Чай

Еще не успев даже усесться за небольшой стол, Сеттембрини замечает на нем красную коробку. Вяленая вишня в шоколаде. «Осенняя сладость». По мнению Нафты, скорее, приторная гадость. — О, друг мой! Они же вам не понравились. — опустившись на стул он тут же тянется к коробке. Нафта уже жалеет о том, что утром не удержался, купив ее. Он надеется, что на этом интерес к коробке ограничится лишь ее опустошением. — Что скажете? — он, предлагая, приподнимает маленькую круглую конфету. На секунду кажется, что в случае согласия он готов сам положить ее Нафте прямо в рот. Тот спешит покачать головой. — Нет, благодарю. — Вы не изменили своего мнения? Тогда для чего? — он кивает на коробку. — Я… Запомнил, что они понравились другим. Сеттембрини мгновение молчит, после чего губы его растягиваются в хитрой самодовольной улыбке. — Кроме меня их ел только наш дорогой друг Ганс Касторп. Который, отведав одну, скривился и вежливо отказался от второй. Или вы, милый мой, забыли, что они ему не понравились? — Да, забыл, — Нафта чуть повышает голос, надеясь резкостью прекратить расспросы. Он вдруг понимает, что чувствует злость, но не может еще определить — на что именно. — Послушайте, не будте трусом! — Сеттембрини говорит горячо, и возмущение в голосе контрастирует с неожиданным теплом во взгляде. Это тепло удерживает Нафту от гневного выпада в сторону «труса», едва ли не обездвиживает, заставляет смотреть только в живые черные глаза. На лице Сеттембрини снова появляется та довольная хитрая улыбка. — Просто признайте, что вы купили их для меня. Нафта молчит. Он чувствует себя до ужаса глупым, купив эти конфеты, словно бы какой-то девице. И не понятно еще, что хуже — гипотетическая девица или тот, кому они действительно предназначаются. И для того придется какой-то ответ из себя выдавить, чтобы совершенно не потерять достоинство. — Да, — он готовился произнести это едва ли не сквозь зубы, но вышло как-то нерешительно. — Скажите же это. — Я купил их для вас, теперь вы довольны?! — Да, — Сеттембрини тянется за третьей или четвертой уже конфетой, — И если целью этого действия было доставить мне удовольствие, вы успешно ее достигли. Нафта чувствует себя сдавшим крепость. Слишком часто он испытывает это за последние недели, что неизменно тревожит, хотя за каждым штурмом и падением следуют до стыда приятные награды. И тоненькие струйки успокоения уже успели потечь по его жилам от признания итальянцем, что тот доволен, а не посчитал Нафту примитивным и пошлым. Он тянется к полному чайнику, и уже было кладет руку на крышку, как Сеттембрини перехватывает его ладонь. Нагибается над небольшим столом, и прикасается к холодным бледным пальцам губами. Поднимает взгляд. Нафта чувствует, как у него горит лицо. Сеттембрини никогда раньше не целовал его рук. Этот жест можно было бы счесть насмешнкой, сведением его до роли жеманной девчонки, но приятнее было думать, что руки целуют римским папам и королям. Но Нафта забыл эти мысли так же скоро, как они промелькнули в его голове, когда Сеттембрини поцеловал ладонь снова.