***
Вэй Ин был прилипчивым — от него пытались избавиться разными способами. Сюэ Ян сходу может назвать с десяток только убийц, посланных по душу друга, но и они не довели дело до конца. И Чэнмэй не сумел отвязаться, поэтому сидел на пассажирском сиденье машины. — Итак, ты ведешь меня туда, куда я не знаю, за тем, чего я не знаю, и каким-то хером в полночь? Ты наконец решил меня принести в жертву и везешь закапывать? — Сюэ Ян вскинул бровь, хмыкая и откидываясь на сиденье. Его друг с легкой, незамеченной тревогой, посмотрел на дремавшего врача. У этого собственное кладбище началось далеко до профессиональной практики, да и в целом не все в порядке было с головой. С Сюэ Яна станется прямо сейчас открыть дверь и выйти из машины на полном ходу, если ему не понравится ответ — а оно так и будет. Поэтому узнает он лишь перед самыми дверьми, а пока… — Какая чушь. Лишь дилетанты используют в этом деле жертвы, а я тебя везу учиться управлять трупами. Если они сами заговорят, то тебе станет куда проще и не придется марать руки пытками. — Сюэ Ян фыркает — иногда Вэй Усянь говорил такую чушь, что единственным желанием было его ударить. Сейчас только вот он слишком устал для этого, и раздражался намного сильнее. — Если ты не прекратишь, то об оживлении одного конкретного узнают все заинтересованные. — Вэй Усянь сглотнул — угроза для его собственной жизни была существенна, а шутки Сюэ Яна все больше и больше ему не нравились. Кажется, это вообще не была шутка. Правильно Вэй Ин решил вытащить того из его склепа. Пусть потом мужчина будет плеваться ядом и огрызаться, выражая свое недовольство, но так хотя бы развеется. Тем более, если будет повод выплеснуть накопившиеся негативные эмоции, они не будут вымещать с излишней жестокостью на ком-либо. Сюэ Ян был склонен к агрессии и иногда Усянь его побаивался. Трупы было даже жалко после встреч с ним. Так или иначе, машина мягко замедлила свой ход. Сюэ Ян практически спал, так что его способен был разбудить лишь кофе. Отвратительно сладкий фраппучино, Вэй Ин такого терпеть не мог, не понимал, как за свои привычки малец так и не умер от диабета, но это единственное, что могло смягчить его нрав. И гнев тоже. Усяню пришлось будить спящего, и от немедленной расправы лишь сладкое спасало — особенно сейчас, когда взгляд чужой был настолько красноречив и жесток в своих намерениях. «Хорошо еще, что не подорвался с ножом около шеи», — отстранённо подумал Вэй Усянь, поспешно вручая в чужие руки кофе. И улыбнулся — без этого выдержать раздражение на него было попросту невозможно. — Кофе. За мой счет. Ты рад, а-Ян? — Вэй Ин кажется вовсе безмятежным, словно бы на него не падает раздраженный взгляд. Чэнмэй задумчиво ведет челюстью, сжимает в руке пластиковый стаканчик — а еще подозрительно смотрит на упорядоченное скопление людей. Почти в шеренге, но в неровной. И не сказать, что патологоанатом был глупым, скорее наоборот — поэтому и мысли его насчет происходящего, постепенно все более мрачные, его лишь больше обезнадеживают. — Только не говори, что нам еще нужно будет стоять в этой очереди. — Сюэ Ян не отвечает на заданный вопрос, слова чужие игнорирует, лишь заботясь о том, что его волнует. И кивает в сторону толпы. Кажется, там и еще несколько небольших группок пришло?! Вэй Ин сияет улыбкой. — Хорошо, не скажу. Так что поднимай свой слипшуюся задницу и пошли. — А это даже не клуб, нет совсем светомузыки и вообще… Обычный человейник. Что такого интересного в это время может здесь происходить? Сюэ Ян не понимает, искренне ненавидит мир и своего друга в особенности. Век бы предпочел не знать этого мудака. И уж конечно, совсем не собирается выходить из машины. Поэтому, наверное, и не слышит перешептываний стоящих, не осознает, какую учесть ему приготовили. Он предпочитает спать, а выпитый кофе тому совсем не мешает, слишком уж велико стремление к отдыху. Чэнмэю не стыдно, что он оставляет друга совсем одного; тот в любом