i come with knives (and agony)

Все не должно было закончиться вот так. Это должен был быть цивилизованный вечер, все должно было идти своим чередом: Кэйа должен был напиться, Дилюк должен был хмуриться за барной стойкой, а потом они должны были разойтись каждый по своим домам. Это их привычная рутина. Они живут так уже несколько лет. Но что-то идет не так. Абсолютно всё идет не так. Дилюк появляется у ворот Мондштадта к вечеру, на самом закате, весь испачканный в крови, и его тяжелый двуручный меч волочится за ним по каменной мостовой, оставляя звук скрежещущего металла отражаться эхом от стен узких улочек. У него все лицо в брызгах крови. Не его крови. Кэйа замирает на месте. А потом взгляд Дилюка находит его. — Ты, — одними губами произносит Дилюк, и что-то в его взгляде, в его выражении лица говорит Кэйе бежать. И когда Дилюк бросается на него, поднимая меч, Кэйа бежит. Он едва успевает отпрыгнуть, как на то место, где он стоял, приходится режущий удар острого лезвия. — Кучка бесполезных идиотов! — кричит Дилюк. В его надрывном, хриплом голосе Кэйа слышит отголоски той самой ненависти из злополучной ночи, когда он получил свой глаз бога. От этого голоса все внутри леденеет. — Вы опять занимались черт пойми чем, — Дилюк снова замахивается, и Кэйа едва успевает уворачиваться от тяжелых ударов, которые сметают все на своем пути, — пока в пригороде чертовы монстры калечили маленьких детей! Кэйа даже не успевает понять, о чем он говорит — у него и меч-то выхватить нет времени, потому что двуручный меч Дилюка обрушивается градом ударов. Деревянные балки лавки разлетаются в щепки. Осколки камней из мостовой разлетаются градом. — Бесполезные, — еще один взмах, — безмозглые, — лезвие промахивается всего на несколько сантиметров, — безответственные, — Кэйа едва успевает пригнуться, — куски дерьма! Кэйа не помнит, когда последний раз видел его таким — абсолютно сорвавшимся с петель и едва соображающим. Но он знает, что это и есть настоящий Дилюк. Когда по кромке черно-красного лезвия бежит пламя, то Кэйа чувствует его жар, и его губы сами растягиваются в улыбке. Пока Дилюк снова замахивается мечом, Кэйа успевает использовать это время для того, чтобы выхватить свой из ножен на бедре. Тонкое изящное лезвие рыцарей Фавония мало чем поможет против массива стали и пламени, но у Кэйи есть свой план. Он всегда был хорош в том, чтобы уворачиваться от ударов. И он умеет играть грязно. Одно движение руки — и камни под ногами Дилюка покрывает гладкий лед, и тот валится вниз, так и не закончив замах — неловко, проезжая по льду коленями, и Кэйе хватает этого времени для того, чтобы проскочить по лестнице вверх, к фонтану. Позади себя он слышит отчаянный и полный злости крик Дилюка — а потом рев пламени. Стена льда, которую он поднимает перед собой, крепкая и внушительная, но когда с ней сталкивается огромный огненный феникс Дилюка, то все вокруг застилает паром, и земля покрывается водой. Отовсюду слышны крики, кто-то зовет рыцарей, но Кэйа точно знает, что никто не придет их остановить. Никто не посмеет. — Мастер Дилюк, мы же можем просто поговорить, — зовет он сквозь завесу пара. Ему никто не отвечает. А потом он получает сильный удар под колено и валится вниз, едва успевая подставить руки, чтобы не разбить лицо о камни. — Уже поздно разговаривать, — слышит он голос Дилюка, а потом чувствует как носок его ботинка больно бьет в живот. Кэйа корчится от боли, рот наполняется