Владелец

      Возвращение домой — то еще испытание. Колючий плющ сестрицы никогда не пускает с первого раза. Изабела твердила, мол, это потому, что он не чувствует в Мирабель магии. Ну конечно! Гадкому сорняку нужно попробовать крови, чтобы узнать: на касание члена семьи не реагирует, зато длинным шипом в момент впился ей в лодыжку.       Мирабель зашипела, стиснув зубы. По коже струйками стекла кровь, тут же впитанная мясистыми листьями. Ограда расступилась как бы нехотя, с ленцой. В очередной раз прокляв старшую сестру, Мирабель шмыгнула в проход и, прихрамывая, поспешила к воротам. В глаза бросились черные флаги на замковых стенах. Мирабель нахмурилась и поправила очки. Каса стала ещё мрачнее, накинув на себя траурный балахон. Зловеще раскинули крылья кожаны на входном барельефе. Прошло несколько дней с похорон матери, но из тревожного сна жизнь уже превратилась в кошмар.       — Здравствуй, Касита, — нашла силы ласково поздороваться Мирабель, слабо улыбнувшись и коснувшись ладонью врат цитадели. Хотя бы та узнала с первого мгновения и приветливо распахнула ворота. Укус от питомца Изы пульсировал болью, и надежды на то, что мамочка чудом излечит, уже не было.       Эта мысль заставила ужаснуться. Боже, она не должна так думать. Чувство вины расползлось по телу неприятной волной. «Нельзя быть такой эгоисткой!» — отчитывая себя таким образом, Мирабель все глубже погружалась в апатию.       Эти дни скорби Мирабель провела вне цитадели. Находиться в одном замке с родственниками слишком невыносимо. Перед лицом смерти им бы сплотиться, стать семьей… Но смерть Джульеты настигла их как раз перед церемонией передачи Свечи. И теперь в воздухе витал дух соревнования, в котором едва ли кто-то хотел победить, но и отдавать другому не желал.       Гулкий, неравномерный из-за больной ноги звук шагов отражался от каменных стен, и она вспоминала события недельной давности, когда она так же возвращалась домой после долгого отсутствия. Можно сказать, она выполняла важное поручение, общаясь с жителями Энканто то тут, то там. Вот только поручение было в духе «лишь бы не считали бесполезной», а Мирабель не хотела попадаться на глаза главе семьи и с радостью использовала повод. А получив тревожную записку с просьбой вернуться от пернатого посланника Антонио, младшего кузена, сразу поспешила назад.       Тогда с первого шага за воротами на горло будто легла тяжелая ладонь и сжала пальцы. А на вопрос, что случилось, родная Касита пустила по коридору леденящий убийственный сквозняк. Тревога лишь усилилась, а ветер подталкивал в спину, по которой скользил холодок и разбегался мурашками по телу. Старые гобелены на стенах качались, как безжизненные обрубки.       Касита не хранила в своих стенах чудовищ, но тогда Мирабель казалось, что из каждой ниши к ней подкрадываются тени. Голодные, жадные, подвижные, как ртуть…       Сейчас невольно думается, может ли Касита защитить ее, если сама насквозь пропитана отравой?       Древняя семейная цитадель хранила много секретов, и не во всех закоулках Мирабель довелось побывать. В тот день она открыла очередную комнату. Тесную, темную… скорбную. Интерьер не запомнился, но воздух полнился затхлостью и плесенью, что невозможно: Каса не поддавалась таким недугам обыкновенных помещений, гнездо Мадригаль выше этого.       В той комнате Мирабель увидела мертвое тело матери.       А члены семьи, словно выловленные из теней, качались призраками.       Абуэла Альма сидела у стены с привычно прямой спиной и каменным взглядом, но внимательному глазу открылась бы нервная дрожь поджатых губ и морщинистых рук. Свет со стен падал так, что с места Мирабель могло показаться: матриарх семьи, небывалое дело, плакала.       