***
Облачко сизого дыма отвратно-вишнёвой сигареты, сорвавшееся с губ, отлично скрывало за собой и древнюю серую советщину, и однотипные ублюдочные муравейники, и безрадостные сомнительные перспективы, унося их куда-то в алюминиевое осеннее небо, которому очень хотелось показать фак от всей широты души. Жаль, что у демонов таковая отсутствует. При себе, по крайней мере. Азик поёжился на промозглом ветру и, вытащив телефон из кармана, проверил его уже, наверное, в сотый раз – продюсер, обещавший забрать его ещё часа полтора назад, продолжал стоять в бесконечных московских пробках, тянущихся дольше, чем все адские муки. Закутавшись в свой чёрный пухан, демон уже подумывал прошвырнуться до метро и наплевать на подписчиков, что обязательно встретятся по пути и попросят сфоткаться с ним. Дико хотелось жрать, спать и послать всё по известному адресу, особенно Сатану с его пиздюком-Антихристом и цирковью, на холодных ступенях которой Азик недовольно елозил жопой и докуривал пачку. К данному моменту демона интересовало, кто быстрее уедет – цирк или азиковская многострадальная кукуха, не выносящая и не переваривающая происходящее. Но увы и ах, и у, и еть, ведь клоуны-то в любом случае останутся по контракту – свершится Конец Света или всё пойдёт по более приятному сценарию, и Азик был в их числе вместе с той же Нелли, живенько ускакавшей по своим кошачьим делам и взвалившей на чужие плечи задачу по устройству вау-эффекта в рамках их скромного бюджета с блэкджеком и головой Ленина. Демон сделал последнюю затяжку и потушил сигарету о бетон ступеней, находя какую-то особую духовную связь со сплющенным скривившимся окурком – за свои тридцать с небольшим сотен лет Азик давно не чувствовал себя настолько заебавшимся и разбитым, как во-о-он та пустая бутылка из-под пива. «Азик, где рекламная интеграция на ютуб?» «Азик, укради Ленина из Мавзолея!» «Азик, ты предотвратил Апокалипсис?» У демона уже глаз дёргался бегать туда-сюда, так и не понимая до конца, на кого он в итоге работает, что делает и когда дедлайн. Азик помогал мессиру устраивать человечеству прощальную вечеринку? Азик помогал ангелам остановить её? Азик двойной агент, получалось? Джеймс, мать его, Бонд на минималках? Оборжаться просто. Дайте пистолет. – Пиздец, – вместо тысячи слов, вертящихся на языке, пробормотал демон и потёр лицо ладонями, наплевав даже на мейк, теперь наверняка подсмазанный. Одновременно пытаясь усидеть на двух стульях и не спалиться, Азик оказался втянут в другую авантюру, но уже с сестрой Антихриста, которая временно проживала на квартире у демона и в ближайшее время съезжать обратно к деструктивной семейке токсиков и арбузеров, очевидно нуждающейся в психиатре, не планировала. Азик не ебал, на кой полез помогать Варе. Он ведь не ангел-хранитель какой-нибудь, скорее ангел-хоронитель, если вспоминать о его обязанностях, как ангела смерти. Но девочка была несчастной, побитой жизнью и никому не сдавшейся, и демон видел в ней родственную душу. Не в романтическом смысле, конечно. Мутить с наивной депрессивной школьницей, пусть и милой, не его тема откровенно. Вот поныть друг другу или пива вместе попить – это да, кайфово, каждый вечер так делали. Вообще, Азик неожиданно для себя начал обрастать связями. Не то чтобы раньше демон их сторонился. Ладно, окей, сторонился и вёл образ жизни волка-одиночки, короля вечеринок и драма квин, купаясь во внимании, однако не торопясь снисходить до кого-то. Хотя Варя (и Демьянчик тот же, но пока карандашиком) казались неплохими, и хули тогда нет, когда да? Это же всё равно ненадолго – люди имели отвратительную тенденцию отбрасывать коньки, редко доживая до сотни. Так что Азик решил попробовать. И, да, демону было весело. Он впервые за много-много лет ощущал себя живым. Выжатым, как лимон, и побитым, как псина сутулая, но всё-таки живым, как-никак. Вокруг происходил движ, и Азик стал его частью. Чувствовал себя важным и нужным. Незаменимым почти. – Ещё бы понимать, что я делаю и зачем, – Азик в очередной раз недовольно зыркнул на экран и раздосадовано зарычал, отчего доедавшие то ли кусок сала, то ли своего собрата, синицы шуганулись подальше, а проходящая мимо бабулечка чуть ли не словила сердечный приступ. Смутившись, демон расплылся в широкой клыкастой улыбке и мило извинился: – Простите, это нервное. – Тьфуй, наркоман, наверное… Вот же молодёжь пошла… – со знанием дела заявила бабулечка и, перекрестившись и сплюнув под ноги, ушла по своим бабулечным делам – в пенсионный фонд или ещё куда, но наверняка ругаться. Эх, Азику бы вернуться в её годы – светлую необременённую заботами юность, до того, как его накрыло экзистенциальным кризисом, депрессией, тревожностью, синдромом самозванца и что ещё там психотерапевт выявил у демона год назад? Со всеми этими концами света и новой