***
В Филадельфии всегда солнечно. На окраине этого светлого города у Ника было все — семья, друзья, небольшой, но уютный дом с неизменно стриженным газоном во дворе, среди которого были маленькие мамины клумбы, с которых он в раннем детстве бессовестно срывал цветы. По воскресеньям они всей семьёй ходили церковь, расположенную на пригорке в конце извилистой улицы, откуда хорошо было видно вознесенные ввысь, вплоть до самых облаков, небесно-голубые небоскребы в центре города, они отражали ослепительный солнечный свет. Почти каждое такое воскресенье было ясное, оно заканчивалось молитвой перед ужином и тихими семейными посиделками у телевизора. Семилетний, на тот момент, Ник без особого энтузиазма ходил в школу. Он производил впечатление доброго безобидного парня; немного сутулился, смотря на всех беспечным любопытным взглядом. Вскоре он познакомился с парнем по имени Тони, который впоследствии стал его лучшим другом. Немного робкий, но всегда улыбающийся мальчик ходил учиться круглый год в одних и тех же кедах и джинсах, которые так истрепались внизу, что нитки волочились по земле. Некоторые смотрели на паренька из бедной семьи с пренебрежением, почти с презрением, иногда одаривая нелестными замечаниями. Другие, наоборот — принимали, как своего. И Ник стал осознавать, что люди в глазах окружающих не все равны перед Богом, как говорил отец, а условно разделяются на своих и чужих; по крайней мере, так было в школе. Кей вместе с другом наблюдал за разборками среди старшеклассников, которые время от времени происходили на заднем дворе, после, некоторых участников даже увозили на скорой помощи. С энтузиазмом рассказывая о таких случаях родителям, Ник ловил на себе их обеспокоенные взгляды, отец или мать вкрадчиво объясняли, с какими именно ребятами лучше не связываться и не дружить. И на какие улицы лучше не ходить. Свет солнца начал тускнеть для Кея после кончины отца. Это был внезапный удар, в прямом и переносном смысле. Разрыв аневризмы — быстрая нежданная смерть. Ник навсегда запомнил его радостные реплики с забавным доминиканским акцентом и широкую белозубую улыбку во время просмотра Высшей лиги по телевизору. Его восхищение во взгляде четко впечаталось в память ребенка, когда старший брат Майк показывал очередную медаль за выигранный школьный матч по бейсболу. Нику одиннадцать. Добросердечная мать, которая раньше повышала голос разве что, созывая всех к столу, стала разговаривать с Майком громче обычного, с нескрываемым раздражением, чего раньше себе не позволяла. Стоило Нику появиться в поле зрения, как она резко замолкала, делая вид, что все хорошо. На её лице играла улыбка, Ник тогда не понимал, что она не настоящая — обеспокоенная, грустная, выдавленная через волнение и страх. Походы в магазин стали реже, стол беднее. Воскресные походы в церковь пропускались всё чаще. Маме пришлось много работать. Майк не ночевал дома, забросил бейсбол. Мама тщетно уговаривала его не бросать спорт хотя бы в память об отце. Вот только после этих слов он лишь кривил лицо чуть ли не с отвращением. У Майка невесть откуда взялось презрение к любимому виду спорта. Ника никто не посвящал в семейные трудности. Оставалось гадать самому. Ник с беспечным восторгом направлялся с Тони к его дому, чтобы посмотреть, как старшие ребята играют в уличный баскетбол. Среди кирпичных разрисованных граффити стен было многолюдно, здесь и взрослые, и дети, все друг друга знают, как одна огромная семья. Парни аккуратно передавали друг другу косячок, некоторые распивали баночное пиво, подпевая и раскачиваясь в такт звучащему из бумбокса хип-хопу. Ребята на площадке играли грубо, плюясь ругательствами, то и дело прерывая игру на перебранки. Мяч с яростью несколько раз нарочито сильно бросался в стену, в соперников, в сокомандников. Ник даже не заметил, как игра переросла в открытое не только словесное противостояние. Никто реагировать не спешил, для всех неспортивное поведение было обыденностью. Не понятно даже с чего все началось. Потасовка и ругательства с крылатыми выражениями в стиле фильмов про гангстеров казались комичными, от чего Тони не в меру громко засмеялся, заражая заливистым смехом и друга, и даже сидящих рядом старшеклассников. — Хули вы ржёте, молокососы?! — вдруг вспылил один из парней. Ник испытал неподдельный страх, когда на него уставились шесть пар разгоряченных глаз, в которых читалось удивление и презрение к малолеткам, которые посмели несдержанно ржать над «взрослыми». Игроки, с ругательствами на устах, уже направлялись к ним, как вдруг один из парней подал голос: — Это же мелкий Кей. Оставьте, не связывайтесь. На секунду все замерли. Кто-то смачно выругался и развернулся, возвращаясь к игре. Кто-то все еще буравил парня раздраженным взглядом. Ник откровенно изумился, он не мог предположить, откуда его фамилия известна среди ребят с улиц, куда родители настоятельно просили не ходить. Мать всё чаще ругает Майка, в котором души не чаяла, которого всегда ставила в пример, сколько Ник себя помнит. Брат же не стыдился в ответ выражений, которые было не принято использовать в их семье. Постепенно мама перестала обращать на это внимание. Однажды два подозрительных человека, которые были чуть ли не вполовину выше матери на повышенных тонах что-то от неё требовали. Она торопливо увела их на улицу и спешила закрыть дверь, косясь в сторону выглядывающего из коридора сына. Тогда Ник первый раз после смерти папы увидел её слезы. Она сидела на кухне, перебирая какие-то бумаги среди вскрытых белых конвертов. — Мама? — аккуратно позвал Ник, подходя ближе. — Всё хорошо, Никки. Всё хорошо, — она небрежно сбросила с щеки слезу и обняла сына, отодвигая подальше разбросанную по столу почту. Ребенок сильнее прижался к ней, старался успокоить, поглаживая по жестким волосам — единственное, что он тогда мог. Через месяц сообщили о переезде. «Переезд! Это же так здорово. Новый дом. Лучше, просторнее и уютнее прежнего.» Так наивно. По грустному лицу матери и хмурому взгляду брата было видно, что они не разделяют воодушевление Ника. Его восторг был вызван слабой надеждой на лучшее. Теперь они с Тони почти соседи. Ник всё чаще прогуливал нелюбимые уроки, то есть почти все, отчетливо понимая, что ему не сулит мир академических достижений. В четырнадцать лет стал до позднего вечера зависать в компании новых приятелей. Проколол уши и вставил серьги с большими бутафорскими камнями, чувствуя себя с ними невъебенно крутым. Под грубый речитатив Dr.Dre выкурил косячок, первую и далеко не последнюю сигарету, выпил пиво, которое на утро напомнило о себе головной болью и противной тяжестью в желудке, за что поймал на себе почти разочарованный взгляд мамы, у которой от бессилия и усталости просто не нашлось слов для упрека. Иногда Ник пытался подрабатывать, чтобы хоть как то помочь семье. Тони был его поддержкой и опорой, иногда беззлобно посмеиваясь его наивной доброте. Они не лезли ни в какие разборки, а праздно шатались по улице с бумбоксом, обходя стороной особо опасные дворы, или сидели дома у кого-то из друзей. Именно с подачи Тони, Кей первый раз решился подкатить к девчонке. «А то чё ты, как лох» — ухмылялся тогда друг. Но ничего у Ника не получилось. Стремящийся к романтике и заботе парень априори казался слабее в глазах девчонок, которые привыкли к дерзким выскочкам. Тони и Нику было по пятнадцать. Друг стал всё реже появляться в школе. А если в редкие дни же приходил, то некогда улыбающийся мальчик выглядел сначала просто уставшим, затем стал казаться больным. На вопросы о самочувствии он отмахивался, грубо говоря, что все хорошо, или вовсе уходил от ответа. Тони не было в школе больше недели. Кей стоял среди