Экспонат

      — Поехали ко мне, — слышу свой ровный голос. На деле почти умоляю.       — Ну, Пик. У меня же работа, — стягивает где-то под солнечным сплетением. На мою просьбу остаться вместе подольше ты всегда так отвечаешь.       — Но ты сегодня не очень-то спешишь, да?       Ты, на удивление, молчишь.       Вспыхнувшее внутри не даёт понять, что ты чувствуешь. А мне больно. Так блядски больно, что хочется рычать. Выть. Кусать, как ёбанная собака. Со мной догги-стайл только такой, в отличие от твоей грёбанной студии. Мужики там всегда остаются довольны. Оператор — тем более. Из неё ты выходишь весь мокрый, возбуждённый, почти дрожащий.       Я так и не смог определить, из-за чего.       Вдыхаю. Выдыхаю. Бесполезно будет психовать посреди кафе.       А сейчас ты улыбаешься. Улыбаешься идеально ровно — выглаженная рубашка, жеманные, до боли обтягивающие твои бёдра джинсы, идеально уложенная чёлка. Парень с глянцевой обложки.       И вдруг манерно усмехаешься. По одному твоему взгляду понимаю — я снова что-то прослушал. Сижу, нахмурившись, как идиот. Пялюсь на тебя. Как и всегда.       — Ты меня не слушаешь, — только подтверждаешь мою догадку. Нервозность из твоих слов ушла. Понимаю, вдруг, что из орехового оттенка глаз — нисколько. — Всё в порядке, ты же знаешь.       Ты в курсе, что я не поведусь. Мне лишь приходится.       — Да. Да, извини, — виновато улыбаюсь в ответ. Я рядом с тобой совершенно неотёсанный.       Проводишь рукой по волосам, тебе неловко теперь уже от тишины. Тонкие кольца на изящных пальцах постукивают друг о друга, а укладка слегка портится. Ты знаешь, что выглядишь не менее прекрасно. Мне так нравится гораздо больше. Я смотрю на тебя ещё с секунду, а потом не могу отказать себе в удовольствии — чуть перегибаюсь через столик, нежно касаюсь подушечками пальцев твоей щеки. Резко опускаю руку ниже и порчу всю идеальность твоего воротника. Правая его половина кривовато встаёт вверх. Ты смотришь удивлённо. Я часто так делаю.       Так ты не похож на вылизанного порноактёра. Пока ты такой, мне почти кажется, что я могу назвать тебя своим.       Улыбаюсь, как могу. Официант тут вспоминает о нашем счёте, внезапно появляясь напротив стола. Кладёт поднос с чеком, натужно улыбается и уходит. Я хватаю папку с чеком раньше, чем ты перестаёшь за ним следить. И ты ничего не делаешь — привык, что оплачу, хоть в большем достатке из нас двоих явно не я.       Никогда не начну тебе завидовать.       — Боже, — подпираешь голову кулаком. Тебе как будто весело, а в моих движениях, видимо, есть напряжённость, — не хватайся так. Я помню, что ты любишь тратиться на меня.       Отчего-то снова больно. Не могу перестать думать о том, что сейчас тебе ехать на студию. Терплю. Мне же, мать его, ничего с тобой не сделать. А я понимаю, что, вообще-то, непротив трахнуть тебя сразу за поворотом после выхода из этого кафе. Но у тебя, да, я помню, работа.       А ты бы дал. Ты всегда даёшь. Всегда такой податливый, нежный. Всегда чистый и растянутый. Если я, конечно, могу позволить себе сделать это с тобой. Единственная разница между мной и твоими коллегами — я не всегда готов.       Я ведь не умею сниматься. А ещё я не видел тебя на съёмках — ни разу. Мне невообразимо больно думать о том, что они с тобой делают. Что тебе, должно быть, почти приятно.       — Пфт.       