разношёрстной компанией Азик совсем забыл про терапию. А с подобным уровнем стресса – не стоило, так как по ощущениям демон бегал хомячком в колесе, пока его крутило в центрифуге с тонной событий и нового опыта, за которыми последовал переизбыток эмоций, но остановиться, подумать и разобраться в них не получалось. Поэтому, как бы прикольно Азику ни было, в попытке осознать тщетность бытия, внутреннего мира и собственного отношения к всему сущему, его банально переебало. Варя однажды сказала, что по демону плачет дурка. Он тогда поржал и ответил, мол, хоть кто-то. И если бы жизнь давала ему отдышаться, не подкидывая на вентилятор ещё и ещё. Но хуй там плавал – она шутила над Азиком, устраивая стендап за стендапом, и демону было определённо не смешно – чувство юмора, на его вкус, у жизни оказалось такое себе. Панчлайном в истории трёхтысячилетнего Азика стало одно пернатое недоразумение с большими одурительно красивыми серыми глазами, большими белыми крыльями и не менее большим… сердцем. Даниэль был хорошим – светлым, чистым и наивным созданием, которое с детским восторгом пило колу и доместос днём, а ночью краснело от пошлых комплиментов и старательно отсасывало демону. И Азику бы радоваться – он же развращал ангела! Делал богонеугодное дело. Почему тогда становилось настолько паскудно, что аж тошнило и скручивало от одной мысли, что Даня – такой солнечный, невинный и по всем параметрам замечательный – может пасть, если сильно увлечётся и поддастся на чужие провокации? Демона приводили в ужас крутившиеся в голове картины того, как ангел потеряет себя бесповоротно, раз и навсегда, просто потому, что Азику захотелось поиграться. Почему? У демона же нет совести, да и не было никогда. Социальный конструкт. Миф. Ложь, пиздёж и провокация! Нет, врать себе Азик мог сколько угодно, в этом он вообще стал мастером за три тысячи лет, но на Даню демону было не насрать. Как раз наоборот. В чём и заключалась его основная проблема, будучи совсем уж честным. То, что началось, как прихоть в рамках задания отвлечь ангела… Хотя, опять же, это неправда – Азика банально вкрашнуло в Даню, конкретно так, со всей дури вмазало в него. И с каждым проклятым поцелуем, с каждым новым опытом с человеческими ощущениями для ангела, с каждым моментом близости Азик всё сильнее… влюблялся, блять. Только пачкать новозаветного ангела – одуванчика, по сути – собственной любовью, тянуть на дно, к которому сам привык недавно, демон не имел никакого права. Даня… Даниэль заслуживал лучшего. Азик не просто не был лучшим, он, вероятно, возглавлял топ худших, уступая лишь Сатане. Да и на что демон надеялся? Их курортный романчик на Земле заведомо ожидал «финал очка» – Азик оставался среди смертных выигрывать очередную награду «самого молодого человека года» и строить из себя хуй пойми что на камеру, а Даню с Григорием долг пернатой службы обязывал вернуться в Рай. Потому что каждому предопределено своё место. Кому-то – летать, а кому-то – ползать. – Ха-ха, блять, – истерический смешок сорвался с губ вместе с облачком пара, – какой разъёбывающий анекдот. Плакала половина маршрутки. – Ой, а что за анекдот? Расскажи! Азик подпрыгнул на месте и кубарем скатился по лестнице от неожиданности. Встав и отряхнувшись, демон перевёл взгляд на причину, по которой он чуть ли не убился. Разумеется, как всегда Даня. Разумеется, как всегда невовремя. Разумеется, как всегда красивый. Одетый, как чёрт, пусть и в дорогие бренды, Азик вечно себя чувствовал рядом с ангелом бедным родственником или приезжей покорять столицу фэшн-катастрофой. Даня выглядел потрясающе – в своём вязаном уютном белом свитере с высоким воротом, отлично скрывающим оставленные недавно Азиком засосы, белом же берете поверх светлых кудрей и бежевом пальто. Хоть прямо сейчас на обложку модного журнала, а лучше в инсту – грести деньги с коллабов, рекламы спонсоров и прочих предложений. Однако было одно «но» – огромные белоснежные крылья за спиной Дани. Великолепные, мощные и прекрасные, в отличие от крыльев Григория, напоминавшего грязную общипанную курицу. Но, поразительно, именно от одного вида даниных крыльев демону становилось дурно – ещё одна причина завязать с этим всем, пока от удушающей бессильной зависти башню не снесло. Потому что ангел – вечное напоминание о том, что Азик потерял, и единственное, о чём он искренне жалел. – Слышь, ниндзя, я хоть и бессмертный, но почти уверовал в то, что могу ноги вытянуть, – проворчал демон, подходя ближе к Дане, удивлённо хлопающему глазками в процессе переваривания сути предложения. – Прости, – ангел стушевался и виновато улыбнулся, – я просто хотел проверить, как ты тут. Вдруг Сатана узнал, ну… ты понимаешь, что… «Что я крыса?» – захотелось уточнить Азику, но вместо этого он вздохнул и, пожав плечами, сказал: – Нормально всё. Единственный, кто