Мальтийский крест

Юсуф не помнит, кто из них был первым. - Наверняка ты, - улыбается Никколо, и его голубые глаза лучатся, как весеннее небо на рассвете. - Ты всегда понимаешь всё первым. - Но не всегда первым чувствую. - Уверен? - Его пальцы касаются руки Юсуфа, согревая её, и проскальзывают в выемки между суставами его пальцев. - Помнишь, тогда, на Мальте?.. Юсуф поднимает бровь, намекая на очевидный вопрос - но на самом деле он догадывается, что услышит в ответ. Тогда на Мальте их первый раз взяли вдвоём. Даже не за колдовство и не за пособничество дьяволу - тот уединенный монастырь был в этом веке уже христианским - а за то, что сочли простым и низким содомским грехом. Никки ещё могли бы простить эту ошибку - братья нуждались в храбрых и пылких крестоносцах - если бы человек, с которым его застали в одной постели, не был сарацином. Позже Никки смеялся, что они должны бы дать клятву перед Богом, какого каждый знает, что ни один из них не позволит убить другого никому, кроме себя. - Ты убивал меня и без всякой клятвы, - замечает Юсуф, глядя на него из-под чёрных ресниц. - Не единожды. - Как и ты меня. И многих других. Но, встретив тебя, я больше не желаю такой распутной жизни. Ночью Юсуф приносит эту глупую клятву, гладя его по волосам, и Никколо улыбается во сне, будто слышит. Но в тот день, когда их обоих допрашивали братья во главе с настоятелем, обоим было не до смеха. Они оба ещё не встречали других бессмертных, оба могли только догадываться, сколько возрождений ещё отведено каждому, и когда один из солдат копьем размахнулся в сторону стены, у которой Никколо слишком откровенно проповедовал братскую любовь, - Юсуф, не задумываясь, бросился наперерез. Копье пробило рёбра и лёгкие обоим одновременно, пригвоздив их друг к другу буквально намертво. Юсуф до самой смерти не знал, чью боль он чувствует и чьё сердце сейчас, сбиваясь, останавливает ход. Возможно, именно с этой смерти у них оно осталось одно на двоих. Спустя время Юсуф просыпается в сыром подвале монастыря, и рука Никки сжимает его собственную, с обегчением грея холодные пальцы. Вокруг лежат тела. Свежие, ещё недавно бывшие истовыми братьями этой обители, - в пламени зажженной свечи Юсуф узнает искажённое лицо одного из младших, - сейчас обезображены крупными нарывами и чёрными язвами. На некоторых их больше, чем людской плоти, некоторые вскрыты в попытке выпустить смертоносный гной. Резкий, приторно-гнилостный запах узнают они оба. - Чёрная смерть, - выдыхает Никколо, глядя с болью в глазах на тех, кто намеревался предать его позорной казни. - Господь милосердный... - Идём, - говорит Юсуф, снова находя его руку. - Идём отсюда. Потом они сжигают тела, едва ли не весь монастырь, который чума выкосила, словно огонь - сухую траву, оставляя только мёртвую черноту и запах, похожий на тот, что они оба помнят с бесчисленных полей брани. Никки читает по ним молитву, чтобы его Бог принял их души, не глядя на их заблуждения, а Юсуф тихо просит у своего, чтобы чума не пошла дальше, во всяком случае, не пошла открыто, обнажив лицо при свете дня. Крест для монахов ставят один, общий, на краю скалы, под которой захоронены кости и пепел. Они сжигают большую часть своей одежды и вещей, тщательно коптят в пламени и чистят солью то, что ещё можно унести. Молча, иногда встречаясь взглядами - смерть требует уважения. Чёрная Смерть - особого уважения, если не хочешь принести миру больше страданий, чем дозволят небеса. Лишь один раз Никки подходит к нему и, глядя в глаза, кладёт ладонь на его рёбра в том месте, где побывало копье. Юсуф так же молча прижимает эту руку к своей груди, а затем касается губами его ладони, показывая, что понимает. На всё воля Всевышнего. Кто бы из них ни принёс в своей груди чуму, связанную их благословенной силой, словно пленника, - теперь они почти наверняка несут её оба. И, возможно, им обоим придётся умирать от неё снова и снова, возвращаясь рука об руку, только чтобы однажды понять, где кончается эта дорога, по-прежнему не разжимая рук. Но те, кто попытается добираться до сердца любого из них, лезвием ли, пулей или острым скальпелем, - этого уже не узнают.