мусора из переполненных баков, ветер прибивал к ногам грязные пакеты и стаканчики из-под кофе, пачкая давно уже не белые кеды. Одноэтажный кирпичный дом был больше похож на бетонную коробку, рядом с которой валялись груды сломанной мебели, из которой более-менее сохранился тёмно-синий диван, на котором он видел друга последний раз. Сейчас он был пуст. Хлипкая дверь задребезжала от малейшего стука в неё. Из глубины дома послышались ругательства и неторопливые шаги. В двери показалась женщина с осунувшимся лицом, небрежной копной волос на голове, тусклыми глазами, которые, наверняка, когда-то были такие же яркие, как у Тони в младшей школе. — Сегодня ничего нет, — не без раздражения бросила она и хотела уже закрыть дверь дрожащей рукой. Ник в замешательстве открыл было рот, но, потеряв ход мыслей, потерял и слова, которые хотел сказать. — Т-тони… — еле проговорил Кей. — Его нет, — и дверь перед носом захлопнулась. В течении нескольких дней он спрашивал о друге и в школе, и во дворах. Несколько раз вместо ответа ловил на себе насмешливые взгляды, которые так и говорили «ты что, реально не вкуриваешь, что с ним?». Тогда шёл мелкий дождь. Такой противный, одежда от которого не мокла, а просто пропитывалась влажным воздухом и прилипала к коже, тяжелый от сырости капюшон нависал на глаза. Дом Тони был также окружен мусором и сломанной мебелью. Рядом стояла карета скорой помощи, откуда один из врачей достал чёрный мешок и принялся разворачивать. В серой толстовке и широких потертых джинсах на старом диване лежал его друг. Лежал неподвижно. И казалось, буквально, врос в продавленные подушки, словно находился там уже ни один день. А с соседнего двора доносились радостные, ничего не подозревающие голоса, где Ник вместе с, теперь уже мертвым, другом первый раз увидел игру в настоящий баскетбол. Эта смерть отпечаталась в памяти хрупким телом первого и лучшего друга, улыбку и веселый нрав которого, Ник запомнит навсегда. Ник побежал. Он любил бегать. Так он чувствовал себя свободным от пропитанных наркотическим ядом людей; шприцов, оставленных ими прямо на улице среди мусора; тёмных закоулков, в сторону которых даже смотреть было противно и страшно от осознания, что прямо сейчас там может кто-то умирать. Ник бежал прочь, но конца грязным кварталам не было видно. Только становилось тише. Впереди росла черная глыба панельной заброшенной многоэтажки, квадратные тёмные окна которой смотрели на него своими пустыми провалами. Не сбавляя скорость, Ник перемахнул через сломанные ступеньки, разбитые бетонные плиты, миновал торчащие из них арматуры, подтянулся на ржавой пожарной лестнице и забрался на усыпанный окурками балкон второго этажа. Дальше мимо черной грязи и следов разрушения по полуобвалившимся, изрисованным пролетам оказался на чердаке. Затем на крыше. Закатное солнце начинало прятаться за небоскребами — там, где Ник когда-то представлял новый дом. Где он мог бы играть в бейсбол в память об отце, который улыбался бы каждой его победе так же, как победе любимых Чикаго. Дышалось здесь легче, но только легче не становилось. Он сжимал кулаки, сдавливал челюсть до скрипа зубов, что отдавало тупой болью в висках. По крайней мере, он был чуть выше земли. Впредь, во время своих пробежек, Ник приходил сюда, перед тем как пойти домой. Смотрел вдаль на роскошные здания, это напоминало, что не все улицы завалены хламом и не все дома в аварийном состоянии. Смотрел, как звезды растворяются в утреннем небе, а лучи солнца сливаются в прозрачный рассвет. Однажды он увидел её. Не двигаясь, словно привидение, она стояла почти на самом краю — миниатюрная и хрупкая, в бледном, как лунный свет, платье. Ник всерьёз испугался, что девушка прыгнет вниз. — Эй, стой! — быстро сказал Ник, даже не подумав, что от его слов она может испугаться и сорваться, даже если сама того не желала. Но девушка даже не дрогнула. Осталась неподвижно стоять и только через несколько секунд повернула голову к Нику, нежно улыбнулась, будто старому знакомому. На лице застыли слёзы, которые щипали на ветру глаза. — Привет, — мягко сказала она, — я видела тебя здесь. Ник так и замер на месте, даже не заметив, как нижняя челюсть поползла вниз. Девушка рассмеялась, а смущённый парень пытался навести мысленный порядок в голове. Мэй была хрупка снаружи, как бутон тёмной лилии, подобно значению своего экзотического имени, и удивляла твердой силой характера. Это была первая, самая чистая, нежная, самоотверженная любовь. Ник любил Мэй всем сердцем. Готов был звёзды с неба достать, как говорится в сопливых мелодрамах. Она отвечала нежностью и удивляла стойкостью и силой воли. У Мэй была мечта, она хотела накопить денег и уехать, чтобы ни отчим, ни один из его мерзких дружков не нашёл их с братом никогда. Она готова сделать всё, чтобы Сэм за свою жизнь увидел как можно меньше окружающей грязи и никогда не увяз в ней. Сэмми — десятилетний открытый мальчик с удивительными голубыми глазами — был её смыслом, тем человеком, который заставлял двигаться вперед. Ник учил Сэма читать рэп и рисовать граффити, умилялся, как забавно он выглядит в его панаме и в огромных наушниках. Кей всегда хотел иметь младшего брата, и вот, он у него появился. Теперь Мэй была не одна в своих стремлениях, Ник подарил защиту и напомнил, что не все люди погрязли в пороках. Ник был другим, не таким как парни его возраста. В нем чувствовалось мягкость и человечность. Мэй ценила это больше всего. Они вместе мечтали перебраться сначала ближе к центру города. И когда, наконец, все будет хорошо, отправиться в путешествие, увидеть неоновые огни Вегаса, добраться до лазурных берегов Калифорнии. Но… Ник всё большее испытывал на себе влияние городских трущоб. Не способный терпеть несправедливость вопреки здравому смыслу, он непоколебимо вступился за прохожего на улице. Однажды он так уже предотвратил избиение в школе какого-то бедолаги. Хулиганы мигом разбежались, стоило грозно прикрикнуть на них. То было в младшей школе. Папа похвалил за благородный поступок, сказал, что Ник может собой гордиться. Здесь, вступившись за парня, которого средь белого дня грабили два отморозка, Ник и представить не мог, чем всё закончится. Никакие слова не призвали к благоразумию. Ник был крепче по телосложению, но ударить не решался до последнего, сбивчиво выдавая тираду праведных слов. А когда понял, что расправы не миновать, было поздно. Шквал ударов обрушился на лицо, грудь, живот. Кровь из носа моментально залила лицо, попадая в рот, стекая по языку в горло и пищевод. В груди боль и злость. Мимо проходят безразличные, привыкшие к подобным расправам люди. Солнце безмятежно и ясно светит. Ник лежал и смеялся, плюясь кровью. Всё, что вкладывали в голову с детства, казалось смешным и бесполезным в реалиях современного мира. Библейское «Кто ударит тебя в правую щеку, то поверни к нему и другую» казалось насмешкой. Ник задался вопросом «Почему Иисус требует проявить терпимость и ненасилие в отношении обидчиков»? Его учили относиться ко всему со смирением, ведь христианин должен претерпевать обиды и унижения. Обидчик же будет пристыжен, если ударит человека второй раз, когда тот не окажет сопротивления. Смешно. Ник больше не удивлялся школьникам, которые в свои неполные восемнадцать уже кого-то подстрелили «на деле». Кей оставался таким же добрым, местами беспечным, немного ленивым, но время от времени стал не стесняться показать физическую силу и злость. Он становился сильнее, погружаясь в мир, где можно зайти за пивом, а выйти свидетелем преступления; где слово работать приравнивалось к рабству; где люди грабят друг друга, образуя водоворот незаконных денег и наркотиков, которые переходят