Лучше забыть

Ряженка, кажется, была все-таки просрочена. Вадим разминает шею, стараясь не чесать лицо и отвлечься от неприятного чувства в животе. Обосраться - во всех смыслах - не хочется. Даже не посмотрел на срок годности. Вот тупо будет отравиться именно молочкой, когда других поводов вокруг предостаточно. Рядом с коленом отмирает рация. Шипит, а потом спрашивает с легкими помехами: - Сицилия, прием. Прием. Это Карфаген. - Сицилия на связи, - Вадим улыбается, зажимая кнопку и поднося рацию к лицу. Из-за балаклавы голос получается глухой. - Как там? - Фиеста. Послеобеденный сон. - На посту не спать. Отправлю в штрафбат. - Принял, Карфаген. До связи, отбой. Вадим кладет рацию обратно, все-таки чешет щеку через ткань. Ебучее раздражение. И перепроверяет еще раз автомат, стоящий у ног. Нормально. Держимся. Солнце лупит прямо в затылок. Тишина стоит неприятная. Птиц здесь уже нет. С животинкой тоже проблемы. Копать землю, чтобы посмотреть, что внизу - не хочется. Вадим отбывает дежурство, надеясь, что вечером получится перехватить чего-нибудь приятного. Вообще тут осталось мало приятного. После инцидента прошло всего ничего, а он как будто вечность живет в аду. Интересно, как быстро люди озверяются, если лишить их интернета и мягкой кровати. Иногда Вадим даже завидует тем, кто остался. Ничего не поняли. Просто уснули. Дела можно не доделывать. Стоят на 108-ой. Крайний рубеж. Тут худо-бедно еще можно. Все, что внутри, какой-то сплошной пиздец. За бетонкой - грязная зона. После 108-ой - полная неизвестность. Связи нет. Когда отходили от Домодедово, самолеты садились, как птицы - в поле. Кто успевал - развернулся. Вадим видел, как они брали круг и уходили дальше: кто в Шарик, кто на запаски. Узнавать, удалось ли кому-то нормально приземлиться, он не стал. Проблем и без того хватало. Спасла только выучка и приказы. Они похватали что можно и вышли за периметр. Вырулили на Каширку и погнали. Рация оживает снова. – Сицилия, прием. На базу. Срочно. - Принял. Вадим подскакивает на месте, оглядывается. Но тут все так же тихо, как и было с заступления на смену. Он проверяет две ближайшие растяжки и потихоньку проходит к базе, выставив вперед автомат на нейтралке. Надежда-2 совсем маленькая, домов на 30. Удобно контролировать. Отряд расположился по периметру, гражданских - напуганных и ошалевших - сместили в центр. Штабной домик третий с краю. Вадим выходит к нему из пролеска, отмечая, что суета стоит такая, будто бы рядом не спит целый мегаполис. Спит или сдох, разницы теперь уже никакой. За облако, что плотным туманом накрыло Москву никто не суется. Пятнадцать миллионов - пшик и нету. Вадим старается мыслить стратегически и не думать, кто там у него мог остаться. Теперь уже не важно. По дому уже шастают свои. Вадим снимает балаклаву, хоть и не по уставу, но лицо уже чешется пиздец. Ему рукой машет Шура, подзывая в спальню на втором этаже - штаб. Шура маленький, щупленький, но тоже в рот ебал эти правила, потому что светит своей синей башкой без средств защиты, как семафор. - Что тут? - спрашивает его Вадим. - Из города, - заговорческим не_шепотом отвечает Шура. Вадим изгибает шрамированную бровь. В комнате пара своих и какой-то мужик. Тощий, как бродячая псина. - Вот, - рапортуют Вадиму, указывая на мужика. - Кто такой? - Вадим оглядывается, но, кажется, он тут самый старший. Значит и допрос вести ему. - Гром. Игорь, - мужик встает и протягивает руку. Вадим жмет ее и незаметно вытирает потом ладонь о штаны. - Майор полиции городского округа Домодедово. - А