Счастливые сны

Начиналась осень. Последние дни, будто напоминая об этом, выдались особенно дождливыми. Деревья потихоньку начинают ронять жëлтые листья. По карнизу печально-монотонно постукивает холодная морось, над дорогой стелится белый молочный туман, вязкий, как утренний сон, не желающий выпускать из объятий одеяла. И так каждое утро. Каждое утро думаешь, а может, и не вставать вовсе? Ради чего опять тащиться на скучные пары, во время которых так и так заснëшь, тратить время и деньги на дорогу и упускать столь манящую возможность поспать ещë часок? А потом вспоминаешь. Вспоминаешь глаза напротив. Голубые, как июльское небо, как незабудки глаза, которые не забудешь, даже если захочешь. А он не хотел. Эти глаза были первым, что Эйс увидел, когда впервые столкнулся с парнем из его группы по английскому. Потом он рассмотрел и ожог вокруг левого глаза, и мягкие золотые волосы, и добрую, приветливую улыбку, обращëнную к нему, и ни к кому больше, и тонкие, цепкие пальцы, держащие стопку учебников и каких-то листков. В течении полугода парень наблюдал за блондином, стараясь не особо зацикливаться на этом, но внезапно понял, что среди всех студентов всë время ищет взглядом именно его. А самое смешное то, что за всë это время Эйс даже имени его не узнал! Возможности как-то не представлялось. Но на данный момент двадцатилетнего Портгаса волновала совсем другая проблема. Из-за постоянных драк с другими жильцами, несвоевременной уплаты аренды и просто личной неприязни, его выселяла старушка-владелица съëмной квартиры, в которой он жил с тех пор, как поступил. Подумав накануне вечером о том, что, скорее всего, новую квартиру за короткий срок у него найти не получится, парень решил, что лучшим решением будет попытаться заселиться в универскую общагу. Пройдя через все круги ада с подачей документов и заявки, выявлением его личности и стычками с комиссией, за два дня, Эйс выдохнул спокойно, на удивление, оказались даже свободные места, и в итоге его подселили к ещë одному жильцу. Кому именно его впихнут, Эйс не знал, но надеялся, что проблем не возникнет. *** Возникли. Его подселили к тому самому блондину из группы по английскому. Выяснил он это лишь вечером, когда его сосед по комнате вернулся и обнаружил сожителя сидящим за столом на кухне. И так, представьте. Картина маслом: двое парней в полном недоумении смотрят друг на друга расширенными глазами: один, осознавший, что жить он будет с предметом своего воздыхания, а другой, обнаруживший на своей кухне незнакомого человека, о прибытии которого ему никто не сообщил. Первым опомнился блондин, и слегка осипшим, но всë же ровным голосом сказал: — У меня нет денег. Эйс прыснул: — Мне они и не нужны. Ну, вернее нужны, но не от тебя. Меня сюда заселили. А тебе не сказали? — а.— это "а" было похоже больше на короткий вздох облегчения, чем на слово, обращëнное к собеседнику. Но было видно, как расслабляются напряжëнные тело и разум, лихорадочно обдумывающий ситуацию. Размякший наконец юноша плюхнулся на стул напротив. — Прости, что принял тебя за грабителя, просто не ожидал, что ко мне кого-то подселят так внезапно... Я Сабо кстати, — блондин устало, но дружелюбно улыбнулся Эйсу, наклонив голову вбок. При этом движении чëлка, закрывающая его левый глаз, скользнула по щеке и открыла обзор на ожог, доходящий до скулы. Заметив это, Сабо дëрнулся, будто от боли, и поспешно вновь прикрыл глаз чëлкой. Повисло неловкое молчание. Сабо упорно пытался делать вид, что ему очень интересно покрытие стула, а Эйс в свою очередь буравил того взглядом, недовольно сведя брови к переносице. Заметив наконец сей факт, блондин медленно, будто с опаской поднял взгляд на Портгаса. Никто не желал говорить первым. Эйс из-за недовольства, а Сабо из-за смущения и замешательства. Подумав, что, может, удастся свести конфликт на нет, он задал вопрос, искривив губы в немного неловкой