Бруно стоял в стороне, как в общем-то и всегда, глядел в пустоту. Но обыкновенная сутолость дяди вдруг показалась обреченной. Тетя Пепа нервно качалась туда-сюда. Мирабель краем заметила рыдающую на плече отца Луизу и закрывшую лицо руками умницу-Изабелу. Кузены Камило и Антонио и кузина Долорес скучковались в стороне, подавленные.       И на возвышении в центре комнаты лежала Джульета, бледная, с уложенными на животе руками, еще сохранившими родной аромат лечебной володушки, и… неживая.       При воспоминании о тех эмоциях, что всколыхнулись в груди и тут же замерзли, в горле все стыло, а перед глазами темнело и маячили мушки. Собственный голос, высокий и надрывный, зовущий маму, снился несколько ночей.       Бабушка тогда вещала что-то про ужасную трагедию, но Мирабель слышала голос через ватную пелену. В голове вертелось желание открыть глаза и проснуться. Потому что этого не могло быть. Потому что мама должна была проснуться тоже. Потому что Джульета Мадригаль не могла лежать там, будто мертвая. Прикосновение к холодной ладони матери, словно прыжок в прорубь, запомнилось Мирабель навсегда.       И только спустя два дня после похорон Мирабель осознала, что да, мама действительно мертва. И не вернется.       Обстоятельства ей сообщили еще тогда: обвал в больнице, где мама работала.       Луиза рыдала. Тускло смотрел перед собой отец, постоянно возвращаясь взглядом к телу. Кусала губы и сжимала кулаки Изабела. И твердила о том, что нужно быть сильными и нести свет магии простым людям, Альма.       Эта фраза раздражала. Будь проклята эта магия! Если бы не она, мама бы не торчала в той больнице постоянно. Осталась бы жива.       Да, Альма Мадригаль потеряла дочь и должна была принимать какие-то решения, заниматься похоронами и церемонией передачи Свечи. Главе семьи не нужны были ни жалость, ни понимание. И все же Мирабель невольно задумалась о том, как стойко бабушка переносит горе.       Сейчас оставалось лишь сожалеть о судьбе, которая осталась непреклонна. Изнутри душило, и деться было некуда. Дома и вне его скорбь сопровождала Мирабель, а нужно было морально подготовиться к церемонии.       Свеча — их реликвия, бесценное сокровище, солнечный янтарь в сундуке семьи. Она дает Мадригаль магию, но за это кто-то один должен питать ее, владеть ею. Церемония передачи происходит, когда старый Владелец уже не может обеспечить приток свежей силы. Обычно это происходит при его жизни, но иногда случается, Владелец погибает, и тогда Свеча сама выбирает следующего, у которого не будет ни наставника, ни выбора. Так случилось полвека назад, когда война с народами гор закончилась, но всю семью Мадригаль вырезали. Погиб и муж Альмы, она осталась последняя в роду. Ей и досталась Свеча. Ни дети, ни внуки не знают, что за дар был у главы семьи, прежде чем она отдала его Свече. Но каждый знал, что худший страх Альмы — вновь потерять семью, утратить их волшебство, а значит, и порядок в Энканто.       Когда церемония происходит в обычном порядке, Свеча может перейти к старшему члену семьи по крови. Тот может отказаться, и тогда выбор делает следующий по старшинству. В церемонии участвуют все члены семьи по крови, достигшие пяти лет. Вот только Мирабель не была уверена, что ей позволят участвовать, даже если до нее дойдет очередь. Чем она может накормить Свечу? Бездарность, погрешность в идеальном алгоритме.       Если вся семья откажется, не желая утратить дар и взять ответственность, Владелец свечи определится голосованием. Право голоса имеют все кандидаты. Каждый выбирает того, кто, как ему кажется, достоин ответственности. Вот только нужно иметь в виду, что, если дошло до голосования, ее никто не желает. Отданный голос становится не комплиментом, а подножкой.       