месте и с любыми людьми найдет общий язык. Когда Сюэ Яна будят вновь, уже светло — точно прошло пару часов, и он действительно рад, что не поперся на мороз. Хотя бы что-то светлое в этом дне, безжалостно испорченном Вэй Ином. И все — ради чего, собственно?.. Потому что на его расспросы вновь отшучиваются и пытаются как-то успокоить. Уже само по себе нервирует, вместе с тем, что ему не сказали конкретных условий выполнения чужого желания. Да и после ехать на работу, толком не отдохнув, не хочется, как и оставаться здесь. Конечно, в морг обычно и не лезут, не тревожат его, но… отвратительно не высыпаться. Он тем страдал последний месяц, если не больше — и бесился с этого неимоверно. Настроение ни на грамм не становится лучше, когда Вэй Ин собственной персоной открывает дверь машины с его стороны и пытается вытащить сопротивляющегося Сюэ Яна наружу. Улица встречает резким светом, прохладой и влажностью. Патологоанатом мрачно задается вопросом, почему шикарную тачку нельзя закрыть с его стороны или вообще угнать, чтобы его не доставали. Проигранное желание и настырность друга не дают ему скрыться в темной берлоге — и его тащат куда-то. В дом, ага, пусть и очередь, еще большая, чем при их приходе, недовольно ропщет при появлении дополнительного человека. Мужчина все еще едва сдерживает свое злостное шипение, пока его ставят перед потоком людей — и перед фактом, по сути, тоже. Впрочем, как и всегда, когда имеешь дело с Вэй Усянем. — Я сейчас быстро туда-сюда сгоняю, а ты подожди. Ты после меня, потом я тебя проведу. — Патологоанатом не успевает ничего дополнительно спросить — от него буквально сбегают, закрывая перед лицом дверь точно так же, как и несколько часов назад закрыл дверь морга сам Сюэ Ян. Вэй Усянь явно сделал это специально, а ему… что же. Ему остается только мрачно цедить проклятья, обещая при первой же возможности отомстить.***
Вэй Ин много где был и много что знал, видел. В этом виновата и его неуемная натура, любопытство, что из всех щелей лезет, и неумение сидеть на месте. Проще говоря, если Сюэ Ян предпочитал закапываться в одном месте, затащив туда все нужное и интересное ему, то Вэй Ин предпочитал быть затычкой в каждой бочке. Не было области, в которой он хотя бы чуточку не был погружен или не знал основные положения. Казалось, он желал обхватить своим вниманием все и сразу — это относилось, в том числе, и к вещам, которые наука не могла объяснить. Потому что та же химия была простой, понятной и интересной, если в ней разобраться — подчинялась своим законам. А что же тогда с оккультными науками? Не то, чтобы мужчина был ярым фанатиком, но ради интереса лез в такие темы. Да и забавно это — какую еще чушь ему нагородят с серьезным лицом, когда он эту проблему только придумал, какие только порчи не выявят на его слезливую (выдуманную) историю смертей в семье. Сюэ Ян, Вэй Ин знает, этого не любил и тому раздражался. Как всегда. Впрочем, были некоторые люди, от которых действительно появлялись мурашки. Они не обязательно рассказывали о нем всем, было достаточно пару метких, случайных фактов. Да, о них могли, в принципе, знать другие, но никто бы не стал ради того, чтобы впечатлить клиента, копаться в том, что может стоить жизни. По итогу-то, не менее забавно было ходить к этим экстрасенсам, потому что… Если не о себе, то хотя бы веселье получит! И этот «салон»… довольно интересный. Необычный. Аккуратная квартирка, светлая. Из выбивающегося от нормальной квартиры — разве что приятный запах по всем помещениям из тлеющих благовоний и конструкции, напоминающие ловцы снов. Но не совсем они — лишь как декор смотрится, а не инструменты для практики. Среднестатистическое жилище, в таких он был множество раз. А вот ее владелец… Вэй Усянь даже несколько бестактно пялится на чужое лицо, на котором глаза скрыты полупрозрачной повязкой. Неужели сам хозяин собрал все странности? Вон, даже в древних одеждах (значительно измененных на удобный