***
⠀ Кэйа не может сказать, сколько времени он просто лежит и неподвижно смотрит на бушующее черное небо. Прошло несколько часов? Или минут? Он правда не знает. В голове туман, изо рта вырываются хриплые вдохи, по венам вместо крови циркулирует боль. Взрывной волной его отбросило и не слабо приложило головой о каменную крышу. Какое-то время Кэйа так и лежит, всеми силами стараясь не обращать внимание на яростные громыхания небес, концентрируясь на борьбе с головокружением и легкой тошнотой. Поднялся неспокойный ветер, разметая и так спутавшиеся тёмно-бирюзовые волосы по пыльной каменной плите. Получается, эта ненавистная, жуткая гроза, что каждый раз возрождает в сердце тревожные воспоминания о родине, фактически, в последний момент спасла Кэйе жизнь? Не известно, что стало с Крио магами и не слышно ничего, кроме звуков бушующей погоды и собственного стука сердца в ушах. В голове вяло текут мысли — интересно, что скажет Дилюк на его безрассудство? Наверняка будет скрывать беспокойство за масками злости и раздражения, делая это скорее по привычке, нежели действительно чувствуя что-то похожее. Кэйа больше не поведется на эту его напускную холодность. Не так давно они встали на путь примирения; оковы отчужденности, что крепко держали их несколько лет по рукам и ногам, постепенно рушились. В их взаимоотношениях появилось долгожданное тепло и искренность, разбавляемые редкими улыбками на бледном лице. Сегодня Кэйя надеется ещё раз увидеть это горячо любимое лицо, потому что он до сих пор живет и дышит только из-за их с Дилюком связи. Первая попытка встать заканчивается неудачей, лопатки снова встречаются с холодной каменной поверхностью. Стиснув зубы и зажмурив от усилий глаз, он пробует ещё раз, тяжело приподнимаясь на бок, удерживая вес на правом локте и стараясь минимально двигать левой ногой. Селестия, это будет очень долгий путь до спасения, но ему нужно вставать, он буквально заставляет себя двигаться, опираясь уже на обе руки. Мелкие камешки на крыше Долины воспоминаний впиваются в колени и нежную кожу ладоней, с неба падают первые капли дождя, размывая кровавые следы. В таком положении, опустив голову вниз, он пережидает новый приступ головокружения под частыми ударами капель о поверхность. Прежде чем продолжить, глубоко и медленно дыша, Кэйа бросает взгляд на раненную ногу. Зрелище, конечно, не из приятных. Закусив губу, он осматривает рваную рану — глубокая, безобразная, из которой при движении сочится кровь. Ну вот, такие штаны замарал. Вздохнув, непроизвольно Кэйа отмечает, что находится почти у самого края крыши. Отбрось его немного в сторону и он уже навряд ли смог бы подняться. Встав, он слегка пошатнулся, но удержал равновесие, опираясь на скалу, в которой сооружение было буквально построено. Нахмурившись, Кэйа думает о том, что есть только один способ спуститься с крыши, а затем и со скалы, вниз на тропинку, ведущую к винокурне. Да, по всем правилам использования планера, запрещаются полеты в такую сильную непогоду, включающую в себя ливни, молнии, гром, ветер… Оттолкнувшись, Кэйя спланировал вниз, тут же подхваченный холодным ветром, пронизывающим насквозь. Планер опустился ниже, позволяя довольно спокойно пролететь между скалами вдоль ущелья. Если бы и здесь настигла неудача, Кэйа бы подумал, что он проклят. Ах, точно, вот это ирония. Подошва сапог касается земли, ноги подкашиваются от боли. Вопреки этому Кэйя радуется, что дождь усилился только к тому моменту, когда он приблизился к земле, тем самым располагая к удачному приземлению. Уже в конце тропинки перед ним, в рассеянном свете фонарей, угадывались малочисленные стёртые ступени, и открывался вид на размытый в темноте силуэт винокурни. Ни в одном из окон не горит свет. Видимо, уже действительно глубокая ночь. Медленным, пошатывающимся шагом, Кэйя двинулся в сторону поместья. Если бы кто его увидел из далека, непременно подумал бы, что он снова перебрал с любимой «Полуденной смертью» и теперь плетет куда-то в пьяном бреду. Из губ вырвался смешок. Косой ноябрьский дождь смешанный с