Взлетая выше облаков

Бежать. Убежать настолько далеко, насколько хватит сил. Я жадно, до боли хватаю ртом холодный воздух. От резких вздохов легкие на грани разрыва, но нужно уносить ноги, пока эти монстры не настигли меня. Босые ступни горят от мороза земли, втыкающихся веток и камней. Подол платья разорван в клочья, на руках множество заноз и темными корочками запекшаяся кровь. Я бегу уже до невозможного долго, но все равно недостаточно. Останавливаться нельзя — поймают.  Мимо проносятся страшные гиганты-деревья, упирающиеся верхушками в самый небосвод. Серый, затянутый громадными тучами, что вот-вот разразится громом. Страшно каркают вороны, стаей взмывают вверх, отчего становится ещё темнее. Они галдят, хлопают своими крыльями, и я чувствую, что даже эти глупые птицы против меня.  Запинаюсь, кубарём лечу по склону и в конце концов обессиленная остаюсь лежать на земле. Мир кружится в бешеном вальсе чёрных перьев, а вскоре и вовсе исчезает в пугающей тьме. Холодной, всепоглощающей, что затягивает в себя все глубже и глубже, пока я полностью не растворюсь в ней… Резко открываю глаза и с силой впиваюсь ногтями в бёдра. «Это всего лишь сон, просто кошмар», - лихорадочно повторяю про себя, пытаясь успокоиться. В ложбинке на груди мокро, ткань ночнушки в том месте плотно прилегает к телу.  В палате жарко, августовское солнце светит адски через усиливающее его оконное стекло. Форточку открыть не могу, замки мешают, поэтому медленно сползаю вниз, поближе к прохладному полу.  Комната, в которую меня перевели, удивительно светлая и приятная глазу, особенно по сравнению с тем, где я была до этого. Здесь есть деревянный стол, стул, прикованный к нему, мягкий голубенький коврик на полу, кровать, настоящая кровать, а не полуразвалившаяся кушетка, и даже большой шкаф, правда неизвестно зачем он нужен, когда из вещей у тебя только несколько комплектов белоснежных хлопковых пижам и одно большое некогда махровое полотенце.  Я сижу, сцепив руки в замок и опустив голову вниз так, что подбородком касаюсь груди. Это моя маленькая хитрость, придуманная совсем недавно и позволяющая побыть наедине с собой даже, когда по времени должен быть обход. Санитаркам не хватает дерзости тревожить «милую молящуюся девочку». Действует безотказно, главное, «просить Боже о милости» не слишком часто, иначе они заподозрят что-то неладное, а я совершенно не хочу терять свои дополнительные минуты тишины, учитывая, что они здесь ценятся дороже золота. Но в этот раз мне чертовски не везёт, и в комнату все равно входят, не обращая внимание на мое положение. Я тяжело вздыхаю про себя, а в слух лишь громко скандирую: «Аминь!» Поднимаю голову. Мария мило улыбается мне, расставляя на столе тарелки с обедом: суп, картофельное пюре с тефтелей, какую-то сладкую булочку и компот, по цвету напоминающий яблочный. В такие моменты я безумно радуюсь своему статусу в этом заведении.  Статусу, который прикреплялся невидимой булавкой к нашим досье и который давал лишние привилегии таким, как я.  Например, всю ту же съедобную еду и палаты, рассчитанные на меньшее количество постояльцев, чем остальные. Моя комната так вообще сравнима с номером люкс - лучше здесь и не придумаешь.  - Мари, можно тебя попросить принести что-нибудь, чем можно рисовать? Цветные карандаши или фломастеры? - мне нравится называть медсестру на французский манер. Ей, судя по смущенному выражению, тоже. - Карандаши вам по уставу нельзя, они острые. - девушка задумчиво стучит пальцами по подбородку. - А вот фломастеры я постараюсь принести. Марию закрепили за мной сразу после перевода в новую палату. Я рада, потому что считаю ее самой милой из тех, кто ко мне приходил. Остальные казались либо слишком холодными, либо слишком назойливыми. Мари - золотое сечение. Она прекрасно чувствует мое настроение: когда мне хочется побыть в тишине, она молчит, быстро делает необходимые процедуры и уходит, а если весь мой вид высказывает неутолимую жажду общения, то может сидеть часами, болтая со мной обо всем, что только в голову взбредёт.  Моя «молитва» проходила на ковре, но сейчас мне не особо хочется вставать, карабкаться вверх, ведь я уже успела остыть и не хочу возвращаться в пекло кроватного мира. Продолжаю сидеть тут, глядя снизу-вверх на медсестру. Поджимаю ноги к груди, обхватываю кольцом из рук. Мария жадным взглядом прожигает мой обед, видимо, персонал ещё не успел получить свою долю. - Хочешь немного? - я киваю на запакованную в целлофановый пакет булку, но Мари протестующе машет в ответ. - Нет, нам не положено. Тем более, я прямо сейчас пойду кушать.  