Мирабель с тоской подумала, что мама стала бы идеальным Владельцем Свечи. Конечно, ее дар был бы навсегда утрачен, это стало бы весомой потерей для семьи. Но Мирабель знала, как Джульета устает за бесконечной готовкой. Ей бы пошла на пользу смена деятельности. В глазах защипало.       Она бы не отказалась. От нее все этого ждали и приняли бы с радостью. Теперь кому-то другому придется взять на себя ответственность и пожертвовать даром.       На очереди тетя Пепа и дядя Бруно. Наверняка, кто-нибудь из них с радостью расстанется с бременем магии, ведь для них она действительно тяжела. Но так же и необходима Энканто. Без управления погодой или взгляда в будущее семье будет тяжело управлять их небольшим государством.       И вот, следующая кандидатка, которая с удовольствием примет ответственность и которую все так обожают, ослепительная Изабела Мадригаль.       Именно к старшей сестре Мирабель были обращены слова бабушки о том, как ей нелегко. О том, что нужно быть сильной. В тот момент Мирабель ненавидела их. Слова, которые произносила бабушка, ее саму, старшую сестру, отца, который ничего не возразил, даже Луизу, которая как будто не чувствовала себя ущемленной. Да, отец был потрясен, как и Луиза, но неужели лишь Мирабель слышала эту несправедливость?       Спина Изабелы резко выпрямилась, лицо озарилось тем же жестким выражением, как когда она выращивала свой хищный плющ по периметру Касы.       Владелец Свечи — жертвенная роль на святилище семьи. Эту оболочку Изабела примеряет всю свою жизнь. Предел ее мечтаний.       «Даже в такую минуту, — с горечью поняла Мирабель сейчас, — я думала не о матери, а о том, что здесь лишняя».       Мама, мамочка, она всегда ее понимала, всегда жалела, но ничего не могла поделать. И что бы теперь ни пытался сделать отец, как бы ни старался сплотить дочерей, горе не объединило их. И в конце концов ему пришлось смириться.       В семье ничего не забывали. Если бы Мирабель позволила себе открыться, броситься отцу на шею, расплакаться, обняться с сестрами… Никто никогда этого не забыл бы.       Даже перед ликом смерти, забравшей маму, ей не позволено дать слабину. Бездарная пустышка, так еще и слабая — вот так подарок для семьи.       Почему так случилось? Мирабель всю жизнь с пяти лет задавалась этим вопросом. Ужаснее всего, что дело было не в Свече, а в ней самой. Это подтвердил Антонио, когда получил свой дар общения с животными после нее.       Затем он получил собственную комнату, оставив Мирабель в одиночестве. Она немного скучала по маленькому кузену, с которым целых пять лет они были равны.       Вспоминая, как он волновался перед своим посвящением, Мирабель сжимала зубы. Тогда она душила в себе желание, чтобы кузен остался бездарным, как она. Но оно упорным сорняком продолжало расти. Мирабель никому не пожелала бы столкнуться с разочарованием семьи, никому… Но, получалось, что невольно желала. Если бы Антонио стал, как она, остался бы без дара, семья обязана была бы признать, что Мирабель не виновата, что так получилось, что дело не в ней.       И, как только Антонио впервые сказал: «Я понимаю!» — общаясь с пестрым туканом на плече, Мирабель испытала свинцовое на вкус разочарование. Улыбаясь, она ощущала, как прокусывает губу с внутренней стороны до крови. Она должна была порадоваться за Антонио. Но не могла. Осознание собственного лицемерия смешалось с болью, закипело лавой и сварилось во что-то мерзкое внутри Мирабель. Но так и не выплеснулось на кузена. Даже когда он после церемонии посмотрел на нее с нескрываемой жалостью, а спустя несколько дней — с превосходством.       