Желание

Просьба законна моя: пусть та, чьей жертвою стал я, Либо полюбит меня, либо обяжет любить. Многого я захотел!.. О, лишь бы любить дозволяла!.. Пусть Киферея моей внемлет усердной мольбе. Не отвергай же того, кто умеет любить без измены, Кто с постоянством тебе долгие годы служил. (Публий Овидий Назон)

В воздухе висел тяжелый запах сырости. За пределами полуразрушенной башни стучал проливной дождь. Единственная мебель, поеденная гнилью, в составе двух сломанных стульев была пущена на костер, который, однако, скорее тлел, чем горел; дождь проникал в щели, капал с потолка, так что мне пришлось несладко, прежде чем я нашла место, где бы на меня ничего не капало в этой проклятой башне. И угораздило же нас попасть в такой ливень посреди леса. - Как же здесь мерзко, - пожаловалась я скорее сама себе, но Цицерон отозвался: - Да, моя Слышащая, но что поделать! Было бы намного хуже, если бы мы не нашли эту развалину и остались бы в лесу! Мне не хотелось говорить. Я легла прямо на голый деревянный пол рядом с нашим убогим костром, надеясь, что засну и ночь пройдет быстрее, но мои глаза упорно не хотели закрываться, поэтому я просто наблюдала за слабым горением отсыревших стульев. У меня было только одно желание – оказаться в теплой сухой постели в какой-нибудь чистой таверне, предварительно вкусно поужинав. Как же счастливы простые работяги, крестьяне, ремесленники – все те, кому не приходится шляться даэдра знает где под проливным дождем. Да, хорошо, что мы хоть башню нашли. Мои волосы все еще были мокрыми, от чего мне было зябко и противно. Да уж, солдатская жизнь явно не для меня. Я закрыла глаза, представив себя на мгновение не здесь. Как было бы славно сейчас выпить чего-нибудь горячительного, совсем чуть-чуть, чтобы согреться. Я даже смогла представить на языке сладкий вкус медовухи. Тепло бы так приятно разлилось по телу, все члены бы обмякли, налились негой… Оказаться бы в объятиях… кого? Я открыла глаза и вздохнула. Даже не могу представить, какого мужчину я бы сейчас хотела, мне уже давно никто не нравился. Но тело желало прикосновений и тепла. Тепла особенно. Я поежилась и приподнялась. Слабый костерок освещал второй этаж башни, на котором мы разместились, но он был таким крохотным, что мы с Цицероном едва помещались около костра. Хранитель посмотрел на меня. - Почему ты не спишь, Слышащая? – спросил он. – Не спится? Сейчас начнется. Цицерон слишком много говорил. За эти недели, что мы вместе, мне уже несколько раз самой хотелось его убить, хоть я и всячески себя сдерживаю: в конце концов, ни один наемник не годился ему в подметки. - Не спится, - согласилась я. Хранитель широко улыбнулся. - Если тебе холодно, Цицерон может тебя согреть, - радостно сообщил он, и мне стало как-то не по себе. Я не сразу нашла, что ответить. Цицерон всегда был жутким типом; то, как одержимо он любил убивать, с каким наслаждением он бросался в бой с любым врагом, и то, с какой рабской самоотверженностью он меня защищал, вызывало во мне трепет и восхищение, но в то же самое время очень пугало. Поэтому я одергивала себя всегда, когда злилась на него. Поэтому я предпочитала с ним не спорить – слишком ярко я видела перед собой картины, в которых он режет, колет, потрошит, душит голыми руками, расчленяет свою жертву, хохоча и забрызгиваясь весь чужой кровью. Его жестокости и кровожадности не было предела. По моей коже снова пробежали мурашки. - Если ты этого хочешь, - несмело ответила я. Хранитель лег рядом, за моей спиной и резво просунул свою руку под моим телом, обхватил мои руки – и так я оказалась в его объятиях. Надо бояться своих желаний. Его кожа была удивительно горячей. - Тебе что, совсем не холодно? – удивленно спросила я. - Ну, вообще здесь