Если в марте пойдёт снег

      У всех людей есть свой выбор.       Вот я и выбрал. Выбрал именно этого человека — своего альфу, — со всеми его достоинствами и недостатками. Он был совсем недавно нежен со мной, и не было тогда мыслей, что однажды этот мужчина изменится во мгновение ока, что я буду гадать, мой ли это альфа. Антон, мой муж, пахнет хвойными деревьями, которые растут в лесу, в то время как от меня веет дикими ягодами в том же лесу, — так говорит муж. Только с недавнего времени я испытываю страх перед любимым человеком.       Я сижу на полу, обняв колени и прижав их к себе, смотрю на то, как падает снег в тёмных объятиях ночи, и думаю, что будет дальше. По щекам текут слезы и падают на одежду, а у меня никак не получается понять, почему Антон в ту ночь так поступил, ведь мы могли бы поговорить — спокойно и тихо. Однако в пьяном виде он, наверное, не отвечал за свои действия, но я помню все до мелочей.       Альфа вернулся в тот день слишком поздно, отчего я подскочил с кровати, потому что уже почти уснул, после вышел в коридор, где в прихожей тот снимал верхнюю одежду и обувь. Я чувствовал, как хвоя пахнет крепким алкоголем, но не боялся, потому что был уверен, что мне ничего не грозит. Ошибся. Антон закрыл дверь на ключ, а я осторожно подошёл, спрашивая:       — Антон, что случилось? Почему ты пил?       Конечно, ответа на вопросы я не получил, но зато увидел свирепые зелёные глаза, которые тотчас напугали, заставив сделать короткий шаг назад. Он смотрел так, словно я страшно убил для него самого близкого, хотя ничего ужасного я не делал. Я вообще был только на работе и вовремя вернулся домой. Это был не мой Антон. Не мой муж, который лелеял меня и любил, нежно шептал, что я только его и никому не позволит отобрать у него такое счастье. И я верил, ведь я сильно люблю Антона и не собирался бросать и разводиться с ним.       Альфа двинулся в мою сторону и уже через мгновение меня схватили за шею, припечатав к стене. Воздух сразу перестал поступать в лёгкие, отчего я начал задыхаться, пытаясь убрать чужую руку. Однако муж был сильнее, потому вглядывался в мои глаза, стискивая зубы. Что могло послужить такому поведению, я пока не понимал, но после все сложилось.       — Где ты был сегодня? — грозно задал он вопрос. Антон — собственник, который должен быть уверен в партнёре. И я никогда не смел смотреть в сторону других мужчин, потому что долго влюблен именно в своего мужа. Пальцы на шее душили, а из моих глаз текли слёзы, пока сердце билось в бешеном темпе.       — Ан.... Анто-он, пусти! — удалось прокричать хриплым голосом. Я бил его одной рукой в грудь, дабы тот оставил в покое, но это ещё больше разозлило злого мужа.       — Где. Ты. Был. Сегодня? — повторил он тот же вопрос, сделав голос строже. Я элементарно не мог ответить из-за сильной хватки. Единственная мысль в голове была, что вот-вот Антон меня задушит.       — П.... Пожа.... Пожалуйста... — хотел я убрать его ладонь с шеи, смотря в глаза сквозь пелену горьких слез. Что-то руководило мужем, поэтому он резко отпустил меня, а я упал на пол, держа ладони на шее, дабы ушла боль. Я кашлял, всхлипывал, одновременно наблюдая за следующими действиями. Альфа стянул с себя галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки, которая была выглажена мной утром. Он грубо схватил меня за запястье и поволок в спальню, бросив на кровать, где ещё недавно я ждал его, свернувшись калачиком.       Я привстал, глотая ртом воздух, однако через несколько секунд он сел на мои бедра, впившись в губы. Впервые в жизни было неприятно с ним целоваться, потому что от него пахло алкоголем и все было грубо. Грязный поцелуй заставлял меня не отвечать, но пытаться отстранить от себя этого мужчину. Мой Антон никогда бы так не поступил. Он крепко начал держать меня за руки, чтобы я не рыпался, но я по-прежнему извивался и скулил, только ничего не могло его остановить.       Отстранившись, альфа смотрел в глаза, видя, как мне неприятно абсолютно все. Он оголил меня, несмотря на моё сопротивление, за что получил пощёчину. Муж никогда не бил меня, даже руку не поднимал, а в ту ночь это представление было развеяно. Раздев и себя наполовину, он припал к моим губам, но прежде прошептал:       — Запомни раз и навсегда, ты мой, — и точка. А если вздумаешь уйти, то пожалеешь.       