His Empire of Dirt

В день рождения Джереми Майкл Афтон сидел в своей пустой квартире. Он зажег одинокую свечу: — С днем рождения тебя, — прошептал он. По телевизору шел Стартрек: Следующее поколение. — С днем рождения тебя, — он сел, вздрагивая. Он привык вздрагивать от малейших движений. Его кости ныли, но Остаток поддерживал его живым. Живым, но до смерти усталым. — С днем рождения, мое солнце, — свеча потухла. — С днем рождения тебя. Он съехал от дяди Генри, внезапно и без предупреждений. Ему не хотелось осквернять дом Эмили и наследие Шарлотты, слоняясь по дому, как сгусток пыли, и гнить заживо. Он был пустым местом, и у дяди Генри не было времени на таких, как он. Он не заслуживал такого как он в своем доме. Он не заслуживал жить рядом с ходячим разочарованием. Майк снял себе квартиру. Большинство дней он мало чем занимался. В основном смотрел телевизор, он перебрал почти всю кино поп-культуру восьмидесятых. Стартрек, Женаты с Детьми (он бросил это шоу, Эл Банди слишком напоминал ему папу), Джамп Стрит 21, Черепашки-ниндзя. Он практически мог пересказать их всех наизусть. Он жил, потому что ждал, что папа вернется. Больше сказать было нечего. Он ждал, когда Уильям Афтон воскресит маму, Лиззи и Эвана. Может, тогда папа увидит, как жизнь наказала Майка, и тогда он полюбит его, и тогда он простит Майка за всё КАК ЖЕ Я НЕНАВИЖУ ЕГО может папа наконец вернется… После безуспешных поисков Майка (а Майк со временем научился как следует заметать следы) дядя Генри уехал из Харрикейна. Майк знал, это не навсегда — дядя Генри вернется за папой, вернется, чтобы убирать могилу Шарлотты, вернется, потому что «Фредди» был его проклятием, которое манит обратно к себе — но теперь его отсутствие было как камень с души. По слухам, он уехал обратно в Нью-Хармони, а потом собирался путешествовать по свету. Майк был рад. Дядя Генри хоть и был одиночкой по жизни, но когда пустой дом обратился тюрьмой, он стал вызывать только желание сбежать. Если был кто-то, кто заслуживал сбежать из этого проклятого места, так это Генри. Не Майк Майк. Будет. Ждать.