металлическим привкусом крови, и, кажется, это сломанное ребро. Взмах меча. Он едва успевает откатиться, прежде чем тот вонзается между каменными плитами там, где секунду назад была его голова. Пар почти полностью рассеивается, и Кэйа видит перед собой Дилюка. Видеть его таким должно быть неимоверно больно. Это должно быть отвратительно, это должно приносить только горечь и разочарование. Это должно заставить Кэйю плакать впервые за пять лет. Но его сердце бьется сильнее не от страха. Потому что впервые за все это время он узнает Дилюка. Своего Дилюка. Кэйа смеется, так как не смеялся с самого детства, и лицо Дилюка снова перекашивает от злости. Он опускается вниз и опускается коленом на грудь Кэйи — сильно, еще сильнее, пока сломанное ребро не начинает болеть так невыносимо, что перед глазами темнеет — а потом его кулак врезается прямо в скулу Кэйи. Это больно, черт возьми, но Кэйа все еще смеется. Как же хорошо. — Как хорошо, — говорит он вслух, и кровь стекающая из его кажется разбитого носа течет прямо на губы. — Сделай так еще, Люк, я знаю что ты хочешь. — Заткнись! Дилюк отвешивает ему пощечину тыльной стороной ладони — о, как истинный аристократ, — и голова Кэйи тут же разворачивается в другую сторону, будто он марионетка. Жарко. Внутри так жарко, словно кто-то напихал внутрь горящих углей. Будто налил раскаленного олова. Будто руки Дилюка забрались ему прямо под кожу. — Как же я тебя ненавижу, — выплевывает горькие слова Дилюк, и Кэйа с нежностью ему улыбается, прежде чем его рука резко поднимается вверх и сжимается на горле Дилюка. — Я думал мы договорились не врать друг другу, — едва слышно говорит он, с любовью сжимая горло Дилюка, вгоняя ногти в гладкую белоснежную кожу. Дилюк инстинктивно поднимает обе руки к шее, пытаясь оторвать от себя Кэйю, и слегка отползает назад, но ему это только и надо. Кэйе нужно только слегка приподняться и поднять колено, чтобы оно вжалось в пах Дилюка, и он тут же чувствует приглушенный стон под пальцами, все еще сжимающими горло Дилюка. — Я же говорил, — смеется Кэйа. Дилюк смотрит на него так, будто готовится положить его в могилу. Наконец-то. — Я убью тебя, — сдавленно кричит Дилюк, отрывая руку Кэйи от себя и выворачивая ее до хруста в костях. — Попробуй, — шепчет Кэйа, прежде чем запястья Дилюка покрываются льдом. Дилюку хватает секунды, чтобы опомниться, и ледяные оковы тают под пламенем, разгорающемся под его кожей. Злость Дилюка всегда ему шла — но всегда заставляла фокусироваться на чем-то одном, не обращая внимания на остальное. Игнорируя боль в руке, Кэйа срывает с пояса Дилюка Глаз Бога и отшвыривает его так далеко, как только может, и горячая кожа Дилюка мгновенно холодеет. — Ублюдок, — успевает выругаться он, прежде чем вскочить на ноги и броситься за Глазом Бога, но Кэйа никогда не играл честно. Он бьет его носком ботинка по лодыжке, заставляя споткнуться и рухнуть на камни, и успевает встать прежде, чем Дилюк доползает до цели. Он берет его за волосы — о, как удобно это делать, когда Дилюк носит их вот так, в хвосте, — и поднимает его голову все выше и выше, заставив выгнуть спину. Дилюк морщится от боли, но не перестает смотреть с пылающей ненавистью, когда Кэйа наклоняется к нему так, что его дыхание касается щеки Дилюка. Это самое красивое, что Кэйа видел в своей жизни. И когда Кэйа резко опускает его голову вниз — так, чтобы со всей силой ударить о каменные плиты, то все становится еще прекраснее. Он пинает