Я проскулил и кивнул, понимая, что сопротивления его злят ещё больше, потому просто отпустил ситуацию. Понял, что это не мой самый любимый человек, для которого я был готов на все. Повернув голову в сторону, так как я не мог смотреть на него в тот момент, я зажмурил глаза, прикусив нижнюю губу. Альфа раздвинул мои ноги, после чего я почувствовал около входа головку, поэтому сжал одну ладонь в кулак. Он грубо вошёл, дав почувствовать мне яркую и сильную боль, что заставила плакать все больше. Было так ужасно и мерзко, хотя секс с любимым мужем был раньше удовольствием, несмотря на «срыв головы» во время течки, потому что я знал, что он меня любит.       Антон втрахивал меня в постель, рыча при этом, что я его и никто не смеет отбирать меня, в то время как я хрипел, что люблю только его и никто мне не нужен. Однако слова не останавливали. Он перевернул меня на живот, потянул на себя, чтобы я встал на колени. Слезы не давали смотреть отчётливо, а вот страх наоборот — я чувствовал каждое прикосновение так, словно это что-то обжигающее. Альфа вновь вошёл в меня резко и грубо, начиная делать все то же самое. Было отвратительно, что все творит это мой Антон! Мой любимый человек! Самый лучший на свете, к которому я всегда бежал, чтобы обнять и сказать, что счастлив с ним же!       Секс, если можно так назвать, не приносил ни капли удовольствия, а только отвращение и неприязнь. Сильные ладони сжимали мои бедра, а я уже знал, что останутся синяки, поскольку кожа слишком чувствительная и нежная. Ни крики о том, что я люблю его, ни хрипота о том, что не изменял, не останавливали, будто Антон не слышит или не хочет. Через несколько минут горячая сперма заполнила меня, пока я проливал слёзы и тихо молился, чтобы он, наконец, оставил меня в покое. Слава богу, Антон ушёл в другую комнату, как только убедился, что я без сил. Свернувшись калачиком, я кусал кулаки и сдерживался, чтобы не закричать. Сердце билось сильно-сильно, напоминая обо всей ситуации. Получается, изнасиловал? Собственный муж? Альфа, которого я люблю и кому принадлежу?       Мне до сих пор больно вспоминать ту роковую ночь, хотя прошло несколько месяцев. За это время Антон миллиарды раз просил прощения, одумавшись, на коленях ползал и умолял простить. А я думал: «Ты сам себя простишь?». Что творится в душе мужа, я не знаю, да и уже не хочу. Тем «сексом» альфа перечеркнул всё и вся, оттолкнув меня, наверное, навсегда. Я всячески увиливаю от ответов и прикосновений, поскольку я напился этим сполна.       Знаю, что плохо, но что я с собой сделаю? Сердце разбито вдребезги, а я сижу и прижимаю эти осколки, поранив ладони, что они все в крови, как и злосчастные осколки. Антон ничего не знает о том, что через почти шесть месяцев станет отцом, а я папой. Ребёнок все чувствует, возможно, даже ненавидит второго родителя, но я не стану говорить, что его отец самый ужасный человек. Нет, он лучший, однако имеет черту, о которой я не знал за все годы брака.       На мне тёплая толстовка, подаренная мужем на один из праздников, она и греет, и скрывает уже заметный в отражении живот. Почему я не сделал аборт? Я всегда мечтал о детях, чтобы они были наши общие. Мне уже все равно при каких обстоятельствах был зачат малыш, потому что он не виноват ни в чем. Я запускаю ладонь под одежду, поглаживая нежно живот и улыбаясь. Антона рядом нет, хотя он приходил в квартиру моих родителей, где я сейчас живу. Но каждый раз получал отказ от меня или безразличный взгляд. Честно, скучаю по тем дням, когда все было просто сказочно, когда мы держались за руки, смотря фильм и поедая фаст фуд. Тогда было хорошо, а сейчас что-то не то.       Родители спят в соседней комнате, а я сижу, как ненормальный, на полу, смотря в окно. Не получается уснуть, потому что мысли возвращаются к мужу. Папа говорит, что стоит поговорить спокойно и все решить. Но он не знает, какова истинная причина нашей «ссоры». Если бы родители узнали, то возненавидели бы моего альфу и запретили бы видеться. Да, несмотря на то, что мне давно за восемнадцать, они могли бы поставить запрет на встречи. Не выходит простить, потому что каждый раз вспоминаю ночь, отчего плачу. Ребёнку вредит подобное состояние, но иначе у меня не получается.       — Всё будет хорошо, малыш, — тихо говорю я ребёнку, зная, что тот все равно слышит, несмотря на свой возраст. — У нас с тобой все будет хорошо.       Я сам не верю, настанет ли это самое «хорошо». Любому ребёнку нужны оба родителя, потому что один не сможет заменить другого. Но прощение никак не даётся мне.