и правда не холодно, моя Слышащая, - ответил он. – Наверное, ты просто промокла. Цицерон тоже промок, его рыжие волосы были такими же мокрыми, как мои. Я решила ничего не отвечать. Какой же он все-таки странный. Он был лучше всех, с кем мне доводилось путешествовать, с ним я могла не бояться за свою жизнь: он все умел и, возможно, был готов даже погибнуть ради своей Слышащей. Но так ли хорошо я его знала? Он много говорил, а я почти не слушала. Почти не вступала с ним в диалог. - Цицерон, - негромко позвала я, - чего бы сейчас хотел? На миг воцарилась тишина. Наконец Хранитель подал удивленный голос. - Ты хочешь знать, Слышащая, о желаниях скромного Цицерона? - Ну да, - ответила я. – Я бы, например, все сейчас отдала, чтобы оказаться в какой-нибудь теплой таверне. Цицерон хихикнул. - Ой, Цицерон не может тебе сказать, чего хочет, - сказал он. – Боюсь, что милая Слышащая может этого испугаться. Я повернула к нему голову. Что за таинственность? - Испугаться? – повторила я, фыркнув. – Кто я, по-твоему? Если твое желание не заключается в том, чтобы, например, отрезать мне голову, то я вряд ли этого испугаюсь. Хранитель снова захихикал. Это заставило меня похолодеть – неужели он хотел бы чего-то подобного? Видимо, на моем лице отразилось то, о чем я подумала, и Цицерон затараторил: - Нет, нет, моя Слышащая, ничего подобного! Как ты можешь думать такое о своем верном Цицероне? Как нехорошо! Цицерон никогда не обидит Слышащую! Я пригляделась к его лицу. Нет, он мне никогда не врал. И все же с того самого момента, когда он попытался убить Астрид прямо в убежище, Цицерон вселял в меня одновременно ужас и восторг. - Чего ты тогда хочешь? – спросила я. Его нежелание говорить меня заинтриговало. Если бы он ответил простое «ничего», я бы не стала к нему приставать. Хранитель ничего не ответил, что было для него очень необычно. Он ближе придвинулся к моей спине; я ощутила тепло, которого мне так не хватало. Я вжалась в него сильнее. Его руки обхватили мои пальцы, осторожно погладили кожу, поднялись к запястьям. Какие же руки у него удивительно нежные. Никогда бы не подумала. Когда Цицерон прижался к моему плечу и подобрался к моему уху, я затаила дыхание от внезапной догадки. - Тебя, моя Слышащая. Мое лицо моментально запылало, а пальцы на руках и ногах начали холодеть. Внутри меня что-то заныло, затрепыхалось, и я замерла, будто вросла в этот сырой деревянный пол, боясь даже дышать. Я не понимала, что мне с этим делать. Цицерон обхватил мои запястья, зарылся лицом в мои влажные волосы – на миг мне показалось, что он может сделать со мной сейчас все, что угодно. Но не сделает. Нет, не должен. Он никогда меня не обидит. - Что, испугалась, моя Слышащая? – хихикнув, спросил он. Это что, нелепая шутка? Вырвавшись из его рук, я перевернулась на спину и встретила его странный, пылающий, кровожадный взгляд. По моей коже пробежала мелкая дрожь. Я сглотнула ком, подступивший к горлу. - Давай больше без подобных шуток, - серьезно произнесла я, стараясь выглядеть как можно более суровой. Цицерон усмехнулся, прищурился и опустился подбородком мне на грудь. - А кто сказал, что это шутка? Я внимательно всмотрелась в его смеющееся лицо, пытаясь понять, что же он на самом деле имеет в виду. Хранитель не сводил с меня своих темных быстрых глаз. Решил поиграть со мной? Мое лицо все еще горело. Волнение начало разливаться по всему телу уверенными волнами. Я поймала себя на мысли, что Цицерон, должно быть, был очень даже красив в юности – сейчас он тоже хорош собой, но что-то пугающее в его взгляде меня отталкивало. Он слишком… Одержимый. Я повернулась обратно на бок, не зная, что еще сказать. Мне не хотелось выяснять, говорил ли он правду. Отвернувшись от Хранителя, я