что ж не по месту службы? - А нету больше, - мужик жмет плечами устало. - Чего нету? - Домодедово. - Так, - останавливает его Вадим. - По порядку. Где Волков? - спрашивает он уже у своих. - Поехал на бетонку, - откликаются сзади. - Нахер? Сзади раздается бубнеж, похожий на “вот ты у него и спроси”. Вадим обязательно спросит. Только времени ждать, кажется нет. Ему докладывают, что ветер с утра гонит тучи на юго-восток. Облако вышло из-под контроля. - Надо уходить, - шепчет Шура теперь по-настоящему тихим голосом. - Это Вадим знает и без него. - Снимаемся, - командует он. - Волкову доложить и все по машинам. Уходим по М-4. Чего замерли? Вперед! А вы, товарищ майор, со мной. Разговорчик есть. - А гражданские? - спрашивает Гром. Вадим закатывает глаза. - Гражданским тоже скажите, чтобы съебывали. Если не хотят тут навсегда остаться. Все. По коням. Надежда-2 шуршит как растревоженный муравейник. Вадим расталкивает всех, идет к машине. На кнопку рации жмет почти не переставая. - Карфаген прием. Это Сицилия. Карфаген. Прием. Прием. Да чтоб тебя. Волков, блять! Рация шипит пустым сигналом. - Сицилия, прием. Это Лондон. Карфаген вне зоны охвата. - Блять, - ругается Вадим и смотрит на серую тучу на горизонте. - Убью. Вадим упаковывается на пассажирское. Шура запрыгивает сзади, зажимает между собой и Славой бездомного теперь мента. Секунду сидят молча. - Блять, - снова ругается Вадим и переваливается на водительское, задевая бедром коробку передач. Автомат упирается в подмышку. Выезжают из Надежды не первыми, но Вадим дает по газам, по пустой встречке подбираясь к голове каравана. Держится параллельным курсом. В зеркале заднего вида туча двигается как будто слишком быстро. - Так что там в Домодедово? - спрашивает Вадим мента. Отвлечься то как-то надо - Лучше вам забыть про Домодедово. Вадим позволяет себе обернуться, чтобы ответить, глядя в глаза. Дорога все равно пустая. - Ты в моей машине, поэтому если я спрашиваю - ты отвечаешь. Оставили пост, товарищ майор. Группы с вами не вижу, приказов насчет вас не поступало. Может вы дезертир, или зараженный, или тайный агент. Шура смеется, как дурачок. Слава только хмыкает. - Да на вас тоже бейджик с именем не висит. Почему тут? Почему с оружием? Никого не пропускаете, гражданских окружили. Документики покажете? Вадим смеется. А мент ничего такой, с зубами. Сработаемся. - Частники. Слыхал про такое? Знаешь, бывают такие организации… - Нападают на богатых и помогают бедным, - подхватывает Шура, воодушевленный, что можно пошутить. - Так вы Робин Гуды? Что-то луков со стрелами не вижу. Вадим неаккуратно проезжает выбоину на дороге, попадая в нее задним левым. Шуру подбрасывает. - Не слушай его, майор. У него период средневековой лирики. Мальчик ищет приключений. Попал в историю, как и хотел. Да, Шурик? - Да, - тот отвечает слегка обиженно. - История на миллион долларов. Которые мне не заплатят. Вадим решает, что хуже уже не будет и поясняет: - У нас был контракт. Кое-что из Домодедово забрать. Большая железная птичка несла подарки в брюшке. Хрень эту странную еще издалека увидели. Думали, щас накроет туманом, и мы рейс нужный будем часа четыре ждать, если не больше. Но двинули по расписанию. Последняя машина застряла где-то. На связь ребята не вышли. Уже на подъезде к Домодедово пошел сигнал: яд, вирус, происки сатаны. Все уснули или умерли. Короче, полная хрень. Но что я рассказываю, ты и сам там был. Мы собрались и выехали. Через час накрылась связь, и мы тут окопались. Рации только и работают. Делали пару