улыбке: — И-извини, я так и не спросил твоего имени. Раз уж нам теперь нужно делить комнату, то хотелось бы его узнать. Собеседник и вправду оказался крайне отходчивым, и после этого вопроса его лицо сразу прояснилось. — Меня Эйсом звать. Портгас Д. Эйс! Будем знакомы, — брюнет протянул жилистую, всю в "поцелуях солнца" и мелких рубчиках ладонь в сторону Сабо. Тот, помедлив пару мгновений, всë же пожал еë и даже привстал из-за стола. При этом почти мимолëтном касании по телу у блондина пробежали тëплые искры из места соприкосновения и до кончиков волос. Сабо не верил в любовь с первого взгляда, но если этот веснушчатый, будто светящийся от доброты, парень— не его судьба, то кто тогда? Но от подобных мыслей он попытался отмахнуться как можно скорее, ведь как представитель, хоть и бывший, высшего сословия, он должен был влюбиться в какую-нибудь хорошенькую девушку, завести семью и детей и, наконец, спокойно умереть с ней в один день. Такое представление о мире ему вбивалось с самых ранних лет и до тех пор, пока он не сбежал в другой город для обучения здесь. Так что образ высокого загорелого брюнета на роль "судьбы" никак не подходил. Когда они наконец разжали руки, оба почему-то покраснели и засмущались. Но прерывать разговор никому не хотелось. Юноши чувствовали, будто знакомы уже очень много лет, но никак не могут вспомнить друг о друге. Так, за "вспоминанием" они и провели весь вечер. Обоим было неимоверно легко общаться с собеседником, не было ни неловких молчаний, которые бывают при первом разговоре, ни координальных различий во взглядах, ни разочарования от личности оппонента. Они находили всë больше общих интересов, схожих случаев и интересных подробностей, а когда наконец решили лечь спать, во втором часу ночи, к обоим пришло осознание— эта встреча точно должна повлиять на их дальнейшую судьбу. И если Сабо просто думал, что нашëл хорошего друга, хоть и с натяжкой, то Эйс сразу решил, что другого такого шанса может не представиться. До этой встречи брюнет был ещë не уверен, точно ли он испытывает те самые чувства. Может, просто хочет завести нового друга? Но теперь он уверился в сути своей привязанности, и понял, что из "просто понравилась внешность" это может перерасти в настоящую любовь. Но что же делать в таком случае? Как ему добиться взаимности от человека, который даже и имя то его узнал только час назад? Думать об этом не хотелось, стоит, наверное, сначала просто стать друзьями, верно? Думаю, да. Но сколько бы парень не убеждал себя в этом, голубоглазый сосед не вылезал из его головы, и портрет его на обратной стороне век уже был выведен навсегда с надписью "люблю" и кривым сердечком, прямо как в дневнике девочки-восьмиклашки. *** У юного Портгаса часто бывали сны, точь-в-точь повторяющие его повседневную жизнь, и он уже не удивлялся, когда внезапно оказывалось, что события которые он считал реальными, на самом деле были лишь сном. Эйс даже радовался таким сновидениям, ведь в них он мог делать всë, что угодно. Главное отличить реальность ото сна. И, проснувшись посреди ночи, он решил, что это очередной сон. А если это сон, значит, и события в нëм существуют только в его голове. Походив по комнате, не зная, чем заняться, его разум всë же выдумал хороший план. Ему уж очень хотелось взглянуть на спящего Сабо. Или не спящего. Осторожно скользнув в комнату соседа, Эйс увидел, что тот не спит. Блондин сидел на кровати, будто проснувшись от кошмара, заливаемый лучами лунного света, пробивающегося сквозь полупрозрачные тюлевые шторы. Выглядел он при этом неимоверно красиво. Пришелец затаил дыхание. Сабо повернул к нему голову, протирая кулаком обожжённый глаз. Он не был удивлëн, будто ждал ночного гостя. Ни сказав ни слова, Портгас подошёл и сел рядом. Хозяин комнаты тоже устроился поудобнее. Оба молчали. Им не нужны были слова. Без единого звука этот момент ощущался для