здесь палит контору, – ты, мурзилка. Если нас заметят шушукающимися, то мне и всему нашему плану кранты. А тебя, Даниэль, не заметить сложно – ты же прям неоновая вывеска со своими крыльями. Даниэль. От полной формы имени дёрнулись оба. – Азик, я что-то не так сделал? На ангела было тяжело смотреть – взгляд бегал в панике, пальцы теребили рукава свитера, а крылья – ебучие крылья – поникли будто. Порой казалось, что Дан… Даниэль воспринимал и ощущал всё в тысячи раз острее – и хорошее, и плохое, и бытовое. Его спроси про цвета серой панельки, так он найдёт там двести оттенков и каждым будет восхищаться. Азик прикусил губу и попытался успокоиться – он был и без того заебавшийся, а от ангела фонило эмоциями за километр. Слишком яркими и болезненными в сочетании с собственными. – Ты ту мач много внимания привлекаешь, – наконец ответил демон, – в наших же интересах не пересекаться, чтобы нас не увидели. Андерстенд, мурзилка? По красоте, как в самых кринжовых мелодрамах – Азик сведёт контакт к минимуму, а затем или сам исчезнет из жизни Дани, или Даня исчезнет из его жизни. Так правильно и почти – почти – не больно. – А почему на английском? – переспросил ангел, но под нахмурившимся взглядом быстро закивал. – Андерстенд, андерстенд! Тогда к тебе? Блять. Вот это было больно. Невинное данино «тогда к тебе?» чувствовалось пощёчиной после всех мыслей о том, что ангела следовало отдалить от себя как можно скорее. «Дьявол, какой же ты глупенький. Хорошенький и глупенький», – Азик боролся с желанием заорать вслух и потёр переносицу, размышляя над тем, что делать с ним дальше. Даня был ребёнком, который с завидным упорством совал пальцы в розетку, не понимая, чем подобное грозило. – Мне работать надо, – демон разблокировал телефон, мельком прочитав сообщение от подъезжающего продюсера, – я опаздываю уже. – А почему сидишь здесь? – по-птичьи склонив голову на бок, спросил Даня. – Расправь крылья и всё. Или ты летать не любишь? А вот это уже чувствовалось не пощёчиной, а полноценным хуком в челюсть со всей дури с последующим ударом в солнечное сплетение, выбивающим воздух из лёгких и разгоняющим адреналин по венам, который притуплял не боль, а настоящую ментальную агонию. Азик сжал ладони в кулаки до хруста побелевших костяшек – ногти впились в мясо наверняка до крови, но демон вряд ли мог различить её за красной пеленой перед глазами. Если бы не затормозивший позади тёмно-рубиновый спорткар, Азик не знал, что сделал бы. – Друг твой? – продюсер опустил окно. На демона словно ведро ледяной воды вылили. – Нет, – спокойно произнёс Азик, – это никто, и никто уже уходит. Он уже развернулся было к машине, когда Даня поймал демона за руку: – Азик… – Грабли свои убери. – Азик, да погоди! Куда тебе? Давай я… – Мне – на работу, а тебе – нахуй, – Всё так же холодно и резко ответил Азик, не обращая внимания на обеспокоенное светлое личико. Сейчас он почти мог возненавидеть его. Внутри не кипело, а покрылось толстым слоем льда. Демон криво усмехнулся, взглянул на отшатнувшегося Даню и, не сдержав яд, скопировал его интонацию: – Что-то не так? – А-ази… – серые глаза заблестели, и ангел заморгал часто. «Отлично. Разревись ещё тут. Надави на жалость. Бедненький и несчастный. Как будто не ты решил надо мной поиздеваться!» Остановись Азик хотя бы на мгновение, он бы понял, что перегибает, что мысли его злые и несправедливые, что он вовсе не это хочет сказать и сделать. Но чаша терпения переполнилась до краёв, и последняя упавшая в неё капля вызвала цунами, захлестнувшее демона всем тем форменным пиздецом, скопившимся не столько за последние недели, а за тысячелетия, и давившим на него. – Любишь советы раздавать, Даниэль, люби и нахер ходить, – бросил напоследок Азик и сел в машину, громко хлопнув дверью. На продолжавшего стоять на ступенях ангела он даже не взглянул. – Трогай давай. – Ааа…? – Ты чё, плохо слышал? Поехали, говорю! – гаркнул Азик, не контролируя себя и пропуская в голосе отнюдь не человеческие нотки. Продюсер не наложил в штаны только чудом и вдавил педаль, заставляя машину с протяжным скрипом колёс сорваться с места, оставляя позади и цирковь, и Даниэля, и… злость. Вообще все эмоции. Развалившемуся на заднем сидении Азику было откровенно пусто, как будто из него выкачали чувства и силы по щелчку пальцев, оставив чёрную, засасывающую дыру. Тошнило. От себя и от ситуации. Раньше было проще – никакого Сатаны, никакого Апокалипсиса, никаких ангелов. Весело, ненапряжно – куча мишуры, фильтров и ничего настоящего. – Насчёт косплея думаешь? – рискнул подать голос продюсер. – Ну, я про чела того с крыльями. Можно запариться на Комик Кон, я пару крафтеров знаю – они ещё лучше сделают. Азик нервно всхрюкнул. Не сделают. Кому как ни ему это знать. – Включи что-нибудь, а? Больше попыток заговорить на