объездов, вернулись до бетонки, а там только трупы по улицам. По всему периметру так. Соваться не стали. Из области тоже никого. На пару километров вокруг одни деревни и люди в панике. Я ответил на все вопросы? - Да, - мент кивает. - В Домодедово так же. Две недели пиздеца. Дела даже заводить не стали. Просто следили, чтобы не шмаляли по улицам. Воду пытались наладить - подстанция крякнулась. Свет с перебоями. - А из главка чо? - Ничо. Никакой связи. Местные активисты даже выборы какие-то организовали. Старший по подъезду, старший по залупе. Утром сегодня туча пошла. Я видел, как прямо на улицах падали. Рация на жилете хрипит входящим сигналом. - Сицилия. Прием. Голос запыхавшийся, но главное, что живой. - 405-ый помнишь? - отвечает Вадим в рацию. - Чего? - В лагерь вернешься, я тебе напомню. За спиной давится смешком Шура, Вадим посылает его нахуй взглядом через зеркало. Шура отворачивается в окно. - Вы где? Вадим впереди усматривает блеск воды. - У моста почти. - Полчаса форы. Ясно. Давай до двухсотого, там ждите. Если ветер не сменится, то дальше. Догоним. - Принял. Все слышали? Хор голосов из рации нескладно гудит. Дальше едут молча. Шура со страдающим лицом смотрит в окно. Слава дремлет. Мент, как пришибленный, смотрит прямо. Вадим оглядывается на них через зеркало. Заодно посматривает на дорогу сзади. От тучи как будто получается уйти. Головная машина резко вихляет в сторону, подскакивает на кочке, тормозит резко, вываливаясь на встречку. Вадим едва успевает затормозить, чтобы не влететь ей в бочину. Выскакивают все. Вадим хрустит берцами, подходя ближе. - Что случилось? Ответа можно и не ждать, в принципе. Все и так видно: переднее колесо, пробитое в нескольких местах, грустной кляксой свисает с обода. Впереди на дороге рассыпаны железки, какие-то колышки. - В глаза долбились, да? - осуждающе уточняет Вадим. - Дорогу почистить. На это уходит минут пять. Вадим оглядывается на тучу, проверяет ветер. В сторону. Пока держимся. - Запаска есть? - У нас есть, - говорят сбоку. - Оставьте козликам колесо и вперед. Догонят сами. Мент, усаживаясь обратно в машину - на переднее - смотрит осуждающе. Ну да, это у них в полиции Братство Кольца. Вадим со своими максимум согласен на голландский штурвал. Сами проебались, сами починятся. Все идут груженными. Лишнего багажника нету. - Я тебя на штурмана не приглашал, - оскаливается Вадим, впрочем без реальных претензий. Мент закатывает глаза, но так ничего и не говорит. На двухсотом - Кукуй. И заправка. Поселок пустой. Двери в домах распахнуты, внутри бедлам - убегали второпях. Вадим тормозит свой маленький караванчик, велит залить все емкости бензином и найти пожрать все, что не портится. Ряженка, выпитая утром, снова напоминает о себе. Вадим морщится. Кажется, все-таки просрочка. - Карфаген, прием. Мы на двухсотом. Вы где? - Еще минут пятнадцать. Там у этих с колесом какая-то засада. Инструмент нужен. Я доеду и вернусь к ним. Поищите по машинам пока. - Принял. Вадим закуривает последнюю из пачки, смотрит на небо. Ждет. Боль в животе становится охренительно неприятной. Вадим с сожалением бычкует. Находит у колонок Славу. – Я отойду. Волков приедет, пусть меня ждет. Перетереть кое-что надо. Слава спокойно кивает, закручивая крышку канистры. Мент топчется рядом. Проходит, наверное, минут двадцать. Вадим умывает лицо водой из баклажки, отфыркивается, глотает тоже прямо оттуда. Обезвоживание ему не нужно. Пацаны по машинам дожевывают какие-то чипсы, прячут в багажники бич-пакеты. Вадим оглядывается. Новые лица стоят