***

      Антон вновь испытывает судьбу и ждёт меня после работы. Прошло ещё два с половиной месяца, за которые я смирился, что буду папой-одиночкой. Родители не выгоняют, но каждый раз интересуются, почему я отталкиваю альфу. Если бы они только знали.       На улице по-прежнему холодно, потому я похож на какого-то пингвина, ведь я должен заботиться не только о себе. Шагая осторожно по бетону, я стараюсь не упасть, поскольку стал неуклюжим. Отчётливо вижу знакомую фигуру, зная, что улизнуть не получится, потому что положение не то. Когда Антон узнал о беременности, то на коленях умолял вернуться, так как жить без меня не может и никогда в жизни больше не причинит мне боль. В зелёных глазах была искренность, но я все равно выдохнул и ушёл.       Мне ничего не остаётся, как снова поговорить с мужем, который из-под земли достанет, если нужно будет. Я по привычке обнимаю живот, дабы никто не прикоснулся. Даже родителям запрещаю, потому что это чудо только моё.       — Привет, Арсений, — нежно здоровается Антон, не смея трогать меня.       — Привет, — спокойно отвечаю, глядя на альфу, что замёрз, — видимо, стоял на холоде давно. — Что на этот раз? У нас все есть, прежние запасы не кончились.       Узнав о ребёнке, он начал снабжать нас продуктами и одеждой, отчего я не мог отказаться, потому что все это, действительно, необходимо. Хотя в первый раз я отказался, но после альфа просил принять это, чтобы ребёнку было хорошо.       — Арсюш, может, поговорим? — в надежде, что я-таки соглашусь, просит Антон. На самом деле, я ужасно скучаю по все ещё любимому человеку. Конечно, я не намерен терпеть то, что он сделал, но сердце до сих пор любит именно его. Ночами я плачу и умираю от одиночества, желая наплевать на всё и позвонить Антону, попросив забрать к себе. Но бью себя по рукам, не разрешая эту слабость.       — Зная тебя, ты не оставишь меня в покое. Хорошо, давай поговорим.       После Антон ведёт меня к машине, желая приобнять, но я делаю шаг в сторону. Мне хочется вновь почувствовать себя нужным и любимым, чтобы муж снова был только мой, но не смел насиловать. Он открывает дверь, когда мы оказались около автомобиля, а я пытаюсь осторожно залезть, потому что с животом любые действия даются трудно. Альфа хочет помочь, но я фыркаю и забираюсь самостоятельно. В салоне тепло и пахнет моей хвоей, когда-то моей. Чувствую, что малышу стало спокойнее, как только в мои лёгкие попал родной запах. С феромонами давно смешался аромат хвойных деревьев, говорящий другим альфам, что я занят. Да я и сам не могу и не хочу смотреть на чужих мужчин, потому что есть свой, все ещё любимый, несмотря на ужасный поступок.       