Бредя по цитадели, Мирабель пыталась успокоить мысли, словно взбунтовавшиеся после временного ступора. Если бы кто-то спросил, о чем она думала в тот день, когда узнала о смерти матери, Мирабель без колебаний сказала бы: «О семье». И не солгала бы. Только мысли эти полнились соленой горечью и обидой.       С того момента, как Мирабель переступила порог дома, она молилась не встретить никого из родственников. Она отсидится в своей комнате до церемонии, а там уж как-нибудь переживет.       Но молитвы не были услышаны. Из ниши в стене выступила сутулая фигура, сама напоминающая тень. Мирабель вздрогнула и неловко шагнула назад.       — Прости, Мирабель, — криво улыбнулся дядя Бруно. — Не хотел тебя пугать.       Мирабель постаралась улыбнуться: из всей семьи дядю Бруно хотелось видеть больше всех. Кроме отца, разве что. Между тетей и дядей, Мирабель всегда больше влекло к Бруно. Она ощущала странную связь с ним, тихим и никем не понятым. Тетя Пепа, слишком шумная и эмоциональная, кроме того, обожала Изабелу. Мирабель даже пару раз гостила в башне Бруно, хотя впечатление скрипящего на зубах песка не из приятных.       Да, перед ней стоял кошмар всея Энканто. В народе Бруно не любили, в отличие от Джульеты. Если вторая только и делала, что помогала простым людям здесь и сейчас, то Бруно мог одним росчерком слова уничтожить все мечты и надежды. Так говорили. Мирабель иногда задавалась вопросом, чего хочет сам Бруно. И никогда не находила ответа.       — Мы должны поговорить.       Услышать такое от Бруно равносильно грозе от тети Пепы. Предвещает нехорошее.       — У тебя есть предсказание для меня? — с горькой иронией спросила Мирабель. — Едва ли ты скажешь мне что-то хуже, чем я уже получила.       Во взгляде дяди отразилась тягучая тоска человека, который давно принял неизбежное.       — Предсказание есть, это правда. Прости меня, — искренне попросил он, — но это важно. Поговорим в другом месте. Если ты… — он запнулся. — Готова.       Чувство, что она совсем одна даже в стенах родной Каситы, накрыло и впиталось в кожу. Только бы новости дяди Бруно оказались не слишком ужасными.       Получив согласие, тот утянул Мирабель в одну из тайных ниш. Она негромко ойкнула, неловко поставив покусанную ногу.       — Думаю, это поможет, — заметив ее проблему, дядя принялся шарить по своим бесконечным карманам и выудил знакомого вида арепу. — Нога пройдет.       Глядя на протянутую выпечку, Мирабель закусила губу. Глаза защипало. Как можно бережнее, она приняла угощение и медленно съела.       — Спасибо, — сдавленно прошептала она.       «Спасибо, мама».       Несколько долгих секунд молчания, и Бруно вкрадчиво спросил:       — Как ты думаешь, кто станет Владельцем?       — Изабела, — не задумалась Мирабель ни на миг. Если Бруно спрашивает, значит, не он. И вряд ли Пепа. Гораздо выгоднее отдать эту роль умнице-Изе. Ее дар не такой значительный, зато вышколена замечательно.       — А если она откажется?       Мирабель хмыкнула: не откажется. Это же идеальная Изабела!       — А еще откажутся Долорес и Камило…       — Я не понимаю.       Бруно закатил глаза.       — Не разочаровывай меня, Мирабель.       Дядя спрятал руку в складках плаща и вытянул из рукава — она глухо застонала — пластину из зеленого стекла. Взгляд намертво приковало к гладкой поверхности. На ней Мирабель держала Свечу, а позади высилась Каса.       — Подумай об этом. Я видел, ты станешь Владельцем. Так что, кто бы не получил Свечу до тебя, ему не долго ее держать.       Поверить в это было не то что сложно — глупо и странно. Будучи помладше, Мирабель часто мечтала, как примет Свечу и ее, какая комедия, сразу начнут уважать. Сейчас-то она понимала, что нечто подобное вызовет страшный резонанс и скорее всего настроит семью против нее.       — Но как же… остальные? — выдавила она, так как дядя все еще ждал реакции.       — Я поговорю с Изой, — улыбнулся Бруно. — Ты удивишься: она с радостью откажется от ответственности и сохранит дар.       «Ну да», — мысленно хмыкнула Мирабель.       — Что ты ей скажешь?       — Правду, — пожал Бруно плечами. — Что ее дар будет расти, что с его помощью она найдет себя… Правду, — повторил он, — и то, что она хочет услышать.       Мирабель помолчала, раздумывая, насколько это справедливо.       — Все равно остаются Долорес, Луиза и Камило.       — Долорес уже в курсе нашего разговора, — спокойно заметил Бруно. Мирабель кивнула.       — Это не значит, что она…       — Твоя кузина неглупая девушка. Она знает, как работают пророчества. Не сомневайся: вопрос с Камило тоже будет улажен, — Бруно ухмыльнулся. — Что касается Луизы… Она сделает, как ей скажут. А зная свою мать, она скорее решится на голосование, рассчитывая, что и ты, и Антонио откажутся.       — Но… Неужели все так легко? — от волнения Мирабель начала вертеться на месте. — Бабушка никогда не даст мне стать Владельцем.       — Мама… может не понимать, что не все бывает, как она хочет, — медленно проговорил Бруно. — Но разве тебе не хотелось бы доказать, что ты не бездарный придаток к семье? Что у тебя своя, значимая роль? Просто скажи, что принимаешь Свечу, и она уже ничего не сможет сделать.       — Мне нечего дать Свече, — использовала Мирабель последний аргумент. — Разве нет риска, что пламя угаснет?       — Мирабель! — дядя схватил ее ладонь и заставил замереть. — Ты доверяешь мне?       Глаза напротив гипнотизировали. Кому Мирабель могла доверять в собственной семье? Непостоянной тетушке? Сестрам, с которыми нет понимания? Кузенам?       — Да.       Отец не сможет защитить ее, у него мало влияния. Зато оно есть у Бруно, вместе с неоднозначной, но громкой репутацией.       — Если до меня дойдет очередь, — решила Мирабель, — я приму Свечу.       «И, надеюсь, тогда ты меня не оставишь»…       — Не волнуйся, Мирабель, — улыбнулся дядя, и что-то сверкнуло в его глазах. — Я обещаю, жизнь изменится к лучшему.       Затем Бруно отпустил ее руку и исчез во тьме.       Разговор оставил неоднозначное впечатление, но неожиданно наполнил решимостью. Бруно никогда не перечил главе семьи при всех, но они часто спорили. Дядю можно назвать таинственным, зловещим, непонятным, но не глупым. И если он обещает помочь, значит, она сделает, как он попросил. Может, это ее время выйти из тени?       Чем она рискует, опираясь на дядю? Многим, вообще-то. Вспомнилось, как он признался, что знал об угрозе для жизни Джульеты. И ничего не сделал.       Тетя Пепа тогда первая заявила об этом, вздернув голову и словно очнувшись от транса, ткнула пальцем в Бруно. «Почему ты не увидел этого, почему не предупредил?!» — кричала она прямо в комнате, где лежало тело.       Мирабель помнила запах озона и холод. Но Бруно не обратил внимания на приближающийся приступ Пепы. Мутный взгляд дяди не прояснился, даже когда тетя приблизилась вплотную, и над головами обоих заклубились плотные тучи. Мирабель казалось неправильным, что тетя с дядей не могут стерпеть присутствие друг друга в такой момент. Но каждое их слово она запомнила.       — Как ты думаешь, — таков был тихий ответ Бруно, — легко ли подойти к родной сестре и сказать, что в ближайшее время она скончается?       Сверкнувшим лезвием повисла тяжелая тишина. Все взоры обратились к предсказателю, будто постаревшему на десяток лет. Лишь глава семьи, Альма, так и сидела в кресле, закрыв ладонью лицо.       — Ты знал… — с непередаваемой интонацией ужаса одними губами произнесла Пепа. Развеялись тучи, по стенам пополз иней.       — Знал, — отрезал Бруно, глядя сестре прямо в глаза. — И ты последняя, кто может меня осудить.       