у машины на съезде. Экипаж курит. Черной лохматой башки нигде не видно. - Волков где? - подходит Вадим к ним. Они немного выпрямляются. Один отлипает от капота. - Инструмент повез. - Да какого! Ладно. Он машет парням рукой, отходит к своей тачке, жмет на кнопку рации. Полный игнор. Вадим чертыхается, злится. На плечо опускается рука. Мент единственный здесь, кроме самого Вадима, кто кажется нервничает. Вот только он из-за Волкова не может. А из-за тучи вполне. Ему даже говорить ничего не нужно. Вадим чувствует, как ветер поднимается буквально за секунду. Туча на горизонте жрет небо. Губы сами собой сжимаются в тонкую полоску. - Надо ехать. Вадим и сам знает, что надо. Вот только… Блядство. - Сворачиваемся, - кричит он так, что его все слышат. Отмирают от своей ленивой жрачки и тут же, как заведенные игрушки, начинают носиться по заправке. Вадим проверят свой багажник. Уминает в край вещмешок Волкова, чтобы еще две баклахи с водой влезли. Смотрит на запасы, сводя брови. Хлопает дверцей от души. Залезает на водительское сам, без напоминаний. Мент опять заваливается на пассажирское. Пристегивается. Вадим его игнорирует. - Выезжайте, я в хвосте, - кричит Вадим в открытое окно. Черная гусеница из машин выруливает на трассу. Едут до самой темноты. Вадим то и дело стреляет глазами по зеркалам. Ничего. Темнота. И даже тучу не видно. Непонятно где она. Они уже вот сейчас или еще немного проедут? Мент кладет ему руку на бедро, и Вадима как будто подкидывает на сиденье. Он поворачивается резко, забывая, что надо смотреть на дорогу и держать дистанцию. Едва не жмет на тормоз. - Нормально все будет. Вадим хочет огрызнуться, что ничего, блять, нормально не будет. Вообще. Никогда. Они в ебаном фильме про конец света. И он только что отпустил Волкова этот самый конец света для себя приближать. Но Вадим заставляет себя оскалиться: - Еще бы. Мент убирает руку и отворачивается к окну. - Я слежу, веди, - говорит он едва слышно. К трем утра останавливаются. Где-то в пролеске. На горизонте едва-едва светает. Видно, что тучи сзади нет. Ни тучи, ни машин. Ребята, вымотанные, серые все, вялыми мухами выгружают спальные мешки. Вадим вызывается дежурить первым. Костер не палят. На траве сыро от росы, но не холодно. Конец мая, почти лето. Вадим собирался летом в отпуск. Нормальный, человеческий. Чтобы “все включено” и полный стакан пива всегда под рукой. Книжку почитать хотел. Но какие тут теперь книжки. Он смотрит в сторону дороги, мысленно подгоняя. Давай уже, волчара. И не из такого дерьма выбирался. На шаги Вадим не оборачивается. Странно, что меньше суток прошло, а он уже по шагам его отличает. - Давай сменю, - говорит мент. Вадим поднимает на него глаза, только сейчас замечая, что мента мелко потряхивает: недосып, нервы. Он вообще вчера жрал? Последний вопрос задает вслух. Мент чешет заросший подбородок. - Да, пихнули какой-то батончик. - Иди, спи, - прогоняет его Вадим. Мент вместо этого садится на бревно рядом. Вздыхает. Молчит. - Не могу спать. После того, что увидел, не могу. Ну, начинается, думает Вадим. За психолога у них Шура. Вадим сам может только сказать, что, кто грустит, тот трансвестит, и дать пенделя. С нормальной псих помощью у него не сложилось. Только агрессивные реакции. - Это ты в Сирии не был. Там людей по кускам разбрасывало на лепестках. Ходили потом собирали. И ничего, нормально спали. Ты хоть на одном боевом был? Мент на него не поворачивается, смотрит прямо. Прячет дрожащие руки в подмышках. - Поножовщина. Пьяная. Четыре трупа, у одного глаза