из одних бандитских рук в другие. Подобно брату грубил матери, а потом, конечно, жалел и ругал себя за несдержанность. Жизнь превратилась в попытки забраться на холм, у которого нет вершины. Его новую компанию преследовали ежедневные драки. Били нещадно, как остервенелые гиены, старающиеся побольше оторвать шматок плоти от мертвой туши. И никакие слова и уговоры тут не работают. Если дашь слабину — умрешь, сотрут в порошок и не заметят. И забудут через минуту о твоем существовании. Ведомый благими намерениями достать деньги для близких, он всё чаще закрывал глаза на преступления своих товарищей и стал участвовать в них сам. Не гнушался свинтить диски с дорогого авто, подрезать цепь или плохо лежащую купюру у нового знакомого на очередной вечеринке по сомнительному поводу. «С них не убудет. Мне нужнее» — пытался оправдывать себя Ник. Мэй это не нравилось, особенно, когда приходилось врать полиции, дабы обеспечить парню алиби. Постепенно их отношения дали трещину, которая росла с каждой сомнительной вылазкой Ника. Тот медленно, но, верно, становился своим в бандитской тусовке, чему нескрываемо гордился. Стал гордиться им и брат, который давно уже был своеобразной легендой в определенных кругах. Майк с довольной улыбкой сообщает, что у него появился кэш и скоро они «выберутся из этой дыры». На три дня они выпали из жизни, заливая горло дорогим алкоголем в элитном стрип-баре с казино. Потом, ещё неделю приходили в себя. Кэш прокутили быстро. Отношения с Мэй держались на взаимовыручке, как-никак они были нужны друг другу; на общей мечте, которая гасла день ото дня, но всё ещё теплилась в сердцах обоих. Ник упорно ничего не замечал, да и не хотел заморачиваться, его всё устраивало, тем более финансовые дела поползли в гору. Первый раз он повысил голос и замахнулся на дорогого человека, когда Мэй ругала его за очередную выходку. Тогда его и осенило, что он теряет любимую девушку. Одна неверная фраза или действие разрушит и без того гаснущие отношения. Ник будто очнулся от забвения, даже присмотрел для неё кольцо, надеясь, что этот шаг уменьшит неумолимо растущую между ними пропасть. Его планам не суждено было сбыться. Если болезнь настигла отца внезапно, то маму она съедала медленно, оставляя серые следы под глазами и обширные отеки на ногах. Ник наивно надеялся, что она просто устает на работе. Вопреки очевидному, он вбивал эту мысль себе в голову, пока не обнаружил забытые на кухне выписки из медицинских документов. После расспросов, мать обреченно опустила голову и призналась, что ей нужна дорогостоящая операция на сердце. Майк поспешил заверить, что решит эту проблему. И Ник догадывался, как именно. Майку не нужно было предупреждать брата, что мать не должна ничего узнать. В тот вечер брат был нервознее обычного, к нему пришли приятели, которых Ник никогда не видел. Он отводит их подальше от дома чтобы поговорить; и не возвращается. Встревоженный Ник отправляется на поиски. Через знакомых, он узнал, куда именно отправился брат. Из магазина послышались выстрелы, звуки разбитого стекла. На улицу выбегали люди, за спинами которых свистели пули. Затем, пихая друг друга, в дверной проем торопливо проталкивались пятеро вооруженных парней. Все наперебой ругаются. Один получил по морде и упал. Среди шквала матерных слов Ник узнает знакомый голос. Майк пытался отнять у сообщника один из пакетов с награбленным, пока тот, кто орал громче всех, не наставил на него пушку. Началась драка, Майку удалось выхватить пакет и побежать. Раздался выстрел. И Ник увидел, как бегущая фигура брата подкосилась перед самым углом здания и скрылась в его тени. Ступор. Ник просто не знал, что делать. От мысли, что брат убит, тело похолодело, исчезла возможность пошевелиться, отдавая только дрожью в кончиках пальцев. С улиц стали стекаться любопытные. Многие уже держали наготове свои пистолеты. Ник машинально огибает полукруг из людей и подбегает к брату. Тот шипит и ругается, зажимая раненое плечо. Он жив. Внутреннее напряжение отпускает резко, ноги подкашиваются, Ник вот-вот упадет. А потасовка всё больше набирает обороты. Ник даже не понял, как и откуда к его ногам упало оружие. Он поднял его на автомате, ведомый инстинктом самосохранения. Сам же парень уставился бешеными стеклянными глазами на преступников. И направил на них пистолет. Среди гнусных ругательств, кто-то отчаянно пытался призвать всех к порядку и опустить оружие. Один из бандитов со всей серьезностью нервно целился во всех поочередно. — Стреляй, — прохрипел Майк, с мольбой смотря на Ника. Тот лишь бросил на него полный ужаса взгляд, надеясь, что кто-то из толпы застрелит бандита первым. Всё происходило слишком быстро. — Никки, стреляй! — громче и требовательнее подал голос брат, — пока он никого не убил! «…Никки?» — он не понял, кому принадлежит этот тихий призрачный голос за спиной. Сложно было понять, с какой стороны вылетела пуля. Закричала женщина. Стоящие сзади люди стали разбегаться в разные стороны. Голоса звучали отовсюду, пара из них показались знакомыми. Ник даже не понял в какой момент бандиты скрылись из виду. Он всё так же стоял с выставленным перед собой оружием, пока не почувствовал за спиной дыхание чужой смерти, оно витало где-то среди суетящихся людей, принимая необычную уродливую форму. Медленно обернувшись, Ник сначала увидел ноги в белых кроссовках лежащего на земле человека. Его уже окружили люди, их голоса слились в монотонный гомон. На земле лежало тело малыша Сэмми, над ним склонилась Мэй. Из всей толпы шальная пуля выбрала ребёнка. И Ник больше не осознавал, что с ним происходит. Мэй вскоре исчезла из его жизни. Ник знал, что так будет, достаточно было взглянуть на нее. Девушку ничего здесь больше не держало, в том числе и Ник. Последний раз они смотрели друг на друга у свежей могилы среди людей, одетых в черное. Общие знакомые сказали — она уехала. Ник лишь надеялся, что её новая жизнь будет лучше, чем у него. У того магазина в память о Сэмми по традиции нарисовали граффити — темнокожий мальчик с голубыми глазами, смотрящий в небо — красота, напоминающая об ужасной трагедии. Запечатленная на стене ошибка. Никакие «Пути Господни неисповедимы» не оправдывали случившееся. Всевышний устал нас любить, это место так точно. Ник злился на Бога, но верить не переставал. Злился он и на семью. Почему никто не говорит, как есть? Все придумывают себе оправдания. Не то время — говорят. Время всегда одинаковое. А вот последствия разные. Брат врал о своем роде деятельности. Мать скрывала болезнь. Отец скрывал чудовищные долги из-за ставок на бейсбольные матчи. И к чему в итоге они пришли? К череде тянущейся во времени лжи. Сложно описать в каком состоянии пребывал Ник. Он просто плыл по течению. Жизнь стала однообразной рутиной. Работа, вторая работа, подработка по выходным, пиво с друзьями или коллегами, сигареты. Много сигарет. Наркотики он презирал — при их упоминании перед глазами появлялось счастливое лицо Тони, которое превращалось в лицо иссыхающей на старом диване мумии. Качалка, которую Ник частенько задвигал на второй план, поддаваясь усталости или просто лени. Бег и баскетбол, в который Ник играл так же грубо, как и те ребята, игру которых, он видел первый раз с Тони. Зарплату часто задерживали. «Нету сейчас денег! Ну что я тебе, из задницы их достану?» - сокрушался начальник. И действительно, не поспоришь даже. Со временем они всё же смогли продать старый и купить новый дом, подальше от бандитских кварталов. Матери сделали операцию, предстояло долгое и дорогое лечение. Снова нужны были деньги. Всё пошло под откос, когда однажды, возвращаясь с работы, Ник увидел у дома полицейскую машину. Не успел он подбежать к крыльцу, как дверь открылась и два офицера в наручниках вывели Майка. Он глядел на Ника нечитаемым взглядом, пока его не усадили в автомобиль. Незаконная торговля оружием. Несколько прежних приводов сыграло на руку полицейским. Расследование толком не проводилось — темнокожий парень из гетто с криминальным прошлым — отличная кандидатура посидеть в тюрьме. Дело закрыто. «Я вытащу тебя» — заверил Ник, последний раз смотря на Майка через оградительное стекло комнаты для свиданий. Мать рыдала, доставая накопленные на лечение деньги, чтобы нанять адвоката. Ник не позволил. Нужно было срочно что-то делать. Служба своей стране показалась не худшим вариантом, чтобы изменить жизнь. Воодушевленный политической пропагандой, Ник записывается в армию, посчитав это лучшей возможностью заработать на данный момент. Собираясь, Кей с лёгкой улыбкой смотрит на подаренную отцом майку, тогда ещё «на вырост», с логотипом Чикаго — со времён, когда его семья была счастлива. Он обещает вернуться, надеясь, что даже после его безвременной кончины, государство позаботится о его близких.***