современный лад, но древних), пусть и достаточно простых, белых без всяких узоров. То есть, это тот человек, который сам представляет собой солянку из мистических вещей — с такими мужчина уже сталкивался. Иногда они бывали настолько забавными, что Вэй Ин не мог сдержать себя от смеха прямо во время сеанса. — Садитесь, я заварю чай. — Странный экстрасенс заговаривает, указывая ладонью на стул. И отходит вглубь комнат: слышится звон посуды, воздух заметно теплеет. Слегка странно так оставлять посетителя одного, да и опасно, но не Вэй Усяню в чужом доме диктовать, как себя вести. Он присаживается лишь послушно, с легким любопытством озираясь. И сам ясновидящий странный — встает в проеме двери из комнаты внутри дома, щурит глаза свои под лентой, словно думает, как лучше подойти, да и идет… необычно. Словно бы ему раз за разом команды говорят, мол, сюда наступи, останавливается на некоторое мгновение, чтобы вновь шагнуть пару раз. Это не создает пугающую картину, но и уверенности человека, который в своем доме что-то делает — тоже нет. — Это масала. Хотя удивлен таким выбором в пище вообще. — Голос мягкий — завораживающий. Заставляет невольно вскинуть голову, вслушиваясь, словно бы пропусти ты хотя бы слово — и обречешь себя на муки вечные. Вэй Усянь сглатывает — ему не нравится собственная реакция, но он ничего не может поделать. Словно бы буквально завороженный, он берет маленькую пиалу, отпивает — и широко раскрывает глаза от того, что полость рта обжигает остротой. Его любимой, но… откуда, черт его дери? — Не стоит беспокоиться, я не хочу причинять Вам вред, пусть и слегка недоволен, что Вы задерживаете тех, у кого действительно проблемы. — На его мысленный возглас реагируют практически тут же — становится неуютно, отчасти жутко. Обычно Вэй Ин болтлив — его сложно заткнуть, но сейчас он может только и слушать, обхватывая маленькую пиалу и отпивая раз за разом, будто бы запрограммированный на эти действия. Его собеседник вздыхает — не укоряет вовсе, задумывается скорее. — Сяо Синчэнь… это мое имя. Можете так обращаться ко мне. Раз Вы пришли сюда, значит, этому была необходимость. Не пугайтесь. Вы… — Этот Сяо Синчэнь замолкает; стягивает со своих глаз ленту. И это шокирует — потому что радужка, излишне светлая, насыщенно голубая, буквально светится. Зрачок сужается вовсе, а взгляд заставляет вздрогнуть. И мягкая улыбка экстрасенса совсем не успокаивает — даже если на него не смотрят, Вэй Ин ощущает озноб. Словно бы сейчас он абсолютно обнаженный, со своими мыслями и страхами, не сидит вовсе рядом, попивая чай. Словно бы его придирчиво осматривают, в поиске достоинств, изъяна, слабостей. Только вот самое жуткое в том, что на него едва взглянули. Сердце заходится — нелогичное волнение заполняет его; и страх настигает, сковывает конечности, сжимает все его естество. Такого Вэй Ин никогда не ощущал подобного — это не опасение за свою жизнь, это не иррациональный страх перед хищником. Его словно вытряхивают из его кожи, рассматривают вдумчиво, резко, и в этом он беззащитен. Жутко — когда ты не можешь сохранить ничего своего, личного. Вэй Усянь не замечает, как его бросает в холодный пот — одежда неприятно к телу липнет, он дышит часто и сорвано, осознавая лишь то, как дрожащие пальцы сжимают пиалу с чаем. Теплая вода касается кожи, но до этого дела нет, когда Вэй Ин вскидывается всем телом. Пытается… отцепиться от этих ощущений, от своей беспомощности, которую не ощущал слишком давно. Она истерлась из памяти, как досадное происшествие, как сейчас истёрлась его безопасность. Экстрасенс забирает из его рук пиалу, чтобы наполнить вновь, буквально вручает обратно. Сам Сяо Синчэнь не смотрит, вновь накрывает невообразимые глаза лентой в то время, когда Вэй Усянь еще отходит от оцепенения. Пришедшему за предсказанием нужно точно прийти в себя — он судорожно отпивает из своей пиалы. — В дальнейшем… не противьтесь тому, кто Вас упорно ищет не один десяток