В этих словах чудился зловещий намек, ведь Пепа отшатнулась, склонила голову и, сдавленно извинившись, вылетела из комнаты.       А в ушах Мирабель эхом разносилось голосом Бруно снова и снова: «Знал, знал, знал…» Он ведь мог что-то сделать, предупредить, попытаться изменить, сообщить! Почему?..       Она вспомнила, как Бруно ощутил на себе взгляд и, чуть повернув голову, посмотрел прямо в глаза. Изможденное лицо дяди и печальный усталый взгляд заставили бессильный шепот злости притихнуть. Бруно как будто знал, о чем она думала. Он на миг прикрыл глаза, словно в смирении. В его взгляде не было того ярко-зеленого безумия, которым так любил пугать маленькую Мирабель Камило, принимая облик Бруно. Только скорбная тоска.       А потом он приблизился к телу сестры и коснулся холодного лба своим. До Мирабель донесся неразборчивый нервный шепот, и Бруно выскользнул из комнаты.       Что ж, она доверится ему. Если будет шанс, примет Свечу. А дальше… Бруно знает, что будет тогда.       Мирабель безмолвно обратилась к Касе, чтобы родной замок придал сил пережить это. Рядом больше нет мамы. Отец мог бы понять ее, но ему не до бездарной дочурки. Он потерял жену. Все ставки легли на Изабелу, но и на Луизе держится слишком многое, чтобы позволить себе окунуться в горе. Лишь Мирабель, пожалуй, дана эта привилегия.       Встреча с Бруно не стала единственной по пути в комнату. Как на зло Мирабель столкнулась и с Изабелой. Старшая сестричка предавалась скорби по-своему: сплетала темные цветы жасмина на стенах. Конечно, ее вид не кричал о беззаботности, и все же Мирабель кололо ее спокойствие.       Изабела смерила ее взглядом, полным превосходства.       — Узнала, что ты опять не смогла договорится с Шипиком, — прокомментировала Изабела и стрельнула глазами на кровавый подол ее платья. Мирабель больших трудов стоило не скривиться. — Однако ты быстро оправилась.       — Тебе стоит объяснить своему сорняку, что я тоже член семьи.       Прозвучало жалко. Стоило бы добавить какое-нибудь «или». Например, «…или я вырву его с корнями». Но это была бы пустая угроза.       — Я не виновата, что в тебе так мало от нашей крови. А если я разрешу пропускать кого-попало, то никакого смысла не будет, — пожала сестра плечами.       — Я не кто-попало! — теряя самообладание, повысила голос Мирабель.       — Правда? — похлопала сестра ресничками. Ядовитая Изабела — практически тавтология.       Стало тошно, и Мирабель, не взглянув на нее больше, прошла мимо.       — Получив Свечу, я непременно задумаюсь о том, заслуживаешь ли ты вообще носить фамилию Мадригаль, — ехидно бросила ей вслед Изабела.       Мирабель могла только крепко сцепить зубы и не реагировать. Говорить: «Посмотрим еще, кто ее получит!» — нельзя. Да и вообще, вероятность, что Изабела действительно на такое способна: изгнать Мирабель из семьи только за отсутствие дара, — очень мала. Сестра просто запугивает ее, играя на самом жутком страхе, чтобы самоутвердиться. И все же мерзкие лапки ужаса скребли по внутренностям, заставляя ежиться. Вдруг Бруно не убедит Изабелу, и та сделает жизнь Мирабель невыносимой?       Мирабель плохо спала эту ночь, ворочаясь и пялясь в потолок. Ее ждало событие, которое перевернет все. И на утро стало ясно, что она такая не одна.       Вся семья кроме, отца Мирабель, и Феликса, мужа Пепы, собралась в главном зале. Постоянно пытаясь поймать взгляд дяди Бруно, Мирабель нервничала: он упорно на нее не смотрел. Не обращала на нее внимания и Изабела, которая была сама не своя. Будто гордость, вечная ее спутница, куда-то отлучилась, оставив вместо себя неуверенность. Сестра поправляла иссиня черные волосы и отбивала ритм ноготками по столу.       