***

В ноябре 1987, Майкл Афтон смотрел на свое отражение в зеркале. Когда-то он был полон сил — с папиной подачи (почему-то, когда Майк был ещё ребенком, папа жестко контролировал всё. что он ел (в эти редкие моменты Майк чувствовал себя любимым — папа не заставлял его есть насильно, он мягко, но настойчиво говорил ему: «Ты должен быть сильным, Майк, ты ещё отблагодаришь меня»)), но теперь хрупок и слаб, казалось, легкий ветерок мог сдуть его. Когда-то он был смуглым, усыпанным веснушками, а теперь его кожа светло-фиолетовая и вид болезненный. Его глаза потеряли свой цвет, некогда густые волосы стали выпадать. Нужно бы купить парик, подумал он, проводя рукой по редеющим локонам. Выходя на улицу, он надевал шляпу от солнца, темные очки, чтобы скрыть глаза и медицинскую маску. Уж лучше его пусть принимают за параноидального ипохондрика, чем ходячий труп. Перепады температуры уже не волновали его (уже ничего не волновало его, он уже ничего не чувствовал, ОН НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВОВАЛ), так что одежда с длинными рукавами в жаркий день не была проблемой. Однажды он вернулся в Харрикейн, словно мотылек, летящий на огонь. Даже более, скорее он был мучеником, стоящим на коленях, а «Фредди» его личным спасителем. Спасителем важнее самого Христа, действеннее любого врача в Соединенных Штатах. В пиццерии он убил Эвана. Это было место, куда его тянуло, где он помогал работать папе, где смотрел за дядей Генри. «Фредди» был его Эдемским Садом, где за каждым углом поджидали змеи-искусители, а Майк, как Ева, которая тянется к запретному плоду, цеплялся за любого человека в этом мире, лишь бы не оставаться одному. Майкл сидел в своей старой, побитой машине, слушал Guns N’ Roses, когда знакомый силуэт исчез в дверях ресторана, отчего он вздрогнул. Джереми до сих пор носил ту самую ветровку, до сих пор носил бейсболку задом-наперед, его щеки до сих пор усыпаны веснушками, а волосы поцелованы солнцем. Но больше Джереми не улыбался, и это разбивало сердце Майка сильнее всего. Джереми не выходил уже очень долго, и это волновало Майка. Что-то случилось? Что он тут вообще делал? Джереми был единственным ребенком, у него не было младших братьев и сестер, так что делать ему там было нечего. Что не так что-то точно не так ДЖЕРЕМИ В ПОРЯДКЕ ОН ДОЛЖЕН БЫТЬ В ПОРЯДКЕ ИНАЧЕ Я УМРУ… Майк рвано вдохнул (он уже не мог нормально дышать, он уже не сможет свободно вдохнуть с его пробитыми легкими), ему едва удалось себя успокоить. Когда ночь накрыла Харрикейн, из пиццерии вышел другой человек, и у Майка снова перехватило дыхание. Это был мужчина, его длинный угловатый силуэт был скрыт в тенях. Он вышел из пиццерии, когда почти все посетители уже ушли. Это был ночной охранник, как понял Майк по униформе (белая рубашка с черными полосками на плечах, черный галстук, золотистый значок охранника и именной бейдж). Само его присутствие мало волновало Майка. Только когда мужчина достал из кармана знакомую пачку сигарет и зажигалку, зажег её кончик, и тонкая струйка дыма поднялась в ночной воздух, Майк передернулся. Издалека Майк плохо видел лицо мужчины, но… но он был бледным, челюсть и острые скулы, темные волосы и… и его глаза… е г о г л а з а с е р ы е? п а п а ? Майк быстро вытащил ключи и выскочил из машины, не глядя захлопнув за собой дверь. Он ещё несколько мгновений рассматривал фигуру в темноте, прежде чем сделать неуверенный шаг вперед. Он наблюдал, как мужчина бросил сигарету на землю и затушил ботинком, а затем исчез за углом. На его спину падал желтый свет. Майк бросился вперед, чуть ли не спотыкаясь, слабое сердце быстро забилось в груди. — Папа... В этот момент он врезался во что-то, это была точно не стена. Он уже хотел извиниться перед незнакомцем, которого даже не увидел, но потом он… он… — Ой, прости, чувак, — сказал Джереми. От него несло травкой, Майк чуть не разрыдался от внезапного чувства ностальгии. — Не заметил тебя. Майк избегал его взгляда, и хотел уже убежать, чтобы спасти Джереми от неловкости и гнева от встречи с ним, но стоило ему слегка поднять глаза, он увидел, что Джереми улыбался. Он улыбался. Его улыбка была светом в сознании Майка, и он застыл, уже неспособный бежать от самого себя. — Всё… всё в порядке. Майк наконец пришел в себя и хотел уже уйти, забыть мужчину, которого принял за отца, и снова бросить Джереми, но тот был быстрее. — Т-ты… — он положил руку на плечо Майка (не грубо, не жестко, Джереми не мог быть жесток к другому живому существу (но я почти мертв, прошу, будь жесток ко мне, моя любовь)) и мягко развернул его. Майк ещё носил темные очки и маску, прячущие лицо, но стоя перед Джереми, он был беспомощен. Джереми осторожно снял очки и маску и, глядя в глаза Майка, вглядываясь в душу, в хамелеоновых глазах собрались слезы. Вот оно. Майк приготовился, что лицо Джереми исказится от отвращения. Он был готов к тому, как Джереми убьет его за предательство, будет кричать на него, проклинать его и день, когда они встретились. Готов, как Джереми скажет ему в лицо, какой он ужасный человек. Майк был готов ко всему. Но он не был готов к настоящей реакции Джереми. — Т-ты, — всхлипнул Джереми, улыбаясь, и упал в руки Майка. — Ты жив. Майк стоял не двигаясь, и тут же сломался, вся сила в момент покинула хлипкое тело. Он уронил голову на плечо Джереми и разразился слезами. Единственное, что он смог выговорить тогда было: — Прости меня.

