это из-за короткой стрижки, — пытается пошутить она. — И спорта. — Не беспокойся, — Кошка касается ее губ еще раз, и открывает дверь, чтобы уйти. — Ты красивая. Неожиданно, но Кира краснеет. Так теряется, что между вопросами: «Как тебя зовут?» и «Оставишь свой номер?» выбирает: — А как же ты? Кошка поворачивается, одной ногой уже ступив в коридор. — Как же я что? — Ну… — мнется Кира, не понимая, как это сказать корректно и не пошло. — Уверена, — вдруг говорит Кошка, прищуриваясь, — что у тебя еще будет возможность сделать мне приятно. Кира краснеет гуще и на секунду отводит взгляд. Но только на секунду. Чтобы не потерять других мгновений, которые можно потратить, смотря в ее глаза. Она подмигивает и исчезает. Кира начинает слышать музыку не сразу, словно через буфер. Вся футболка пропахла ее духами, пока она прижималась ближе. Кира умывает лицо холодной водой и ловит неодобрительные взгляды других девушек в туалете. Потом идет за бар. А после — встречает рассвет с сигаретой в зубах по дороге домой. А когда она проснется, очухается от сладкого и нежного сна, в котором какая-то незнакомка с кошачье-оранжевыми глазами целовалась с ней весь вечер, заметит уведомление. Заявку на добавление в друзья. Раз! Два!