Сжигающий разум

      Кавех нежно целует его в уголок губ, мягко сжимая бока твёрдыми сильными руками. Остаются следы: красноватые в виде форменных пятен, которые обязательно станут темнее чуть позже. — О, Архонты, какие же у тебя бедра, — шепчет Кавех, слушая, как собственные соприкасаются с чужими ягодицами. — О, Архонты, о, архонты!       Кавех запрокидывает голову назад, отдаваясь полностью невероятному чувству наслаждения. Хайтам в очередной раз за вечер напряженно мычит. Его голос вообще еле слышен. Кровать влажная не только от того, что на ней потные тела. — Хайтам, ничего серьёзного, такое бывает, — Кавех обращает взор на то, как Хайтам вновь накрывает лицо ладонями, пытаясь спрятать свой взгляд. Стараясь прикрыться от сжигаемого разум стыда.       Хайтам не обращает на Кавеха внимания, не убирает ладоней. Слышны только тихие всхлипы. «Значит, ещё не проплакался» — думает Кавех, вспоминая, как несколько минут назад Хайтама стошнило на простыни и частично на ковёр прямо посреди процесса.       Он, конечно, говорил мол «Погоди, мне что-то нехорошо», но Кавех подумал, что это просто очередное издевательство Хайтама, как было уже много раз до сегодняшнего дня. И что, после того, как он остановится, Хайтам скажет: «Ха-ха, ты такой наивный. Посмотри на свою глупую физиономию».       А потом через пару затянутых мгновений он сделал такое пристыженное лицо, будто его выставили на главную площадь голым или ещё что похуже, и начал сильно кусать губы, закрыв глаза и нахмурив брови. Честно говоря, Кавех его таким вообще ни разу не видел.       (В дальних глубинах души был слышен смех от настигнувшей Хайтама кармы за его издевки).       Но кого ни разу не тошнило после выпитых высокоградусных напитков? Этого ли стыдиться. Для Кавеха такое не было чем-то отвратительным, ведь он довольно часто, возвращаясь домой из таверн, заворачивал куда-нибудь за угол на улице и опирался о стенку дома, чтобы избавиться от творящегося в организме хаоса. — Это все из-за тебя... — наконец начинает Хайтам, имея в виду то, что Кавех ранее споил ему какую-то странную алкашку.       «Странную» — закатывает глаза Кавех, толкаясь сильнее.       Как вообще можно так назвать алкоголь, которым он угощал Хайтама: вкус ведь совершенный! Кавех хочет сказать: «Я не виноват, что ты не умеешь пить. Я лишь хотел дать тебе попробовать, ты сам захотел большего», но произносит вслух только монотонное: — Да-да, из-за меня, — перекладывает руки на и так уже измятую крепкими прикосновениями талию.       Хайтам действительно выглядит жалко: губы покраснели из-за поцелуев и блестят из-за вязких после рвоты слюней (Хайтам вытирал рот, но, очевидно, совсем насухо не вышло); тонкие-тонкие пряди блестящих волос прилипли к мокрой левой щеке, а глаза чуть покраснели от слез. — Да ладно тебе, — Кавех наклоняется, задевает носом там, где под кожей порхает щитовидка-бабочка, и ведёт выше, попутно наклеивая губами на упругое тело лёгкие поцелуи, — это естественно. Особенно, учитывая, сколько ты выпил. Тут нечего стыдиться.       На самом деле, такое поведение Хайтама немного выбивает Кавеха из колеи. — Ты мудак... — судорожно выдыхает Хайтам, прерываясь на стоны, и отводит разбитый взгляд в сторону. — Возможно, но перестань уже хныкать, — Кавех неспешно чмокает его в сухую щеку, поправляет растрепавшиеся волосы, заводя концы чёлки за ухо. — Так уж и быть, я уберусь сам, раз ты так злишься на меня из-за случившегося.       Хайтам тут же пытается вывернуться из объятий, когда Кавех тянется к его губам, вынужденно поставив правую руку на то место, где влажно от содержимого чужого желудка. — Нет! Не надо меня–       Кавех раздраженно цокает, хватает его за загривок и целует в губы по-фонтейновски. Хайтам упирается в его грудь руками, но вяло принимает горячий поцелуй.       Как же стыдно. У Кавеха вообще тормозов нет похоже. Ему абсолютно все равно, что его пальцы сжимают мокрую от рвоты простынь, что он глубоко целует того, кого стошнило во время, черт возьми, секса. — Я больше не буду с тобой пить, — на предыхании заявляет Хайтам, слыша, как Кавех громко облизывает его шею и покрывает вздымающуюся грудь жаркими поцелуями-сердечками. — Хорошо, твоя воля, — незамедлительно реагирует Кавех на его дрожащие от одурманенности алкоголем слова.       Голова немного кружится, а руки вообще мало поддаются контролю. Хайтам протягивает их к лицу напротив: в трезвом состоянии он бы так вмазал Кавеху, что у того бы потом челюсть болела всю неделю, но сейчас получается только опустить пальцы на его плечи. — Знаешь, тебе лучше вообще ни с кем не пить, раз уж на то пошло, — бросает невзначай Кавех, прикусывая внутреннюю сторону бедра Хайтама. — Ты пожалеешь, — невзрачно угрожает он.       «Выглядит неубедительно» — полулыбается Кавех. Хайтаму все ещё тяжело что-либо говорить из-за стыда, лишь на толику слезшего с губ, а ещё из-за того, что язык безбожно заплетается. — Очень глубоко пожале–       Кавех ехидно усмехается, целует колено. И возобновляет рваные быстрые толчки ровно тогда, когда Хайтам, не смогший удержать ладонь у рта подольше, внезапно даже для себя поворачивается на бок и рвёт более жидкой субстанцией. — Не плачь только снова, окей?