Они не раз оказывались в жопе. …там была толпа — последнее четкое воспоминание об этом дне. Если бы приказ отдавал кто-то другой, Ник бы попытался или, хотя бы, подумал более основательно перед тем, как выстрелить. Но это был Джейсон. Его приказы всегда были уверенными, ослушаться которых не позволяло что-то даже на уровне подсознательного. — Ну же! Стреляй! — в голосе лейтенанта Ник почти услышал голос брата. Он мигом вспомнил свою ошибку. Тогда он не смог выстрелить, и это стоило жизни невинному человеку — смерть, из-за которой он слишком много потерял. Палец на спусковом крючке долю секунды удерживает тяжесть того, что через одно лишь мгновение оборвется жизнь человека. Женщина безвольно летит на спрессованный песок, её сумка падает. Ник понял, что они ошиблись, кажется, даже раньше, чем пуля попала в цель. В этот раз он выстрелил, и это также стоило жизни невинного человека. Ник курил. После случившегося он целыми днями только и делал, что курил. «Эти штуки тебя убьют.» Нет, если что сейчас и способно его убить, так это собственные мысли. Он возвращался снова и снова к толпе. К крикам женщин и детей в зеленой зоне, которые пятились, смотря на безжизненное тело. Суетящиеся фигуры через призму слезящихся глаз сливались в бесформенное пятно. Ник просто не знал, что ему теперь делать. От сигарет становилось только тошно, но он всё равно курил. «На войне всякое бывает» — Ник не помнит, кто из товарищей это сказал, ободряюще похлопав по плечу. Больше всего хотелось, чтобы этих нескольких минут просто не было. Чтобы некий супергерой явился из будущего и исправил чудовищную ошибку. Или сам Ник умел бы отматывать время, имея в кармане какой-нибудь маховик. Всего несколько минут, а столько боли. Перенапряженный мозг так глубоко погрузился в эти мысли, что Ник чуть ли не всерьёз подумал, что он выстрелил в воздух, женщина остановилась, вытащила из ушей свои сраные наушники, её сумку обыскали, и она с Богом отправилась восвояси. Настолько детально вся эта картина складывалась в голове. Но реальность неутешительна. И сержант просто не знал, что с этим делать. Такую подавленность он чувствовал после смерти Сэмми. Тогда он потерял дорогих людей, сейчас он боялся потерять себя. Джейсон наотрез отказывался разговаривать о случившемся, затыкал Ника с излишним остервенением, будто повышенным тоном сам себя пытался убедить в своих же словах. Чем громче голос, тем убедительнее, тем быстрее заполняются раны, которые снова откроются, стоит голосу замолчать. Ника спасла Рейчел. Иронично снова любовь помогает в трудный момент. Кинг выстроила вокруг себя стену, за которой, казалось, никого нет живого. Ник оказывался рядом, как раз в моменты, когда она не могла прятаться за горой ответственности перед собой; когда ей нужен был человек, который просто поддержит, развеет своим присутствием навалившееся дерьмо. Ник вызывал у неё улыбку, узнавал с другой стороны. Его доброта и стремление помочь очаровывала. Рейчел сейчас не хватало этой мягкости и теплоты, присущей только Нику. Он дал ей надежду на счастливые отношения, которые она, наконец, решила построить после постоянной борьбы за звание и место. Ник не привык относиться к людям предвзято, но с полковником это, очевидно, не получилось. Хватило одного телефонного разговора Рейчел с ним на повышенных тонах, чтобы окрестить его «мудаком редкостным». Хотя, это, скорее, было сказано, чтоб поддержать девушку или, в крайнем случае, рассмешить, показать, что он на её стороне. Ник не любил враньё, участвовать в интригах хотелось меньше всего, тем более на войне, где секреты только вредят. Рейчел заверила, что поговорит с мужем. Кей не умел сдерживать эмоции, ходил с блаженным лицом, грубо отмахиваясь от подколов. Многие вскоре узнали, что это за «девчонка с базы». Только Джейсон не поинтересовался, как её зовут, лишь закатил глаза, узнав, что именно помогло Нику прийти в себя после случая на КП. Спасибо, что язвительно комментировать не стал, видя, что для Ника важны эти отношения. Весь его интерес к чему-то кроме своей кепке, винтовке и военному порядку начался с нелепого кокетства с Клариссой, который закончился тупой фразой «Ноги мне не отдави», после которой Ник хохотнул в голос, придумывая фразу для подкола; и закончился странным оценивающим взглядом в сторону Эрика с красноречивым «а он ниче». Вот этим Ник бы точно его затроллил, будь на это время, но сейчас лишь ляпнул про кукурузину в жопе.***
— Сержант Кей? Ты с нами? — Глаза Джейсона холодные, раздраженные замешательством друга. Ник даже на секунду замер, не узнав его. Погруженный в свои мысли Ник даже не понял, ответил он Джейсону или нет. Что-то странное мешало стряхнуть с себя оцепенение, похожее на чувство дежавю. Среди всего хлынули воспоминания из детства и юности, словно кто-то нарочно навязывал их. — Да. Понял. Связь с КП каждые четыре часа, — слова каким-то образом опередили мысли. И опять это странное чувство. «Что-то не так» — как говорил Джоуи. Потом Ник даже угадал какую шутку выдаст на этот раз Мёрвин, у которого «таких красавцев целый батальон». После штурма фермы раздражение к полковнику только усилилось. Ник даже позлорадствовал его неудаче. Никакого оружия тут нет… …зато иракцев, как собак нерезаных. Что за ошибку пришлось платить слишком большую цену, стало ясно с первой пулей, выпущенной по американцам. Все внимание в перестрелке было приковано к раненому Гомесу, нужно было вытащить его из-под огня. Ник отвлекся на несколько секунд, обдумывая, как это лучше сделать. Сквозь свист пуль можно было услышать голос Мёрвина. — Сжечь их! — командует Джейсон. Ошарашенный Ник резко смотрит на него, а Нейтан с энтузиазмом запускает фосфорный заряд во врагов. Раздаются панически отчаянные крики заживо горящих людей, безрезультатно пытающихся скинуть с себя настойчивое пламя. Потянуло отвратительным химическим дымом вперемешку с запахом жженой плоти. Если бы не автоматные очереди, которые заставили взять волю в кулак и думать о выживании, то Ника тотчас бы вывернуло. Перестрелка продолжалась. Чуть позже Ник снова слышит голос Джейсона из-за куска разбитой бетонной стены. Он приказывает кому-то лечь на землю. Через несколько секунд оттуда раздается выстрел, и еще один, перед тем как земля стала уходить из-под ног. Ник лишь молил Бога, чтобы его друг не был убит этим выстрелом, который точно не должен был прозвучать. Адские глубины древних катакомб засасывали их всё глубже, о смысле бытия задумываться было некогда. В голове был лишь один вопрос — что это за твари?! Джейсон твердо отдает приказы и не дает зависать и