тему косплея продюсер – забавно, демон ведь не помнил, как звали мужика – не пытался, а вместо этого послушно включил радио. Кстати, где твои крылья, которые нравились мне? «Тайминг просто идеальный…» – прикрыв глаза, Азик уткнулся лбом в прохладное стекло. Вселенная определённо ненавидела его. Но вряд ли она ненавидела демона так же сильно, как он ненавидел самого себя. – Старьё какое-то… – до Азика донёсся шёпот продюсера. – Не переключай. Хорошая песня. – Рил? Похоронная какая-то. – Потому и оставь. Грызться и пререкаться не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Кажется, до мужика – Максим? Ярополк? Или Святослав? – начало доходить, что Азик для работы был не в форме, поэтому он и попытался расшевелить его: – Чё, дединсайднулся? Это ж больше не модно. – Ничё-ничё, я в тренды снова выведу, – усмехнулся демон, натягивая на себя привычную и такую родную за годы маску наглого и жадного до внимания сучёныша. – Ну ок. По пути на съёмки они даже разговаривали и смеялись. Азик ржал во весь голос, что-то писал в твиттер на автомате. Смешно, правда, не было. Было как обычно никак. Возможно, оно и к лучшему. Главное – поверить в это. Где твои крылья, которые нравились мне?***
Даниэлю нравилось то, что Азик называл «эстетикой ебеней» – исписанные занятными аляповатыми рисунками (граффити, вроде) ржавые гаражи с серыми обшарпанными «панельками» и разноцветными «человейниками» с Москва-Сити далеко на фоне. Было в этом смешении нечто такое неуловимое, но неминуемо притягивающее и захватывающее дух. Хотя, а было ли хоть что-то не захватывающее дух у ангела, который впервые оказался среди людей? Всё выглядело в его глазах необычным, ярким и интересным, всё хотелось увидеть, потрогать и попробовать лично. Даниэль видел красоту и в лужах, и в неоновых вывесках кафе, и в заброшенном заводе, и в пузырьках сладкой колы, и в кошачьих мягких лапках… всегда и везде! Ангелу открылся целый новый мир, и он оказался прекрасен. Казался, точнее, ведь в мире также были люди. И люди были разными. Пишущие шедевры, воздвигающие дома, помогающие ближним, обучающие неопытных, обеспечивающие едой, пытающиеся просто выжить, прожигающие жизнь, управляющие другими, играющие с чувствами, обманывающие, манипулирующие, забирающие чужие жизни, развязывающие войны… Чем больше Даниэль узнавал о них, тем больше сомневался. Все они, конечно, были детьми Создателя и его величайшим творением, созданным по Его образу и подобию, и ангелам полагалось любить их безоговорочно, как любил их Господь. Однако вот тут и крылась главная проблема, ведущая за собой слишком много вопросов... – Я не понимаю, – признался Даниэль вслух. – Мяу? – спросила большая трёхцветная кошка и потёрлась о его плечо, чтобы затем перебраться к ангелу на колени, потоптавшись по ним своими чудными лапами, и свернуться, как Азик говорил, «буханочкой». Другие кошки, по-видимому живущие на чердаке дома и составлявшие Даниэлю компанию на крыше сейчас, истёрлись о его плащ и тоже устроились рядом – кто «круассанчиком» лёг, кто «багетом» вытянулся, а кто-то просто «батонился». Ангел по возможности старался гладить их всех и наслаждался громким разномастным урчанием, опять «грузясь ненужными вопросами» - так уже говорил обычно Григорий, стоило Даниэлю поднять тему Бога, людей и происходящего из-за бездействия одного и действий вторых. Если Бог любил все свои творения, зачем позволял им причинять боль, создавать жуткое оружие и уничтожать друг друга и не веками даже, а тысячелетиями, притом никак не вмешиваясь – не неся им всевышнюю мудрость, не спасая в моменты крайней нужды, не останавливая бессмысленное кровопролитие? Если Бог нарекал людей своим величайшим творением, почему они болели, умирали, страдали, оказывались вынужденными прибегать к краже, лжи и прочим грехам, чтобы выжить самостоятельно и помочь выжить своим близким? И, что самое главное, если Бог создавал людей по своему образу и подобию… был ли он настолько же талантлив, заботлив, добр, верен и щедр, насколько же жесток, порочен, корыстен, злопамятен и равнодушен? Григорий после этих вопросов отвесил Даниэлю подзатыльник и посоветовал не думать об этом лишний раз, иначе подобное поведение доведёт до печального конца. Азик после этих вопросов и рассказа про реакцию Григория горько усмехнулся и заявил, чтобы новозаветный ангел слушался старшего. Даниэль видел, что оба боялись за него, но не спорили, будто бы соглашались с тем, что говорил младший ангел. Правда Григорий отказывался до конца принимать такое, а Азазель… принял давным-давно и поплатился. – Но разве это не логично? – голос отчего-то дрожал. – Разве не логично задаваться подобными вопросами? Почему это плохо? Ведь даже задав их и упав, – Даниэль всё-таки не был настолько глупым, чтобы не понимать, что падение последует за