Глаз Бога еще дальше, пока тот не закатывается под деревянный прилавок, и прижимает Дилюка к земле своим весом, прежде чем снова заморозить его запястья — и надежно закрепить их к плитам. — Слезь с меня, — пытается вырваться Дилюк, и Кэйа слышит его сбитое дыхание, чувствует его напряжение даже через плотную ткань его одежды. У него самого от этого сбивается дыхание. Он снова заставляет Дилюка поднять голову и повернуть настолько, насколько возможно. Теперь на лице Дилюка не только чужая засохшая кровь — его собственная, алая, как цвет его волос, как его Глаз Бога, как ярость в его глазах. Как же Кэйа в него влюблен. Дилюк извивается под ним в напрасных попытках высвободиться, и Кэйа какое-то время любуется им, прежде чем надавить на его затылок и заставить прижаться щекой к земле. — Ты хороший актер, лучик, — шепчет Кэйа, наклоняясь к уху Дилюка, и чувствует как по его коже бегут мурашки. — Перестань ломать комедию. Я знаю, что тебе это нравится. — Иди нахуй, Кэйа, — выплевывает Дилюк, и Кэйа нежно гладит его по волосам. — Повторишь это погромче? — просит он, и Дилюк смотрит на него через плечо. Если бы взглядом можно было бы убивать, то Кэйа давно был бы мертв. Какое счастье, что это не так. — Что дальше, Люк? — продолжает Кэйа, спускаясь рукой к шее Дилюка, и снова обхватывает ее — пока что едва-едва, почти нежно. — Будешь сопротивляться дальше? Ты же знаешь, мне так даже больше нравится. — Я убью тебя, — обещает Дилюк, и Кэйа только смеется в ответ. Он знает, что это заставляет Дилюка закипать с новой силой — и вот он снова отчаянно пытается вырваться, выдернуть руки из ледяных оков, и на его запястьях Кэйа видит кровь. Красиво. Дилюк красивый. Кэйа позволяет Дилюку думать, что он правда может отбросить его — постепенно приподнимается и подается назад, но когда его пах касается ягодиц Дилюка, то тот замирает и утыкается лбом в каменные плиты. — Так что, Дилюк? — снова шепчет ему Кэйа. — Мы можем и дальше притворяться что у тебя есть шанс меня победить, но я в любом случае могу прямо сейчас разорвать на тебе всю твою одежду и трахнуть прямо здесь, на глазах у всех этих людей. Дилюку едва хватает сил приподнять голову, чтобы увидеть что из-за всех углов и выходящих на площадь окон на них смотрят люди, и снова пытается уткнуться лицом вниз, но Кэйа не дает ему этой возможности. Он снова тянет его за волосы и еще раз толкается бедрами вперед — и слышит тихий, протяжный стон, который срывается с губ Дилюка. — Тебе ведь нравится эта идея, да? — улыбается Кэйа. Он знает, что Дилюк отчаянно хочет спрятаться, закрыться, но такой роскоши он ему не предоставит. Рано или поздно нужно взглянуть в лицо своим желаниям. — Что же скажут люди, увидев своего драгоценного принца и защитника, который стонет на улице при свете дня под своим братом? Дилюк почти скулит, когда Кэйа свободной рукой поднимает его бедра выше, заставив встать на колени — так, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что происходит. — Клянусь, на тебе живого места не останется, Люк, — жарко шепчет ему Кэйа. — Синяки, царапины, кровь, сперма... Все, что тебе так нравится. — Кэйа, хватит, — в голосе Дилюка все еще есть злость, но под ней прячется что-то еще — то самое, что Кэйа помнит словно из прошлой жизни. Что-то, что принадлежит его Дилюку — такому, каким он его помнит. — А потом, — еще один толчок бедрами, и Кэйа видит, как по щекам Дилюка начинают течь слезы, — я оставлю тебя здесь. Как