-<>♥<>-
Она моргает, глядя на здание перед собой. – Что это такое? – Железнодорожная станция! – Ярко говорит Филза. – Без поезда? – Растеряно уточняет Она. Фил улыбается, и поезд со свистом мчится мимо по ледяным рельсам, поверхность его деревянных вагонов покрыта узором из бабочек и вишневых цветов. – О, это так красиво! – Трикстин наклоняет голову. – Куда он едет? – В никуда, – шутливо отвечает Филза. – Я просто подумал, что он мог бы курсировать по серверам и собирать души вместо нас. Тени не будут сопротивляться жатве, если они сами получат свои билеты, сами взойдут на поезд и сами выберут свои места. Он застенчиво улыбается, как будто это не более, чем очередной маленький пустячок. Но это нечто большее, не так ли? Годы и годы вечной жатвы, сосредоточенные в одной на удивление простой концепции. Это бы… Это бы все изменило, верно? Его улыбка тускнеет. – Тебе не нравится. Она уменьшает свое тело, чтобы соответствовать его росту. – Мне нравится, правда. Это просто… Это просто так масштабно. Тебе не нужно было проделывать все это только ради меня. – Я сам этого захотел, – просто говорит Филза. – У нас есть все время в мире. – Он прячется за своими крыльями. – Кроме того, я… им бы, наверняка хотелось увидеть какие-нибудь привычные образы после смерти. Ее взгляд смягчается. – Ты слишком сильно любишь. – Я ничего не могу с собой поделать, – вскрикивает он в ответ с наигранным отчаянием.-<>♥<>-
Он любил ее до безумия. Он любил Ее настолько, что его руки обгорели от звездной пыли, а кометы оставили позолоченные шрамы на его груди. Он любил Ее даже несмотря на то, что его сердце разбивалось вдребезги каждый раз, когда Она отнимала что-то у него. Он любит слишком сильно. Она не понимает, в какой момент это начинает Ее пугать. Может быть, Она всегда знала. Может быть, Ей нравилась сама мысль о том, что кто-то вообще мог любить Ее. Но теперь, даже когда он ходил и среди живых и среди мертвых, когда его душа трещала по швам от тяжести Ее ошибок, он все еще смотрел на Нее с этой бесконечной любовью в глазах. И Ее начинает пугать мысль о том, как далеко все это может зайти. Поэтому Она забрала у него Свои обещания и ушла. На какое-то время. Но эта дистанция между ними не могла держаться долго. Мир продолжает вращаться, и Жизнь всегда будет падать в объятия Смерти. Все и вся будет продолжать умирать, а Ангел и его Леди должны быть готовы это принять. (Ведь дети тоже умирают.) – Ба? – Маленькая эндлинг дергает Фила за подол белого кимоно. – Баба? Скрытое вуалью лицо Ангела наклоняется к нему. – Привет, приятель. – Баба. Суетящаяся тень подбегает к ним. – Мне так жаль, отец. Мы пытались загнать детей в поезд, но некоторые из них разбрелись… Филза машет рукой. – Все в порядке. – Он снова поворачивается к ребенку. – Такие, как ты, обычно не умирают в одиночестве. Где твое пристанище? Черные жвала маленького эндермена нервно подрагивают. Ангел тихо вздыхает и приседает, чтобы быть с ребенком на одном уровне, длинные зеленые одежды стелятся за ним по мощению станции. – ⍙⊑⟒⍀⟒'⌇ ⊬⍜⎍⍀ ⊑⏃⎍⋏⏁, ⟒⋏⎅⌰⟟⋏☌? Ребенок качает головой. – ⋏⍜. – ⍙⊑⟒⍀⟒? Маленькие черные когти впиваются в его одежду. – ⋏⍜ ⍜⋏⟒. Голос Фила смягчается. – ⟟'⋔ ⌇⍜⍀⍀⊬, ☊⊑⟟⌰⎅. – У этих детей нет семьи, – объясняет старшая тень. – Мы пытались подобрать им проводников, но нескольких никто так и не согласился взять. Ребенок тихо хнычет, прижимаясь