любоваться внушительной красотой старинных статуй и колонн. На базе, в безопасности, он ведёт себя более чем расслабленно, местами бестактно, на неуместные шутки и хамство Мёрвина в сторону полковника пофигистично затыкает его, просто для вида. Сам зачастую плюет на субординацию, выделывается перед Эриком, подкалывает Джоуи, так что вся их команда больше похожа на банду неотесанных наёмников, нежели на морских пехотинцев. Здесь всё по-другому. Джейсон требует порядка, полного подчинения, резко приводит в чувство и заставляет собраться. Но Джейсон сейчас казался не собой, будто его подменили и говорит в нем что-то тёмное — темнее, чем просто месть всем арабам — начиная от приказа запустить фосфорный снаряд по людям, до решения оставить раненого Мёрвина на растерзание неведомым существам. «Это место ебёт нам мозги» — фраза казалась, как никогда, пророческой. Ник все больше думает о своей семье, возвращение к которой становилось туманнее с каждым шагом по тёмному коридору. Выяснение отношений с Рейчел кажется чудовищно неуместным, но хочется умереть, зная, что он не трус. Рейчел выбирает Эрика, даёт ему шанс после всего, что было. Не смогла отпустить прошлое, хоть и хотела начать новую жизнь. Нику остаётся злость и разочарование. Человек, который спас его от самого себя, выбрала «редкостного мудака», над которым они, буквально, вчера вместе посмеивались. Хотя бы всё прояснилось. В комнате звёзд Колчек и их невольный соратник Осман с опаской смотрят друг на друга, словно ожидают предательского удара ножом в спину в любой момент. Там же Ник видит Рейчел живой последние минуты. Если б Кинг просила не убивать её, Джейсон бы опустил оружие. Должен был. Кей даже представил, как она бросается вперёд, выхватывает у Джейсона винтовку и остается жива. Он был готов сделать это сам. Но всем остается ужасаться хладнокровию, с которым Джейсон решил так «помочь». В нем говорит пустота, которую Ник увидел ещё в вертолете по пути к горам. А всего несколько часов назад у них было будущее, которое обратило в пепел это адское место. Рейчел больше не улыбнется Нику, не улыбнётся и Эрику. Кей смирился с её решением, только бы улыбалась, пускай и не ему. Её тело осталось лежать среди холодного лазурного света подземных вод. Гениальный план сжечь всё к херам и свалить, воспринялся Ником с энтузиазмом. Кей без лишних раздумий отправляется в самую глубь ужасного логова, чтобы испепелить вместе с колоссальными кучами вампирских коконов и эту неправильную реальность. Всё казалось неважным, давно обреченным на провал. После установки зарядов, Ник знает, что вампиры его окружили. Осознание того, что пути назад нет затмевает все мысли, проникает в каждый уголок сознания. Ник пытается обдумать план по спасению, но перед закрытыми глазами лишь толпы тварей. Когда он видит их воочию — приходит смирение. Это конец, становится легко и не страшно. Всё предельно ясно, никакого выбора, от него ничего не зависит. Ник молча запускает сигнальную ракету, думает о семье и последний раз обращается к Богу. Со всех сторон охватывает испепеляющий жар. Ник падает, но не чувствует, как огонь ласкает его кожу, а только жесткую землю под собой. Он даже не верит, что жив, но голос Джейсона в рации приводит в чувство. Кто-то хватает за горло и сжимает нарочито медленно, уставив на Ника свои слепые глаза. Нужно бороться, но сил нет. Точнее, нету даже желания. Он рефлекторно, слабеющими пальцами пытается сбросить с себя титаническую руку. В районе шеи что-то хрустнуло, заставив конечности непроизвольно дернуться. В голову ударил бешеный болевой импульс. Но вдруг держащая его фигура падает. Падает и Ник. Он не может понять, что произошло. Только гул в ушах и туман в глазах. Чьи-то голоса. Ник бежит вслед за Джейсоном, Салимом и Эриком. Когда Осман отстал, Колчек говорит, что подождет его у лифта. Но он не делает и этого. — Пора валить из этого места, — говорит лейтенант. «Еще одна допустимая жертва, да Джейсон», — хочет произнести Ник. Это неправильно. Чертовски неправильно. И видно, что Колчек это осознает. Джейсон ругается, понимая, что ошибся. И, наверное, первый раз не скрывает этого. Не пытается молчать, заглушить это чувство, оправдаться, как это было после случая на КП. Признает. Выражает это в сокрушительных ругательствах, полных сожаления о человеке, которого знал несколько часов, и с которым мог бы найти общий язык. Ошибку на КП он принял молча, топя эмоции в себе, а смерть иракского солдата заставляет выплескивать их. — Блядь! У него есть сын! Его зовут Зейн. Этот Зейн больше не увидит своего отца, даже тело не увидит. Ник хочет успокоить друга, но Джейсон не обращает на него никакого внимания. Сержант хочет дотронуться до его плеча, но блеклый туман сгущается перед глазами, руки не слушаются, их окутывает холод, колит ладони. Тело что-то выталкивает из лифта, словно из сна. Доля секунды ощущается свободное падение. Кругом горящие коконы, дым. И Ник растворяется в нём один.***
— Нельзя стрелять фосфором по людям! — возмущённо чеканит Кей. Джейсон на мгновение замирает. Ещё секунду назад Ник чувствовал запах горелой плоти, слезающей с костей под действием фосфорных зарядов, будто это было наяву. — Отставить! — командует Колчек. Дальше в ходе перестрелки Ник опять слышит голос Джейсона: — Ложись на землю, или я продырявлю твою тупую башку! Кей не видит, что происходит, но за этим следует выстрел. Хотя Ник почему-то больше всего на свете не хотел бы его сейчас услышать. Второй выстрел не состоялся, вопреки уверенности, что он прозвучит. Земля уходит из-под ног. Отрезанный взрывом от остальных, Ник знакомится с Салимом. Они успешно обходят демона, который позже умчался вглубь пещеры. Кей чувствует каждой клеточкой тела дуновение смерти, которая не должна произойти, но непременно произойдет из-за чьей-то ошибки. Салим, который минуту назад добродушно рассказывал о сыне, с решительным, холодным и непоколебимым взглядом выставляет вперед пистолет. Ник тщетно пытается разрядить обстановку. Он готов был наброситься на Эрика и врезать по лицу, лишь бы тот заткнулся. Ник теряется, слова застревают в горле, ситуация выходит из-под контроля. Смерть явила свой грозный лик — Эрик, как сбитая в тире фигурка, падает ровно на спину. Салим убегает. — Это было лишь вопросом времени, — цинично отзывается Джейсон. А Нику жаль полковника. Сердце замерло от сочувствия и скорби. На подсознательном уровне Ник знает, что Эрик не такой уж и плохой парень. Он вспомнил, как добродушно тот махнул рукой при первой их встрече на базе. «Да, встретимся там» — сказал полковник, но сержант был так поглощен своими мыслями, в которых добрую половину занимало раздражение и пренебрежение, что просто прошел мимо. Кинг оказался не на своем месте, он хотел доказать, наверно, в первую очередь себе, что не слабак, не штабной крысёныш, а командир. Боролся со своей неуверенностью, пытался отдавать правильные приказы. Местами, конечно, подбешивал и вел себя как то, «что лучше не пробовать» — даже забавно. Но в нём не было зла. Перед тем, как отправиться за Джейсоном в неизведанные глубины пещер, Ник решил задать Рейчел терзающий его вопрос. Они все без пяти минут мертвецы, с грузом на сердце умирать не хотелось. Рейчел раздражена неуместным разговором. — У нас с Эриком было что-то особенное. Но это всё в прошлом. Ты дал мне надежду. — Ты любишь меня? — напряженно спрашивает Ник. — Люблю. Он хотел услышать это слово, ощутить тепло и ту самую надежду, но… В этом чувствовалось притворство, вынужденное ситуацией. Будто в ней говорил страх, что отвергнутый Ник начнет необдуманно геройствовать и наделает глупостей. Рейчел сегодня потеряла мужа, с которым была вместе