в стакане. Бабка, про которую все забыли, и она, как Ленин в мавзолее, пролежала две недели в прошлом августе у себя дома. Пацаны с петардами баловались, одному два пальца оторвало. Я их в платке вез на скорой. - Ладно. Понял. Некорректно. Извини. Вадим обрывает его, потому что слушать тошно. На войне ладно, там люди, как звери дикие. Но чтобы вот так. Когда и вода и свет есть. Мент жмет плечами. Извинения как будто приняты. Сидят в тишине до следующей смены. К шести утра подходит Слава. Ничего не спрашивает, но Вадим качает головой. Слава поправляет куртку, вытаскивает из кармана какой-то хлебец, садится на бревно. Вадим выгружает из багажника волковский спальник. Протягивает менту. Тот смотрит куда-то в листву между деревьями. - Спасибо, - и идет раскладываться к березе. Вадим думает, что не уснет, только измается. Но усталость и выучка берут свое. Вадим отрубается моментально. К десяти утра ничего не меняется. Вадим встает, обходит лагерь. Жует какую-то галету. Сегодня ему отвратительно хорошо. От вчерашнего недомогания не осталось и следа. От вчерашнего ничего не осталось. Он держит в руках рацию, но на связь не жмет. Гипнотизирует черный пластик, а потом сует его в нагрудный карман. Поворачивается в группе. - Привал пока здесь. Периметр проверить, растяжки поставить. Костер без моего разрешения не палить. На поляне быстро организовывается лагерь. Вадим ходит кругами, проверят лично все сам по второму кругу. Выходит на дорогу проверить - ничего. На небе тоже ни облачка, ветер стоячий, едва трогает волосы на шее. Вадим разрешает себе не надевать маску. К обеду дает добро запалить костер, чтобы вскипятить воды. Он маленький, поэтому ожидание горячей еды затягивается. Но кофе ему наливают первому. Растворимая бурда из пакетика до омерзения сладкая, но Вадим пьет ее, почти не замечая вкуса. Усаживается на бревно, там, где дежурил ночью. Тело неудобное, одежда как будто чужая. Под броником все чешется. Мент садится рядом, как приклеенный. Воняет каким-то дошираком, причмокивает, втягивая лапшу. - Хочешь? - по-своему понимает он взгляд Вадима. - Нет, не буду. Мент жмет плечами и продолжает жевать. Вадим это терпит, хотя у него начинает дергаться глаз. - Слушай, - хочется послать его уже куда подальше. - Чо ты себя изводишь? - мент оказывается чуть раньше. - В смысле? - Ты видел, что туча делает. Чего ты ждешь? - Я не жду. - А чего тогда дергаешься? И сидишь тут, как жена декабриста. - Слушай, шел бы ты нахер, а? Вадим даже, наверное, рад возможности сейчас въебать кому-нибудь. Своим нельзя. А вот этому очень можно. Даже кулаки разминает походя. - Это ведь его спальник ты мне выдал? Волкова этого? Вадим на секунду теряется. - Да и что с того? - От него твоим одеколоном несет, - мент встает, утирает губы. Смотрит долго, но больше ничего не говорит. Вадим забывает, что вообще-то хотел ему всечь. Ребята играют в карты. Шура пытается поймать сеть. Но в этой глуши вышек как будто и раньше не стояло, поэтому палочек у него на ноль. Вадим вытаскивает из заначки волковские сигареты и курит у машины. Ему то и дело кажется, что рация шипит, но он силой воли заставляет себя не дергаться. Все нормально. Ему не по статусу разводить панику и сопли. Спать устраивается на переднем сиденье в машине. Откидывает назад спинку, складывает руки на груди. Думает, вот бы туча и все. Не проснуться. Но просыпается. На небе закат. Ярко-красный. Жуткий немного. Вадим разминает затекшую спину. У них максимум сутки. Потом надо ехать. Не оставаться же в лесу жить. Под Таганрогом