почувствовала, как кровь опять прилила к лицу. Цицерон обнял меня снова. - Ну вот видишь, моя милая Слышащая, - растягивая слова, проворковал он. – Цицерон же говорил, что ты испугаешься. Цицерон тебя хорошо изучил! Я хмыкнула. - Я тебя не боюсь, - искренне сказала я. – Просто я не всегда понимаю, когда ты говоришь серьезно, а когда нет. Мне сейчас не до шуток. Хранитель придвинул меня к себе вплотную, словно куклу, прижался ко мне всем телом; его руки осторожно провели мне по животу, по талии, по бедрам. - Мне тоже, моя Слышащая, - прошептал он мне на ухо. Мое сердце застучало так быстро и громко, что я побоялась, что он его услышит. Это мне снится? Неужели Цицерон действительно… хочет меня? Это не шутки, не игры с целью поиздеваться или напугать меня, а его настоящее желание? И он все это время смотрел на меня вот так, как несколько минут назад, положив мне голову на грудь? Я не могла пошевелиться. Его прикосновения были так горячи и приятны, что я, затаив дыхание, судорожно размышляла, что же мне теперь делать. Цицерон остановил свои руки на моих бедрах и больше ничего не предпринимал. Во мне начинал разгораться огонь – впервые за время пребывания в этой сырой башне я ощутила, что согрелась. Кровь стучала в ушах. Расхрабрившись, я хмыкнула. Нет, он меня не смутит, он будет подчиняться мне, что бы я ни сказала и что бы ни сделала. - Значит, - негромко проговорила я, - ты меня хочешь? И давно? Я сильнее вжалась в него бедрами. Если не думать о том, что это Цицерон, жуткий, жестокий и фанатичный маньяк, то можно даже получить удовольствие. Меня все еще потряхивало от волнения, но жар упорно разливался по телу, опускался в низ живота. Его руки были такими нежными. Я сжала ноги. Пальцы Цицерона легонько провели по моему бедру вверх. - Ну, Слышащая, - начал он, - теперь трудно сказать. Давно. Да, давно, моя милая Слышащая! Ты только сейчас это поняла, верно? Его пальцы проникли под мою куртку. Неужели он воспринимал то, что я никак не сопротивляюсь, как мое согласие? Наверняка так и есть: что еще ему думать? Я ведь сама только что прижалась к нему, ерзала, двигалась, пытаясь физически ощутить его желание. Но действительно ли я была согласна на большее? Мое сердце забилось тяжелее. Цицерон осторожно поглаживал мою кожу, которая периодически покрывалась мурашками. Он не торопится, прощупывает почву, боится меня спугнуть. Прямо как самый обыкновенный нормальный мужчина. Давно, надо же! Мне ярко вспомнилось Фолкритское убежище, его полутемные своды, его комнаты, красный витраж Ситиса, лестницы, залы, пруд – никогда раньше я не обращала особого внимания на обстановку вокруг, не вспоминала эти помещения, которые теперь заброшены или разрушены. Но сейчас меня моментально накрыло волной жгучего трепета от мысли, что Цицерон думал и фантазировал, как прижал бы меня к одной из этих стен, как повалил бы меня на кровать или сразу на пол, как забрался бы ко мне между ног. От этих мыслей мне стало так горячо, что я задышала тяжело и шумно, задвигалась – и Хранитель медленно прошелся рукой под моей курткой по ребрам, почти настиг груди и остановился. Между ног у меня стало невероятно влажно. Каким бы он был со мной? Жестоким и грубым, как со своей жертвой? Или нежным и осторожным, как сейчас, когда он не еще не знает наверняка, какой будет моя реакция на его действия? Было какое-то мучительное, опьяняющее удовольствие в том, что он был чудовищем со всеми, но не со мной. - Чего бы ты именно хотел? – выдохнув, прошептала я. – Расскажи мне. Цицерон ответил не сразу. Я почувствовала, как он приблизился к моему уху. - Чего бы хотел Цицерон? – хихикнув, повторил он. – Чтобы милая сладенькая Слышащая позволила себя ласкать и трогать. Чтобы Слышащая наконец-то