Разбитый

Казалось, сердце разрывалось на тысячи маленьких кусочков, собрать которые просто невозможно. Раз за разом они причиняли невыносимую боль, заставляя слезам скапливаться на глазах. Но принц не позволял скатиться даже одной. И каждая слеза, так и не вышедшая на волю, увеличивала боль в два, а то и в три раза. Голова настолько сильно болела от мыслей, что мальчишка потерял всякую надежду на здоровый сон. Постоянно рассеянный, постоянно уставший, он из последних сил цеплялся за любой крошечный огонек света, который мог принести ему хотя бы каплю тепла. Одним из таких огоньков был Акира. Когда Акира приезжал, Хидеко почти не разговаривал с ним. Но его руки начинали дрожать каждый раз, когда другу нужно было возвращаться домой. Хидеко обнимал его, сжимая в руках одежду и не мог отпустить от себя ни на шаг дальше. Их минуты прощания всегда затягивалась на полчаса, а то и на час. Принц всеми силами удерживал его рядом с собой до последней минуты. Время они проводили в полной тишине: в библиотеке или саду. Если выбор пал на библиотеку, Акира украдкой наблюдал совершенно пустой взгляд Хидеко, направленный на страницы книг. В такие моменты сердце сжималось настолько невыносимо больно, что хотелось оказаться на месте Оджи. О… Оджи. Акира и Хидеко прекрасно понимали друг друга. Им не требовались лишние слова, чтобы описать свою боль. Достаточно было одного взгляда или лёгкого прикосновения руки. Друг хотел забрать Хидеко с собой. Забрать из этого дворца, привести в свой маленький дом и укрыть от всех проблем под теплым одеялом, напевая тихую мелодию на ночь, чтобы Хидеко мог спокойно уснуть и видеть самые лучшие сны. Он так часто об этом мечтал, что иногда ему казалось, что это действительно было. Спокойно спящий Хидеко с легкой улыбкой на лице и они с Оджи, под слабым светом свечи читающие свою любимую книгу, лишь иногда бросая взгляд на старшего близнеца. Если местом времяпровождения оказывался сад, ситуация становилась хуже в разы: Хидеко, так любивший все сладости этого мира, ни разу не прикосался ни к чаю, ни к ним. Взгляд и плечи опущены, сам он смотрит то ли в блюдце, то ли в никуда… Мог поднять тяжелый взгляд на Акиру, и тогда второй лучше всего на свете понимал, насколько устал маленький принц. Чтобы не думать об Оджи, Хидеко изводил себя различными тренировками, особенно фехтованием, учебой, катанием на лошадях, но все это не имело никакого смысла. Все старания обращались крахом. Мысли все равно возвращались к младшему брату. Где он? С кем? В тепле ли? Уюте? Ему хорошо? Плохо? Насколько? Он голоден? Ранен? Избит? Кто его окружает? С какими он людьми? У него есть друг? Почему… Почему он не возвращается домой? Кто, кто, КТО посмел украсть самое драгоценное, что было у маленького принца?.. В тот день Хидеко впервые пошел в Храм. Переступив порог, его сперва окутало лёгкое недомогание. Но с каждым пройденным шагом он чувствовал, как плечи становились все тяжелее и тяжелее, как не хватало воздуха в легких. Он падает на колени перед прекрасной статуей двух богов лотоса. Совершенно беспомощный, совершенно измученный, он раз за разом повторяет одни и те же молитвы в абсолютном одиночестве. Оджи вернулся. Этот день Хидеко запомнил на всю свою жизнь. Ведь никогда сердце не кололо настолько сильно, никогда ему не хотелось настолько выть и скулить от боли, как когда он впервые за полгода взглянул на своего горячо любимого брата. В ту ночь Хидеко рыдал. Он впервые позволил себе не сдерживаться и плакать громко, срываясь на крик. Он отчаянно заглушал себя всем, чем мог, пихая в рот одеяло, утыкаясь в подушку. Но не было на свете никого, кто бы мог его успокоить в этот момент. Ложь. Его мог успокоить Оджи. Оджи, который сказал бы, что все хорошо и все произошедшее — плохой сон, а им давно пора пойти играть под яркими лучами солнечного дня. Только голос родного брата, только его теплые объятья могли помочь уснуть. Но их не было. И не будет. Оджи никогда не будет таким, как раньше. Снова потерять Оджи — единственное, что заставляет Хидеко просыпаться в холодном поту и бросать взгляд на спящего Оджи по сей день. Плохой сон, ужасная мысль, отвратительные воспоминания — неважно. Он снова и снова, снова и снова будет беспомощно лить слезы.