обоих очень интимным, будто чём-то запретным даже. Звуки разрушат это чувство. Эйс осторожно тронул пальцами чужую ладонь. Ему ответили, переплетя их со своими. Так, безмолвно, они сидели, не решаясь взглянуть друг на друга. Это был самый счастливый сон, который брюнет когда-либо видел. Осмелев, он захотел большего. Потянув переплетëнные руки на себя, парень придвинул соседа ближе, заставляя смотреть в глаза. А в них было пламя. Пламя, которое не затушить. Сделав последний рывок, Эйс придвинулся настолько близко, что их губы соприкоснулись в странном, смазанном, но нежном поцелуе. На утро сон исчезнет, забудется, растает, как дым на ветру, а сейчас нужно насладиться моментом. Глаза Сабо распахнулись, он застыл, но вырываться не стал, наоборот, попытался неумело ответить. Поцелуй вышел недолгим, но обоим понравился. Что происходило дальше, Эйс не помнил, и в какой момент проснулся, тоже. Но проснулся он в своей кровати. Парень вздохнул, провожая такой чудесный сон и пытаясь сохранить его остатки в памяти. Перебирая каждый кадр, как бусины на нитке, одна за другой, тëплые деревянные шарики, нагретые солнцем, и на каждом кусочек счастья. Вдруг он почуял аппетитный запах из кухни. Пахло чем-то горячим, шкварчащим и очень вкусным. Наверное, это его сосед что-то готовил. И готовил очень неплохо. Плюс один талант к и так идеальному Сабо. Повинуясь урчанию в животе и желанию вновь увидеть возлюбленного, Эйс медленно, протирая глаза, выполз из комнаты. Сон всë ещë стоял у него перед глазами и с его лица не сползала довольная улыбка, словно у сытого кота, разлëгшегося на коленях у хозяйки. Сабо суетился у плиты, то отбегая к столу, то приоткрывая крышку над сковородкой и помешивая там что-то. Приглядевшись, вошедший на кухню брюнет углядел омлет с чем-то сверху, вроде это было мелко нарезанное мясо и овощи с другой сковородки. Когда блюдо начало дымиться, повар лопаткой подцепил край омлета и завернул его вокруг мяса так, что получился кулëк. Сабо выложил его на тарелку и вылил на сковороду новую порцию яиц с молоком. Пока поджаривалась одна сторона, умелые руки быстро нарезáли зелëный лук, затем, спохватившись, прикрыли уже готовый омлет другой тарелкой сверху, чтоб не остыл, аккуратно перевернули тот, что ещë жарился, помешали мясо и овощи на соседней конфорке и прикрыли крышкой, под ней сразу сгустился пар. Глядя на всë это у оголодавшего за ночь Эйса побежали слюнки и заурчал живот. Этим он выдал своё присутствие и обратил на себя улыбающийся взгляд Сабо. Он смотрел так приветливо и обыденно, будто каждый день готовил для Портгаса завтрак. Брюнет отдал бы всë, что у него было, только бы это стало явью. Сердце выпрыгивало из груди и стремилось в эти чудесные руки, чтобы его тоже покрошили на мелкие кусочки и зажарили вместе со сладким перцем. Хотя, именно так оно себя и чувствовало. Хотелось подойти к этому пахнущему свежей едой ангелу, обнять со спины и уткнуться носом в мягкие, струящиеся сквозь пальцы, пахнущие солнцем, золотые волосы. Именно такими они были во сне. Но нельзя, нужно дождаться следующей ночи, там можно будет всë, что угодно. Почему-то Эйс был уверен, что возлюбленный вновь прийдëт к нему во сне. Он так хотел, чтобы этот сон стал явью. Может, когда-нибудь... — Ну чего ты там стоишь? — звонкий голос вывел из раздумий и мечт об обладателе этого самого голоса, — У меня уже почти всё готово, достань, пожалуйста, какой-нибудь соус из холодильника. — Сейчас — Эйс протягивает руку к белой старенькой дверце и вытаскивает первую попавшуюся банку, по форме напоминающую соус, а сам глаз не сводит с оголëнной белой шеи (волосы Сабо собрал в пучок), талии и бëдер, с голубеньким бантиком повязанного поверх пижамы фартука. Банка оказывается кетчупом, и брюнет с громким стуком ставит еë на стол. Уже заворачивающий второй омлет Сабо вздрагивает и оборачивается на звук: — Ты чего так