ответила на страдания бедного Цицерона! Его объятия вдруг стали крепче, настолько, что мне сперло дыхание; его руки поднялись выше и коснулись моей разгоряченной груди – это так обожгло мою кожу, что я, поразившись на мгновение происходящему, вздрогнула и засопротивлялась. Я вывернулась из рук Хранителя и оказалась на спине. Наши взгляды встретились. Растрепанный без своего шутовского колпака, Цицерон был похож на зверя – в его взгляде снова было что-то страшное, то, что всегда меня ужасало и восхищало в нем. Видимо, испуг на моем лице был слишком заметен, потому что спустя несколько секунд его взгляд смягчился. Мое сердце билось, как сумасшедшее. - Подожди, - выдохнула я. – Подожди, не надо. Цицерон быстро заморгал. Вдруг он показался мне растерянным, взволнованным – Хранитель тут же убрал руки и слегка отодвинулся от меня. - Хорошо, моя Слышащая, - ответил он. Меня так запутали нахлынувшие чувства, которые, казалось, оголили все мои нервы, что я не смогла разобрать по выражению Хранителя, что чувствовал он. Цицерон отвел от меня взгляд, сразу притихнув, словно зверь, получивший плеткой от дрессировщика, отодвинулся еще немного. Я почему-то не дала ему этого сделать, вцепившись в его руки. Хранитель осторожно поднял на меня темные глаза. Я совершенно не могла понять, чего хочу, и только одно было понятно: мне явно не хотелось, чтобы он был далеко от меня. Без его прикосновений мне сразу стало холодно. - Поцелуй меня, - прошептала я. Цицерон посмотрел на меня с недоверием. Только в этот миг я осознала, что хочу его; все в нем показалось мне таким привлекательным и желанным, что я задрожала: и его жестокость, и одержимость, и рабская верность – все это сейчас больше влекло, чем пугало. Хранитель склонился ко мне и поцеловал в губы. Что я делаю? Желание – еще не повод принимать таких безумных решений. Это же Цицерон, тот самый, помешанный на Матери Ночи и Братстве, тот самый, который убивает без жалости, с леденящим душу маниакальным наслаждением. Как я могу так себя вести с ним? Его язык все увереннее касался моего, проникал в мой рот. Я обхватила Хранителя руками, притянула его к себе, чтобы ощущать его тело и его жар. Как же мне хотелось раздвинуть ноги, как хотелось, чтобы он вошел в меня прямо сейчас, ни о чем не спрашивая и не обращая внимания на мое сопротивление. Его рука – будто бы он прочитал мои мысли! – уверенно расстегнула мою куртку. По мне пробежала молниеносная дрожь, я не была готова предстать перед ним обнаженной, несмотря на все мое вожделение; однако, повинуясь безотчетному порыву, я выгнулась, потерлась о Цицерона своей горячей кожей, грудью с затвердевшими сосками. Его пальцы все-таки достигли моей груди, обхватили ее с силой. Я с трудом оторвалась от его губ. - Ты не хочешь, моя Слышащая? – прошептал он мне в лицо. Другая его рука забралась ко мне в брюки. Я сжала ноги, чтобы он не почувствовал, как мне горячо и мокро, нет, нет, еще рано! - Не знаю, - искренне ответила я, вцепившись в его руку и отодвигая ее от себя. Цицерон, кажется, не обратил на это никакого внимания. Он настойчивее проник в мои брюки, коснулся того, что я так пыталась от него скрыть, несмотря на то, что я плотно сжимала ноги. Я посмотрела на него с мучением, но ничего не произнесла. Хранитель влажно впился в мою шею. Я тяжело выдохнула. Он опустился ниже, оставляя мокрые следы на моей коже, его пальцы в моих брюках становились все решительнее. Боги, как же мне хотелось почувствовать его внутри. Я не могла сопротивляться, это было выше моих сил. Мои ноги слабели. - Поцелуй меня, - повторила я. Цицерон посмотрел на меня жутким пылающим взглядом. Он опять жадно впился в мой рот. Я запустила пальцы в его спутанные, все еще влажные волосы. Его