вопросами, – ответы ангел не получил бы. А в чём тогда заключался смысл? Быть наказанным ни за что и за всё одновременно? Как же просто было раньше! До Земли, до миссии, возложенной на их с Григорием плечи, до знакомства с новыми ощущениями. Не существовало вопросов, связей, пристрастий, взглядов и мнений. Было спокойно, по полочкам, как надо, а сейчас… – Сложно. Как же говорил Азик? Ах, да – мир переебнулся с ног на голову. Ангел ссутулился, чувствуя себя в этот миг не Даниэлем, а Даней. Или больше Данечкой. Оба сокращения придумал для него демон, вместе с прозвищем «мурзилка». Что означало «мурзилка» до Дани не дошло, но звучало мило, тепло и солнечно, по-домашнему в некотором смысле – так, как звучало кошачье урчание. Азазель – Азик – Азя – тоже напоминало на слух мурлыканье. Демон вообще имел множество схожих с котом черт – появился внезапно, а потом приходил и уходил, когда вздумается, ценил ласку вместе с личным пространством. И, в отличие от тех же собак, его доверие требовалось заслужить. И Даня искренне считал, что заслужил доверие Азика. Видимо, ангел не умел считать. Потому что он многое посчитал неправильно. Сначала – что демон хотел просто склонить Даню к греху. Потом – что происходящее – не больше, чем игра. Но Азик угощал ангела газировкой, водил в «котокафе», целовал… и не только. То, что он творил с Даней, было очень приятно, как было приятно делать то же самое с демоном. От знания, как Азику с ним хорошо, внутри разливалось необычное, но головокружительное тепло, не угасавшее и лишь набиравшее силу с каждым поцелуем, с каждым касанием, с каждым моментом, проведённым вместе, что касалось и постели, и объятий на диване, и полуночных посиделок на кухне, и прогулок по крышам, и походов на свидания. Всё это время Азазель смотрел на ангела и видел не винтик в божественном механизме, не Даниэля, а Даню. И в карих глазах цвета горячего шоколада – совсем как тот, что демон делал ему промозглыми вечерами – не наблюдалось ни притворства, ни расчёта, ни презрения. Ангел всё-таки не был настолько глупым. В конце концов, Бог лично вложил в каждого из своих творений любовь. Однако именно находясь на грешной земле Даня понял, что любовь имела множество форм. Испытываемую Азиком в отношении ангела последний прочёл в его взгляде с лёгкостью. Романтическая. Она заполняла все мысли, заставляла улыбаться, вызывала желание касаться друг друга, говорить друг с другом и молчать друг с другом. У людей принято описывать, что любовь дарит крылья и ощущение полёта. Но у Дани крылья имелись, и он мог ответственно сообщить – она приносила куда больше, чем человечество считало. Любовь возносила и низвергала. Любовь помогала дышать и крала дыхание. Любовь вызывала радость и… тысячи тысяч чувств. Тоску от расставания, жажду встречи, страх за возлюбленного, похоть, негу, безумие, спокойствие, уверенность, волнение, безопасность – да чего она только не вызывала. У Дани в голове крутилась теория, что любовь собрала в себе все эмоции, существовавшие в мире. А ещё любовь могла делать больно. Ангел знал обо всём этом, потому что умудрился влюбиться в Азика. Вот так сразу, едва ступив на землю, и влюбиться в демона. Посреди готовящегося Сатаной и его сыном Апокалипсиса, который Даня должен был остановить вместе с Григорием и Светой. Как будто было мало стресса от возложенной Господом на плечи новозаветного ангела миссии и необычных испытываемых лишь на Земле ощущений. Даню захлестывало эмоциями, не давая прийти в себя ни на миг и показывая, что мир давал куда больше, чем ангел мог представить ещё совсем недавно. Но он не сопротивлялся, потому что Бог говорил о любви к ближнему, о любви к всему сущему. Бог есть любовь, а любовь есть самое светлое чувство – так учили Даниэля. И Даня верил. Верил и любил Азика. Он не видел в нём только падшего ангела или демона, прислуживающего Владыке Ада. Нет, Даня пытался составить картинку об Азике целиком, узнавая с разных сторон, с приятным удивлением обнаруживая в каждой столько прекрасного – в искренней доброте, в желании выделяться, в усердии в работе, в пьянящей азартности, в тщательно скрываемой ранимости… И несмотря на то, что в картине под названием «Азазель» чего-то, по ощущениям, всё ещё не хватало, ангел испытывал так много, благодаря ему – от лукавой улыбки пылали щёки, от темнеющего полного вожделения взгляда становилось жарко, от искусственного таящего в себе горечь смеха хотелось сжать в объятиях и защитить… Но никогда Дане не было плохо из-за Азика. Ровно до сегодняшнего дня. Обида с обжигающе-холодным гневом от предательства, увиденная ангелом несколько часов назад в покрасневших глазах, однозначно делала больно. Адски больно. Так, словно Дане вспороли грудную клетку, сжали в когтях сердце, однако не вырвали, а оставили мучительно кровоточить. Правда, несмотря