есть база. Туда добраться плюс-минус часов шесть. Если днем стартануть, то завтра к вечеру доберутся. Там есть где поспать, оружейка. И связь должна быть. Вадим подыхает от отсутствия информации. Первое ночное опять забирает себе. Обходит по периметру - все чисто, никаких следов. И решает дойти до дороги. Все равно сидеть еще пару часов. О том, что идет не один, догадывается почти сразу. Мент и не скрывается даже. Не крадется. Идет в двух шагах позади, молчит. Но ветки не обходит, хрустит ими, как слон. Вадим останавливается в овраге перед дорогой. Проверяет сначала через прицел - все чисто. Отводит автомат за спину и задирает голову вверх. Звезд - словно грузовик с блестками перевернулся. – Я такое последний раз видел у бабки в деревне. Мне лет восемь было. Мент тоже стоит, задрав голову. Вадим хмыкает. - В пустыне так же. Только еще млечный путь видно. Тут пока не проклюнулся. - Он ведь не просто друг тебе, да? Вадим вздрагивает, поворачивает голову. Но мент так и стоит, пялится на звезды. Руки в карманах. - Хули тебе надо? - Да у меня просто тоже друг. Был. В Москве. Я все думал, а может и не друг вовсе? Хотя как нет? В Академии вместе учились. На шашлыки ездили иногда. Друг. Точно друг. Я ж мужик. Он тоже. Но вот типа это… как-то не того.. Мент поворачивает голову и смотрит так, как будто его клещ за яйца укусил. Не больно, но противно до омерзения. - И вот сейчас я думаю, а вдруг он тоже… не того? - Хочешь, чтоб я тебе сказал, пидор ты или нет? Мент кривится, как будто в судороге, а потом кивает и одновременно жмет плечами. - А то вдруг завтра умру, и так и не узнаю. Вадим делает шаг вперед, сгребает его за затылок и целует в губы. Грубо, не осторожно. Олега он так никогда не целовал. Видимо уже и не придется. Мент замирает на секунду, а потом вцепляется пальцами в плечи и отвечает. - Понравилось? - Вадим отпускает его, отходит назад, возвращая дистанцию. - Навроде. - Поздравляю. Радоваться еще одному гомосеку в команде Вадим не собирается. Все они здесь или дрочили на брудершафт или будут не прочь это сделать. Чисто в профилактических целях, конечно. Вадим и сам не только с Волковым на порнуху дрочил. Но все остальное только с ним. Чувствуя себя расклеивающейся малолеткой, Вадим кивает в сторону леса. - Ладно пошли, а то еще подумают, что мы тут ебемся. Мент как будто хочет что-то сказать, но затыкается. Облизывает губы как-то слишком яростно и послушно топает следом. Спать ложатся в разные мешки. Вадим в свой, мент - в волковский. В лагере тихо, насекомые тоже как будто разбежались. Вадим думает, как двигаться завтра, сколько у них бензина. Представляет карту, вспоминая, где еще были заправки или деревеньки поменьше, но с цивилизацией. Когда позавчера проезжали Воронеж, вся трасса была забита машинами, вдалеке виднелся погранпост. Видимо, саморегулирование после Москвы началось везде. Люди с оружием и недоброжелательными рожами обязательно вызовут кучу вопросов. Вадиму отчитываться хуй пойми перед кем не хотелось. Перед Ростовом наверняка будет тоже самое. Надо свернуть у Шахт, на пятидесятую, там еще дозаправиться. А дальше вообще уходить с трассы на проселки. Вадим старается думать о чем угодно, а не о Волкове или менте с его грустными глазами. Никого ему тут не жаль. Утром собирает ребят, объясняет план. К полудню жарит уже так, что хочется обратно в пустыню, там, казалось, было легче. Вадим утирает вспотевшую шею и тыкает в карту. - Здесь разъедемся, чтобы поменьше внимания привлекать. Радиус - на действие рации. Чтобы все на связи