Кружевное безобразие

С Ричи Гэвин столкнулся, когда вылетел из душа в одном полотенце. По выражению лица он не понял ни хуя — фирменный жестянкин покерфейс работал без осечек. Но Гэвин Рид не зря был детективом полиции, а ещё — обладателем пары глаз и некоторого количества серого вещества в черепушке. Поэтому, едва лишь увидев в руках у Ричи подозрительный пакет, сразу же заявил: — Не-не. Нахуй! И тут же набычился, воздуха в грудь побольше набрал, чтобы отбиваться от уговоров. Ричи должен был начать приводить аргументы и манить смутными, но соблазнительными перспективами, хлопать ресницами и далее по списку. Но, вопреки всем ожиданиям, жестянка лишь легко пожал плечами, сунул коробочку в свой ящик комода — ну да, да, у Ричи был теперь свой ящик и половина места в шкафу, где ровными рядами висели приталенные пиджаки и слишком тесные рубашки, — и был таков. Гэвин открыл рот. Закрыл его. Ричи же, сохраняя невозмутимый вид, разделся, захватил чистое полотенце и скрылся в ванной. Битва с любопытством была яростной, но недолгой. Гэвин знал, что будет сам себя ненавидеть за проявленную слабость, знал и всё равно прокрался к комоду, чутко прислушиваясь к шуму воды за дверью, и, едва дыша, осторожно и медленно выдвинул ящик. Вспотевшие пальцы цапнули пакет. Гэвин сунул туда нос и едва не застонал от разочарования — коробочка, что лежала внутри, оказалась упакована в подарочную бумагу. Тут без палева никак не откроешь. Что там могло быть? Гэвин вспомнил предыдущие внеплановые подарки Ричи и тут же почувствовал, как лицо и уши опалило жаром, а под полотенцем заинтересованно дёрнулся член. Сперва это были невинные штуки, типа массажного масла с приятным цитрусовым ароматом, которым Ричи тут же и воспользовался, чтобы размять уставшие мышцы шеи и спины, да так, что всё тело пело от восторга и растекалось, как желе. Потом — пара анальных пробок, сперва обычная, потом с вибрацией и удалённым управлением; свеча с воском, который не обжигал, а лишь дразнил кожу; мягкая кожаная шлёпалка — Гэвин вечно забывал, как она называется. Всё это были цветочки. Вот когда Ричи припёр здоровенный силиконовый хер, похожий то ли на щупальце, то ли на тентаклю, стало уже… волнительно. Может, если бы тентакля не была розовой и с перламутровым кончиком, Гэвин орал бы чуть потише. Чуть позже он поорал ещё раз, когда розовое щупальце таранило его зад в любимом Ричевом стиле — быстро и глубоко засадить и замедлиться, вытаскивая почти до конца, а в самом конце ускориться, с каждым толчком безошибочно проезжаясь по простате. Гэвин вытянул коробочку из пакета и потряс рядом с ухом. Тишина! Никакого грохота. — Может, откроешь? — Блядь! Ты охуел? Гэвин подпрыгнул от неожиданности. Он и не заметил, что звук льющейся воды стих, а Ричи не только успел выскользнуть из ванной, но и стоял, опершись бедром о косяк, совершенно голый, с лукавой улыбкой на наглой пластиковой роже. — Разве не интересно, что там? — Ты ебливый извращенец, Рич. — Я думал, что-то новое скажешь. Ну? Тогда-то он и сдался. — Чёрт с тобой. Посмотрим, что на этот раз. Улыбка Ричи стала чуточку шире. Гэвин громко фыркнул и сделал самое скептическое лицо из всего арсенала — чтобы жестянка не думал себе, что он сдался вот так просто. Не-не, это стратегическое отступление. Блестящая бумага с очаровательными котятками и сердечками никак не хотела рваться. А упаковано всё было так аккуратно, что чёртов скотч никак не удавалось