Альфа присаживается на водительское сидение, заводя мотор, после чего включает печку, зная, какой я мерзляк. Он уже не пытается взять меня за руку, поскольку я все равно одерну.       — Ты хотел говорить? Говори, — голос какой-то чужой, хотя я искренне готов выслушать. Пока я живу с родителями, ночами не могу с собой что-либо сделать. Я люблю Антона, как и ребёнок под сердцем. Мы любим нашего альфу, несмотря на то, что он однажды натворил. Тогда мы толком не разговаривали, потому что я избегал и молчал, когда муж пытался выяснить, где и с кем я провел день, когда он разозлился. А ведь ничего, о чем подумал Антон, я не делал. Я находился в офисе, лишь встречался с клиентом в неформальной обстановке, поскольку разговор не должен был состояться там, где много лишних ушей. Это и увидел мой альфа, даже не выяснив и не расспросив сначала меня. Никогда бы не изменил любимому человеку, потому что какой в этом смысл?       — Я так виноват перед тобой.... Вами. Арсений, я знаю, что ты ни в чем не виноват, а я... — тянется он к моей ладони, но вспоминает, что я все равно одерну. — Боже, как я мог подумать, что ты с кем-то можешь встречаться. Пожалуйста, прости, — у него слезятся глаза, а я вижу, что он абсолютно искренен и, действительно, чувствует себя и только себя виноватым. Если бы он не применил силу в ту ночь, а нормально задал вопрос, то я бы ответил и рассказал всю правду, и не случилось бы того, что случилось. В то мгновение я возненавидел мужа, ведь я не думал, что он может так со мной поступить, будучи говоря, что любит.       — Почему ты не узнал от меня? Почему так сделал? — с дрожью в голосе интересуюсь, смотря в любимые глаза. Этот человек все равно мой, а я его. Только мне не дают воспоминания впустить Антона вновь в свою жизнь.       — Потому что напился от того, что ты можешь принадлежать ещё кому-то. Я испугался. Если ты только пожелаешь, то я уйду из твоей жизни и ребёнка, — смотрит он так, словно прямо сейчас стоит на коленях, моля о прощении. — Арсений, я по-настоящему люблю тебя и нашего малыша, очень люблю, но поборюсь с собой, если ты не захочешь видеть меня в дальнейшем.       Не отвечаю, вместо этого накрываю ладонью чужую, что лежит на руле, даря невинную улыбку. Мне бы хотелось сказать, что прощаю, но не могу. Сын, наверное, не рад моему решению, однако знаю, что так будет правильно, по крайней мере в данный момент.       — Я не хочу, чтобы ты покидал нас, но и разрешить тебе быть рядом, пока, не могу. Ребёнку нужен и отец, только об этом мы поговорим потом.       После я смотрю несколько секунд в зеркала души, убеждаясь, что поступаю верно. Открыв дверь, слышу такое нежное:       — Спасибо.       Я поворачиваю на альфу голову, коротко улыбаюсь, после чего осторожно выхожу из автомобиля.