лет. Это не связано с прошлым, лишь… с его нуждой. — Не похоже особо не предсказание, но это оно и есть. Слова странные — Вэй Ин даже не понимает, хмурится. Голова ему кажется уж слишком тяжелой, мысли ворочаются едва-едва, чтобы он смог понять, о чем речь. — Этот человек… Вам поможет. И не только Вам. И в следующий раз, когда он покажется поблизости, не стоит сбегать через окно — сломаете ногу и все равно придется с ним столкнуться. — Мелькает безумная вспышка узнавания — но Вэй Усяню не дают опомниться. Говорят что-то о том, что все испытания уже позади, что не о чем беспокоиться — заверяют в близком счастье. И провожают тут же — к двери с благостной улыбкой. Об оплате и не заикаются — о ней мужчина вспоминает, лишь оказавшись за пределами квартиры. Вэй Усянь мотает головой, словно бы силясь отогнать морок — предсказание, изначально, казалось, такое бредовое, много мыслей породило. Он становиться серьезнее, хмурится и кусает губы — мелькает где-то на закромах памяти и то, что когда-то он действительно убегал через окно, этим его разбив. Большое, практически панорамное, из которого было удобнее всего сбежать, но… Его мысли прерывают. Неприятно пиликает сообщение на его мобильнике — Вэй Ин был уверен, что выключал звук на телефоне. Этот звук заставляет сморщиться и обратить внимание на его источник. Смутно приходит воспоминание о том, что предварительная запись осуществлялась с заполнением анкеты — в ней была и его контактная информация. Сам приход подтверждался сообщением на телефон — как и сейчас, приходит сообщение, гласящее, что господин Сяо сообщал лишь самое нужное человеку и оплата производится сугубо по желанию. Мужчина хмыкает — считает, что с такой политикой этот бизнес пойдет лишь ко дну; и отходит к ожидающей очереди, высматривая Сюэ Яна. Все же, не из-за себя самого он пришел в это место. Если его друг, даже скорее подопечный, куда-то ушел, то он ему открутит голову. Впрочем, тот скорее предпочтет от него отвязаться, исполнив желание. Вэй Усяня не мог сдержать ехидные смешки, представляя, как отреагирует на это все Сюэ Ян. Ну, что ж… Мужчина и для того, чтобы его развеять, притащился сюда — если Чэнмэй хоть не проникнется, то взбесится и эмоции свои выплеснет хотя бы таким образом. В последнее время он слишком замкнулся в себе, не позволяя и обычной своей злости выйти наружу. Было стыдно перед Сяо Синчэнем — этим воздушным, действительно удивительным человеком, на которого падет вся злость и раздражение Сюэ Яна. Вот и думает Вэй Ин о том, что заплатит за эти нервы — но для начала надо этого самого Сюэ Яна ввести в курс дела и запихнуть на прием так, чтобы не заартачился. Нет, Вэй Усянь никак не забыл о своем изначальном желании, но… слова экстрасенса слишком уж большое влияние на него оказали. Он невольно перестает шутить, да и сам весьма серьезным выглядит — это не может заметить и его друг тоже. — Может, ты, наконец, расскажешь мне, в чем дело? — Чэнмэй кажется откровенно заебанным. Он прислоняется к стене, пока вертит в руках пустой стаканчик от кофе. Видимо, купил себе, пока ждал его, а взгляд Сюэ Яна пронизан такой обреченностью, что… Вэй Ин лишь поджимает свои губы. Ему действительно не нравится то, какой сейчас Чэнмэй, поэтому, стараясь не показать своей озабоченности, он с болтовней тянет того к знакомой двери. — Может, и расскажу, а-Ян, если ты будешь хорошим мальчиком. — Названный пренебрежительно фыркает — и смотрит своими потемневшими глазами, угрожающе, словно вот-вот пара мгновений — и растерзает. Знай Вэй Усянь его поменьше — испугался бы. Впрочем, он хранит молчание до того момента, как не подводит прямо к квартире. Сюэ Ян ощутимо злится — но молчит. Возможно, действительно устал — но жалеть его Вэй Ин не собирается совсем. Не сейчас. Поэтому и вталкивает того в помещение, стремительно закрывая дверь, перед этим нараспев произнося: — Тамдлятебязанялвремяуэкстрасенсаприятноразвлечьсямоймальчик. Слов почти и не разобрать — если не дружить с Вэй Ином и не привыкнуть к его быстрой манере речи. К сожалению, патологоанатом обладает обоими достижениями. Сомнительными, правда.***