на прошлые ошибки в своих рассуждениях, ангел не думал, что просчитался здесь – Азик его любил. И потому поведение демона выглядело странным – отчасти неестественным, как когда он делал вид, что ему смешно или весело, хотя в улыбке читалась тоска, а отчасти – до тошноты искренним, как когда над Азиком брал верх гнев и обгладывающая до костей уязвлённость. Выходило что-то совершенно противоречивое. Бессвязное. Не хватало того самого последнего пазла, являющегося звеном между притворной дистанцией, неподдельной ледяной яростью и без сомнения существовавшей – пусть и не озвученной вслух – любовью. – Зачем он оттолкнул меня? На что обиделся? Что я сказал? Определённо в жизни Дани появилось слишком много вопросов, заданных им самому себе, без ответов. Тогда получалось, что это всё. Конец. Не Света, правда. А, может, и Света. Личного Света ангела. Глупая в таком случае концовка. Азик бы сказал, что «слитая», «трэшовая» и «невкусная». Даня с ним согласился бы. – Мяу! – чёрно-белая кошка, которую почёсывал ангел, взглянула на него голубым и золотым глазом. – Что? – Мя-я-яу. Вот и ещё один. Или же это был ответ…? Ничего не щёлкнуло. Даню не поразило молнией. Он просто наконец-то осознал то, что упускал всё это время. Чтобы получить ответ, надо – гениально, Даниэль, гениально! – спрашивать. Последствия от терзающего незнания казались куда страшней, чем от заданного вопроса с шансом всё исправить. – И я не узнаю, что происходит, если продолжу сидеть и разговаривать с другими, а не с Азиком, – Даня кивнул не то себе, не то кошкам. Мохнатые прелестницы будто почувствовали изменения в настроении своей пернатой грелки-чесалки и спрыгнули с него, дав ангелу расправить крылья. Смущённо, наскоро, но со всем уважением попрощавшись с лучшими слушательницами во всём Чертаново, Даня взмыл вверх и направился за ответами и поиском нормальной концовки, устраивающей его и его демона. Завалиться в лофт через балкон не вышло. Во-первых, он был закрыт. Во-вторых, ангел не нашёл духу подняться и случайно встретиться с Азиком – смотрелось бы точно по-дурацки. Так что Даня решил позвонить в дверь. То есть, сначала ангел полтора часа наматывал круги вокруг дома и репетировал все возможные сценарии разговора с демоном и лишь затем, преисполнившись в сознании, зашёл в подъезд. Разумеется, когда он оказался перед дверью и позвонил в неё, вся бравада испарилась, как сладкий вкусный дым от вейпа Азика, а заготовленная речь на все случаи забылась, транслируя в голове девственно-чистый белый лист и забавную обезьянку, бьющую в тарелки – ангел видел такую в «меме». Слава Богу, дверь открыла Варя. – Я уже думала, ты не решишься, – девчонка закатила глаза и отошла в сторону, пропуская гостя, – заходи давай, чё мнёшься-то? Даня растерянно кивнул и юркнул в квартиру, вытирая ноги и разуваясь, как приличный ангел, а после застыл на пороге. С чего начать он не знал совершенно, и под взглядом сложившей руки на груди и отчего-то насупившейся Вари с каждой секундой становилось всё более неловко. Сестра Антихриста поначалу Даню не интересовала от слова совсем. У него было конкретное задание – остановить Апокалипсис, и Варя его частью – слава Богу, опять же – не являлась. Какое ангелу дело до второстепенных смертных? А вот демону дело было. Азик привёл её к себе и никуда не гнал – не настаивал, чтобы Варя вернулась к своей сумасшедшей семейке, не требовал искать работу и жильё. Может, увидел в ней то, что умудрился пропустить Даня. Может, увидел в забитой, закомплексованной и наивной девочке себя – много-много лет назад или сейчас. Наверное, Азазель был ангелом куда лучше, чем Даниэль. Варя это и сама видела прекрасно, потому и кусала нервно губы, но всей своей хрупкой угловатой фигуркой показывала, что готова защищать человека, сделавшего для неё за несколько дней больше, чем её эгоистичная семья, пускай Азазель и являлся демоном. – Я к Азику, – неловко перенося вес с носка на пятку и покачиваясь пробормотал ангел самое очевидное. – Ммм, мне сделать вид, что я удивлена? Манера, с которой общалась Варя, была идентифицирована Даней, как сарказм. Сам ангел в сарказм не умел, как ни старался – демон постоянно смеялся, подперев подбородок и наблюдая за его тщетными попытками, но смеялся не над Даней, а почему-то смущаясь. – Варь, я… – ангел замялся, ища подходящее слово – запафакил? належал? зареунил? – …сильно проебался, – нецензурный вариант, судя по реакции Вари, подходил идеально. – Не знаю как. В общем, мне надо поговорить с ним. Иначе я с ума сойду. Пожалуйста! – Надо же, хоть кто-то начнёт разговаривать словами через рот! – Варя покачала головой, однако тут же указала пальцем в сторону лестницы и добавила: – Пьяное парнокопытное у себя. Пиздострадает. А я в наушниках – миритесь, сколько хотите, но перед этим поговорите уже, плиз, на