***

      Я сижу за столом, а передо мной завтрак, приготовленный папой. Только аппетита нет, потому что несколько дней подряд меня мучает вопрос: «Что будет дальше?». Со мной, с ребёнком, с мужем. Что будет? Дал себе слабину и позволил-таки Антону провожать меня после работы, потому что чувствую, что для сына так будет лучше. Он должен чувствовать, что оба родителя его любят и ждут.       — Арсюш, если что-то захочешь, то все есть в холодильнике, твоё любимое мороженое тоже. Вдруг станет плохо, звони в «скорую», хорошо? — заботливо говорит папа, допивая свой кофе. Я киваю и мычу, внушая малейшее доверие.       — Хорошо, пап, — чуть улыбаюсь, взяв в рот кусочек сыра, дабы он подумал, что я, действительно, доем завтрак. Родитель целует в макушку, после чего спешит на работу, а я остаюсь наедине со своими мыслями, что вихрем крутятся в голове. Мой декрет начался несколько дней назад, а значит, Антона я не смогу видеть каждый вечер. Да, я дал слабину и позволил ему проводить со мной и ребёнком немного времени. Он, как Хатико, ждал после работы, чтобы пройтись пешком, потому что врач говорит, что мне ходить сейчас полезно. И признаться, я очень скучаю по нашему альфе, который так необходим, ведь мы сейчас одни и без главы семьи.       Убрав завтрак в холодильник и взяв телефон, я топаю в комнату, но останавливаюсь перед большим зеркалом в коридоре. Встаю боком и задираю бесформенную футболку, любуясь давно округлившимся животом. Порой я разговариваю с сыном, представляя, какой он будет и на какого похож. В отражении двадцатичетырехлетний парень на шестом месяце беременности, на ком нет метки, но есть обручальное кольцо. Если бы метка была, то муж не сотворил то, что до сих пор хранится в памяти, будучи уверенным, что люблю только его.       Улыбнувшись зеркалу, я направляюсь в спальню, где присаживаюсь на край кровати, держа в руке телефон. Номер Антона занесён в чёрный список со дня переезда к родителям. Да, я хотел вычеркнуть его из жизни, но не смог по причине большой любви. Включив мобильный, я нахожу контакт мужа и желаю разблокировать, потому что больно близок он стал за время беременности. Альфа сопровождает меня в больнице на протяжении месяца, так как я разрешил, а он убедил, что так будет лучше. Мне оставалось просто согласиться и понять уже, что, каким бы ни был Антон, я люблю его.       Телефон начинает разрываться от сообщений и пропущенных звонков от абонента, а я только успеваю все читать. Триста девяносто семь сообщений. Сто двадцать пять звонков.

Любимый

Арсений, ответь, прошу 3:19 Любимый... 2:10 Аос ч скцчвю 2:39 Прости меня 0:12 Я такой идиот 23:38 Арсений, любимый, я так люблю тебя. Пожалуйста, если ты читаешь, то умоляю, прости. Я жить без тебя не могу. Арсений... 2:47 Ну почему ты не сказал мне о беременности? Почему молчал и скрывал? 4:21 Если я в чёрном списке, то пусть так и будет. Но я продолжу писать, потому что так легче 5:04 Мой хороший, я так тебя люблю и так виноват перед тобой и малышом. Господи, прости меня 1:29       Подобных сообщений более трёхсот, а последнее отправлено сегодня ночью: Любовь моя, я идиот, да. Но я так хочу быть с вами рядом, если ты позволишь. Котёнок, если ты читаешь это, то знай, я скучаю и думаю о вас каждый день. Пожалуйста, прости меня. Солнышко, я сам себя не могу простить и пойму, если не подпустишь к себе Я люблю тебя, моё сокровище 2:34       Антон не спал ночами все эти месяцы, думал и винил только себя в содеянном. Да, если бы не его ревность вперемешку с алкоголем, то все было бы иначе. Но при таких обстоятельствах был зачат наш ребёнок. Наш сын, которого я люблю до Луны и обратно. Антон... Он был и является моей первой любовью. Только эта хвоя вскружила голову и дала понять, что я всё-таки способен любить и быть любимым. Сообщения вызвали слезы, потому вода капает со щек. Бросаю телефон в сторону, начиная обнимать живот двумя руками в защитной реакции. Вспоминается счастливая жизнь до и в браке, где был я и Антон. От этого слезы льются с новой силой, не давая мне нормально дышать. В груди все сжимается, а сердце кто-то сдавливает так, что я его не чувствую.       Трясущимися руками я беру телефон, стирая слезы, открываю «Сообщения», захожу в контакт «Любимый» и пишу сквозь боль и любовь.