стучишь? —А, не, ничего, извини. — Ну ладно... Голодный уже? — Ага. — Если хочешь, можешь брать уже готовый, но он немного подостыл, сейчас я этот дожарю, подождëшь? Портгас активно кивает. Блондин вновь улыбается и снова отворачивается к плите. *** Когда стол накрыт, омлеты политы кетчупом, а юноши уже сидят друг напротив друга, Эйс, занеся вилку над едой, вдруг спрашивает: — А почему ты и мне приготовил? Ты же всë это покупаешь на свои деньги, а мы с тобой только вчера познакомились по-настоящему, как-то неудобно выходит. — Ну что ты, — обеспокоенно отзывается второй, — у меня степендия неплохая, плюс, я подрабатываю в кофейне, а сам я ем не много, да и, в конце концов, это простейшие правила гостеприимства. Мы ведь теперь вместе живëм, должны помогать друг другу. Ты хороший человек, почему бы мне не сделать тебе завтрак? От таких слов брюнет аж прослезился. В душе. И наконец воткнул вилку в долгожданный омлет. Он и не сомневался в его вкусе, но попробовав чуть не умер на месте от сердечного приступа, так это было вкусно. Парень старался есть медленно, смаковать каждый кусочек, но в итоге смолол всë подчистую за пару секунд. — Вде ты наущилшя так фкуфно готофить? — пошамкал Эйс с набитым ртом. — Когда-то в детстве меня научил один из поваров, я часто бегал к нему на кухню вместо уроков и он учил меня всякому. — поведал Сабо с тихим смешком. — В ресторане что-ли? — проглотив наконец еду, спросил Пордгас. — Нет. На самом деле я рос в семье аристократов. Гувернëры, личные повора, дворецкие— всë такое. — он с недовольством описал вилкой в воздухе пару кругов, — Единственное, что было хорошо, это библиотека, всë остальное я терпеть не мог. Видимо, родители в конец отчаялись и усыновили ещë одного ребëнка. Ему-то это всë пришлось по душе. А меня от этих правил, этикета, вечной осанки, будто если согнëшься, развалишься на части, расписанного по минутам свободного времени, тошнило. Будто я кукла какая-то, будто даже одеться сам не могу! А всë туда же, балы, светские беседы, выбор невесты уже в пятнадцать! Жалею, что раньше не сбежал. Зачем до восемнадцати ждать было? Ох, что-то я заговорился— он снова вернулся к тарелке. В его глазах проступили невольные, еле заметные слезинки. После его слов Эйс и впрямь заметил в блондине очень хорошо проступающую аристократичность: белая, точно фарфоровая кожа, лицо прямо таки как у юного принца: голубые глаза, вьющиеся золотые волосы; идиальная осанка, манера говорить, изящная улыбка и вежливый тон. Да и все эти гувернëры прослеживались. Хоть он и прогуливал уроки, но багаж знаний у него огого! Всегда задавался вопросом, что же такое чудо делает в эдакой захолустной шараге, куда даже он смог поступить. Вот и ответ. — Нет, что ты! Это очень интересно! И очень несправедливо... Ты очень хорошо сделал,что убежал, я бы и дня там не прожил! У меня-то детство самое обычное было. Отца не помню почти, говорят только, что он каким-то крупным преступником был, и что его толи посадили, толи казнили. А мама у меня хорошая, она всë про отца мне рассказывает. Так что ничего примечательного у меня не было. —Эх, хотел бы я тоже не иметь ничего примечательного, — протянул Сабо, подпирая щëку рукой, даже этот жест у него вышел элегантно, — а то меня три раза вернуть пытались. Но как братишка хоть какие-то надежды подавать начал, от меня вроде отстали... Теперь уж, думаю, не найдут. — Эйсу так вдруг захотелось крепко-крепко обнять это погрустневшее солнце, укрыть, защитить ото всех бед, любить до последнего вздоха и никогда не отпускать. До боли в сердце захотелось, до дрожи в руках. И он решил не отказывать себе в этом желании, сгрëб сильными, загорелыми руками в охапку, уткнулся носом в волосы и задышал глубоко и тревожно, с мыслью, что сейчас его оттолкнут, может даже ударят и больше не подпустят никогда. Но вдруг, он почувствовал, как чужие, слегка подрагивающие ладони