думаешь, сколько человек захотят с тобой развлечься? Я обещаю, тебе это понравится. По всему телу Дилюка проходит дрожь, и от его сбивчивого дыхания сердце Кэйи начинает биться сильнее. — Кэйа, пожалуйста, хватит, — почти кричит Дилюк, и в тот же момент Кэйа одним движением руки заставляет ледяные кандалы рассеяться, и поднимает Дилюка с земли за шиворот, как тряпичную куклу. — Расходитесь, — Кэйа кричит толпе, попутно заламывая внезапно обмякшему Дилюку руки за спину. — не на что смотреть, дальше с нами разберется Ордо Фавониус. Он демонстративно толкает Дилюка перед собой по направлению к зданию рыцарей и старается не обращать внимания на перешептывания за спиной. — Теперь только и будет разговоров, что о тебе, мастер Дилюк, — шепчет ему на ухо Кэйа, прежде чем они сворачивают в один из переулков. — Но ты ведь только и рад? Дилюк упрямо отворачивается и еле переставляет ноги. Так дело не пойдет. — Отвечай мне, Люк, — приказывает Кэйа, выворачивая Дилюку изрезанные льдом запястья. — Да! Да! — сдавленно кричит Дилюк, выгибаясь от боли, и еще больше слез проливается из его красивых глаз цвета крови. — Шлюха, — улыбается так близко к его лицу Кэйа. А потом его спина резко сталкивается с каменной стеной ниши одного из домов. От удара нестерпимо болит грудь — скорее всего сломанное ребро, о котором Кэйа забыл в приливе адреналина, но все это меркнет перед тем как Дилюк снова бьет его в лицо — до хруста, так чтобы затылок стукнулся об стену — а потом падает перед ним на колени. У Кэйи все плывет перед глазами, но даже так это самая прекрасная картина на свете. Дилюк, его Дилюк, весь в крови и слезах, стоит перед ним на коленях и торопливо расстегивает ремень на его брюках. — Лучик, — со смехом тянет Кэйа и нежно зарывается рукой в растрепанные волосы Дилюка, которые давно перестали держаться в хвосте и непослушной гривой рассыпались по плечам. — Закрой свой рот, — огрызается Дилюк, и Кэйа даже не успевает бросить в ответ саркастичную ремарку, потому что влажные губы Дилюка касаются его члена. — О боги, — резко вдыхает воздух Кэйа, и тело тут же пронзает резкая боль. То ли от сломанного ребра, то ли от ощущения зубов Дилюка на чувствительной коже. — Маленькая дрянь, — шипит Кэйа, сжимая руку в волосах Дилюка, и тот на мгновение поднимает голову. В его глазах Кэйа видит что-то безумное, дикое, как лесной пожар. И впервые за много лет на губах Дилюка, все еще прижимающихся к члену Кэйи, видна улыбка. — Ты знаешь, что делать, — тихо выдыхает Дилюк. О, Кэйа знает. — Раскрой рот пошире, лучик, — обманчиво-нежно говорит Кэйа, проводя подушечкой большого пальца по нижней губе Дилюка, едва скользит внутрь и надавливает на язык — и Дилюк позволяет ему. — И не вздумай кусаться. А потом он толкается в тесноту рта Дилюка так сильно, как может. В том, как он обхватывает голову Дилюка и тянет его на себя, заставляя взять член еще глубже, нет ничего нежного. Он чувствует тесноту его горла, чувствует как Дилюк давится и пытается отстраниться, но правила есть правила. — Давай, — издевательски подбадривает его Кэйа, толкаясь с каждым разом все глубже и глубже, игнорируя пальцы Дилюка, впивающиеся в бедра — до тех пор, пока нос Дилюка наконец не касается дорожки жестких волос внизу живота. — Вот так, — выдыхает Кэйа, опрокидывая голову. — Вот так, умница, Дилюк, как хорошо. И это действует на Дилюка почти так же сильно, как удары, потому что он стонет, и вибрация передается Кэйе, и, боги, он