Антон, я люблю тебя

9:42

      На большее мне не хватает сил, потому что у меня начинается истерика, из-за которой я валюсь на кровать боком, обнимая живот. Больно от того, что я и он — дураки. Мы два виноватых человека, будущие родители. Слезы отпечатываются на подушке, дышать тяжело от тех же слез, которые впервые за все время на таком основании вышли наружу. Звонок телефона пугает, но я нащупываю его, не смотря даже на того, кто звонит. Всхлипываю и стараюсь говорить размеренно.       — Арсе...       — Антон, приезжай, мне очень плохо, — хриплым все же, голосом прошу, перебив альфу. — Пожалуйста... — уже шепчу.       Антон ещё что-то говорит, но я уже не слушаю, убирая гаджет. Плохо морально, но боюсь, что такое состояние отразится на ребёнке, для которого я готов жизнь отдать, лишь бы с ним все было хорошо.

***

      На ватных ногах я ковыляю до входной двери, зная, что глаза опухли, а слезы засохли, отчего неприятно на щеках. Повернув ключ несколько раз, я вижу на пороге моего альфу, по которому скучал. Не давая ничего сказать, обнимаю, вдыхая такой родной запах. Моя хвоя. Наша. Оказавшись близко, моему сознанию открылось главное — катастрофически не хватало его. Муж замыкает руки за моей спиной, пока я нахожусь в какой-то эйфории. Хорошо. С Антоном хорошо. Да, он поступил ужасно и прощению это не подлежит, но есть одно «но» — я люблю этого человека всем сердцем. Спустя месяцы, слезы, истерики, крики и просьбы люблю. Слишком люблю, чтобы дать сейчас уйти.       Когда я уже лежу в кровати, не отпуская руку альфы, я чувствую умиротворение внутри. Сынок спокоен, а значит, и я тоже. Улыбаюсь, как дурачок, глядя на любовь всей своей жизни, а он в ответ. Антон что-то рассказывает о том, как было без меня и что изменилось, но вся информация проходит мимо ушей.       — Не уходи, ладно? Так хорошо, — мягко говорю, смотря так, словно умоляю. Но я прошу. А мольба и просьба — совершенно разные вещи. Муж пододвигается ближе, вглядываясь в мои глаза. Он говорил, что они похоже на Байкал, — подобного не говорил никто.       — Котёнок, я готов остаться и в твоей жизни навсегда, только разреши. Прости меня, пожалуйста, я такой идиот, — кладёт он голову на постель, виня себя во всех бедах. Что-то мной движет, подталкивая к следующему:       — Оставайся. Навсегда, Антош. С нами, — нежно говорю вполголоса, проходясь подушечками пальцев по русым прядям. Мне всегда нравились его мягкие волосы, как и глаза, цвета летнего леса. — Я придумал имя сыночку.       После Антон медленно поднимает голову, а я улыбаюсь, пытаясь понять, что со мной. Ещё два месяца назад я видеть не хотел своего альфу, а сейчас, видимо, сошёл с ума.       — Владислав. Владик, — на это муж начинает улыбаться, а я замечаю, что глаза на мокром месте, причём давно. Нет, это точно не я. — Нравится?       — Оно красивое и сын будет таким, — взяв за запястье, я укладываю его ладонь на свой живот, дав впервые почувствовать сына. Наблюдаю, как Антон робко улыбается, наверное, чувствуя, что наш ребёнок любит и его. Конечно, любит, иначе быть не может.       — Я не был на УЗИ, чтобы узнать пол. Ждал тебя, — говорю я, встречаясь с родными глазами. — Пойдёшь?       Знаю, что для Антона важно так же, как и для меня. Какая-то часть хотела, чтобы на УЗИ был не только я, словно брошен мужем. Нужно было дождаться Антона, но, в первую очередь, себя, чтобы я оттаял и понял, что все же, люблю его. Сложно забыть ту ночь, но уже не так сложно впустить мужа в свою жизнь, хотя бы попытаться быть счастливым.

