Взлетая выше облаков

Меня зовут Лика. Месяц назад мне исполнилось 20. Этот дневник попал мне в руки спустя год после смерти Эммы, и я была поражена тому, что она оставила эту вещь мне (на последнем листке карандашом написано: «Передать точно в руки Лике Х»). Я очень удивилась, когда одним утром ко мне пришла темноволосая женщина по имени Мария и мужчина в темных очках, представившийся доктором, но не назвавшим имени. Потом, прочитав дневник, я поняла, что это был Том Флейд, но тогда я не знала, как воспринимать столь неожиданный визит и настырно всучаемый мне конверт. После трагедии начался настоящий переполох. Эмма стала первым пациентом, сумевшим покончить с собой в лечебнице номер 17, и такое событие не получилось скрыть от СМИ. Больница начала в срочном порядке уничтожать сведения о пациенте А9025 и поэтому история быстро замялась. Прочитав записи впервые, я заплакала. Я рыдала почти целые сутки и даже прогуляла следующий день учебы. Я не могла пойти на пары в таком виде. Я действительно не избавила от маски, которую создала ещё в детстве, Эмма была права в этом. Успокоившись, перечитала вновь. Я, признаюсь, не понимала, что с ним делать. О судьбе Эммы после ее ухода в лечебницу мы все почти ничего не знали. Мы слышали лишь, что она покончила с собой, но ни причин, ни диагноза, ни ещё каких-либо подробностей мы не удосужились. На похороны со мной пришли Филипп, Симеона, Адам и Алекс. Еще я видела родителей Эммы, ее тетю в сопровождении какой-то девочки-альбиноса в инвалидной коляске, человека в темных очках, женщину с зелёными глазами и неизвестного мне юношу, на одежде коего висело несколько цепей, а на лице красовался пересекающий щеку шрам. Он единственный из присутствующих без зазрения совести курил и первым исчез после окончания церемонии. Сейчас я предполагаю, что это был Крысолов, но не уверена на сто процентов в этом. Так вот, вернёмся к дневнику. Походив несколько дней в раздумьях, я решила, что не могу допустить, чтобы история мое подруги канула в лету. Пускай она кажется заурядной, местами ирреальной, но все же… И я начала работать. Мне нужно было перенести текст в цифровой формат и добиться признания его редакцией, причём, с запретом на искажение содержания. Пока шла оцифровка, мне в голову пришла идея дополнить дневник нами. То есть теми, кто активно участвует в повести Эммы. Я стала искать номера всех: Адама, Филиппа, Симеоны и Алекса. К сожалению, до последнего я не смогла добраться. Так получилось, что после того случая с пропажей, избиением и тем, что произошло в больнице (об этом я никому не стану рассказывать и уж тем более писать здесь), наши пути разошлись сильнее, чем со всеми остальными. Если кратко, то я переехала в другой город, а он - в другую страну. Я не знаю о его судьбе, но надеюсь, что у него все хорошо. Он был моей первой и пока единственной любовью, но насильно мил не будешь, так что я отпустила его и ни о чем не жалею. Что же касается нашей танцевальной пары, то они планируют свадьбу. Оба поступили на хореографическое отделение, на втором курсе открыли свою маленькую студию и теперь обучают детей искусству танца. Я рассказала Филе и Симеоне о дневнике, прислала то, что уже успела перевести - а это на тот момент где-то две трети - и попросила написать что-нибудь о себе. Как же я удивилась, увидев историю их знакомства! Адам ответил с задержкой в пару дней. Четыре месяца назад он вошёл в наследство и заполучил в руководство финансовую громаду отца. Говорит, что сейчас ему очень тяжело справляться со всем, ведь он еще не окончил обучения, но другого выбора нет. Мачеха отказалась брать роль руководителя и в принципе помогать, поэтому Адам крутится как белка в колесе. Я даже подумывала о том, чтобы отказаться от идеи просить его помощи, но все же решила сообщить о дневнике. Он согласился, причём, весьма охотно. Сказал, что так он будет мозг разгружать после работы. Странный способ отдыха, конечно, но я не стала комментировать это. Через месяц пришла его история. Я не торопила, но Адам все равно много извинялся за задержку по времени. Я прислала ему для образца письмо Филиппа и Симеоны, так что он тоже написал свою предысторию. Оставалась только я. Было страшно писать о себе, о своих чувствах, но это то, что я бы хотела поведать Эмме, если б она ещё была с нами. Она читала меня между строк и все же, не будь я так закрыта в себе, возможно, ей было бы проще мне помочь. С каждым днём мне все больше и больше нравилось работать над дневником. Главный плюс - я возобновила общение с ребятами и постараюсь больше его не прекращать. Я наконец закончила с оцифровкой и дополнениями. И, если вы это сейчас читаете, то значит дневник понравился редакции и все-таки увидел свет. Эмма, Том, теперь вы свободны…