не один год. Что бы она сказала, будь Эрик жив? Столько вопросов. Все врут, даже она, по крайней мере, Эрику. В другой раз обманутым может оказаться Ник. Они молча идут вперед. Дальше все складывается более-менее успешно. Джейсон не смотрит на Салима как на угрозу, говорит, что они сражаются вместе. Изучают записи Мэри, точнее, изучает только Салим, а Джейсон просто стоит рядом, аккуратно смотрит на него из-под козырька кепки и не отходит. План был неплох. Кучи коконов полыхают, Кей возвращается к команде. Ник был откровенно в ужасе, когда Джейсон решил вернуться за Салимом. Сначала он даже не поверил своим ушам. Разум говорил, что Джейсон, которого он знает, ненавидящий Ирак, так бы не поступил. Не стал бы рисковать жизнью ради спасения врага, пускай и ставшего на время соратником. Ник смотрит на него пристально, пытается снова разглядеть в нём нечто неправильное и говорит: — Он не один из нас! — грубо, цинично, но ситуация того требует, — Я не выберусь без тебя. Мы можем погибнуть. Но даже это — безопасность Рейчел и даже лучшего друга Ника не заставляет Джейсона поменять решение. Осман возвращается один, в чужой крови. Его руки дрожат, первый раз за всё время пребывания в пещерах его железная арматура грозит выскользнуть из пальцев. Салим получил шанс вернуться к сыну, но на лице застыла всепоглощающая скорбь и ужас. Он тяжело дышал и смотрел перед собой истерзанным болью взглядом, даже не слыша, как Рейчел грозно и требовательно спрашивает его о том, как погиб Джейсон. Ник же просто не может поверить, что его друга больше нет. Он несколько раз зовет его, чувствуя, как растворяется надежда с каждым жалобным скрипом поднимающегося лифта. Кей всё смотрит вниз. Рейчел переходит почти на крик, её голос твердый, полный ненависти. Она спрашивает об Эрике. Салим пытается что-то ответить. Но он, некогда такой сильный, полный решимости выбраться, слишком подавлен чтобы что-то вразумительно ответить. Смерть американского лейтенанта оставила на нем слишком тяжёлую печать. Человек, ради которого Джейсон вернулся в ад и отдал жизнь за шанс иракцу увидеть солнце и сына, последний раз думает о Зейне и надеется встретить на том свете нового друга. После оглушительного выстрела, который вскоре растворился среди криков тварей, Салим замертво падает на пол. Рейчел с презрением сбрасывает его тело вниз, видя перед собой лишь убийцу мужа, не понимая, какого черта лейтенант отдал за него свою жизнь. И эта реальность скоро рассыплется на атомы, будет стерта в памяти времен, утечет как песок в часах, а вместе с ней и Ник, и Рейчел. Они выбрались. Солнце, даже сквозь луну, сжигает воздух, предвещая конец. Хижина — слишком ненадежное укрытие. Крыша с легкостью пробита злобной голодной тварью. И Ник оказывается в воздухе. Когти медленно впиваются в плоть, боль с каждой секундой становится невыносимее. Все кружится адским водоворотом. Падение перед смертельным ударом лишь предвещает выброс из очередного болезненного сна.***
Снова эта чертова перестрелка с иракцами. Сержант только подумал, но не успел крикнуть, что нельзя стрелять фосфором по людям, как Джейсон твёрдо командует: — Отставить! И Ник отметил про себя, что это правильное решение. Джейсон опять оказывается во дворе за бетонными ограждениями и приказывает лечь кому-то на землю. С той стороны не прозвучал ни один выстрел. Из-под земли слышится нагнетающий шум и вибрация, а потом их настегает адский водоворот из пещер, вампиров, смертей. Вместе с Салимом Ник убил свою первую тварь. Лейтенант армии Ирака выглядит уверенно и миролюбиво. Ни малейшей доли враждебности, только желание объединиться и выжить. — Мы близко! Идём к тебе! — сквозь помехи раздается из рации. — Твоим друзьям лучше не дурить! — слышится сзади твёрдый голос Салима. Эрик и Джейсон уже рядом. Ник замирает, нервно дышит, принимая решение. Он прекрасно понимает, что встреча двух противоборствующих сторон не предвещает ничего хорошего. Хватка, с которой Осман держит пистолет пугает. Смертельный выстрел ещё не прозвучал, может, и вовсе не прозвучит. — Прячься, — коротко бросает Ник и видит, как Салим скрывается в темноте туннеля. Когда в пещере появились полковник и лейтенант, сержант недвижимо стоит, со всей силы сжимая в руках винтовку. Нику становится спокойнее, когда Эрик неожиданно открыл способность ультрафиолета сжигать монстров. Теперь у него больше шансов выжить, и этот факт приятно греет душу. По крайней мере, Ник меньше будет волноваться за жизнь не совсем приспособленного для боя с монстрами полковника. Лишь бы не сломал и не просрал свою спасительную палку. Сейчас всё кажется правильным, даже Рейчел, которая осталась одна в плену инопланетного кокона с паразитом внутри. Они обещали за ней вернуться. Ник с особым остервенением просил Джейсона не помогать Салиму. Не потому, что ему всё равно, просто неумолимо кажется, что иракец вернётся один. Джейсон более чем решителен в своём желании спасти друга. Нику и Эрику остаётся лишь удивляться, как и почему он так быстро поменял своё отношение к человеку, в котором несколько часов назад видел лишь врага. Оба возвращаются невредимыми. Джейсон с восторгом рассказывает, что они «раскидали вампиров, как перед финальным свистком Супербоула.» Наверное, первый раз за всё время Ник видит друга счастливым. Осталось пережить затмение. И все закончится. Грязная хижина пропитана запахом крови и горящей плоти, песочная пыль осела на зубах, смешиваясь с металлическим привкусом. По груди полоснули острые когти, он ощутил, как под их натиском рвётся ткань обмундирования, а затем и кожа вместе с мышцами. Одежда моментально пропитывается кровью. С невероятной силой Ника бросает в угол, темнота которого заполняет все перед глазами. Последнее, что он слышит это собственный рваный вдох, который затрепетал где-то за грудиной, так и не наполнив лёгкие кислородом. Некая мощь ударяет по голове и сдавливает виски. В темноте стали водоворотом клубиться белые мушки. Сквозь боль Ник открывает глаза, мушки медленно рассеиваются. Воздух почему-то кажется холодным и вязким, оседающим на коже липкой пеленой. Неясные контуры принимают форму. Вроде, он услышал знакомый голос, но не уверен, что это не плод фантазии. В дверном проёме мелькнула фигура. Это Салим, он уходит, держа в руке свой «сувенир». За ним идёт Джейсон. Ник не предполагал, что после всего у него получится встать, но он встает и на автомате двигается следом. — Прощай, друг, — говорит Салим и пожимает Джейсону руку. Тот провожает его долгим взглядом. Он неподвижно стоит и смотрит, пока фигура иракского солдата полностью не скрылась из вида, пока не растворилась в пылающем на солнце песке. Ник не мог видеть его глаз, но в них застыло прощание не только с бывшим врагом, который так быстро стал больше, чем просто соратником. Боковым зрением Ник замечает что-то в комнате, где еще недавно происходило их последнее сражение. «Блядь, панаму проебал что ли» — первым делом думает Ник, видя очертания на полу своего головного убора. Панама была на голове. На пыльном деревянном полу лежало растерзанное тело сержанта Ника Кея. Его мёртвые глаза смотрят в сторону таких же мёртвых глаз Эрика Кинга. Джейсон возвращается в хижину, упирается спиной в стену и сползает вниз. А затем долго и мучительно кашляет. Скоро за ним прилетят вертолеты.***