Торжественная речь бабушки пролетела мимо: внимание уходило на то, чтобы бороться с тошнотой. Позор, если вырвет прямо на церемонии. Она пришла в себя, только когда зазвучал потухший голос тети Пепы:       — Я не приму Свечу. Мой дар послужит во благо.       Ту же фразу ровно произнес дядя Бруно, хотя Мирабель почудилась усмешка. Повисло тихое напряжение.       — Изабела? — позвала Альма. Та встрепенулась, и от Мирабель не укрылось, как Иза встретилась глазами с Бруно, и тот едва заметно кивнул.       — Я не приму Свечу, — Альма ахнула. — Мой дар послужит во благо.       — Но Иза! Ты долж…       — Прости, бабушка, — отвела та взгляд. — Так будет лучше.       И прежде, чем глава семьи успела продолжить, Долорес протараторила отказ и глянула на Камило так, что тот втянул голову в плечи. Луиза, к которой обратились взгляды присутствующих, беспомощно озиралась, глазами спрашивая, что ей делать.       — Дорогая… — фальшиво ласково начала Альма. Мирабель пнула Луизу под столом и помотала головой. Возможно, отказ от дара и спас бы перегруженную сестру. Но только новой ответственностью.       Луиза поняла намек и с виноватым видом отказалась. Как и Камило, который едва дал ей договорить. Вид у него при этом был пришибленный.       И вот, этот момент.       Взгляд Альмы нашел младшую внучку, и в глазах отразилось сомнение. Ничего нового. Затем бабушка обратила внимание на Антонио. Понятно. Мирабель усмехнулась. Альма даже не рассматривала ее как вариант.       — Я принимаю Свечу, — сказала она твердо, мельком заметив одобрительный кивок Бруно, и прямо посмотрела на бабушку.       — Мирабель! — сухо повысила та голос. — Ты не можешь!..       — И пусть мой дар станет пламенем!       Фраза произнесена. И хотя у Мирабель нет никакого дара, остается надеяться, что все будет, как сказал дядя. Пламя Свечи полыхнуло и стало совсем маленьким, съежившись.       Бабушка вскочила, хлопнув ладонями по столу. Скривилась Иза, которая, похоже, не рассчитывала на такой исход. Завозмущалась тетя, сгущая тучи под потолком, но какие-то… не такие.       — Ты не можешь! Пусть лучше Антонио примет Свечу!       Младший кузен вздрогнул и придвинулся к Мирабель.       — Поздно, мама, — тихо сказал Бруно. Но его услышали. — Все, как я говорил.       Мирабель с удивлением воззрилась на бабушку. Так Бруно сказал и ей! И она ничего не предприняла? Просто отмахнулась?       — Я… Я ничего не слышу, — вдруг потрясенно выпалила Долорес. — Не слышу!       На ее лице расплылась улыбка, а Камило изменился в лице. Моргнул. Напрягся. И скривился. Тучи под потолком исчезли. А на лице Альмы отразился ужас.       — Как ты… Откажись! Сейчас же!       — Нас ждут большие перемены, — игнорируя восторги, вопросы и крики, Мирабель поправила очки и сообщила: — Церемония завершена, и я думаю, всем необходимо отдохнуть. Жду вас завтра утром на семейном совете.       С этими словами она взяла в руки Свечу под ошарашенный взгляд Альмы. Едва коснувшись, Мирабель поняла, как управлять данной ей силой. В руки потекло темное тепло. Мирабель ощутила себя совсем другой, новым человеком. Завтра родственникам предстоит узнать, что их дары не исчезли, а лишь затихли. До тех пор, пока она не решит разжечь их снова.       — Я переиграл тебя, сестричка, — ухмыльнулся Бруно, набрасывая на голову капюшон и пряча глаза. Пепа скрестила руки на груди и зло фыркнула. — И тебя, матушка, — Альма качала головой, не желая ничего слышать. — Вам пора бы понять: на кого ставить, лучше меня не знает никто.       С этими словами Бруно скрылся в тенях зала, кивнув Мирабель на прощание. Она вышла, грея в слабом пламени руки. Сейчас хотелось бы рассказать все отцу, а затем посмотреть, как изменилась ее комната. Комната нового Владельца.