***

Джереми заставил Майка отвезти его к себе. Майк вставил ключи и открыл полупустую квартиру. Он провел Джереми внутрь, неуверенно пожимая плечами. Это было словно он увиделся со своим кумиром, в которого был тайно влюблен многие годы. Джереми присвистнул, сунув руки в карманы, и огляделся. — Я смотрю ты обжился, а? — Джереми улыбался так, словно у Майка в квартире был Тадж-Махал. — Рад за тебя, Майки. — Джереми, я… прости меня… — Ой, хватит уже, — фыркнул Джереми. — Ты же не глупый, — Да, да, я очень глупый. Джереми встал перед ним, на лицо ему падал мягкий свет кухонной лампы, и положил руку на его щеку. Майк вздрогнул, и Джереми быстро отдернул руку. Майк сделал вдох и, нежно взяв Джереми за запястье, снова поднес к своему лицу. Впервые с тех пор, как его убили, Майк почувствовал человеческое тепло и любовь. Он так жаждал этого, что почти мог убедить себя, что заслуживал этой нежности. Джереми нахмурился. Не от отвращения, а печально. — Что с тобой случилось, Майки? — еле слышно спросил он. — Это… — Майк вздохнул. — Это долгая история. Джереми посмеялся, легко, как ребенок, как теплый летний бриз. — Для тебя, Майк, у меня есть всё время на свете. Когда Майк закончил свой ужасный, омерзительный рассказ, Джереми кивнул, ещё обдумывая всё услышанное. — Знаешь, почему я пришел на эту чертову работу, Майки? Типа, я мог поступить в колледж. Уехать отсюда, жить дальше. Знаешь почему я это сделал? — Майк покачал головой. — Я искал тебя. Блять, Майки… мы все думали, что ты мертв. Я мертв, разве ты не видишь? — Но… но я бы узнал это, — Джереми постучал себя по груди, прямо над сердцем. — Я бы почувствовал это, Майки. Я бы узнал, — тут Джереми расплакался. — Ты правда думаешь, я настолько плохой человек, что бросил бы тебя? — Я никогда не думал о тебе плохо, — честно ответил Майк. — Ты всё лучшее, что есть во мне. Ты… ты лучшее, что когда-либо случалось со мной, я… — Тогда почему ты ушел, Майки? Почему ты ушел? Ты думаешь, я смог бы просто забыть тебя? Я бы никогда не смог забыть тебя. Потому что я такой же как папа. — Ты заслушиваешь целый мир, Джереми. Ты заслуживаешь, больше, чем я… Джереми усмехнулся. Резко, но не злобно, а в отрицании. — Ты и есть мой мир, Майкл Афтон. И, как обычно, Майкл заплакал. — Не, чувак, — сказал Джереми, протягивая Майку косяк (у Джереми всегда была парочка с собой). — Моя мама разбирается в макияже. Я тебя научу. — Ты не должен выходить на люди со мной… — Если ты не хочешь, — мягко перебил его Джереми, — тогда и не надо. Можешь оставаться дома, — Джереми лежал, подняв ноги к груди, и гладил Майка по футболке. — Я отучусь на учителя, и тогда мы сможем уехать куда захотим. Люди будут проходить мимо и шептаться: «Ах, посмотри какой красавчик, интересно, есть ли у него кто-нибудь есть?». И кто-то ответит: «О, скорее всего. Когда я прохожу мимо его дома, я всегда вижу призрака в окне, очень горячего призрака. Наверное, это муж мистера Фитцджеральда». Я буду странным учителем, которого обожают его ученики, женатым на таинственном незнакомце. Майк засмеялся (он не смеялся уже много месяцев). — Мы не можем пожениться, Джереми. — Сможем однажды, а до тех пор будем просто жить вместе, — Джереми усмехнулся и широко зевнул. — Я же говорил, что женюсь на тебе однажды, Майки. Жаль, что ты исчез, но я знал, я знал, что что-то не так. Я искал тебя. Я никогда не переставал. — Как… как ты узнал? — Ты бы никогда не назвал меня мусором. Ты бы никогда не сказал мне такого. Ты бы не ушел, если бы тебя не заставили, — Джереми взял у него косяк и сделал затяжку. — По крайней мере, теперь я могу со спокойной душой отработать свое. Мне нужно доработать ещё две недели ночным охранником, и тогда мы уедем. — Кстати о… Кто там работает сейчас? Джереми пожал плечами. — Не знаю, не видел его. Я видел только его имя в списках, когда уходил. Какой-то чувак по имени Дэйв. Дэйв или Дэвид. Что-то такое, — Майк кивнул и обнял Джереми, крепко, не отпуская. — Его переместили на дневную смену. Я предупрежу тебя, если он окажется красавчиком и уведет меня у тебя. — Фу, — посмеялся Майк. — Ладно-ладно. Четырнадцать дней… Четырнадцать дней, и мы свободны. Я больше никогда тебя не оставлю. — Никогда, — Джереми зевнул и поцеловал Майка в изгиб шеи. — Ни за что на свете.