руки блуждали по моему телу, гладили бедра, поднимались выше, к оголенной горячей коже, к возбужденной груди - я перестала понимать, сколько времени мы целуемся, время перестало для меня существовать. Должно быть, я еще пожалею об этом. Наконец Цицерон развязал мои брюки и грубо потянул их вниз. Он опустился к моему обнажившемуся лону, снова коснулся его, но больше я не сопротивлялась. Стащив с себя брюки, я инстинктивно раздвинула ноги, вцепилась в его шутовскую рубашку, стягивая ее. Хранитель поддался. Оставшись без рубашки, он опустился еще ниже, касаясь моего пылающего, трепещущего под его пальцами тела – я все еще вздрагивала и жадно ловила ртом воздух от каждого его прикосновения, как вдруг ощутила его губы и язык на моем самом чувствительном месте между ног. Коротко охнув, я попыталась снова свести ноги, но Цицерон болезненно впился пальцами в мои бедра, не позволив мне этого сделать. Он провел языком по месту, прикосновение к которому вызывало сладостную дрожь во всем теле. Раскрасневшаяся и смущенная, я закрыла лицо руками. Ни один мужчина не целовал меня туда. Его язык становился быстрее и яростнее. Я тяжело задышала, стараясь не стонать. Мои ноги снова дернулись, и Цицерон развел мне их силой. - Не надо, - глухо проговорила я на выдохе. Я протянула руки к лицу Цицерона, чтобы остановить его, но он отпустил мои ноги и схватил за руки, разведя их в разные стороны. Хранитель остановился и рассмеялся. - Хватит притворяться, моя Слышащая! – произнес он. – Если бы ты этого не хотела, этого бы не было! Он отпустил одну мою руку и нежно провел по тому месту, которого только что касался его язык. Сначала он принялся гладить его, потом растирать, потом снова использовал язык – я застонала от подступающей волны наслаждения. Цицерон обхватил обе мои руки, сжал мои запястья так, что я не могла пошевелить руками. На мгновение мне показалось, что мы находимся в старом убежище у Фолкрита, образ этих полутемных комнат не выходил из моей головы. Представляю, если бы он сделал что-то подобное там… Как бы он заставил меня молчать? Закрыл бы мне рот? А может, завязал бы его чем-нибудь? Почему-то эти мысли воспламеняли меня еще больше. Он знал, чего хотел, он проделывал это со мной уже не раз в своих фантазиях. Разве не так? Все мое тело начинало дрожать от сладкой истомы, захватывавшей меня целиком. Сколько раз он прокручивал этот сюжет в своей голове? Сколько ночей думал о том, как однажды вот так будет держать мои руки, чтобы я не сопротивлялась? Или он не планировал, что это произойдет, а просто представлял? Мои ноги задрожали. Меня охватило такое приятное волнение, что я громко застонала – и Цицерон наконец отпустил меня и отпрянул. Наши взгляды встретились. Мое тело все еще потряхивало. Я протянула руки к Цицерону, раскрывая объятия; он припал к моей приподнятой ноге, провел языком от колена до бедра, обхватил мои ноги и резким движением притянул ближе к себе. Я шумно выдохнула, дотянулась руками до его сильного горячего тела. Как же он был хорош. Почему я раньше этого не видела? Я попыталась приподняться, чтобы стать вровень с ним, мне хотелось снова прижаться к его коже, поцеловать его, однако Хранитель, заметив мои движения, повалил меня обратно. У меня не было сил на новую попытку, мои колени все еще дрожали в сладкой неге. Взгляд его был страшен. - Нет, моя Слышащая, - негромко и медленно протянул он. – Сегодня все будет так, как захочет Цицерон. Я посмотрела на него с вожделением и покорно закивала. Мои пальцы начали развязывать его брюки, проникли внутрь, коснулись его влажного набухшего члена. - Надеюсь, ты хочешь меня трахнуть, - тяжело дыша, проговорила я. Цицерон, усмехнувшись, перевернул меня на живот. Я инстинктивно