Итак, Сюэ Ян ненавидел своего друга всей душой. Особенно обострились его чувства тогда, когда к нему, продрогшему от холода, пришел очень серьезный Вэй Усянь. Серьезность для того была редкостью — и поводом для беспокойства. Непривычно — и в этом его друг не шутил совсем. Слишком уж многое они пережили вместе, чтобы с таким выражением лица забавляться. Чэнмэй почти взволновался — почти, потому что был слишком заебанным для какого-либо беспокойства о причине его раздражения. Особенно сильным оно становится, когда он понимает, что ему наговорили. Мудак — о нет, этот гребанный Вэй Ин еще поплатится за это! Но сильнее достанется этому экстрасенсу. Сюэ Ян… не то, чтобы их ненавидел — в конце концов конкретно ему эти обладатели недопрофессии ничего и не сделали, но ему, в принципе, не нравились и все люди в целом. И особенно подобного рода мошенники — они просто бесили своим существованием. Чэнмэй верил только в то, что может сам потрогать и убить — ну или уничтожить, это уже очень важно. То есть, для понимания, ни какого-либо бога, ни какие-то мистические силы он попросту не признавал. Сюэ Ян считал, что решает все в жизни сам — и не могло существовать что-то, что повелевает жизнью человека вне воли самого человека. Как будто бы все предопределено, а он сам — не более, чем букашка в чужих руках и ничего не может с этим поделать. Просто наличие подобной мысли его уже выводит из себя, а то, что про него будут что-то разнюхивать, разгадывать… Заставляло скрежетать зубами еще больше. О, стоит упомянуть и это пресловутое «тебя ждет великая судьба и ты великий человек». Чэнмэй сделал себя сам — и сам же решает, кем и как он будет. Захочет — вообще бомжом поживет где-то, из-за упрямства. Раздражали и вездесущие бахвальные речи, мол, я вижу о тебе все, знаю о тебе все. Ага, то есть ты мог и угадать, что через пару часов сам недовольный клиент придет тебя же если не убивать, то в лучшем случае грабить, м? Да что-то нихуя такого и не было! Стоит вспомнить и о разных проклятьях. Чэнмэй давно не был мальчишкой, но его до белого каления доводили слова о том же, что он несчастен из-за проклятья. Семейного, ага. Да нет никакого проклятья, есть лишь блажь человеческая и глупость — на этом все. Сюэ Ян не любил экстрасенсов и этим было все сказано. Поэтому и относился скептически к тому, куда его вообще запихнули. А вообще, дом казался весьма-таки неплохим. Обычная такая квартирка, не лучше и не хуже других. Всякие приемные бывали более тошнотворными — спасибо хоть на том, что этот пытался казаться нормальным. Было тепло — Сюэ Ян предпочел проигнорировать тапочки и прошел в квартиру прямо так, в своей обуви — разве что стряхнул с них снег и повесил куртку. То есть, предполагалось, что ему самому нужно найти дорогу к этому хваленому человеку, да? Даже Вэй Усянь, который тоже, кстати, во всю эту хуйню не слишком верил, был очень уж серьезным. Насколько хорошо этот человек пудрил мозги и сколько много драл за это? У Сюэ Яна деньги были — честно награбленные и заработанные на чужих мучениях, но делиться ими в оплату сомнительных услуг он не желал — да и не за сомнительных тоже. Обычно хватало его обаятельно-угрожающей улыбки и ему делали если не стопроцентную, то минимум, семидесятипроцентную скидку. Впрочем, Вэй Усяня было не обмануть. Просто от того, что он постоит у порога этого человека и потом выйдет, в счет оплаты желания не сочтется. Этот сукин сын обладал той еще проницательностью. И врать о том, как прошел сеанс, не пройдет тоже, раз сам Вэй Ин там был. А свои обещания Сюэ Ян — то есть желание, которое должен — привык исполнять. Хотя бы что-то стабильное в его жизни, которая сама по себе летит к чертям. Вот Чэнмэй и шел — осматривал жилище, но едва ли с любопытством — скорее для того, чтобы