***

Восьмого ноября, после ночной смены, Джереми помчался домой к Майку, дрожа как осиновый лист. — Эти аниматроники ненормальные, Майк, — он судорожно закурил. — Они как будто пытались убить меня. Майк испуганно сказал ему: — Тебе нужно уволиться. — Нельзя, у них это в контракте. Они могут засудить меня или чего похуже. Кстати, мне нужно написать им мое контактное лицо. Можно я напишу тебя? Майк замер. — Используй… фальшивое имя. Не хочу, чтобы Генри узнал, что я вернулся. Он будет убит горем. Мне нужно… — Майк поник. — Мне нужно самому с ним увидеться. Запиши меня, эм… — Пускай будет Смит. Проще простого. Имя я придумаю. Не волнуйся, — Джереми улыбнулся ему. — Всё будет хорошо.

***

Девятого ноября, Джереми вернулся домой с глазами полными ужаса. — Музыкальная шкатулка, Майки. Она сводит меня с ума, — он тяжело вздохнул и упал на его грудь. — Я так рад, что ты ждешь меня здесь. — Тебе нужно уйти. Мы убежим. Мы сделаем себе новые имена. Я скажу Генри, они не засудят тебя. — Нет. Ты пока не хочешь видеть его. Мы сделаем это, когда ты будешь готов, — Джереми прикрыл глаза. — Фриц. Я записал тебя как Фриц. Фриц Смит, а в будущем — Фриц Фитцджеральд.

***

Десятого ноября, Джереми вернулся домой в слезах. — Ребенок… ребенок пропал, — пробормотал он сквозь задушенные всхлипы. — Майки, что происходит в этом месте? Оно нахрен проклято. Дневной охранник сказал, что ничего не видел, что всё нормально. Мне надо с ним встретиться. Дэйв, мне надо увидеть его, потому что он должен был что-то видеть, Майки, он должен, должен… ребёнок, черт возьми, Майк. Майк не мог сказать ему правду: Уильям Афтон был убийцей, и те пятеро детей умерли, потому что Майк струсил. Он не мог дать Джереми серьезную причину бросить его.

