Две звезды, что далеки

      Эти родные лица сияли вместе, но без него. В их глазах можно было прочесть дикий азарт, а после слышать звонкий смех. Они держаться за руки крепко, но нежно, а после целуются. Им хорошо вдвоем, но снова без него. Японская Империя должен желать всего самого лучшего для них, но знает, что не может лгать самому себе. Он не желает им счастья.       Он видел много раз, как Рейх смотрит на Италию, и как Италия смотрит на Рейха. Слишком часто видел эти кадры, что перед глазами снова всплыли моменты, где они целовались в засос, как их руки переплетались между собой. Он видел это каждый день и всякий раз отводил взгляд полной злости, покрываясь алыми пятнами. Словно в этом мире только они одни, а ЯИ не существует во все. Это так и есть. Злость как рукой сняло, что теперь его распирало от дикого смущения, когда они перевели всё внимание на него, а после неожиданно целовали его поочереди. Нежно, глубоко, влажно.       Жаль только, что на поцелуях все не закончилось, и ЯИ отдал им чуточку больше, чем просто поцелуи. — Вам весело? — голос у ЯИ осипший, пустой и холодный, а лицо мрачный. Теперь он такой всегда.       Они вздрогнули и отстранились друг от друга, даря внимания своему третьему другу. Болтали и болтали, а ЯИ не менялся в лице, совсем не слышал их набор бессмысленных слов, продолжал тупо молчать. Он думал о том, что точно заслуживает чего-то большего, чем двух целующих друзей, одного из которого он до помутнения рассудка любил.       Губы Рейх на губах Италия — вечная ненавистная картина, которую можно видеть каждый день.       Японская Империя представляет, как приходит в уютный дом, пьет горячие кофе в теплой постели, а рядом его любимый, который шепчет сокровенные слова в ухо, а потом целует его везде-везде. Этого не происходит, потому что тот самый любимый целует сейчас чужие губы.       Открывать глаза совсем не хотелось, ведь чувствовал собственной кожи, как в его постели лежат друг на друге Рейх и Италия. Так сладко спят, что обнимают японца во сне. Каждое проклятое утро ЯИ подавляет в себе всю злобу, что так хотелось обрушить на двух друзей. Они больше не вызывают в нём каких-то теплых и приятных чувств. Одно отвращение и ненависть к ним, к себе. Того кого он любил до помутнения рассудка, ЯИ теперь испытывал только ненависть к нему. Когда его накроет чувства безразличности?       Без всякой нежности и сожаления, он выставил двух друзей за дверью. Чувствовать рядом одно их присутствие было невыносимо, потому они не скрывали свою любовь друг другу на глазах. Пусть утонут друг в друге, а японца оставят в покое. Никогда ЯИ не признал себя виноватым в том, что вел себя с ними холодно и отстраненно. На обиды и вопли этих двоих было плевать, ведь они потом за его спиной будут целоваться, томно шептать слова, от которых тошнит уже.       Он никогда не говорил этих заветных слов ЯИ. Если и говорил, то они больше не имели никакого значения, потому что он их говорит и другому. Какой смысл уже имеют эти слова, если он говорит их другим?       Быстро дойдя до ванны, ЯИ мирно сидел под струями холодной воды, обнимая свои ноги. Запуская руки в волосы, он резко закричал до срыва голоса. Как же больно чувствовать себя лишним, ненужным, а еще хуже запасным вариантом. Это тот злосчастный звоночек, который звенит в ушах ЯИ давным-давно. Трясущий звон, который говорит, что пора уйти навсегда. Только он стоит на этом месте до сих пор и не делает смелый шаг назад. Ему не дают, его не опускают, он сам не хочет уходить.       Его всегда зажимают с двух сторон, и на этот раз в какой-то подсобке. Попытки вырваться были бесполезными, их хватки были болезненно крепкими. ЯИ проклинает себя за слабость, а после чувствует острый и теплый язык Рейха на своем шее, после влажно целует, а Италия проникает своими руками под его одежду, трогая везде где только нельзя, поглаживая обнаженные интимные места. Закрытыми глазами, он чувствовал всем телом их голодные и хищные взгляды. Он слышал их неприличные шепоты, которые сводили с ума.       Он любил их поцелуи, их касание, их толчки. Он буквально тонул в них. Пошло и сладко просил большего, пусть не останавливаются.       ЯИ больше ничего не помнил, кроме дикого чувство того, как два ствола глубже проникали внутри и заполняли всю пустоты, что вызывали стоны и крики удовольствия. Наверное, он хотел бы почувствовать это вновь и куда подольше, но разум и принципы не позволяли. — Почему ты все время бежишь куда-то? — Мы скучали по тебе. — А я нет. Отвалите от меня.       И ЯИ от бешеной злости вырывается из мертвой хватки и бежит прочь. Он попутно приводил себя в порядок, не обращая внимания на крики двух друзей, что догоняли его.       Он видел, как во время их очередного слияния, над его плечом они сладко целовались и ласкали друг друга взглядами. ЯИ держал в себе все моральные силы, чтобы не расплакаться от обиды и злости. Они так смотрят только друг на друга, но не на него. Япония понимает, что они созданы друг для друга, что они без ума друг от друга, а он просто запасной вариант для кого-то из них, просто для разнообразия в их сексе.       Японская Империя сбегает вновь куда-то вдаль, но они находят его везде, где бы тот не прятался. Он был готов воткнуть катаной себе в живот, как истинный самурай, но они с криками и воплями, со слезами на глазах, умоляли не делать этого. Когда ЯИ было плохо и просто отвратительно, они вытаскивали его из этой ямы, обнимая и целуя его. Этих попыток убить себя и уйти было море, а японец сдавался только от одной увиденной слезы и касания к собственной кожи. Они даже не знают и не подозревают, сколько сам ЯИ пролил этих слез из-за них.       Они умели подкупать ЯИ сладкими речами, которые ласкали уши, но в них японец больше не верил, потому что знает ясную истину: Италия и Рейх не для него, а только друг для друга. И Япония всегда есть и будет третьим лишним. Или просто запасным вариантом для одного из них когда-нибудь. Они забрали всё лучшее, что было в нём, превратив его в глыбу льда, к которому не хочется прикасаться и согреть, но их это не пугает и не отталкивает, они продолжают касаться ЯИ и делают смелые попытки растаять его.       От таких отношений только тошнит, ведь он не давал никакого согласия на них. Ему нужны хоть какие-то логические объяснения тому, что происходит между ними. Черт возьми, он дико желает их ударить и разбить парочку ваз, что подвернутся под руку. Только слишком он их любил, что сделать им больно.       Только они имеют право делать ему больно, он — нет. Типичное мнение ЯИ от лихорадочного бреда.       Друг для всех — друг никому. Японец всегда шептал себе эту истину, когда видел одинаковое отношение к себе от любимого человека, пропуская мимо ушей очередную лапшу на уши.       ЯИ хочет и должен быть приоритетом для своего любимого, а не выбором и вторым вариантом. Быть единственным, важным, ценным, а не очередным любовником. — Счастья вам, блядь, — зубы Японии стучат друг об друга, сжимая руки в кулаки, видя очередную картину целующих двух друзей.       На самом деле ЯИ не желает им счастья, потому что они счастливы друг с другом и без него.

Японская Империя хотел быть с ним, но он оттолкнул его.