Ник уже подметил, что Джейсон не разрешил стрелять фосфором по людям, не стрелял и в безоружного пастуха. Салим не стреляет в Эрика, сдается в плен, чтобы избежать ненужных смертей. Все пока живы. Салим исчезает в темноте одного из коридоров ведущего из зала жертвоприношений. Ник не видит, что происходит с Эриком, фигура Рейчел промелькнула среди снующих по залу вампиров. Один из них с немыслимой силой отталкивает Кея, что тот летит добрых метров десять в сторону. Спина почувствовала груду чего-то жёсткого перед тем, как голова получила удар о плиту. … «Литл Хоуп» — гласит придорожная табличка. Рейчел торопливо садится в машину, где её ждёт улыбающийся Эрик. «Он сказал — я никогда не буду счастливее, чем сейчас» — повторила она фразу человека из магазина. Эти слова тяжёлым камнем упали на сердце. Ник понимал, что это некий сон или чужое воспоминание, но он испытал до боли реальное чувство сожаления и ревности. Счастливее, чем сейчас, с Эриком, она никогда не будет… Не с Ником, который оказался просто поддержкой в нужный момент. Не с самим Эриком, который по вине обстоятельств остается в прошлом и не даст счастья в будущем. Их машина движется по трассе. Сон прерывается резким визгом тормозов с последующим оглушающим ударом. ... Первая мысль была: «Джейсон. Джейсон, ты где?» Голова патологически пуста, словно все мысли из неё вынули, а способность генерировать новые отсутствует. Очередной кошмар. На своё удивление, Ник видит того, кого звал минуту назад. Джейсон осторожно идёт вдоль тёмного коридора. Сам же Ник не может даже пошевелиться, будто тела у него вовсе нет. Только сознание, которому неизведанная сила позволяет наблюдать за происходящим со стороны, как в кинофильме или видеоигре. Он не может ни дотронуться, ни позвать Джейсона. Кей видит, как на удивление быстро, некогда ненавидящий весь Ирак и всех иракцев Джейсон, соглашается сражаться вместе с Салимом. Его «если ты на меня хоть взглянешь косо — не сомневайся, я тебя прикончу» — звучало так забавно, что Ник, если бы мог в своем положении, точно бы обронил смешок. Никогда угроза Джейсона не звучала так небрежно и беззлобно. Над ответом «какой-то болван не испугает убийцу вампиров» — Кей посмеялся бы в голос. Но ему лишь оставалось наблюдать, как сам Джейсон вместо ответного выпада еле сдерживал смех. Как говорится, самые крепкие отношения строятся на взаимных подколах. Они выглядели, как те самые идиоты на подростковых вечеринках, которые сначала спорят и ругаются из-за ерунды, а на утро просыпаются в обнимку. Рядом с Салимом первый раз за всё время их пребывания в этом аду Джейсон чувствовал и вёл себя спокойно. Он пошутил про историю из ящика и улыбнулся так искренне, как никому не улыбался долгое время, тем более здесь, в плену постоянной опасности. Когда Салим просит рассказать его о доме, Джейсон в конце заключает: «Я бы предпочел оказаться там, а не в этом аду» — Колчек никогда не рассказывал подробно о доме, было и так ясно, что там не ждет его ничего хорошего. Первый раз он обмолвился о желании вернуться именно сейчас. Прошел, от силы, час их совместного скитания по коридорам, а Салим смотрел на своего спутника до боли добрыми глазами, будто это не он сегодня грозно и решительно направлял на них с Эриком пистолет, говоря, что прошел слишком много, чтобы умереть от рук американцев. Тогда он готов был выстрелить. Теперь на его лице все чаще загорается улыбка. А когда Джейсон признаётся Салиму, что был не прав насчет него, Ник испытывает неподдельное удивление. Знает же, как сложно лейтенанту признать свою неправоту. Даже если он сто раз осознал её про себя, сказать это вслух стоит немалых усилий, которые он, конечно, не прикладывает, заталкивая эмоции подальше. Он готов выглядеть в чужих глазах конченым придурком, нежели признаться в неправоте — это казалось для него проявлением слабости. Но не с Салимом. Рядом с ним он чувствовал себя в безопасности. Не нужно было никого приводить в чувства, нянчиться и вытирать сопли, как неоднократно он говорил Нику. Не нужно мериться силой характера, выдерживать чужой взгляд, чтобы, о не дай Боже, показаться слабее в чужих глазах. Они выглядели более чем органично. «Меч и щит» — как сказал Салим. Осман просто своим присутствием внушал надежное спокойствие и защиту. В нужный момент готов помочь принять правильное решение, прикрыть. Салим разделил груз ответственности, который всё время лежал на Джейсоне, как на командире отряда. С ним Джейсон может быть собой — не жёстким нетерпимым солдатом, а веселым парнем, любящим повыделываться, шутящим над сослуживцами и Саддамом, придумывающим дурацкие прозвища начальству. Такой Джейсон напоминал Тони, может, именно поэтому Ник подружился именно с ним. С самим Кеем Колчек бы волновался, думая готов ли сержант к бою или нет. В Салиме же он был просто уверен. Ник давно догадывался, что чувствует Джейсон по поводу происшествия на КП. На пороге судного дня для них всех, среди неизведанных глубин времён, в глазах Салима ни малейшего следа осуждения. Лишь понимание, желание выслушать и поддержать. Конечно, Джейсон ещё не готов в корне изменить себе, поэтому то ли вредничает, то ли хочет проверить реакцию Салима и говорит: — Давай проясним кое-что. Сейчас мы сражаемся вместе, но если будет жопа, то каждый сам за себя! Салим лишь с улыбкой дотрагивается до него и отвечает: — Если будет, как ты поэтично выразился — жопа. То я буду тебе нужен больше, чем ты мне. За руку подержу, но на этом все… Джейсон небрежно сбрасывает ладонь со своего плеча. Оба улыбаются. Они продвигались дальше по инопланетному городу. Там Джейсон и показал Салиму свою ребяческую сторону, решив потрогать иссохшее тело древнейшего монстра. В этом окаменевшем вампире скрывалась чинно дремлющая опасность, которая только и ждет, чтобы её разбудили, выдернули из тысячелетнего безмолвного плена. Ник закричал «Нет!», когда тело твари быстро стало покрываться трещинами, из которых показалась зелёная мгла. Салим не мог услышать отчаянный вопль Ника, но что-то заставило его встрепенуться от пребывания в беспечном веселье, смотря на опасную глупость Джейсона. Осман хватает его и отталкивает в сторону, не дав праху накрыть с головой. — Блядь, чуть не сдох, — чертыхается Джейсон. — Ты это видел..? — дрожащим голосом спрашивает Салим. — Конечно, видел, — Джейсон все еще возмущается, пытаясь оправиться от потрясения. Салим же смотрит на него с облегчением и мимолетным укором за то, что заставил чересчур за себя испугаться. Джейсон привычно щурится и улыбается, выглядев как бы виновато и даже немного смущенно, поняв, что за него искренне переживают. И они оба растворяются по пути в неизведанный, застывший во времени мир. ... Ник очнулся резко, с бешеным сердцебиением в груди. Он смотрит в сторону коридора, где недавно его голова была чуть не расплющена руками заражённого древнего Воина. Он жив благодаря Эрику, который, рискуя своей жизнью, прибежал на помощь со своей спасительной ультрафиолетовой лампой. «Нет, ты не мудак редкостный» — с улыбкой думает Ник и сразу омрачается тем, что сейчас полковника рядом нету, и неизвестно жив он вообще или нет. Как неизвестна и судьба Рейчел. Но уже через несколько минут все трое благополучно встречаются. Рейчел говорит, что будет выбираться из ада сама. Хотя бы честно. Нику и Эрику остается лишь понимающе переглянуться. — Нас обоих кинули, — не без раздражения говорит Ник. Ему жалко терять спасительные для себя отношения, но что-то в глубине души ждало именно такого развития событий. Ник отправляется минировать коконы со «спасительной лампой», которую Эрик заботливо дал на всякий случай. Джейсон, не раздумывая, возвращается за Салимом (и куда делось: Каждый сам за себя, если будет жопа?). А Ник совсем не волнуется, будучи уверенным в их успешном возвращении. Все выбираются на поверхность, подставляя лицо горячим солнечным лучам, даже не веря, заслужили ли они снова видеть небо. — Ты со мной, друг? — ободряюще спрашивает Джейсон. Ник поднимает вверх большой палец. — У нас два живых и охуеннно готовых вернуться домой морпеха! Я люблю Ирак! Ник несказанно рад услышать это. Он наконец убедился, что Колчек действительно хочет вернуться. Это не удивительно, учитывая всё пережитое. Возможно, если бы не Джейсон, Кей вернулся бы и раньше, еще год назад, узнав, что его жалования хватило на адвоката, Майка оправдали и выпустили из тюрьмы. Он просто не хотел оставлять своего брата по оружию, они ведь обещали приглядывать друг за другом. И вот, Джейсон говорит, что готов отправиться домой с войны, на которой он «даже не знает, что делает» и на которую ни за что больше не вернётся. Было бы странно после всего пережитого снова захотеть оказаться на поле боя, как бы тяжело не было на гражданке. Война для них обоих закончена. Ник улыбается, думая о своей семье, с которой скоро встретится. Салим смотрит на Джейсона с такой теплотой, что даже у Ника защемило сердце. И Луна заслоняет Солнце.***