обхватили его со спины. Из-под густых душистых волос послышалось тихое, дрожащее "спасибо" , а затем приглушëнные всхлипы. Брюнет оторопел, он не понимал, почему его ангел плачет и хотел утешить, заставить улыбнуться. — Э-эй, ну ты чего? — его собственный голос начинает срываться. Это так больно, когда любимый человек плачет, больнее, чем вырезанное сердце и выкорчеванная напрочь душа, — пожалуйста, не плачь. А то я сейчас и сам расплачусь. Я- я не знаю, чем тебя успокоить, но очень хочу, чтоб тебе стало лучше. — Меня... Меня там никто никогда не обнимал. Даже девушки, которые вешались мне на шею, они не любили меня. Даже собственная мать меня не любила. Никто обо мне не беспокоился, не заботился, не говорил, что я правильно сделал, что сбежал. Все, кому я говорил, лишь твердили, что я с жиру бешусь. Даже когда машина, на которой я ехал на очередной бал загорелась, я проводятся месяц в больнице и у меня остался этот шрам, никто не спросил, как я, все лишь упрекали, за мою халатность, хотя даже не я вëл эту чëртову машину и говорили, что с таким лицом я не смогу достойно представить семью, — он с неприязнью дотронулся до левого глаза, — даже тогда.. Никто. Никогда... — его голос подрагивал, переходил на хрип, а чужая футболка уже была мокрой и солëной. Странно, раньше Сабо бы никогда себе не позволил вот так расплакаться даже перед матерью, не то что перед почти незнакомым человеком. Хотя, можно ли его назвать незнакомцем? Почему с ним так хорошо обниматься? Почему хочется прижаться ещë сильнее, открыть всю душу, вывернуть себя всего наизнанку, и знать, что в ответ поступят так же?... — С-слушай— голос предательски дрожал— я не знаю, как это точно сказать, я вообще не хорош в красноречии — ладони намокли, а по спине катится холодный пот, — но, ты мне, тоесть я хочу сказать, я... В общем — он сделал глубокий вдох и приготовился к смерти, — Я люблю тебя. Молчание. Руки на его спине никуда не пропали, это было странно. Медленно приоткрыв глаза он увидел лицо Сабо, смотрящее на него снизу вверх двумя океанами опухших, почти совсем круглых глаз. На нëм было написано удивление и недоумение, но никак не отвращение или разочарование. Это радовало. И пугало. Наверное, было бы проще, ударь тот его сейчас по щеке или в нос, отшей раз и навсегда, выгони из квартиры и при каждой встрече с презрением гляди в след, но блондин ничего этого не делал, а только сильнее сжал тонкими пальцами футболку на его спине. Может, он выбирает выражение поострее? А в голове Сабо в этот момент роились и метались мысли, проскакивали одна за другой и складывались в странный пазл из ощущений, желаний и внезапных осознаний. И этот пазл гласил, что, как ни странно, чувства его соседа взаимны, более того, этого самого соседа, ему, Сабо, сейчас очень-очень хочется поцеловать. Аж страшно. И вот, когда Эйс уже приготовился к самому худшему, а Сабо продолжал всматриваться в его черты лица, последний всë же решил осуществить своë желание и накинулся на только что смирившегося со смертью Пордгаса с целью безмолвно дать понять, что произнесëнное не было отвергнуто и убивать его никто не собирается. Теперь уже брюнету пришлось превращать глаза в блюдца. Но всë же он быстро вышел из ступора и перехватил инициативу на себя, приподняв любимого со стула и пересадив на стол, чтоб было удобнее. Ответ был получен, хоть его и не ожидалось, зелёный свет был дан. С каждой секундой Эйс распалялся всë больше, в его глазах пылал огонь и носились туда-сюда чертенята, радостно вопя. Сабо сдувало этим жаром, он не противился, черти плясали и в его глазах. Он и сам не помнил, как оказался на диване, сидящим поперëк чужих коленей, жадно вдыхающий воздух, словно только что вынырнул из воды. Отдышавшись он, уставившись прямо в расширенные, будто от наркоты, зрачки напротив, наконец задал вопрос, тревоживший его с самого утра: — Так это был не сон? ***