так долго не продержится. Без лишних слов Кэйа продолжает толкаться бедрами сильнее и сильнее, игнорируя Дилюка и его отчаянные стоны, снова и снова, до тех пор, пока не чувствует, что больше так не может. — Сейчас я кончу, — предупреждает он Дилюка, не замедляясь ни на секунду, — и ты проглотишь все, как хороший мальчик, понял меня? Он не дожидается ответа. Раз. Два. Три. Он кончает с именем Дилюка на губах, так сильно вцепляясь в его волосы, что белеют костяшки пальцев, и тяжело дышит, закрыв глаза. Когда Дилюк выпускает его член из тесноты своего рта с влажным, пошлым звуком, Кэйа открывает глаза — чтобы увидеть Дилюка с приоткрытыми распухшими губами. — Все до последней капли, — тихим, хриплым голосом говорит Дилюк. Кэйа готов умереть на месте. Он поднимает Дилюка с коленей, и тот явно едва понимает, что происходит, когда Кэйа разворачивается и прижимает его к стене, на которую облокачивался сам всего пару секунд назад — но его взгляд тут же фокусируется, когда рука Кэйи лезет под пояс его брюк. — Ты так хорошо справился, — целует Дилюка в висок Кэйа, и тот может только стонать, когда прохладные пальцы Кэйи сжимаются вокруг его члена. — Мой хороший мальчик. Дилюк цепляется за плечи Кэйи так, будто боится упасть — может быть так и есть, но судя по тому, как он отчаянно подается бедрами вперед, даже не в такт движениям Кэйи, быстро и хаотично, долго ждать не придется. — Давай, Люк, — говорит ему Кэйа, и сжимает пальцы так, чтобы стало еще теснее. — Сейчас. Дилюк кончает как по команде — с громким стоном и трясущимися ногами, и держит его только вес Кэйи, прижимающего его к стене. — Это тебе, — говорит ему Кэйа, поднося испачканные спермой пальцы к губам Дилюка, и тот затуманенным взглядом смотрит на Кэйю, но послушно открывает рот, облизывая каждый палец горячим, влажным языком. У Кэйи окончательно отказывают ноги — от боли, от удовольствия, от усталости, и он валится на землю, утягивая едва остающегося в сознании Дилюка. Они дышат почти в унисон — переплетенные тела в темной нише узкого пустого переулка, покрытые кровью и уличной грязью. А потом Кэйа смеется. От абсурдности ситуации, от все еще играющего в организме адреналина, от счастья, от того, что в его руках сейчас Дилюк. Его Дилюк. — Я так скучал по тебе, — говорит он, и Дилюк непонимающе хмурит брови. — Я люблю тебя. Этот поцелуй похож на тот самый первый, который случился еще когда они были совсем юными, на закате на берегу сидрового озера. Их губы едва касаются, и горячее дыхание обжигает кожу — а потом они оба подаются вперед. Это похоже на возвращение домой. Это похоже на воспоминания о прошлом, которые возвращаются с первым весенним ветром. И когда Кэйа углубляет поцелуй, а Дилюк обвивает руки вокруг его шеи, то это похоже на рай. Но в том, как Дилюк кусает губы Кэйи до крови и тот возвращает все стократно, нет никакого рая. Но это все еще именно то, что напоминает о прошлом. — Дилюк, — выдыхает Кэйа, слизывая соленые капли крови с губ Дилюка и чувствуя как ногти впиваются в его шею сзади, — спасибо, что вернулся ко мне. Дилюк делает вид, что не понимает о чем он — хотя может быть он правда не понимает. Но это не так важно. Потому что сегодня Кэйа держит в своих объятиях того самого Дилюка, которого любил все эти годы отчаянно и без оглядки. Потому что в огне нет никакого смысла, если оставить его гореть на фитиле свечи. Огонь должен сжигать все вокруг дотла — и Кэйа с радостью готов гореть.