были, ясно? На базу сразу не идем. Встаем за Покровским. Все кивают. На демократию тут клали хуй - как начальство сказало, так и сделают. Вот только мент, видимо, еще не до конца проникся духом военного братства. Раньше надо было выезжать. Сейчас как раз по самой темноте приедем. И по одному. Вы хоть раз в таких деревнях были? Да вашу машину на запчасти разберут пока едете. Прям на ходу. Вадим смотрится не него грозно. Стоящий рядом Шура делает шаг назад. - Я так понимаю, ты не согласен? Ребята вокруг ухмыляются. Надеются посмотреть на что-то интересное. Например, как Вадим избивает мента. - Не согласен. Надо тут до завтра остаться, засветло выехать. И не у Шахт сворачивать, а раньше. Мы пока свернем, весь Ростов уже будет в курсе. А они местные. Проселки лучше тебя знают. - Пойдем-ка. - Вадим улыбается, словно добрый дядюшка, и разворачивает мента за плечо, толкая в спину. - Кое-чего объясню тебе. Тот спокойно идет под раздающийся вслед свист и улюлюканье. Радуются, шакалы, что не на них Вадим сорвется. - А теперь слушай, - Вадим уводит его за деревья, чтобы не видно было. Показательные выступления на сегодня не положены. - Тут все очень просто. Я говорю - ты делаешь. Если хочешь возразить, спрашиваешь: “можно предложение по плану?”, я отвечаю: “завали ебало”. Ты заваливаешь ебало и держишь свои советики у себя в жопе. Доходчиво? - Ты хуйню творишь. Сам подумай, трасса прямая, просматривается в любой бинокль нормально. Тем более, наверняка партизан по дороге понаставили. Да, быстрее будет, вот только хвост с собой на базу притащишь. А тебе оно надо? Тут проселками можно. Или на поля, по прямой. Но днем надо. По темноте в болото заедешь и все, поминай как звали. Вадим гневно раздувает ноздри. Да что ж за непонятливый такой. Думает, раз Вадим его засосал теперь все можно? Нос ему сломать или сразу пристрелить, чтоб не мучился? Проку все равно никакого. - Пешком от Кукуя сюда почти двое суток. Вадим останавливает руку. - Это тут причем? - Он на своей уехал. Пусть там полный бак. Туда-обратно. Километров двести потом вдогонку. Даже если канистра была запасная. Не дотянул бы. Вадим чувствует, как ноги тяжело опускаются в почву. Он как будто каменеет. Даже не рассчитывал, что Волков от тучи убежать сможет. Не было у него такого варианта. Сразу похоронил. Мент смотрит на него с болезненной улыбкой. - Может и нет. Но если к утру не появится, то точно все. Вадим сжимает губы. Кивает. Руку, занесенную для удара, опускает и не извиняется. Выходит из-за дерева. – Так, народ. Выезд утром. Спать всем сейчас, пока можно. Ребята переглядываются, но ничего не спрашивают. Косятся на мента, целого, даже без разбитой рожи. И стараются не подходить близко. Вдруг это заразно? Вадим смотрит на стрелку бака. До заправки дотянет. Если вернуться… Ну, километров тридцать максимум. Иначе потом встрянет среди трассы. Считает канистры. Вообще, можно попробовать. - Не гони. Эт я зря, наверное. Просто вдруг. Вадим оборачивается на мента с недовольством. Теперь-то что? Тот опирается о дверцу машины, жует какую-то травинку. - Я послушал, что про этого вашего Волкова говорят. Чувак в рубашке родился, верно? Но я хуй знает, честно. Это просто теория. Извини. - Вот что ты от меня хочешь? Отъебись, а? Подобрали, блять, собаку. Вадим уходит раздраженный. До темноты сидит чуть поодаль. Чистит автомат, курит. Думает, что он полный идиот. Когда темнеет, мент подходит сам. Где-то раздобыл броник. Оружие ему, правда, так и не дают. - Чо, пошли? - спрашивает он. - Куда? - На звезды