Бабочки (глубоко внутри)

      Когда маленькой Маринетт сказали, что любовь ощущается как бабочки в животе, она восприняла это немного слишком буквально. Когда она встречает Адриана, то влюбляется с первого взгляда. А он в неë — нет. И ей вспомнились бабочки. «Как же ощутить его любовь?» — подумала Маринетт. — «Кажется, надо съесть немного бабочек»       Она искала их по всему городу, на аллеях и в парках, но на улице осень, и в Париже не оказалось ни одной бабочки. Зато оказался неуклюжий дедушка в гавайской рубашке, волшебные серьги в кармане рюкзака и огромный каменный монстр. От которого в итоге осталась лишь… бабочка. Больше не опасная, беспомощная, неспособная сама выбраться из плотно закрытого йо-йо. Какая удача.       Первая бабочка далась… сложно. Маринетт выпустила еë лишь в своей комнате, предварительно закрыв люк и окно, но это не сильно помогло. Бабочка хаотично летала по периметру, уклоняясь от пальцев и надеясь найти щель, ведущую к свободе. Но Маринетт справилась. И пусть на крыльях бабочки едва виднелись белые чешуйки, а три лапки и вовсе отсутствовали, она верила, что всë сработает. Она положила почти не трепыхающуюся бабочку на язык и сглотнула. Получилось! Она смогла! Маринетт улыбнулась. Теперь Адриан полюбит е-…       Маринетт от неожиданности обхватила себя руками. Она… она чувствовала еë… внутри… Казалось, что у бабочки открылось второе дыхание, она зацепилась за стенку желудка и начала неистово бить по ней крыльями, щекоча внутренности. Так… так ощущается чья-то любовь?       Ночью Маринетт так и не смогла заснуть.

***

      Не сработало. Адриан вëл себя точно так же, как и вчера. Никакой любви. Маринетт собиралась было расстроиться, но потом вдруг поняла, в чëм дело: «Ну конечно! Там же было «бабочки в животе»! Их должно быть несколько, глупая!» Ледибаг с нетерпением ждала следующую акуму, стараясь не обращать внимания на свой живот.       Каждая новая бабочка давалась всë легче. Уже седьмая была почти цела, когда Маринетт еë проглотила. Но главным было другое: бабочки так и оставались внутри, с ними ничего не происходило. Им были не страшны ни кислотная среда, ни падающие сверху куски пищи. И они не знали усталости. Кажется, они и правда были волшебными. Кажется, она не справлялась.       Маринетт нормально не спала уже неделю.

***

      После десятой акумы Бражник решил вновь выйти на связь. Кажется, он опять говорил что-то угрожающее, но Ледибаг его не слушала. Она во все глаза смотрела на… огромную голову целиком из бабочек. Какая удача. Не став дослушивать злодейский монолог, она выбросила вперëд йо-йо и начала ловить. Одиннадцать за раз. Неплохо. Ей плохо.

***

На двадцать седьмой бабочке она осознала, что это бесполезно. — Маринетт, я так рад, что у меня есть такой хороший друг как ты! Хороший. Друг. Маринетт стояла там с насквозь фальшивой улыбкой. Но никто этого не видел. Никто не видел, как она день за днëм сходит с ума, как всë чаще кладëт руку на живот, мысленно моля бабочек успокоиться хоть на мгновенье. Но они не слышали еë мольбы, они были пронизаны волшебством, созданы чтобы действовать, они не могли просто перестать.       Она пыталась вырвать их с корнем, клала в рот пальцы, но это не работало. Рвотный рефлекс растворился в бесшумном шелесте десятков крыльев. Она рыдала, стараясь не разбудить родителей, как вдруг замерла, бросив на живот полный чистого ужаса взгляд. Касаний стало двадцать восемь.       Маринетт не смогла сомкнуть глаз.

***

      — Бражник. Мужчина дëрнулся, услышав в эмоциональном фоне Парижа до ужаса знакомый голос.       — Я знаю, что ты меня слышишь. Хочешь, я отдам тебе свои серëжки? Без уловок, подвохов или ловушек. Но с одним условием… — Габриэль даже не заметил, как затаил дыхание. — Приди и убей меня. Связь оборвалась.       Габриэль мерил шагами логово, нервно размышляя. Это ловушка, это определëнно ловушка, это должна быть ловушка… Вот только безграничное отчаянье Ледибаг было настоящим.

***

      Он пошëл. Конечно, он не собирался убивать еë, только отобрать серьги. Когда стемнело, он отправился на нужную крышу, которую почувствовал ранее. Бражник не знал, чего ждать, поэтому всë же решил обнажить шпагу.       Она уже стояла там, попинывая ногой йо-йо. Увидев его, она демонстративно буцнула йо-йо к краю крыши.       — Какого чëрта, Ледибаг?       — Ты же слышал, всë просто: убиваешь меня — получаешь приз с моего хладного тела. Она сказала это таким беззаботным тоном, словно они обговаривали список покупок. Как же это злило. Она хоть понимает, о чëм говорит?! Габриэль поудобнее перехватил шпагу и, когда Ледибаг подошла к нему, упëрся кончиком ей в грудь.       — Смерть — это не шутки, деточка. Ты хоть представляешь, что только что сказала? Он немного надавил, пытаясь припугнуть еë, но она лишь ухмыльнулась и вдруг обхватила лезвие ладонями. Волшебное оружие прорезало еë волшебный костюм, клинок обагрился кровью. Ледибаг воспользовалась мгновеньем его шока. Габриэлю стало плохо, когда он осознал, что его оружие на пол сантиметра вошло в живого человека. Он попытался отшатнуться, но Ледибаг всë ещë крепко держала его шпагу.       — Я представляю это каждую чëртову ночь, но не могу закончить всë сама. Она дëрнула шпагу на себя, проведя лезвием вниз и вгоняя его глубже. «Господи, она только что вспорола себе живот?!»       Она начала заваливаться вперëд, прямо на него, и он рефлекторно оттолкнул еë, вытягивая шпагу из тела. Ледибаг упала на спину и замерла, а Габриэль не мог перестать шокировано пялиться то на неë, то на свою шпагу. И если бы он отвлëкся на что-нибудь ещë, он бы не заметил, что живот тела вдруг пришëл в движение. Блять, ну почему он тогда не отвлëкся?

***

      Эта сцена выжглась на подкорке мозга. Он не смог еë забыть даже спустя столько лет. Розовая вспышка, одноклассница Адриана, лежащая в луже алой крови, и белоснежное облако бабочек, вырывающееся из еë вспоротого живота и словно растворяющееся в лунном свете.       Габриэль помнил каждую деталь той кошмарной ночи, но он до сих пор не был уверен, действительно ли услышал тогда среди шелеста десятков крыльев тихое «спасибо»…