Из огня да в полымя

      Всё было ужасно с самого начала. Первый неловкий разговор о детях случился перед рождеством, когда Рон с Гермионой приехали в дом Уизли. Молли, одетая в безобразное, испачканное бог знает чем, цветастое платье, спросила, раскладывая тарелки: — Когда уже мне ждать малышей? Гермиона вздрогнула и чуть не уронила бокал. Она даже не была уверена, чего испугалась больше, непринужденного тона женщины или множественного окончания. С того дня между ними с Роном стремительно росло напряжение. Гермиона чувствовала, словно назревает что-то страшное. Секс стал пыткой. Кульминации ее личный кошмар достиг в момент, когда она увидела две полоски на тесте. У Рона порвался презерватив, порвался ли?, и он не удосужился ей об этом сказать. Гермиона рыдала весь вечер, а потом разбила всю посуду в их крошечной квартиры до последней кружки. Рон был отвратительно счастлив. Нельзя было поддаваться чувствам и устраивать скандал. Гермиона могла бы решить проблему самостоятельно, но стало слишком поздно, когда на пороге появилась вся семейка. Молли щебетала что-то о счастье материнства, а орава ее детей-переростков ехидно поддакивала. Гермиона никогда раньше не испытывала такого отвращения к семье. Она честно пыталась радоваться перспективе стать матерью. Это оказалось крайне затруднительно делать в обнимку с унитазом. Когда ребенок впервые толкнул ее, Гермиона закричала. Ощущение того, что в ней находится чужой организм испугало ее не на шутку, напомнив о давно забытом фильме с Сигурни Уивер.. Восторженный возглас Рона заставил её сжаться от жалости к себе. Молли настаивала на естественных родах. Уверяла, что иначе нельзя. Гермиона злилась, страшно злилась, но ей это прощали, снисходительно улыбаясь. Никто из домочадцев не подозревал, как часто ее посещают опасные мысли. Она не согласилась и вырезала маленького ублюдка как раковую опухоль. Когда Гермионе принесли красное орущее нечто, больше походящее на лысого опоссума, чем на человека, она отвернулась и отказалась принимать это в руки. Рон и вся его семейка были ужасно ей недовольны. Наплевать. Роза верещала не затыкаясь, доводя Гермиону до истерики. Как и Молли, словно поселившаяся в их квартире. Гермионе была омерзительна одна мысль о том, чтобы прижать маленькое чудовище к обнаженной груди, поэтому все кормление проходило исключительно с помощью специальной бутылочки. Молли кричала в унисон с Розой. Когда Гермиона обнаружила себя рыдающей на лестнице с детской подушкой в руках, она ясно поняла, что нуждается в помощи. Она хотела убить свою дочь, хотела заставить ее замолчать. О, как же хотела. Утирая слёзы грязной наволочкой, Гермиона кричала. Рон что-то говорил об эгоизме, о выдуманных проблемах и обычной вредности, но Гермиона хотела спасти себя. Она нашла психотерапевта.

Тик-так

Красивый кабинет в бежевых тонах освещали лишь лучи полуденного солнца. Обстановка казалась умиротворяющей, а женщина в широком кожаном кресле лишь дополняла атмосферу уюта. Беллатриса, на первый взгляд грубоватая дама немного за тридцать, мягко предложила выбрать кресло, а потом села рядом, доверительно располагаясь ближе.

Тик-так

Вместе с многочисленными историями полились слёзы. Гермионе было ужасно неловко каждый раз вытягивать из коробки новый носовой платок, но Беллатриса успокоила её, легко сжав предплечье тонкими пальцами. Все хорошо.

Тик-так

Гермиона купила в спальню тяжёлые настенные часы. Они были слишком уродливыми, чтобы их захотелось повесить напротив кровати, зато тикали точь-в-точь как те, в кабинете Беллатрисы.

Тик-так

Гермиона научилась спокойно спать, полностью игнорируя дочь, благодаря звуку из безопасного места. Рон перестал кричать, лишь обиженно смотрел, прижимая ребенка к груди и едко огрызался. Гермионе было все равно.

Тик-так

А Беллатриса всегда записывает Гермиону на самое позднее время и позволяет ей лежать у себя на коленях. Она варит самый вкусный на свете кофе и каждый раз, позабыв о профессиональной этике, ругает всю семейку Уизли последними словами.

Тик-так

Беллатриса подвозит Гермиону домой на машине, а потом, припарковавшись на заднем дворе, неожиданно ловит за руку. — Ты правда хочешь туда возвращаться? Гермиона не хочет. Беллатриса расплывается в улыбке и заводит мотор. Они летят по шоссе на огромной скорости, и Гермиона заливисто смеётся, когда женщина позволяет ей посигналить какому-то придурку. Гермиона действительно чувствует себя свободной. Квартира Беллатрисы чем-то напоминает ее рабочий кабинет, те же приятные оттенки, мягкая мебель и большие часы.

Тик-так

Гермиона сидит на диване, сжимая замёрзшими пальцами огромную кружку какао завороженно смотрит на Беллатрису в баскетбольных шортах и домашней футболке с какими-то идиотским принтом. Где-то в коридоре надрывается мобильный Гермионы, нарушая комфортную тишину. Рон получит лишь короткую смс со словами «Я у подруги», прежде чем его жена выключит телефон.

Тик-так

Беллатриса мягко забирает телефон из рук девушки и переплетает их пальцы. Гермиона точно знает, чего хочет, поэтому подаётся вперёд и ловит губы своего психотерапевта. Беллатриса целует ее нежно, словно держит в руках нечто ценное. Гермиона чувствует себя счастливой.

Тик-так

Беллатриса ведёт её за руку в спальню, и Гермиона готова поклясться, что никогда не хотела никого так сильно. Она никогда не любила никого так сильно.

Тик-так

Беллатриса умело избавляет её от одежды и устраивается между широко разведенных бедер. Гермиона стонет слишком громко, путаясь обеими руками в красивых чёрных волосах. Ей так сильно нравится ощущать себя любимой.

Тик-так

Утро начинается с маленьких поцелуев по всему лицу. И перерастает в ленивый секс в душе. Беллатриса абсолютно идеальна. Она не выпускает Гермиону из объятий даже за завтраком, когда та пьет свой любимый кофе. А потом кружит в танце по кухне под какой-то старый блюз, играющий по радио.

Тик-так

— Я не хочу возвращаться к Рону, — говорит Гермиона, обнимая женщину за шею, — и к его грёбаной семейке. — Давай я украду тебя? — спрашивает Баллатриса перед очередным поцелуем. Гермиона чертовски хочет быть похищенной ей.

Тик-так

Рон снова кричит, швыряет в Гермиону всем, что попадается под руку, и умоляет подумать о дочери. Гермиона молча собирает чемодан. Она знает, что ее ждут бесчисленные звонки от членов ее семьи, знает, что ее будет проклинать каждый знакомый, но ей так наплевать, ведь из коридора за ней наблюдает ее психотерапевт. Беллатриса стоит, привалившись к дверному косяку плечом, и исподлобья смотрит на Рона. Гермиона знает, что женщина ненавидит его, и от этого осознания становится так тепло в животе, что хочется совершить что-нибудь глупое.

Тик-так

Гермиона в последний раз смотрит на вопящего ребенка, скользит безразличным взглядом по книгам на полке, на несколько секунд задерживает его на покрасневшие лице мужа, и возвращается к любимой женщине. Она будет в порядке, теперь о ней есть кому позаботиться.

Тик-так