—
Всё неправильно. Ноги всё ещё приятно гудят после ночной прогулки, и Игорь не отказывает себе в удовольствии закинуть их на стол. Щёки горят. Почему-то всё ещё так странно горят, хотя вчера всё и прошло чинно-благородно. Игорь чешет колючую щетину, радуясь, что за ней не видно предательского румянца. Прячет протяжный зевок в вороте куртки и прикрывает глаза, смаргивая давящую пасмурную серость. Неправильно. За окном грозовые свинцовые тучи, несущие расплату за пару тёплых дней. Заполоняют всё вокруг непроглядной темнотой и вот-вот прольются ливнем. И не нужно быть коренным петербуржцем, чтобы понять — это точно надолго. Игорь, может, и отличается безрассудной отвагой, но уж точно не слабоумием. Выходить сегодня из участка он точно не собирается. Всё равно жёсткая скамья в обезьяннике давно уже кажется удобнее и роднее собственной холодной постели. Участок пустеет на глазах, оставляя Игорю в компанию только ожидание дождя и скучающего дежурного. И Петю. Вон он, уже наматывает на шею шарф, готовясь вынести на растерзание северному ветру своё тонкое пальтишко. Игорь следит за ним исподлобья и думает, что это как-то неправильно. Неправильно отпускать этого отмороженного дурика в одиночестве мокнуть под дождём. Игорь встаёт из-за стола, едва не путаясь в ногах, и догоняет Петю уже в дверях. Кладёт руку на его плечо одновременно с первым оглушительным раскатом грома. Детский, уже давно позабытый страх заставляет их обоих опасливо вздрогнуть. Дождь обрушивается плотной непроглядной стеной как по команде, и Игорь крепче сжимает Петино плечо. — Останься. Тихо так, шёпотом почти и совсем немного отчаянно. Надо же так проколоться. Глупо надеяться, что Петя не заметит этой предательской дрожи в голосе. — До тепла? Он спрашивает с какой-то наигранной усмешкой, не поднимая глаз, и это почему-то придаёт Игорю сил — приятно знать, что не одному тебе неловко. Игорь смотрит на Петю прямо, не мигая, и прикидывает про себя, чтобы снова не сболтнуть ничего лишнего. До тепла — это очень долго и не очень правильно. — До утра. Петя кивает, принимая ответ, и смотрит на Игоря с задорной ухмылкой. Безмолвно требует развлечений. Ну что ж, у Игоря есть, что предложить. Он прикладывает палец к губам и с заговорщическим «ш-ш-ш» за руку тянет Петю по коридору. Останавливается у кабинета Прокопенко, воровато оглядывается и, давая Пете знак стоять на шухере, вставляет согнутую скрепку в личинку замка. Петя прячет рвущийся наружу смех за закусанными губами и напускной серьёзностью. Такой смешной в своём мальчишеском озорстве. Пара ловких движений, щелчок, и Игорь галантно приглашает Петю в пустой тёмный кабинет. Это, наверное, должно быть неправильно. Но руки сами тянутся к припрятанному за кодексами коньяку, и всё вокруг кажется какой-то детской шалостью — пить одну на двоих из горла, теснее прижимаясь друг к другу на крохотном диване, и боязливо замирать от каждого шороха. Шептать ему на ухо старые страшилки хриплым вкрадчивым шёпотом и будто случайно путаться пальцами в его волосах, слушая монотонный шум дождя и сонное дыхание. Рука затекает под Петиным весом, но Игорь упрямо остаётся на месте. Смотрит в подёрнутый трещинами потолок и улыбается, сам не зная чему. До утра ещё совсем не скоро.—
Всё неправильно. Слишком просто, слишком быстро, слишком спонтанно. Слишком просто Петя приходит поздним вечером на порог его квартиры. Слишком быстро Игорь подставляет под мат своего короля. Слишком спонтанно Петя тянется к его губам. Поцелуй требовательный и жадный — желание и право победителя. Без долгих свиданий и конфетных слащавостей. Резко, жарко и грубо немного. С разбросанной по пути одеждой и поваленными стульями. Наперекосяк, как и всё у них. Неправильно. Старый матрас принимает Петю как родного, даже не скрипит под его весом. Есть в этом что-то до глупого смешное. Как будто так и должно быть. Как будто губы Игоря на Петиной