кровью пропитал всю его одежду до нитки. Шерстяная накидка липла к спине ощущаясь некомфортным, тяжелым грузом. Рана на бедре пульсировала тупой болью. Спустя, кажется, вечность, он смог доковылять до массивных дверей дома, постоянно останавливаясь и пережидая приступы головокружения и слабости. Кэйя промерз до мозга костей, мокрая одежда липнет к телу и под порывистым ветром вызывает неприятный озноб на коже. Это не достойно рыцаря, но в глубине души ему так хотелось, чтобы его обнаружили раньше. Чтобы сейчас, посреди глубокой ночи, он не доставлял никому неудобств своими проблемами. Кэйа стучит в дверь. Стоит, прислонившись лбом о деревянную поверхность, прикрыв глаз за мокрой челкой. Ответа нет. Он пробует ещё раз, несколько сильнее, ждёт. Тяжелые двери по-прежнему закрыты. Люди уже глубоко спят после тяжелого дня и давно видят сны, а он стоит тут и ни с того ни с сего ломится за полночь в особняк. Губы поджимаются от собственной никчемности. Он бы ушел, ни в коем случае не стал ждать у порога, как побитая мокрая собака, но сил двигаться не осталось. Холодный пот стекает по вискам, смешиваясь с каплями дождевой воды. Голова раскалывается. Становится тяжело переносить вес на одной ноге, слабость от падения дает о себе знать, и он съезжает вниз по массивной двери, вытягивая больную ногу и поджимая ближе к груди другую. Кэйа весь буквально скукоживается от общей боли и страданий, обхватывая себя за плечи в окровавленных перчатках. В горле першит. Он так устал. — Люк…, — тихий, хриплый голос сорвался, дрожащая грудная клетка опускалась тише и реже. Он был так близко и одновременно так далеко к такому необходимому сейчас теплу, спасению. — Пожалуйста, я прямо здесь… Усталость кубарем накатывала на него, заставляя смыкать иссиня-сиреневый глаз. Он перестал обращать внимание на пульсацию в ноге, ощущая боль частью себя. Кэйа думал о багровых шелковистых прядях, бледной коже, жарких объятиях. Сейчас он бы многое за них отдал. Ха, многие принимают за чистую монету, что обладатели Крио Глаза Бога не мерзнут. Что за бред? Безусловно, когда всем слегка прохладно, обладатели Крио чувствуют себя комфортно, но когда это капризный ноябрьский холод, то никакие способности тебя полностью не защитят. Хотелось бы, чтобы с утра работники не сильно перепугались от вида его холодной тушки у крыльца. Напряжение в теле достигло предела и организм не выдержал. Капитан отключился, откинувшись головой на дубовую дверь.***
Аделинда беспокойно зашевелилась в своей постели, с трудом разлепляя тяжелые веки. За окном стояла ненастная ночь. В окна тарабанил свинцовый дождь в танце с промозглым завывающим ветром, да так сильно и шумно, что создавалось впечатление отсутствия оконных рам вовсе. Чуткий сон главной горничной прервало ощущение стука в дверь. Разве мог кто прийти в такой час? Несколько мгновений всматриваясь в грозу за окном и прислушиваясь к тарабанящим звукам, она все же решила, что сильно переутомилась прошедшим вечером и ей померещилось. Нужно было столько успеть: личные обязанности, раздать поручения и проконтролировать других, перед тем как распустить прислугу к родным на выходные… Глубоко вздохнув, она улеглась обратно на подушки. Но Аделинда, эта прекрасная Аделинда, разве была бы она так горячо ценима и уважаема в этом доме всеми его хозяевами, если бы не была такой чуткой, внимательной и ответственной женщиной? После недолгих раздумий, она все же решила встать и проверить, дабы успокоить свое непонятное волнение. И все-таки ужасная погода, на завтра нужно будет перестроить задачи, уделить больше внимания порядку внутри дома, пока за окном царит это ненастье. Набросив на плечи теплую накидку и взяв с собой фонарь, горничная легким шагом прошествовала из своей комнаты к входной двери, зябко поежившись. Вот же, паранойя, нужно меньше перенапрягаться и… — Ах!…***