***

Одиннадцатого ноября, Джереми пришел домой. Лицо его было пустым. «Фредди» высасывал его душу. — Они начали расследование. О пропавших детях. Чертов ресторан всё отрицает. Майк, я знаю, ты любишь Генри, но он… — Джереми покачал головой, не в силах произнести слова. — Нет, скажи. Что такое? — Генри ублюдок, он сбежал, просто оставил всё как есть. Он трус. Джереми никогда ни о ком не говорил плохо. Майк кивнул.

***

Двенадцатого ноября, Джереми улыбнулся, увидев Майка, встречающего его. Майк сделал ужин для них. — Уже почти, Джереми, — улыбнулся Майк, от напряжения мышц его лицо болело. — Я горжусь тобой. — Спасибо, Майки, — он поцеловал Майка в щеку. — Я люблю тебя. Люблю тебя, люблю тебя. Несмотря ни на что, это самое правдивое, что когда-либо говорил Джереми Фитцджеральд.

***

Тринадцатого ноября, Джереми пришел домой как никогда счастливый. — Майк, слава нахрен Богу, они переводят меня на дневную смену. Помнишь, я помогал папе в мастерской, я сказал, что у меня есть опыт, и они переводят меня на дневную смену! Не придется больше возиться с этим дерьмом, Боже, спасибо. Майк захлопал в ладоши от радости. — Слава Богу. — Ага, мне надо будет починить одного аниматроника, как её зовут… его зовут? Не знаю, — он задумался и кивнул. — Мангл, кажется так. Это была Фокси, кажется, но дети её в конец разобрали. Добавлю ей немного шарма Фитцджеральда, что думаешь? Они заказали китайскую лапшу и смотрели Принцессу-невесту, сидя на диване. Джереми положил голову на плечо Майка. — Больше никогда не оставляй меня, Майки, — ни с того, ни с сего прошептал он. Майк улыбнулся и поцеловал его. — Как пожелаешь, мое солнце. В тот же день Майку позвонили. — Д… — Мистер Смит? Это мистер Фриц Смит? Майк за секунду побледнел как призрак. — Д-да… — Вам нужно приехать в больницу, произошел ужасный инцидент… Всё Погрузилось Во Тьму

***

Джереми был без сознания. Майк сидел у кровати, слушая писк кардиомонитора, бип-бип-бип. Майк тонул, Майк думал, Я НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ ОТПУСКАТЬ ЕГО Я ДОЛЖЕН БЫЛ БЫТЬ РЯДОМ Я ДОЛЖЕН БЫЛ Я НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ ПОЗВОЛИТЬ ЭТОМУ СЛУЧИТЬСЯ Снова укус. Снова укус. ЧЕРТОВ УКУС СНОВА. Через несколько часов Джереми пришел в себя. Он начал трепыхаться и кричать от боли, дергать себя за повязки на голове, словно она собиралась отвалиться от туловища. — Г-где, к-кто?.. — Джереми, — Майк поднялся со стула, на котором уснул. — Всё хорошо. Медсестра! Медсестра, он… — Кто ты? — всхлипнул Джереми, свисая с кровати. — Ты кто такой?! Отвали от меня! НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ, КТО ТЫ ТАКОЙ?! Врачи и медсестры пронеслись мимо Майка, чтобы успокоить Джереми, пока он не успел никому навредить.

Кто

Ты

?

Майк хотел умереть.