смотреть! Давай. Он идет вперед, не оборачиваясь. Вадим идет следом, только чтобы приложить его хорошенько. Но когда отходят от лагеря, мент чуть притормаживает, дает поравняться с собой. Его бледное лицо выделается в темноте. - У дороги постоим. Волков же твой не дурак, по лесу ночью идти. Будет двигаться вдоль дороги. Вадим чувствует себя непроходимо тупым. У дороги останавливаются. В две стороны никого - черная полоса асфальта уходит в ночь. - Расскажи, что-нибудь? - мент пялится в небо. Звезд сегодня как будто больше. - Тебе сказку или анекдот? - скалится Вадим. - Давай анекдот, - мент как будто не понимает подъеба. - Значит, смотри, стоял один ментяря на дороге… - Вон! Вон там! Мент не слушает, хватает его шею, разворачивает голову к небу. - Да блять, не успел. Звезда упала. Смотри, сейчас еще где-нибудь будет. Мент продолжает держать его за плечи, ладонью удерживая затылок и не давая повернуть голову. Вадим пялится в небо, чувствуя как злость почему-то уходит. Ищет глазами мигающие точки - вот-вот сорвутся. Мент говорит ему в ухо тихо: - Я никому не скажу. Говорит серьезно, спокойно. Как будто не долбоеб. Вадим сжимает губы. О чем он никому не скажет, спросить не успевает. В тишине пустой дороги слышится шорох. Вадим приседает мгновенно, толкает перед собой мента, заставляя лечь. Выставляет вперед автомат. Шорох все ближе. В высокой придорожной траве не видно - человек или животное. Вадим наводит прицел, пытаясь разглядеть. Сердце колотится как бешеное. Слышно, наверное, на километры. - Алале, - говорит он негромко, но четко. Шорох замирает. Пару секунд ничего не происходит. А потом впереди поднимается человек. Разводит руки широко, показывая пустые ладони. - Свои. Вадим понимает, что за этот голос продаст душу. - Сука, - отвечает он вместо приветствия и идет вперед, расталкивая берцами траву. - Сука. Волков по старой привычке бодает его в плечо, замирает, остается стоять, пока Вадим шарит ему по спине. - Один? - Нет, все. Пацаны сзади. Серый ногу вывихнул. Идут медленно. Вода еще днем кончилась. Есть попить? Волков поднимает лицо, обводит языком сухие губы. Вадим готов сожрать его прямо здесь. - На, - мент подходит сзади, протягивает бутылку. Волков оценивает его секунду, а потом забирает и жадно пьет. Мент пожимает плечами, смотря на Вадима. Снова проебался. Как мило. - Далеко стоите? - Волков вытирает губы, плескает чуть на ладонь, обтирает лицо. - Минут десять в лес, - мент протягивает руку. - Гром. - Волков. Вадим смотрит, как они жмут руки несколько секунд и давит в себе охуеть какую ненужную сейчас ревность. - Чо там твои, далеко сзади? Давай встречу, доведу. Идите. Мент уже обходит их. - Эй, Гром! - окликает его Вадим. Тот оборачивается. Но в темноте уже не разобрать лицо. - На, - Вадим тащит с плеча автомат. - Ага, - мент забирает его, взвешивает в руке и закидывает на плечо. - А чо за пароль сказать надо? - Алале, - отвечает Волков. - И если что, ты из Карфагена. - Принял. Мент салютует белой ладонью и растворяется в темноте. Волков оборачивается к Вадиму. - Это что за добрая фея? - Я тебе потом расскажу. Идти можешь? - Я бы прилег, но это потом. План есть? - Есть. Командира ждали. - Что-то мне кажется, ты пиздишь. Волков смеется. Вадиму кажется, что он пиздец счастлив. - Пока тебя не было, я собаку завел. Он закидывает руку Волкова себе на плечо, помогая идти по темной тропинке. Прижимается боком, старается ни секунды не терять контакта. Больше никогда. – Надеюсь, служебную? - Еще какую! Нюх - что надо. - Тогда я не против. Оставляем.