— Ну же, Ник, давай! — голос Рейчел далёкий, но такой требовательный, пронизанный мольбой и волнением. Тело кажется полностью парализованным, ни малейшей возможности пошевелиться. Только грудь, буквально, ходит ходуном, в районе солнечного сплетения зарождается самопроизвольный вдох. Он расправляет легкие, обжигает их горячим воздухом, возвращая возможность дышать самостоятельно. Сердце бешено колотится, как можно быстрее, разгоняя кровь по сосудам к голове. Появляется боль в груди и плече от когтей монстра, пропитанная кровью майка прилипла к коже и ранам. — Боже, Никки! Мы думали, что потеряли тебя, — Джейсон подхватывает его и усаживает спиной к стене, в его обеспокоенный тон проникает веселье и облегчение. Он хлопает друга по плечу, от чего тот морщится и недовольно бубнит ругательства под нос. С облегчением Ник видит за спиной Рейчел Эрика и Салима. Еще несколько минут Ник приходил в чувства, осмысливая, на себе проверенную фразу «вся жизнь перед глазами пролетела». — Мне нужно к сыну, — говорит Салим. Его глаза тёмные, бездонные, в них лежит печаль на контрасте с доброй улыбкой. В этот момент Ник видит, как сидящий у противоположной стены Джейсон непроизвольно дёрнулся. Он хотел поднять голову, но ему будто что-то мешало это сделать. Он лишь сжал руку в кулак, не в силах посмотреть в последний раз на Салима. Тот поднимает с пола свой сувенир, оглядывает Рейчел и Эрика, которые провожают его улыбкой и одобрительным кивком. Конечно, он замирает, смотря на оцепеневшего Джейсона, и понимает, почему тому так сложно поднять глаза. — Салим, — позвал Ник. — Да, друг мой, — отозвался Осман, подошел и присел перед ним. — После того, как пожмёте руки, обязательно его обними. И оставь телефон или адрес что ли… — Ник неосознанно мельком взглянул на Джейсона, но Салим и так знал, о ком шла речь, — Мы тебя найдем, когда всё это дерьмо закончится. Салим задумчиво улыбнулся, кивнул Нику и направился к выходу из хижины, услышав, как его окликнул Джейсон. Ник не мог не удовлетворить свое любопытство и не выглянуть из-за угла в дверной проём. Они пожимают друг другу руки, Джейсон подбирает прощальные слова. А Салим одним рывком заключает его в объятия. Колчек даже секунду пытался освободиться, бурча что-то не очень разборчивое: — Блядь, да вали уже, — но он сдается, расслабляется и утыкается носом в изгиб его шеи, сжимает в кулаках ткань формы. Салим проводит ладонями по спине, потом чуть отстраняется, держа за плечи, и утыкается своим лбом в его, так что кепка почти падает на песок. Джейсон не реагирует, а только смотрит в глаза напротив; заикаясь, пытается снова что-то сказать, но судя по ругательствам вышло скверно. Он лишь опускает взгляд. — Спасибо...Джейсон, - тихо говорит Осман. Колчек аж дрогнул от накрывших его мурашек из-за этого шёпота. Рука Салима потянулась к его лицу, он дотрагивается до подбородка, ведет большим пальцем от уголка губ к скуле. И Джейсон решительно поднимает голову. Ник с довольной улыбкой отворачивается и расслабляется. Всё тело болит, но ему впервые за долгое время спокойно. Кей чуть не рассмеялся в голос, видя, как Эрик, с таким же ехидным любопытством выглядывает в коридор. Их глаза встретились, тут уже смех было не удержать даже сквозь боль. Рейчел наградила их нарочито серьезным взглядом, по-доброму возмущаясь ребячеству этих двоих. Скоро за ними прилетят вертолеты.Эпилог
Когда, наконец, на всё произошедшее в пещерах был окончательно поставлен гриф «Top Secret», всех выживших отправили в отставку. Ник купил дом в центре Филадельфии, рядом с вознесенными ввысь, вплоть до самых облаков, небесно-голубыми небоскребами. Как и хотел в детстве. Майк устроился на легальную работу, мама его больше не ругает. Ник провожает Джейсона в Лондон проведать Салима. Друг кажется не в меру суетным и взволнованным, из-за чего словил пару подколов. Через несколько дней у Кея зазвонил телефон. Он подумал, что это Рейчел, они несколько раз уже созванивались. — Привет, — из трубки слышится усталый, немного грустный голос Эрика. После случившегося ему досталось больше всех. — Привет, — Ник улыбается.Конец
***********************************
Добавление от автора, что не влезает полностью в примечания: Короче. Время (полезной/или нет) информации, которая меня вдохновила. Если пройти кураторскую версию игры, не сделав ни одного выбора, везде молчать и не прокачать практически ни одну характеристику (даже вампира не откапывать за Салима), а только не проябывать QTE, то получится вот что: отношение Рейчел и Ника остаются полностью пустыми и нейтральными. Эрика и Рейчел - упадут на -1 потому что Кинг промолчит там где-то. “Не сказал то, что думает” Эрик не резал веревку до последнего и упал, пришлось резать ее за Рейчел чтобы его сохранить. Вампир убегает от Ника и Салима. Салим сдается в плен и рассказывает Эрику об ультрафиолете. Рейчел оставляет Клариссу в пещерах (но если ее все же дотащить, а потом не ввязываться в потасовку, Эрик держит Рейчел, Джейсон убивает Клариссу) В коридоре динамит ставят у стен. Рейчел не стреляет из пулемета, Ник молчит и не предупреждает о минах, Рейчел и Эрик бегут по центру ну и, соответственно, дабл килл не происходит. Эрик бросится спасать Ника от Курума\Баламута два раза, и в зале жертвоприношений, и перед лазаретом, увеличивая свой Героизм, это +1 в их отношениях. Рейчел бросит обоих, Эрик быканет за это на Ника, и их отношения снова станут нейтральными. Эрик дает лампу Нику, когда тот отправляется минировать коконы. Рейчел заражается, фосфор не взрывает и просит ее убить. Дается выбор, тут уж либо стреляем либо нет. Если нет, ее потащат в кокон, и Эрик выжжет паразита лампой. При таком раскладе ранен только Ник, он лечится и закладывает динамит вообще без единой кнопки, не уходя вглубь. У Джейсона отношения улучшаются только с Ником, потому что засчитывается +3, когда они прикрывали друг друга в перестрелке с Даром. Пару раз за молчание у Джейсона растет “Прагматизм”. Салим устраивает засаду и разаружает Джейсона, даже сопротивляться не дали. За Джейсона с Салимом везде молчим, Джейсон ожидаемо не рассказывает про КП и говорит, что “если будет жопа, то каждый сам за себя, бла бла бла”. Все это нигде не отражается, их отношения остаются нейтральными. Но в Semper Fi Джейсон возвращается, говоря, что Салим один из нас (уруру <3)) Поддержку с воздуха не вызывали, и я все же где-то просрала Мёрвина. Салим уходит, Джейсон жмет ему руку. Хранитель говорит, что лейтенант смирился со своими демонами и нашел друга там, где меньше всего ожидал. Если все кроме Джейсона полягут в хижине, то он подходит только к телам Салима (или Ника, если тот умер не на улице). Так что вот, что вшито в игру, и получится в варианте, где игрок (ну почти) ничего не решает. Таки дела.