ближе к Филзе. Он вздыхает и раскрывает руки, позволяя своему плащу обернуться вокруг призрачной фигуры. Зеленый цвет возвращается в широко раскрытые кошачьи глаза, когда малыш осматривает вышитый узор на внутренней стороне его плаща. Филза встает, поднимая ребенка на руки и немного прихрамывая направляется к поезду, оставив свою трость забытой посреди пирона. Крошечные копыта цепляются за платье Трикстин. Она смотрит вниз, маленький пиглин с коричневым мехом умоляюще утыкается головой в Ее ногу, его широко раскрытые глаза полны непролитых слез. – Тебе тоже нужна помощь? Пиглин кивает. Трикстин сжимает протянутую руку и ведет его к поезду. Малыш смотрит на разноцветные грибы, нарисованные на вагонах, и нервно оглядывается на Нее. – Все будет хорошо, – тихо отвечает Она. – Это все равно, что заснуть. Пиглин переводит дыхание и запрыгивает в распахнутую дверь вагона с тихим писком. Руки Филзы на несколько тиков задерживаются на плечах маленького эндермена, прежде чем он опускает его. (Трикстин задается вопросом, стал бы он отпускать, если бы у него было право выбора.) – Мы должны спеть для них, – решает Ангел. – Они уже уходят, – спокойно указывает Трикстин. – Так им будет легче, – настаивает он. – Хорошо. – Она берет его протянутую руку. – Для них. – Для тебя. Ангел и его Леди поют, поддерживаемые хором мертвых. Это не что-то великое или грандиозное, это… … колыбельная. Колыбельная для детей, омывающая все вокруг ласковой приливной волной, до тех пор, пока последний вагон не исчезает за горизонтом. – Откуда ты знаешь эту мелодию? – Осмеливается спросить Она немного позже, когда они остаются одни, в достаточном отдалении от любопытных глаз умерших. Филза делает паузу, снимая шляпу. – Я думаю… Я иногда пел ее своему сыну. Почему ты спрашиваешь? – Ты плачешь, – мягко говорит Трикстин. – А? – Еще одна тихая слеза скатывается по щеке Ангела. – Ох. Я… – Он трет глаза, но это только усугубляет положение. – Прости… я…я не… я не знаю, почему я. Он утыкается носом в Ее плечо со сдавленным тихим всхлипом, крылья мелко подрагивают, хвост отчаянно обвивается вокруг Ее ног. Это глупо, ужасно, эгоистично, бессердечно – Она задается вопросом, как он смеет обращаться за утешением именно к Ней. Именно к Ней во всей чертовой вселенной. Она – и есть смерть всех этих детей. Почему он обращается за утешением к тому, что стало причиной его горя? Каждый раз, когда умирал его сын, Она была этому свидетелем. Она наблюдала за каждой его смертью и ни разу не пошевелила и пальцем, чтобы что-то изменить. Только наблюдала, как все разваливается на части, так же, как делала это все прошлые века и тысячелетия своего бесконечного существования. … Он знает? Знает ли Филза, что Она могла просто предупредить его, рассказать о том, что Уилбур находится на своей последней жизни, когда Ангел поделился с Ней планами о визите к своему сыну? Она знала, как сильно он любил этого ребенка. Она знала и ничего не говорила ему. Какие бы оправдания Ей не удалось найти, в конечном итоге Ее выбором все равно оставалось – молчать. Она не хотела быть той, кто станет свидетелем печали на него лице, когда он узнает, как ужасно Жизнь обошлась с его сыном. (Она не хотела быть той, кто разобьет ему сердце.) Он этого не знал, решает Она. Он не мог знать, что Она скрывала все это от него. (Иначе он бы никогда не пришел к Ней вновь.)