***

      Я чувствую себя защищённым и, наконец, нужным. Раньше сюда я приходил один или с одним из родителей, оттого было грустно, что у меня есть муж, а он не рядом. Кольцо на безымянном пальце оправдывает своё значение. Он приобнимает меня, показывая всем: «Это мой омега и никто не смеет даже смотреть на него». Сердце греет душу, ведь я чувствую любовь от Антона и дарю её в ответ.       В кабинете узиста я расслаблен, хотя жизненно важный орган колотится так, словно я должен буду пробежать марафон без остановки. Однако узнавать пол страшнее. Срок верно движется к седьмому месяцу, потому живот становится больше, однако я подозреваю что-то не то. Так хорошо сидеть в кабинете с кем-то кроме врача. Это мой муж. Мой любимый человек, несмотря на ошибку. Ответив на вопросы врача о самочувствии и жалобах, он разрешает пройти к кушетке, до которой заботливо провел мой альфа. Я осторожно ложусь на поверхность, в то время как Антон не отпускает мою руку. Узист занимает свое место, выдавливает холодный гель на кожу моего живота, после чего начинает свои махинации, — я их так называю, потому что никогда не понимал медицину.       — Ну, что? Все отлично, но... — тянет он так, будто увидел там что-то страшное.       — Что там? — задаём одновременно мы с мужем вопрос. Врач усмехается, после возвращается к монитору, вынося вердикт:       — У вас двойня. Арсений, почему же Вас не было все это время? Мы бы раньше узнали о ещё одном плоде, — становится стыдно, поскольку я тянул специально. Стоп. Двойня? Два ребёнка?       — Погодите, то есть.... У нас будет двойня? — доходит до меня, как до жирафа. Но узнать о том, что у вас родится два малыша, будучи ожидая одного, тяжело во всех смыслах и планах. Мне уже страшно, но ладонь мужа, сжимающая мою, говорит, что он рядом.       — Арсюш, это ведь хорошо, — смотрит на меня Антон, улыбаясь. — Мы справимся и воспитаем двоих, — и сейчас я понял, что он настроен абсолютно серьёзно, и готов хоть всю жизнь на коленях ползать, моля о прощении.       — К-кто? — поворачиваю голову на врача, подарив слабую улыбку альфе. Мужчина наблюдал за нами и я видел боковым зрением, что он улыбался. После он ответил сразу же:       — Альфа и омега. Оба плода развиваются хорошо, сердца в порядке. Но, — смотрит он уже на мужа. — Не пропускайте плановые УЗИ, благо все хорошо, но все же, не шутите с этим.       — Да, простите. Больше такого не повторится, — «ругает» меня Антон, а я краснею, как помидор. Стыдно, потому что во всем виноват я.       Врач вытирает живот, убирает предметы на место, после муж помогает встать и одеться. Я чувствую себя маленьким ребёнком, о котором заботится родитель, потому что на выходе из больницы альфа застегивает на мне куртку, поскольку там дождь. Смотрю влюблёнными глазами, на что получаю:       — Не смотри на меня так.       — А как я смотрю?       — Словно делаю что-то неправильное. Я забочусь о тебе и наших детях, поэтому с этого дня забота повысится в разы. Дети... Не могу привыкнуть, что во мне развивается два малыша.       — Я уже знаю, — вздох.       Антон, закончив со мной, наскоро надевает куртку и берет в руки зонт, чтобы дойти до машины. Сейчас я похож на пухлого пингвина, который ходит-то еле как. Однако рядом с любимым человеком мне хорошо. Выйдя на улицу, муж раскрыл зонт, а я прижался к нему ближе, цепляясь за руку. Я и дети чувствуют, как комфортно и уютно рядом с тем, кого любишь, несмотря на ужас в прошлом. Дождь бьёт по зонту, пока мы идём в сторону автомобиля. Знаю, все будет хорошо.