понять, как и чем дышит человек, есть ли места, куда можно будет метнуться в случае опасности. Старая привычка, которая не раз спасала ему жизнь. Что-то звякало там, в глубинах квартиры — не представляет, конечно, опасности, но все равно неприятно резало чувствительный слух. Сюэ Ян вздохнул — обреченно, как человек, что плетется на казнь. Минут десяти ведь будет достаточно, чтобы его друг от него отстал, да? Хотелось верить — потому что большее он бы не выдержал совсем. Мог банально уснуть — или прийти в ярость, тут уж как повезет. В любом случае, кажется, он проходит в какую-то гостиную. Удобные на вид диванчики и кресла, обычные табуретки и стулья со спинкой, высокие барные стулья и столы в различных местах. Больше похоже на кабинет психолога, который учитывает все возможные варианты расположения клиента — Сюэ Ян бывал у разных, в основном, по настоянию и принуждению кого-то постороннего. То есть, не его желание, а беспокойство относительно близких людей. Чэнмэю удобнее расположиться у стены, поджимая под себя ноги — у высокого же стола, опираясь спиной о прохладную поверхность. Тот же психолог сказал бы, что у него слишком большая настороженность и проблемы с доверием — мужчина просто бы согласился с этим. Вскоре Сюэ Яна тревожит звук шагов — он вскидывает голову. Все же, самая малая капля любопытства к тому, какой из себя этот человек, была — и… ну, ожидания его оправдались. Потому что этот экстрасенс молодой и очень странный. То есть, для понимания, странный по ненормальному — таким оборачиваются вслед, недоумевают, что это с человеком произошло, раз он в такое одет и подобным образом себя ведет. На таких косятся, крутят у виска. Не то, чтобы насмехаются — но стараются обойти стороной и особо не приближаться. Может, эта придурь еще и заразна. Точно не закидывается чем-то и не курит, но… слишком блаженный. Возможно, его стиль общения и манера поведения являлись чем-то атмосферным или притягательным, но сейчас крайне уставший Сюэ Ян даже и не думал в это всматриваться — не такие сейчас над ним желания властвуют. Да и вообще, что за сраная белая тряпка на глазах? Ажурная еще вся, будто бы совсем для декоративных целей. Но кажется, что не просматривается — это как раз может быть очередным желанием сойти за Вангу, мол, слепой, но видит другое. Тогда хотя бы на вид более плотную ткань нацепил, пусть та и просвечивала бы — потому что такие фокусы Чэнмэй на раз-два и раскусывал. Ничего интересного. — Это танча. Я добавил два кусочка сахара, хотя считаю, что сорт сам по себе сладкий, но к Вашим привычкам взял еще пару кусочков. Меня зовут Сяо Синчэнь. — Этот чудак присаживается рядом, подает ему маленькую, наполненную чаем пиалу. Как в дорогих китайских ресторанах и чайных — наверное, за это соответствующую цену и дерет. Впрочем, это уже заботы Вэй Усяня, раз он его сюда привел. Чай и правда пахнет сладко — а когда ему передают действительно ничтожно маленькую посудину, Сюэ Ян фыркает. Он вообще далек от всего такого тонкого и прекрасного. Только вот фыркает он словно бы в недовольстве, да и дергается, когда ему передают чашечку. Словно бы вздрагивает от контраста неожиданно горячей температуры посуды и совсем холодных пальцев. Словно бы все это обжигает. И неудобно как-то становится, Чэнмэй ерзает, тут же дернув руками к себе эту чертову пиалу ближе и испивая всю парой глотков. — Лучше бы это был кофе, раз ты нарыл о предпочтениях. — Сюэ Ян почти и не раздражен в своих словах — лишь так, мысли вслух. Он словно бы и не тушуется, не пытается какое-то странное ощущение своей непокорностью перебороть. Глупо, по-детски, как он не поступал очень, очень давно. Фраза тихая оказывается продолжена — оказывается, у этого человека отвратительно острый слух. — Я его делаю очень плохо, откровенно не умею. — Мягкий смешок, будто бы обещание, что он обязательно научится к следующей встрече. Сюэ Ян даже ухмыляется уголком губ — кажется, от этой незатейливой