коже — это правильно. Руки не держат. Игорь утыкается лбом в Петино плечо, пряча в нём эту маленькую слабость. Мысли разбегаются, напуганные странной теснотой в груди и хриплым Петиным смехом, что ерошит волосы и заставляет крепче сжать пальцы на его стройных бёдрах. Игорь прикусывает тонкий разлёт ключиц, втягивает терпкий запах разгорячённой кожи и улыбается, царапая щетиной острые дуги рёбер, когда слышит, как Петин смех обрывается громким стоном. Чувство в груди большое, незнакомое. Такое сильное, что Игорь жмурит глаза, лишь бы не смотреть на него такого. Но Петя тот ещё жук — ловко пролезает в голову, в самую глубину сознания и вспыхивает за стеной плотно сомкнутых век. Царапает спину, тянет ближе за плечи, и этого так много, так чертовски много. Игорь не может вынести. Оставляет влажный поцелуй на крепкой груди и переворачивает Петю спиной к себе. Так легче. Так проще прижаться лбом к острым лопаткам, слизывая с них солёный терпкий пот. Обвить ладонью тонкую шею, жадно ловя его сбитое дыхание, и, словно в секундном помутнении, коснуться пальцами зацелованных губ. Петя втягивает их в горячий рот, гладит юрким языком и придушенными стонами. Игорь прикусывает его плечо — раз, другой, ещё один — и вынимает пальцы из жаркого плена. Петя шипит недовольно, разочарованно и притирается ближе. Пытается обернуться, требуя продолжения, и Игорь сдаётся — ныряет рукой вниз, гладит, ласкает, ловя губами разлившуюся по его телу сладкую дрожь. Нестерпимое желание вспыхивает, затапливает всё сильнее с каждым новым Петиным стоном. Терпеть невозможно, но Игорь тянет, вдыхая его пьянящий запах снова и снова. Целует в шею, зарываясь носом во взмокшие волосы, и, наконец, толкается между крепко сведённых бёдер. От жаркой тесноты темнеет в глазах. Игорь замирает, пережидая наваждение, и толкается снова. Резче, быстрее. Прихватывает губами влажную кожу и сбивается с ритма, слыша Петин рваный всхлип. Он близко совсем, ещё чуть-чуть. Игорь повинуется странному наитию, кусает за ухом, давит грубее и шепчет какую-то невнятную чепуху. Прижимает его теснее к своей груди, толкается снова глубоко и сильно. Петя вздрагивает в его руках, глуша вскрик в смятой подушке. Игорь ловит его дрожь, целует плечи, притягивая ближе к себе, и почему-то чужое удовольствие сейчас кажется намного важнее собственного. Петя оборачивается, едва восстановив дыхание, и тянется за поцелуем. Довольный и разморенный, и смотреть на него такого по-прежнему невыносимо. Игорь отвечает, снова прикрыв глаза, и толкается снова. Движется плавно и мягко, крепко впиваясь пальцами в стройные бёдра. Веки сжимаются до лёгкой боли, и Игорь оставляет укус на Петином плече. Дыхание приходит в норму предательски быстро, и уже как-то неловко лежать, сплетаясь ногами, на сбитых влажных простынях. Петя встаёт тихо и медленно, но немного дёргано. Не оборачивается, натягивая штаны, и это как-то неправильно. За окном только бледная луна и ни единой тучи. Кажется, любимый город с подружкой-погодой больше не хотят брать на себя ответственность за желания Игоря. И теперь, наверное, должно быть сложнее, но рука сама уже тянется вперёд, хватаясь за шлёвки Петиных штанов. — Останься. Петя замирает с неестественно прямой спиной, мнёт в руках подобранную с пола рубашку и спрашивает едва слышно, так и не повернув головы. — До утра? Игорь смотрит на Петину спину прямо, не мигая, и прикидывает про себя, чтобы не ляпнуть что-нибудь не то. До утра — это очень мало и не очень правильно. — Навсегда. Петя тихо фыркает и расслабляется почти незаметно. Бросает куда-то в сторону скомканную рубашку и возвращается обратно на постель, Игорю в руки. Второй раз стянуть с него штаны получается быстрее. Второй раз прижать его к себе получается крепче. Игорь улыбается в Петины волосы, чувствуя его тёплое дыхание на своей шее, и думает, что теперь всё правильно. Навсегда — это очень долго.