***

      Сегодня Антон остался с нами, потому что в этот период мне особенно тяжело, поскольку я на девятом месяце беременности. Ходить все сложнее, а о том, чтобы что-то взять с пола, я молчу. Удобно сидеть на мягком диване, который помнит многое. Да, я вернулся к Антону, дав ему-таки шанс. Он хлопочет на кухне, потому что мне захотелось клубничного коктейля с самого утра. За окнами льёт дождь, а в душе светит солнце. Счастлив. Я счастлив, что нашёл в себе что-то, чтобы простить спустя столько месяцев Антона. Ладони лежат на животе, на лице улыбка, а в сердце любовь. Антон несёт, наконец, напиток, присаживается на корточки напротив меня, отдавая бокал с коктейлем.       — Держи, — я отпиваю немного, понимая, что хочу ещё кое-что.       — У нас есть бананы? — поднимаю глаза на альфу, смотря так, будто выпрашиваю фрукт, как ребёнок. Была бы возможность, сам бы пошёл опустошать холодильник.       — Есть.       — Принесёшь?       Муж торопится на кухню, а я в это время выпиваю половину вкусного молочного напитка, желая чего-то ещё. М-да... Так я не объедался никогда. Однажды поздно вечером мне захотелось самого сочного ананаса, — и Антон его предоставил. Был случай, что захотелось много-много всяких тортов, например, шоколадного, кокосового, «Наполеона», медовика. Антон, конечно же, все мне откуда-то достал. Волшебник.       — Покормишь? — странные, конечно, у меня просьбы, но мне хочется заботы, причём совсем детской. Или это гормоны и беременность? Я ненормальный. Антон выполняет, и я начинаю поедать фрукт с рук альфы, жуя, как хомяк. Вижу, что тот сдерживает смех, потому цокаю и закатываю глаза.       — Арсений, ты такой милый, — улыбается он, наклонив голову чуть в бок. Я отодвигаю недоеденный фрукт, запиваю коктейлем, отдавая все мужу, который избавляется от этого.       — Я такими темпами за этот месяц растолстею, — скулю, так как знаю, что не могу остановить свой аппетит, но скорее жор.       — Котёнок, ты питаешься за троих, — присаживается Антон на диван, приобнимая меня. — Кстати говоря, ты как-то спрашивал, какое имя я хотел бы для сына.       — Какое? — тут же спрашиваю, повернув голову.       — Кирилл. Как тебе? Кирилл и Владислав.       Я чуть задумался, посмотрев в сторону, после чего киваю многозначительно и поднимаю взгляд на Антона. Красиво...       — А мне нравится.... Антош, посиди так со мной ещё, — я начинаю ластиться, потираясь щекой о его грудь. Никакие обстоятельства не смогли убить во мне любовь к нему. И не убьют, только если вместе со мной. — Мне страшно. Это же так больно.       — Арсюш, я буду рядом и все будет хорошо, — целует он мягко в макушку, кладя ладонь на большой живот. Поясница и спина ноют каждый день, как и ноги. Ну, почему беременность — это так сложно? Массаж помогает снять боль в ногах и спине, однако не навсегда.       — Значит, будешь на родах? — поднимаю я голову, заглядывая в родные глаза.       — А я говорил «нет»? К тому же, я не хочу оставлять тебя одного.       — Ой, толкаются, — накрываю бок ладонью, чувствуя, что сыновья решили напомнить о себе. — Нет, все нормально, не больно.       После этого я обнимаю двумя руками своего альфу, закрывая глаза и чувствуя себя в безопасности. Хвоя давно заполнила мои лёгкие, а ароматы тюльпана и розы смешались с моим. Дети порой бьют ножками по печени или по бокам, отчего я морщусь, но знаю, что сыночки больно не сделают. С Антоном мы поговорили и навсегда закрыли тему, как именно были зачаты дети. Он любит меня, а я его.       Владик и Кирюша будут счастливы, появившись у нас, потому что получат безразмерную любовь двух родителей, ещё и от дедушек.       — Я люблю вас больше жизни, — шепчет Антон, прижимая к себе, а мне так хорошо и спокойно, поскольку любимый человек рядом и любит.       — Мы тебя тоже, — отвечаю таким же тоном и тянусь за поцелуем, который получаю. Губы лениво и мягко размыкаются, в то время как мы подаёмся вперёд, любя друг друга. Слишком любим, чтобы один из нас совершил ошибку снова и уже точно потерял любимого.