выгнулась, приподняла бедра – и почувствовала, как он в меня вошел. Я наклонилась, положив голову на пол, слабо застонала. Хранитель обхватил мои приподнятые бедра, задвигался, ускорился – во мне было так мокро, что он входил без труда. Чувствовать его член внутри было так приятно, что я застонала громче. С каждым новым толчком мое тело вздрагивало, подскакивало, мой голос перешел на крик – все равно в этой проклятом лесу нет ни души. Вдруг Цицерон замедлился, и я воспользовалась моментом, чтобы подняться, оперевшись руками о пол. Его руки провели по моей вспотевшей спине, обхватили плечи, и он снова яростно насадил меня на свой член. Не в силах сдерживаться, я выгнулась, вырвавшись из его рук, поднялась на колени. Хранитель привлек меня к себе, и я ощутила его горячую влажную кожу. Он схватил меня за предплечья, толчок, еще толчок – и я почувствовала его тяжелое дыхание на своей шее. - Слышащая уже не хочет сопротивляться? – прошептал он мне на ухо. – Кажется, ты еще недавно этого не хотела! Он снова ускорился, стал свирепее, быстрее, и я не смогла ответить, из меня вырывались только громкие стоны и крики. Хранитель посадил меня на себя, прижав к себе мою спину и продолжая держать меня за руки, будто куклу, входя в меня с огромной силой – я подскакивала на нем и, поймав ритм, начала двигаться в такт, подпрыгивая на его члене. Как же мокро и горячо. Когда Цицерон остановился и отпустил меня, я опустилась на пол и перевернулась, чтобы посмотреть на него. Пот струился по его лицу, а волосы – точно так же, как и мои – снова стали мокрыми. Я призывно раздвинула ноги, погладила свое самое чувствительное место, взглянула на Хранителя с вызовом. - Признайся, - пытаясь отдышаться, тяжело произнесла я, - ты много раз представлял, как будешь делать со мной эти непотребства. Так ведь? Цицерон посмотрел на меня так, будто он был зверем, а я его добычей. Он ухмыльнулся так жутко, что по моей разгоряченной потной коже пробежали мурашки. Он придвинул меня ближе и вставил в меня свой член. Сейчас он начал яростно входить в меня с самого начала. Цицерон обхватил мои ноги, поднял их перед собой, продолжая движения. Я снова вскрикнула, голос мой хрипел, срывался, но я не могла заставить себя замолчать. - Тебе это так интересно, моя Слышащая? Спустя какое-то время Цицерон раздвинул мои ноги, и я, сжав его между ними, ухватилась руками за его сильные плечи, подтянулась, обхватила его вспотевшее тело и сама опустилась на его член. Наши взгляды встретились. В его темных глазах было столько желания, что в моем животе что-то сладостно заныло, опустилось ниже, и мои ноги обомлели, опять задрожали мелкой приятной дрожью. Я начала двигаться, подпрыгивая на его члене. Моя грудь подпрыгивала вместе со мной, обтираясь твердыми сосками о его кожу. - Очень интересно, - ответила я. Вдруг Цицерон обхватил меня, остановил и начал входить в меня сам. Я закричала – его движения были такими быстрыми, сильными, глубокими, а его пальцы так впились в мою кожу, что я ощутила новую волну наслаждения. Тяжело дыша, Хранитель замедлился, и я, ерзая на нем, уперлась в его грудь и повалила его на пол. Я слезла с Цицерона, чувствуя, как кружится моя голова, как обмякли мои ноги. Я осторожно опустилась рядом с ним, обхватила пальцами его твердый член. Неужели это все действительно со мной происходит? Я провела языком по его влажному члену, обхватила его губами, взяла его в рот и принялась его обсасывать, будто это сладости. Я никогда не владела такими ласками, но сейчас мне этого ужасно хотелось – мне хотелось всего. Хотелось, чтобы он был грубым, чтобы он делал со мной все, что хотел. Не успела я об этом подумать, как руки Цицерона опустились на мою голову. Я немного отпрянула, оставляя на его