— Господин Дилюк! Господин Дилюк! Сквозь сон хозяин винокурни слышит беспокойные крики Аделинды откуда-то с первого этажа, первые секунды в растерянности тупо смотря на дверь собственной спальни, сонно моргая. Дилюк не представляет себе ситуации, в которой бы женщина позволила себе кричать из другой части дома, наплевав на правила приличия, не подойдя с обращением к мастеру лично. Особенно в такой час. Слышится ещё один окрик заставляющий очнуться и немедленно вскочить с постели. — Аделинда, что стряслось? — ото сна чуть хриплым голосом спрашивает, подходя в одной ночной рубашке и штанах к узорчатым деревянным перилам второго этажа. Главные двери наполовину распахнуты, стылый ветер с дождем проникают в помещение и Дилюк непонимающе смотрит вниз. Аделинду он застает на первых ступенях лестницы, когда та, по всей видимости, уже хотела подниматься наверх к хозяину, но остановилась, услышав, что тот вышел на ее окрик. В свете держащей в одной руке лампы, другой в панике прикрывая ладонью рот, она стояла и широкими глазами смотрела на Дилюка. Голос выдавал волнение женщины с головой. — М-мастер, т-там… там молодой господин…, — она не договаривает, не может этого сделать, в горле застрял ком от увиденного и судорожный вздох сдержать не удается. Секунда понимания услышанного и Дилюк ветром спускается на первый этаж, буквально пролетая мимо всхлипывающей Аделинды, мчится до распахнутых дверей. В животе тугим узлом скрутился страх, в голове полный хаос из самых дурных мыслей. Вылетев за дверь он резко останавливается, а сердце пропускает удар. От вида израненного, сжавшегося у двери Кэйи, находящегося без сознания, у Дилюка внутри что-то ломается. Понимание, что в таком состоянии сейчас находится самый дорогой для него человек, просто выбивает весь воздух из легких. Он падает на колени рядом с ним, прямо в пижаме, осторожно обхватывая ладонями лицо, попутно отмечая, насколько оно холодное, и поворачивает к себе. Позади появляется обеспокоенная не меньше Аделинда и фонарь в её руках освещает лицо в кровавых разводах. — Кэйа! — правая рука Дилюка судорожно опускается ниже, на такую же холодную тонкую шею, и нащупывает различимый, но медленный пульс. Выдох, полный облегчения, который он не в силах сдерживать. Левая же рука перемещается на затылок, удобнее придерживая. — Кэйа, посмотри на меня! — в голосе звучит отчаянная злость, то ли на названного брата, то ли на ситуацию, то ли на себя. Но тот в своем забытье остаётся равнодушным к внешнему миру. Что произошло? И как долго он находится здесь? Эти немые вопросы витают в воздухе и остаются без ответа. — Господин, нужно поскорее занести его в тепло, я подготовлю ком… — Я отнесу его к себе, не трать время, скорее пошли за лекарем в Собор, — Дилюк перебивает, просто потому что эмоционально напряжен и ему стоит больших усилий заглушить собственную панику, отдавая распоряжение. Аделинда послушно исчезает в глубине дома, лишь кивнув напоследок. Дилюк осторожно отпустил голову Кэйи, собираясь перехватить его поудобнее, как мимолетно заметил на своей ладони темные следы. В тусклом оранжевом свете фонарей, что, видимо, успела зажечь в доме Аделинда, Дилюк мгновенно осознал, что это кровь с головы капитана, которую он только что придерживал. Селестия, оставалось только надеться, что дело не дойдет до сотрясения. Пожалуйста. Подхватив бессознательное и замерзшее тело на руки, Дилюк с максимальной осторожностью заносит его во внутрь, поднимаясь наверх. Он крепко держит Кэйю, прижимая ближе к груди. Не хочет себе представлять, что было бы, останься тот на улице в такую погоду и с такими ранами до утра, сидя на холодном камне под проливным дождем. Ещё и гроза. В детстве Кэйя сильно боялся молний и грома, поэтому не исключено, что последний и сейчас не питает к ним больших симпатий. Пройдя через распахнутую после внезапного пробуждения дверь спальни, Дилюк аккуратно уложил свою ношу на мягкую постель. Плевать на чистоту, белье сменят позже, сейчас главное избавить продрогшее тело от мокрой одежды и в ожидании целителя первично обработать раны. — Мастер Дилюк, я отправила Эльзера за лекарем, он не покинул поместье на выходные, — позади раздался тихий голос Аделинды, что осторожно остановилась в дверях. Она переживает не меньше, чем