реплики и настроение стало немного лучше. Этот Синчэнь наливает и себе чай — но не пьет, лишь странно гладит по краю пиалы. Он кажется расслабленным, спокойным — не тот, кто строит догадки и пытается прочитать его по мимике. Он не наблюдает — впрочем, это бесполезно с патологоантомом. Мужчина на Сюэ Яна не смотрит вообще — если все-таки видит через свою повязку. А после и хмурится — оставляет в сторону чашечку, поспешно развязывает свою ленту. И опять же — не обращает на него внимание. Сяо Синчэнь становится каким-то слишком взволнованным, дерганным — если бы Чэнмэй был легковерным, уже подобное поведение должно было его впечатлить. А в целом, пришедший на сеанс пытается заглянуть и в чашу чужую, в глаза — ему, все же, интересно, что попытаются втюхать. Сяо Синчэнь бледнеет — его руки почему-то начинают дрожать, а после он и вовсе откидывает в сторону пиалу. Та переворачивается, расплескав все содержимое. Припадочный… будто бы и правда какой-то трип ловит — и сразу после какой-то уставший становится, откидывает голову — прикладывает руки к своему лбу, прикрывая глаза ладонью. Сюэ Ян даже с интересом наблюдает за всем, что происходит — о, этот театр одного актера весьма хорош, он бы даже поверил, будь не таким наивным. Этот чудик кажется искренне ошеломленным — у него даже плечи дрожат, а сам он то бледнеет, то сереет. Даже сам Чэнмэй не может настолько хорошо притворяться! Только восхититься мастерством ему не дают. Потому что его хватают за ворот футболки, тянут близко-близко, чтобы оказаться глазами к глазам. Те уже, в отличии от стиля в одежде и поведения не забавляют, а пугают. Кажется, что зрачок заполнил всю радужку — остается лишь одна тонкая-тонкая полоса. Но она… светится — действительно, и от таких эффектов становится жутковато. Слишком сильный контакт, касаются носом его лица, а глаза словно бы желают заглянуть в самую душу. У Чэнмэя ее давно нет, но он от чего-то дрожит и не откидывает эти влажные, липкие от чая пальцы, позволяя сжимать свой ворот с такой силой. Неуютно — но это ощущение в таком отвратительном стремлении убежать тонет, что он почти дергается. Почти — потому что заворожен. Сюэ Яну кажется, что ему что-то подсыпали в чай или вовсе умудрились загипнотизировать, пускай раньше он и на намеренные и согласованные попытки не поддавался. И сейчас не желает тоже — но не может решить сам, не может и дышать. Противное, липкое ощущение касается чего-то внутри — поднимается так, что сковывает спазмом горло. Такое бывало, когда его пытались задушить, лишь пытаешься как-то сглотнуть, чтобы ком этот пропал, как и ощущения ужасные. Становится плохо — по настоящему; не страх, нечто большее, чем он, но и в то же время и нечто меньшее. Сяо Синчэнь ничего не говорил — о, это было бесконечно короткое и ничтожно долгое мгновение! Сюэ Ян чувствовал.П р е д н а з н а ч е н и е.
— Ты должен мне! — Неожиданно Сяо Синчэнь взвился — его мягкий голос не предназначен для таких криков, вовсе не подходят они ему. Мужчина отшатывается, мгновенно разжав свои пальцы, отходит, с неверящим лицом мотая головой. Глаза его, такие невозможные, распахиваются, пока он каким-то новым, испуганным взглядом всматривается в него. А Сюэ Ян не понимает — не успевает, просто от того, что речь чужая не прерывается надолго, провидец говорит, словно раскаявшийся преступник, дождавшийся исповеди. — Ты… предначертан мне. Ты — мой?.. — Голос дрогнул, столь удивительно высокий и жалобный. Словно бы Сяо Синчэнь спрашивает самого себя, что он увидел, упирается глазами в ладони, будто бы вопрошает их, что он только что произнес. Не уверен. Не верит — и с таким-то отношением хочет, чтобы поверил он, Сюэ Ян? Какой бред. А ведь Чэнмэй почти проникся — особенно, когда от него ошатнулись — это показалось, почему-то, обидным, неправильным. Но по итогу этот… этот Синчэнь что? Он захотел просто его? Выбрал бы способ получше и разделся бы — может, и привлек бы, но сейчас… — Для