Я заметила у медсестры миленькую привычку говорить о себе в какой-то немного детской манере. «Кушать» вместо «есть», «споткнулася» и множество других слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами… - Тогда, не стану тебя задерживать. - я улыбаюсь, провожая Мари взглядом до тех пор, пока дверь полностью не скрывает коридор от комнаты.  В самые первые дни пребывания здесь я часто слышала разговоры врачей, в которых они делили нас - психов - на несколько категорий. От этого распределения зависело то, куда тебя поселят, кого приставят и какие привилегии ты будешь иметь. Из того, что успела разузнать, я от скуки составила небольшой список. Он не полный, скорее всего групп намного больше и характеристики их более подробны, они наверняка содержат четкие диагнозы, но у меня ещё много времени, чтобы пополнить записи новой информацией.  Я выделила 6 типов психов:  1. Плаксы - вечно плачущие личности, с красными опухшими глазами, непрекращающимся насморком, у которых поголовно диагностирована депрессия. 2. Куклы - безэмоциональны, не самостоятельны, редко разговаривают и еле подают признаки жизни.  3. Маньяки - агрессивны, кидаются на всех без разбору, ломают мебель и все, что попадётся под руку. Часто видят галлюцинации. 4. Граждане - те, с кем большего всего времени проводят новые сотрудники для плавной адаптации к работе здесь. Спокойны, рассудительны и не склонны к буйствам. Получают много полезных бонусов от персонала. Их диагнозы варьируются от легкой степени шизофрении до ОКР. 5. Маугли - полная противоположность гражданам, ведут себя подобно животным. Не владеют членораздельной речью и даже малейшим представлением о правилах поведения в обществе. К ним и маньякам отправляют только крепких санитаров и девушек-старожил этого заведения, которые поведали столько, что ни в одном фильме ужасов не уместить.  И последний, шестой, ему нет одного названия. Каждый врач обзывает этих людей по-разному, поэтому и я пока не хочу записывать его - пусть сначала определятся. Все-таки это и меня касается, ведь я не только гражданин, но и… После обеда ко мне заходит доктор Флейд. Все так же в странных чёрных очках, с растрёпанными волосами, на коих блестели капли воды. Каждый спасается от жары как может, и в этом его упрекать я не могу.  - Здравствуйте, Эмма. Как настроение?  Я молчу, сидя на кровати и рисуя невидимого паучка на стене. Флейд падает на стул, расслабленно закидывая голову за спинку. Несколько шейных позвонков звучно хрустят, отчего доктор блаженно мычит и тянется руками назад. Опрометчиво: стул перевешивает на одну сторону, а мужчина судорожно хватается за все, что под руку попадётся, только бы не поприветствовать пол головой, что, впрочем, у него выходит.  Я тихо хихикаю. - Раз уж вас прогоняет даже стул, то не могли бы вы открыть окно? - ключи есть только у него и Мари. - Злорадствовать нехорошо, юная леди! - пожимаю плечами. Флейд распахивает настежь створку и свежий воздух вмиг заполняет помещение. - Вы и сегодня станете безмолвным слушателем или все же составите мне компанию?  Во все прошлые приходы доктора я не слишком много говорила. Мне было интересно собрать побольше данных о столь настойчивом враче, что даже спустя две недели продолжал лечить меня. Это рекорд, прошу заметить! Предыдущий был четыре дня. У доктора Флейда есть золотистый ротвейлер, кличку которого я постоянно забываю и чьи следы шерсти каждый сеанс вижу на его белом халате. Мужчина предпочитает чёрный кофе, не женат, его дочь учится на втором курсе, а понятие свободы у него полностью копирует определение из учебника права в старших классах. Я, честно, была поражена, что Флейд цитировал его слово в слово. - Прошу ответить на мой последний вопрос, после чего, обещаю, буду отвечать на ваши, сколько бы вы их не задали.  - Договорились. - мужчина вновь присаживается, но более не испытывая судьбу - сидит абсолютно прямо, лишь слегка покачивая ступней правой, закинутой сверху на левую, ноги. Я переворачиваюсь на живот, головой к подушке. Опираюсь на локти и вывожу паучков уже на наволочке. Овал, восемь ног, кружочек и две точки в нем - глазки. - Кто, по-вашему, свободнее всех? - Флейд задумчиво чешет затылок.  - Думаю, птицы. Они могут улететь куда захотят и когда захотят. Крылатые портят в небе, не зная тревог земных, и просто ловят встречный ветер. - Неплохо. - одобрительно киваю. - Но, а если из людей? Какой человек свободнее остальных? Доктор перестаёт покачивать ногой в классической туфле и прикусывает нижнюю губу, явно размышляя над ответом. Я не тороплю, здесь времени для подобного достаточно. Паучки уже заполнили все пустое пространство на подушке, поэтому спешно сползают на пол и ползут к ногам сидящего на стуле. Выстраиваются в длинную линию, потом в ещё одну и ещё… Членистоногая армия с четырьмя парами конечностей, все, как один, чёрные маленькие, они кланяются своему предводителю. Да, доктор Флейд - Паук. Самая настоящая Чёрная Вдова - ядовитая, опасная и хитрая. Он долго, трепетно плетёт свою паутину, стараясь привлечь меня - маленькую мушку - ее красотой, поймать в сеть и проглотить без остатка. Но я же все это понимаю, а потому летаю ровно на том расстоянии, чтобы разглядеть каждое хитросплетение, но не увязнуть в нем. - Тот, кто может, как птицы, быть, где пожелает в любое время. Наверное… - он сделал небольшую паузу. - Кто-то вроде актеров или политиков. Хотя, нет, политики теперь прикованы к собственной стране, поэтому только звёзды шоу бизнеса. У них хватит средств, чтобы не только улететь в самый отдаленный закуток, но и остаться там навсегда. - Ха! Вот тут вы неправы совершенно! - я заливаюсь смехом и ничего не могу с собой поделать. Такую глупость нужно же ещё придумать! У меня даже начали закрадываться сомнения о разумности Чёрной Вдовы, - Маски, которые носят актеры, певцы и вообще все знаменитости, - это самая сильная цепь! - поясняю я, - Она никогда не позволит им быть собой, а значит и никакой свободы они не получат. Деньги же - пустые бумажки, что тоже, кстати, хороший такой груз, не дающий взлететь. Даже посмею назвать его «неподъемным». - мой приступ веселья проходит. Я устало переворачиваюсь на спину, прикрыв глаза, и растекаюсь в довольной улыбке, чувствуя обиженную ауру Флейда, которая приносит мне неописуемое удовольствие.  - Тогда, кто свободен? У кого нет «цепей» и «неподъёмного груза»?  - Безумцы. - невозмутимым тоном отвечаю ему. - Безумие — высшая свобода, доступная человеку, поскольку он не заточен в рамки общества - самого сложного механизма. Оно заковывает нас в цепи правил и законов, говоря, что это истинная свобода. Какая глупая ложь, не находите? Люди сами строят для себя железные прутья клетки под названием: «Спокойная жизнь». Человечество, словно голубки, которые родились в неволе, считают, что искусственная веточка и поилка - весь их мир… - я не открываю глаза, представляя себе маленьких людишек, заточенных в золотую клетку. Они построили в ней дома, магазины, аптеки, совершенно не пытаясь выбраться оттуда. - Но безумцы думают иначе: они видят все в других, более правильных красках.  «Я хочу стать сумасшедшей, хотя бы ради того, чтобы исполнить свою мечту…» - Теперь, я отвечу на все, что спросите. Прошлое, настоящее, будущее - выбирайте. Не стану утаивать. - Эмма, как вы считаете, почему вы здесь? - армия паучков разбегается по всем щелям, которые только есть в этой комнате.  - Хм, вам это конечно лучше знать, но, а вообще, меня мать сюда привела. Прямо после выписки из травматологии. - я присаживаюсь, облокотившись спиной на стену, и смотрю на то, как мой собеседник в наглую пьёт кофе, принесённый Мари специально для меня. Я хотела насладиться им вместе с обеденной булкой, но видно уже не судьба. - Таких, как я, здесь несколько, но вы им так и не дали общего названия.  - Так давайте придумаем вместе. Если всем понравится, то сможете считать себя крестной. Я бегаю взглядом от потолка к полу, от стены со шкафом к стене с дверью, от кончающегося кофе к раздражающим очкам Флейда и в конце концов останавливаюсь на подоконнике, куда за время нашего разговора прилетел голубь. Белый с голубыми глазками, словно сошедший с картинок, символизирующий вечный мир.  - Мы будем птицами. Люди, которые осмелились предпринять попытку вырастить крылья, но нас настиг шторм. - Птицы?.. - Флейд хитро скалится, склонив голову, отчего очки чуть съехали вниз. Мне кажется или я, действительно, вижу вишневый блеск в глазах напротив? - Поэтичное название для неудавшихся покойников.