поддеть кончиком ногтя. — С-сука такая! — рыкнул Гэвин и, наплевав на приличия, рванул уголок зубами. Выплюнул краешек прямо на пол и освободил коробку от бумаги. И замер. — Надеюсь, в этом будешь щеголять ты. — О, нет-нет. Это для тебя. Примеришь? — встрепенулся Рич, блеснув золотым диодом. — Ты это серьёзно? — Ну да. Вполне. — У меня кривые ноги. И мохнатый зад. Я — перештопанный десять раз, помятый жизнью тридцатисемилетний мужик. И ты даришь мне вот это вот кружевное безобразие? Гэвин вытряхнул упомянутое безобразие на ладонь. И ещё раз глянул на коробку, где идеальный до зубовного скрежета мальчик модельной внешности, тонкий, звонкий и гладкий, как кусок мыла, демонстрировал трусы. Ну, трусами это назвать было, конечно, сложно, они всё-таки должны хоть что-то прикрывать. Член там или задницу… То, что распустилось на ладони, как чёрный цветок, не прикрыло бы ничего. — Гэвин, я очень хочу увидеть тебя в этом. Пожалуйста. — Жопу брить не буду, — воинственно заявил Гэвин, но прозвучало как-то беспомощно. Наверное, потому, что Ричи уже почуял слабину. Диод на его виске сбился на багряно-алый. — Если кому расскажешь, я тебя пристрелю, так и знай. — Ага, — охотно согласился Ричи, присаживаясь на край кровати и неотрывно сканируя Гэвина с ног до головы. — Бля-ядь, — выдохнул тот и скинул полотенце. Оно влажным комом упало к ногам, а Гэвин, рвано выдохнув и отчаянно, густо краснея, как мог быстро натянул на себя подарочек извращённой жестянки. Ну, по правде говоря, сильно быстро не получилось — он путался в чёртовых ремешках, ругался и злился. Но упрямство победило, и Гэвин, наконец-то выпрямившись, смог глянуть на своё отражение в зеркальной дверце шкафа. — Твою мать. Я выгляжу, как пугало. Нет, на трусы это было не похоже. Скорее уж напоминало пояс для чулок: от широкой полосы изящного кружева на талии вниз устремлялась пара тонких ремешков. Но вместо чулков они поддерживали лишь эластичные гладкие резинки, которые обхватывали крепкие бёдра, поросшие густым пухом. — Ты уверен, что это не для баб? Что-то, блядь, не похоже. — Я уверен, Гэвин. Ты же сам видел, что указано на упаковке, да и модель, которая демонстрирует… — Понял, понял. Вот же срань! Сейчас я сниму это говно и мы всё забудем, ясно? — Нет. Он не успел сообразить, что к чему, а Ричи уже цапнул Гэвина за бёдра и притянул к себе, заставляя встать между его разведенных ног. Пластик склонил голову и медленно провёл твёрдыми ладонями от колен вверх, по ремешкам и кружеву, а потом ещё выше, по рёбрам. А после — скользнул по рельефному прессу вниз, пока пальцы не завершили движение, сомкнувшись на члене. — Ты очень красивый. — Заткнись и отсоси. Ричард вскинул голову, наградил Гэвина одной из самых очаровательных своих улыбок, а потом… Потом подался вперёд и обхватил губами привставший член. И нисколечко Гэвин не возбудился от такого непотребства, и от своего отражения, и от того, с каким выражением похоти и восхищения на него смотрели серые глаза. Ну, разве что немного. Совсем чуть-чуть. Гэвин смотрел, как с губ Ричарда сползает скин и стыки панелей начинают светиться голубым светом — сперва робко, но с каждым движением все ярче. Гэвин наблюдал, как вспыхивают искры в глазах, неотрывно смотревших на него. Гэвин ощущал, как кончики пластиковых пальцев порхают, едва касаясь его кожи, вызывая волну мурашек. Гэвин чувствовал слишком много, но среди смешанных, ярких эмоций совершенно точно не было стыда.