мастер. — Попросила очень поспешить. — Спасибо, — также тихо в ответ, склонив голову над кроватью и опираясь на неё руками. Спустя несколько мгновений тишины выпрямляется, вполоборота просит горничную принести бинты, сам же идет в ванную комнату набрать в таз горячей воды и взять полотенце. Когда они с Аделиндой ещё раз встречаются в спальне, Дилюк благодарит её за помощь и просит сообщить о прибытии лекаря, как только тот появится, а пока подождать внизу и выпить горячего чаю, попытавшись успокоиться. Аделинда ожидаемо спорит, мол, как тут успокоиться? Но покорно закрывает за собой дверь и с тяжёлым сердцем спускается вниз.***
Комната погружена в дождливые вечерние сумерки, серость которых разбавляют красные всполохи потрескивающего старинного камина. Вымотанный хозяин таких же красных, словно огонь, прядей, в полудреме лежит на измятой, пуховой постели, обнимая человека рядом с собой поперек груди, уткнувшись носом в синюю макушку. В помещении по-домашнему уютно и тепло, пахнет лечебными травами. Когда Дилюк сквозь неспокойную дремоту слышит тихий, болезненный стон, то тут же приходит в себя. Душа заходится трепетом, а разум изнывает от того, что он наконец-то очнулся. До сих пор слишком тяжело было осознать, в каком состоянии оказался Кэйя в эту дождливую ночь. Дилюк не успевает ничего сделать, как смуглая рука взмывает вверх и касается собственной головы, обмотанной бинтами, видимо, в попытке хоть как-то приглушить неприятные ощущения после пробуждения. Чужой глаз всё ещё закрыт, брови чуть нахмурены. — Тшш, не спеши, — тихо дает о себе знать, мягко обхватывая чужую ладонь и отнимая от лица. Кэйа вздрагивает, распахивая яркий, синий глаз, с потрясающей звездочкой во взгляде, что сейчас был слегка затуманен, и несколько мгновений пытается сфокусировать взгляд на лице рядом, в приглушенных оранжевых красках комнаты. — Люк…, — получается тихий хрип, горло саднит, но тот факт, что постоянная причина всех его душевных волнений находится сейчас рядом с ним, такой обеспокоенный и взъерошенный, держа за руку, заставляет глупое сердце Кэйи радоваться. Уголки губ трогает слабая улыбка. Присутствие возлюбленного отодвигает все болезненные ощущения в теле на задний план. Дилюк одет в простую домашнюю рубашку и штаны, волосы растрепанны, от него веет теплом и чем-то родным. Тот пальцами оглаживает тонкую кожу смуглой ладони без перчаток в своей руке, на несколько секунд опуская голову вниз, скрывая глаза за огненной челкой, а после снова заставляет пересечься взглядами, вот только теперь в его зрачках плещется беспокойство, смешанное с родительской строгостью: — У тебя голова вообще есть? — злится. — Честно говоря, уже не уверен..., — легким кивком вверх намекает на повязки у себя на лбу. Дилюк молча сверлит его долгим взглядом, нахмурив брови, очевидно, не оценив шутки, а Кэйа смотрит в ответ, но с неловкой виной во взгляде. Сдавшись, Дилюк протяжно выдыхает и наклоняется чуть вперед, неожиданно для рыцаря легко соприкасаясь с ним лбами. Красные пряди щекочут щеки. — Пожалуйста, будь аккуратнее. Я сильно испугался. Столь откровенное признание заставляет Кэйю ошарашенно замереть, не дыша, вперив взгляд в прикрытые глаза напротив. Он до сих пор не может поверить в то, что они больше не играют в незнакомцев, что Дилюк больше не смотрит на него презрительным, холодным взглядом, от которого хотелось спрятаться. Или напиться. Эта простая фраза о чужом волнении тронула так сильно, что на глаза навернулась влага. Честно признаться, он сам не знал, что было бы с его нервами, обнаружь он Дилюка в таком состоянии. Кэйя мягко высвобождает свою ладонь из чужой хватки, перемещая на алую копну волос. Дилюк слегка отстраняется, но рука продолжает скользить вниз, отодвигая длинную красную челку, а затем ещё ниже, касаясь бледной щеки. Их взгляды пресекаются, и Кэйа пытается передать всю палитру переполняющих его чувств — благодарность, любовь, нежность, счастье... Он мог бы продолжать бесконечно. Но Дилюк прерывает поток его мыслей, трепетно касаясь манящих и столь податливых губ. ⠀ ⠀ ⠀