развода на бабки ты бы мог выбрать что-то оригинальнее. — Он хмыкает. Кажется, недопровидец и не слышит его, лишь мотает головой, раз разом то расширяя, то сужая глаза. Неожиданно… цапает. Почему-то. Странно. Непонятно. Он ругается себе под нос, вихрем слетает со стула и выходит из квартиры — ничего не забыл, но, но, но!.. Кажется, оставил там что-то. Важное. Нужное. И это раздражает до зубовного скрежета. Чэнмэй не любят, когда ему диктуют, что делать — но ведь ему ничего и не говорили такого. Он… не знает, почему реагирует именно так — словно бы его поймали за чем-то постыдным, хотя чувства стыда у него не было и в помине. Просто бежит — осознает это уже у самого выхода, когда его ловит не на шутку взволнованный Вэй Ин. Он что-то там говорит — спрашивает, что Сюэ Ян сделал с Сяо Синчэнем, что тот теперь не принимает сегодня клиентов, взволнованно вопрошает о том, что ему, Чэнмэю, рассказали и почему он сейчас такой… невменяемый. Вэй Усянь ответов не получает — лишь слышит короткий смешок и такую же ядовито-насмешливую фразу. — А что он сделал со мной? Мужчина не понимает сам — исходит в своей черной, опасной злобе, начиная распекать провидца в разных выражениях. О, припоминает и все свои сомнения, и чужой недотрах, и бесполезность таких профессий, что лишь на высасывание денег («О, представляешь, Вэй Ин, а этот сперму предпочел?») и то, что он тут бесполезно провел время, хотя мог отдыхать. Ненормально взвинченный, напряженный, слишком не похоже на того, кто лишь бы отделался мрачной шуткой. Вэй Усянь хмурится — прием вовсе не походил на описанное Сюэ Яном, да и тот никогда не был против легких интрижек и вообще… Но высказаться зачинщику похода к экстрасенсу не дают — он сам, потому что ощущает уже и явственную угрозу от друга. Словно тому присели на хвост, узнали что-то такое, что не должны — и ради общего благополучия сейчас лучше отсюда увести Сюэ Яна. Он не способен трезво мыслит, у него есть оружие и опыт обращения с ним, Чэнмэй не гнушается пользоваться этим. Для него насилие — легкий способ снятия стресса. Уже давно не практикующийся Чэнмэем метод, но он на взводе — может к тому вернуться. Это нехорошо.***
А Сяо Синчэнь не верит. Всегда был горд своей точностью и правдивостью предсказаний, а сейчас — не верит. Потому что этот человек, он видел, его полная противоположность; потому что смерть нависает над ним, предвкушающе скалясь он видел, как предвкушающе скалится и сам этот грозный человек. Сюэ Ян. Сю-ю-э-э Я-а-ан… Синчэнь редко угадывает точные имена, даты и мелочи — но сейчас ошпаривает осознанием, что остается горечью на губах. Он дрожит — не может сдержать свою реакцию, мотает головой, кусая явно побелевшие губы и укрывает ладонью свои глаза. Его сил хватает едва отправить почти неразличимое сообщение помощнику о том, что на сегодня сеансы закончены. Этот… Сюэ Ян теперь вызывает иррациональное чувство страха — словно бы он вгляделся в мглистую, пожирающую бездну. Липкую и страшную, по-настоящему ужасающую, от которой не избавиться вовсе. Она окутывает провидца назойливыми лентами, словно бы желая утянуть куда дальше на дно. Дно — да, им является ушедший человек. Сюэ Ян. Его рок и счастье — болезненно и такое необходимое. Сяо Синчэнь видит истинную суть вещей — он не влюблен, он не любит, он знает — то, что жизни своей без этого человека не будет. Он никогда не мог видеть собственное будущее — от того оно неожиданно, как обухом по голове, проносится мимо его сознания. Он не хочет — но душа трепещет, словно бы в ожидании, словно бы в нетерпении. Неправильно, невероятно — не то, что он должен ощущать и не то, с чем он может справиться. Какие-то неясные, смутные тревоги его наполняют, волнуя и заставляя кружиться голову. От счастья. От тревоги. От… чего? Он беспомощно не понимает. Сяо Синчэнь верит в судьбу, знает о ее неизбежности. Он впервые желает быть простым человеком. Впервые хочет отрицать увиденное. И он не знает, почему.