вас долбоёбов невозможно смотреть. – Спасибо, спасибо, спасибо…! Даня обнял девчонку крепко, судорожно рассыпаясь в благодарностях, и вбежал по лестнице на второй этаж, попутно чуть ли не навернувшись. Бросив последний взгляд на Варю, ангел заметил, как её губы растянулись в тёплой подбадривающей улыбке. – Биба и Боба… – услышал Даня у себя за спиной прежде, чем оказаться напротив двери в спальню Азика. Отступать ангел не собирался, но и двинуться с места почему-то не мог – ноги отказывались двигаться. Не то свинцом налились, не то к полу приклеились, да и в голове стало шумно от навязчивых неприятных мыслей. Что если Дане не понравятся ответы? Что если ответов не будет вовсе? Что если…? Но за дверью что-то грохнулось с протяжным знакомым «блять», и ангел, забыв культурно постучать за возникшим беспокойством, надавил на ручку. В комнате стоял привычный полумрак – демон предпочитал «вайбы» и «эстетику» в виде неоновых малиновых, фиолетовых и алых надписей, жёлтых гирлянд и лава-лампы, в целом светивших неплохо, но на огромную комнату явно не хватало. Впрочем, их яркости было достаточно для того, чтобы Даня увидел Азика, лежащего на искусственном пушистом красном ковре и держащего в руке бутылку виски. Пустую. – Всё нормальн, всё нормальн, Варюх! – демон говорил сумбурно и глотал окончания. – Не мешай моим алкоритмам. – Может, алгоритмам? – ненавязчиво поправил Даня. – Не-е-е-е. Азик хихикнул, забавно сдул с лица чёлку и лишь после этого замер, осознавая, что к нему зашла не Варя. Медленно повернув голову в сторону двери, демон сощурился и попытался сфокусировать взгляд на ангеле. Какое-то время Азик просто молча смотрел, словно был не до конца уверен в том, что видит, и не исчезнет ли куда Даня. Когда отрицать очевидное оказалось уже невозможно, демон скривился, как от пронизывающей боли, и произнёс сквозь стиснутые зубы громко и отчётливо, заставляя ангела поёжиться от звучавшей в голосе ледяной стали: – Убирайся. Даня не сдвинулся с места, зато Азик резко приподнялся и рявкнул снова: – Пошёл вон, я сказал! Но Даня всё равно не торопился исполнять его приказ и спокойно ответил: – Нет. Нам нужно поговорить, Азик. – А, так ты не наговорился ещё? – уголки губ демона дёрнулись нервно, а вылезший хвост ударил по полу подобно хлысту. – Мало было, захотел ещё поиздеваться? Тогда говори, забирай свои шмотки и проваливай. «Получается, я правда что-то не то сказал», – подумал Даня и нерешительно сделал шаг вперёд. Дверь за ним захлопнулась. Отступать было некуда. – Я не знаю, что именно в моих словах тебя задело… – Ангел остановился в паре метров от Азика, нервно дёргая рукав свитера. Напряжение, повисшее в воздухе, можно было ножом резать. Кусая губы и с трудом не запинаясь, Даня виновато посматривал на демона. – Но мне жаль, и я прошу прощения за то, что обидел. Я не хотел. Р-рил не хотел… Они опять замолчали. А потом Азик подтянул колени к груди, прикрыл лицо ладонями и… затрясся. Сначала ангел ничего не понимал и не слышал, кроме учащённого дыхания и неразборчивого бормотания, пока демон резко не запрокинул голову и не засмеялся – громко, истерично, отчаянно. Такая реакция Даню пугала. Он не был к ней готов, откровенно говоря. Ожидал чего угодно – что Азик накричит, кинет в него чем, но не этого. Однако, несмотря ни на что ангел подошёл ближе и опустился перед демоном на колени, вслушиваясь в беспорядочные обрывки фраз сквозь смех. – Ты действительно не понимаешь… Ахаха… Ну конечно! Я думал, ты издеваешься. А ты банально не в курсах! Хахах… Новое поколение не в теме олдскульного шок-контента. Хах… – Азик, – со стороны его голос наверняка звучал жалко, – объясни. Пожалуйста, объясни мне, чего я не знаю? – Ничего ты не знаешь, – демон покачал головой, – ничего, мурзилка. Вот и весь прикол. Может, и хорошо, что не знаешь. Блаженны неведающие… – Но тебя же это мучает. Значит, это важно. Значит, я должен быть в теме. – Ты не понимаешь! – А ты не помогаешь мне понять! Ангел не понял, как сорвался и перешёл на крик. Наверное, его самого подобное удивило ещё больше, чем демона, затравленно смотрящего на Даню. Азик вцепился пальцами в волосы, покачнувшись. – Ази? – предприняв очередную попытку мягко позвал ангел. – Поделись со мной тем, что творится у тебя на душе. Умоляю. Демон вымученно улыбнулся и протянул руку к лицу Дани – тот сразу же прижался к ней щекой, потёрся ласково, наслаждаясь теплом ладони Азика, и прикрыл глаза ненадолго. Несколько секунд для ангела существовало лишь это прикосновение, полное и нежности, и горечи, и запахи – дорогого цитрусового одеколона демона, его собственной кожи и немного виски с колой. Можно было даже забыть об обстоятельствах – о ненужной ссоре, о надвигающемся Конце Света… Жаль, что всё хорошее имело свойство заканчиваться. – У меня нет души, мурзилка, ты