Изменение поведения. Расстройство личности. Обездвиженность конечностей. Всё, что могло случиться с Эваном, все-таки случилось с Джереми. Майк пытался изо всех сил. Правда, он очень пытался. Но у Майка никогда ничего не получалось. Он знал только как ломать, а не исправлять. Он пытался поговорить с Джереми, растрясти его воспоминания, выполнить упражнения, но ничего не работало. Джереми больше не улыбался. Свет его глаз потух. Он огрызался и бросался на всех, кричал на Майка, когда тот подходил слишком близко, звал врачей, когда пытался взять его за руку. — Это моя вина, — сказал Майк, пряча лицо в ладонях, пока Джереми лежал рядом. — Я не должен был оставлять тебя… — Отвали. От меня. Афтон, — голос его был пропитан ядом, как будто он стал таким как Майк, безжизненным, бесчувственным, пустым. Джереми был сломан, сломан, почти мертв, как и все они. Все, к кому прикасался Майка, Майк разрушал всё, чего касался. И Майк пошел туда, куда его всегда тянуло. В пиццерию. — Я возьму на себя ночную смену, — сказал он менеджеру. Их ситуация была отчаянная, они без вопросов взяли его. Аниматроники пытались убить его, но во все они были более живыми, чем сам Майк. Он не боялся. Всякий раз, когда кому-то из этих долбанных железок почти удавалось забить его до смерти, он не сопротивлялся, он льнул к этому как к поцелую, у него больше не было сил. Он был пуст. Под конец смены он подошел к Мангл. Пиццерия ещё не открылась. Он взял кувалду из кладовки запчастей и сломал Мангл на миллион кусочков. Потом он нашел «игрушечных» аниматроников и бил их, пока от них не остались только едва различимые обломки. Он даже начал смеяться в какой-то момент. Всё-таки, он был безумен, зол, опустошен, ему больше нечего было давать, так почему не попробовать что-то забрать? Когда он ушел, он увидел вдалеке Дэйва, курящего на улице. Майк посмотрел на него. Он был слишком далеко, чтобы разглядеть его лицо, но он знал, что Дэйв знал, что он знал. Они оба поняли, что знают друг друга, и сквозь тлеющий дым сигареты, он увидел, как на лице Дэйва расплылась маниакальная усмешка. Майк был пуст, так пуст, он был так пуст. Он сделал шаг к охраннику, но, стоило ему моргнуть, словно призрак Дэйв… Папа испарился.

***

— Мы пытались приободрить его взять скейтборд, который вы нам дали, мистер Смит, — сказала ему медсестра, нахмурив брови. — Но он был так зол, что сломал его пополам. — Он… — Майк нервно замялся. — Он когда-нибудь пойдет на поправку? — Насколько откровенно вам… — Насколько возможно. Она кивнула ему. — С помощью упражнений он сможет физически восстановиться. Но что касается потери памяти, он… скорее всего он уже не будет таким, каким был прежде. Мы будем наблюдать за ним, но боюсь, он останется таким до конца своей жизни, мистер Смит. Майк отстраненно кивнул. Он посмотрел на Джереми издалека в последний раз и не попрощался. Он никогда не сможет попрощаться с Джереми, но он всегда, всегда будет оставлять его позади. Отвали от меня. Афтон. Пока медсестра не видела, Майк выхватил баночку таблеток из тележки. он черт

почему долбанные таблетки не открываются???

наконец-то

он

УСТАЛ

устал от папы, от пиццерии, от всего

одна таблетка две

три

десять

сто

тысяча

всё везде сразу

но папа спас его жизнь

УБЛЮДОК

майк

скорчился на полу

его вены светились фиолетовым он

желал

смерти

но даже не помнил как попал сюда в ванной на полу

пока остаток в его крови

держал его в живых

ОН НЕ ПРОСИЛ ЭТОГО ОН НИЧЕГО ЭТО НЕ ПРОСИЛ

ОН НЕНАВИДЕЛ ВСЕХ И ВСЯ И

«Как пожелаешь, мое солнце»

он ненавидел

папу

генри

фредди

и эвана и лиз и маму

и всех но больше всего он ненавидел себя я ухожу но он не мог он никогда не сможет, покуда в нем ещё есть остаток и умирая и снова воскресая на полу он понял что только одна вещь на этом свете может облегчить его страдания

дети

пропадали

у м и р а л и

«Я найду тебя, папа, и ты наконец сдохнешь»

с тех пор Майкл Афтон невольно цеплялся за жизнь, неспособный забыть, обреченный помнить…