Достаю кошелёк, любезно кладу несколько хрустящих купюр в кожаную папку. Поднимаю на тебя взгляд, а ты, Господи, какой же ты красивый, смотришь прямо на меня. Чувствую, как губы слабо дёргаются — хочу сказать что-нибудь внезапное, горячее. Не знаю, что именно. В груди тяжелеет.       Слова не лезут из горла.       — Пошли, — произношу на удивление мягко. Ты вскакиваешь за мной, улыбаешься, как-то рвано льнёшь ко мне. Тебе, похоже, плевать на соседние столики. И к чёрту — мне ведь тоже. Резко выдыхаю на тебя, но в ответ ничего не делаю. Беру за руку и тащу на выход. Ты совсем не сопротивляешься. Тебе приятно это чувствовать — ты ведь понимаешь, я весь твой.       С силой толкаю дверь. Думаю, что вот-вот должен буду отпустить тебя туда — и мне хочется её выломать. Лицо приятно обдаёт прохладой, такой, что не холодно, но освежает. Мы идём молча, как глупые подростки держимся за руки. Тебя всё устраивает. Я, должно быть, делаю одолжение. Ещё одно из тысячи.       Я уже вижу свой байк — действительно грязный. Мне, тем не менее, совершенно не всралось его мытьё. Перетерпит ещё пару дней, выглядит всё ещё как новенький. Почти отлично. Но не лучше тебя, конечно.       Привычно останавливаюсь, наконец-то отпускаю твою руку и тут же роюсь по карманам. Нахожу и достаю из правого пачку сигарет, достаю тонкий свёрток, убираю пачку и на этот раз щёлкаю зажигалкой. Ты морщишься, но не отходишь ни на шаг.       — Бросай курить, — говоришь без тени серьёзности. Я и без тебя в курсе, что запах у них особо ядрёный.       Прекрасно понимаю, что сделаю хуёво.       Не знаю, почему не могу себя удержать.       — Бросай работу.       Не смотрю на тебя. Ты на меня напротив смотришь. И вот я уже ощущаю, насколько же на самом деле блядский мудак. Стараюсь выплюнуть это вместе с дымом сигареты, следующую затяжку делаю особо глубокой. А ты всё ещё не двигаешься. Выдыхаю мимо тебя, а ты даже не морщишься.       Безумно хочу сказать прости.       — Проводи меня до туда.       Добиваешь меня окончательно. От этого, кажется, хреновее нам обоим. Нервно сжимаю никотиновую палочку меж пальцев. Молчу, но ты знаешь, что не отказываюсь. Просто не могу.       Делаю ещё несколько затяжек, сигарета дотлевает до фильтра. Бросаю её в мусорку, не удосужившись посмотреть, не зажжёт ли она чего. Да и похуй.       — Пойдём.       И снова не могу понять, откуда идёт эта болезненная нежность. Ты улыбаешься. Шагаешь впереди меня к мотоциклу, уже берёшь в руки шлем. Я беру свой и надеваю сразу.       Стоим.       — Я тебе кое-что расскажу.       Не понимаю, о чём ты. Мы ведь оба в курсе, что сейчас у тебя не хватит времени — на работу ты приедешь впритык.       — ...после зарплаты, — ты выглядишь настолько серьёзно, что я успеваю напугаться. — И куплю себе новые часы после неё.       Меня не отпускает. Но я рад, что ты такой же, как и всегда.       — Мог бы попросить меня, — выдаю зачем-то.       — Конечно, мог, сладкий. Но я давно собирался это сделать.       Улыбаешься. Так и не надеваешь шлем.       — Я бы сделал это для тебя, — ты это знаешь. — Я же весь твой.       И это тоже.       Жаль, ты никогда не будешь полностью моим. Я могу только наблюдать за тобой, узнавать новые факты и иногда, изредка, когда никто толком не видит, трогать. Но, клянусь, — теперь и ты в шлеме — ты самый замечательный экспонат из всех, что я не могу себе присвоить. Перекидываю ногу через мотик и крепко сжимаю руль.       Ты обнимаешь меня со спины.