члене свою слюну, которая смешивалась с нашими соками, с жадностью провела языком по головке. Обхватив член рукой, я начала быстрые движения, чтобы доставить Цицерону удовольствие. Он глухо застонал. Я встала на колени, снова приподняв бедра. Во мне было так мокро, что стекало по ногам. Я приняла его член в рот еще раз. Мои движения стали увереннее. Я сосала член, используя язык, лаская им головку, периодически я останавливалась, чтобы сделать это руками. В какой-то момент Цицерон не дал мне отпрянуть, удержав мою голову. Я остановилась, но он продолжил двигаться сам, входя своим членом в мой рот все глубже. Мне стало трудно дышать, я закашлялась, оттолкнулась от него руками – и Цицерон наконец отпустил меня. Пытаясь отдышаться, я не успела ничего сказать, как Хранитель поднялся и, грубо схватив меня за волосы, притянул к себе и поцеловал. И снова – только мне стоило подумать, как мое желание начало сбываться. Он что, читал мои мысли? Он оторвался от моих губ и пристально посмотрел мне в глаза смеющимся взглядом. - Если хочешь знать, моя Слышащая, то да, Цицерон много раз это представлял, - сказал он. Его пальцы забрались ко мне между ног, принялись тереть и теребить то самое место. Я шумно выдохнула, сжалась, моя грудь задрожала. Хранитель прижался к моему уху. - Что бы ты подумала раньше, моя Слышащая, если бы узнала, что верный Цицерон представляет тебя голой, прижатой к стене на своем члене? А, моя милая Слышащая? Это показалось мне таким возбуждающим, что я застонала и прикусила губу, пытаясь успокоиться. Я не могла мыслить здраво, когда его пальцы все еще были у меня между ног. - Я бы позволила тебя прижать меня голой к стене и насадить на свой член, - охрипшим голосом ответила я. Цицерон развернул меня и прижал лицом к стене башни. Почти сразу он вошел в меня, заломил мне руки за спиной, болезненно обхватил мои запястья. Я и не думала вырываться из его рук, но почему-то эта короткая боль возбудила меня еще сильнее. Он входил в меня с такой силой, что я закричала во все горло. Отпустив мои руки, Цицерон закрыл мне рот рукой. - Развратная Слышащая, - тяжело дыша, прошептал он мне на ухо. Я продолжала издавать громкие звуки, которые теперь скрадывались его рукой. На моих глазах выступили слезы. Цицерон грубее вжал меня в стену, обхватил мои груди, надавил на соски, оттянул их пальцами. Освободившись, я закричала снова. Он ускорился, провел пальцами, которые были уже далеко не такими нежными, как в начале, по моему животу, спустились между ног, к месту нашего соединения – и вдруг громко застонал. Он остановился, и я почувствовала, как тепло наполняет меня внутри, стекает по ногам. Хранитель отпустил меня. Я едва не упала, но удержалась на ногах и медленно опустилась на пол. Мне было так жарко, что я уже не обратила никакого внимания на сырость и непрекращающийся за пределами башни дождь. Цицерон пригладил вспотевшие мокрые волосы и сел рядом со мной, прислонившись к стене. Я устало закрыла глаза. Постепенно чувства начали успокаиваться, я ощутила подкрадывающийся к моей разгоряченной коже холод и поежилась. Что же теперь делать? Я открыла глаза и осторожно посмотрела на Цицерона. Не могу поверить, что я все это говорила и делала! Мое лицо запылало. Хранитель повернулся ко мне и слабо улыбнулся. По его изможденному виду было понятно, что у него совершенно не было сил. Ну еще бы, сколько времени мы это делали? Час? Два? Или больше? - Давай спать, Слышащая, - устало произнес он. – И тебе лучше одеться, а то опять замерзнешь. Я усмехнулась. Только что появившаяся во мне тревога начала таять так же стремительно, как и возникла. На улице продолжал шуметь дождь. Я положила голову на плечо Хранителя и почувствовала, как меня клонит в сон.