забыл? Моя душа принадлежит Сатане. Слова Азика неприятно кольнули в груди. Даня не забыл. И испытывал тошнотворное, удушливое чувство безысходности каждый раз из-за того, что ничего не мог изменить. Впрочем, об этом он подумает в другой раз. Сейчас имелись дела куда важнее. Ангел поймал запястье демона и прижался губами к красноватым – «подрался или бил стену?» – костяшкам, ощущая, как Азик вздрогнул от столь трепетного жеста. – Не уходи от темы, – Даня отлично выучил приёмы демона, – ответь. Тебя беспокоит то, что я сказал про твои крылья? Ты стесняешься их? И поэтому отталкиваешь меня? – Я отталкиваю тебя, потому что не хочу, чтобы ты пал, Даниэль. – Что? Неверяще уставившись на Азика, ангел искал хоть какой-то признак, что сказанное было шуткой – улыбку, смешинки в карих глазах, в конце концов. Но ничего из перечисленного не находил. Демон говорил абсолютно серьёзно. – Как это связано с твоими крыльями? – Даня сжал чужую ладонь в своей, ощущая, как Азик дрожал. – Ты задаешь слишком много вопросов, мурзилка. Умных вопросов, за которые там, – демон ткнул пальцем вверх, – по головке не погладят. Ты уже сомневаешься в Боге. Ты уже трахаешься со мной. Не ищи то, что отдалит тебя от Него ещё сильнее. За прошедшее время Даня никогда не думал, что мог пасть за любовь к Азазелю, ведь Господь – всемилостивый и всепрощающий – есть любовь. Любовь ко всему сущему. И ангелы унаследовали её от Него, полюбив каждое творение Создателя. Так получилось, что Даниэль любил Азика больше всего на свете. Так получилось, что демон отвечал ему взаимностью. Неужели из-за этого ангела ждала участь падшего? Из-за этого и пары жалких вопросов… Осознание встало поперёк горла мерзким комом, а в следующий миг перед глазами Дани всё поплыло. – Нет. Нет, из-за этого нельзя пасть. Нет! – Даня… – Это неправильно! Несправедливо! Так не должно быть! Ангел задыхался. По щекам стекали горячие слёзы, и Даня чувствовал, как с каждой секундой становилось труднее дышать от переполнявшего его гнева. Ангела трясло от злобы и страха. Хотелось завыть в голос и, кажется, ангел правда выл, уткнувшись в плечо Азика, который столь бережно прижимал Даню к себе, гладил по волосам и спине заботливо. – Я понимаю, мурзилка… Лучше всех понимаю, – шептал демон, едва касаясь губами чужого уха. – Поэтому тебе не нужно знать больше. Ты самое светлое и прекрасное создание среди всех ангелов. Вот и оставайся таковым. Остановим Апокалипсис, и ты вернёшься в Рай – в то место, которому принадлежишь. Я не хочу, чтобы ты повторил мою судьбу. И не прощу себе, если ты падёшь из-за меня. Но ангел был непреклонен: – Я не откажусь от тебя. Даня отодвинулся, вцепившись в плечи Азика дрожащими пальцами, и посмотрел ему прямо в глаза. – Ты самое лучшее, что случалось со мной, слышишь? Я не откажусь от тебя, даже если мне придётся пойти против Бога. – Ты понятия не имеешь о том, что значит идти против Него! – в последней отчаянной попытке прошипел демон. – И ради какой безобразной, ублюдочной и жалкой твари ты собираешься сделать огромную ошибку – тоже понятия не имеешь! – Ну так покажи. Покажи мне, Азазель. Сложно сказать, что именно подействовало на Азика. То, как он устал прятаться от Дани? То, как бессмысленная затянувшая ссора добивала его? Или то, как ангел произнёс его имя? У Дани не было однозначного ответа. Тем не менее, демон поднялся. Вскочил, точнее, и отойдя в сторону, принялся трясущимися руками расстёгивать свою чёрную рубашку. Когда пальцы в очередной раз не послушались, Азик с остервенением вырвал пуговицы, и те разлетелись вокруг – стучали и катились по полу. Но ангел не замечал их – его внимание было полностью приковано к демону. Азик медлил. Обхватил себя руками за плечи и шумно втянул носом воздух прежде, чем бросить на Даню затравленный взгляд, полный сомнений и непередаваемого ужаса перед… неизбежным. Будто бы реакция ангела уже была предопределена. Не выдержав, демон отвернулся к стене. Он ссутулился – и от взора ангела не скрылось, как Азик сжал ладони в кулаки. А потом блестящая ткань соскользнула с красивых покатых плеч и упала к его ногам, обнажая белую широкую спину с россыпью родинок. Почему-то лишь теперь Даня вспомнил, что демон вздрагивал, стоило случайно коснуться его лопаток или провести вдоль позвоночника. Теперь, когда на гладкой бархатной коже проступали шрамы. Самые жуткие шрамы, которые доводилось видеть ангелу. Первые агатовые перья проклёвывались сквозь кожу нехотя, мучительно-медленно покрывая лопатки. Мучительно для Азика – Даня видел, как демон напрягся, и слышал, как хрустнули его костяшки. Но если даже такая малость, как несколько маленьких, совсем крохотных перьев, причиняла Азику боль, то ангел не мог и представить себе насколько невыносимой была агония от разрывающейся под давлением плоти. – Господи…