Из Иу в Лондон

      — Да ладно тебе, мы не зря согласились, зато отметим Новый год в Лондоне.       Чифую легонько толкает Сейшу плечом и неловко улыбается, сводя брови домиком, а кончик носа румяно-красный из-за прохладного ветра, порывами проникающего в купе из открытого окна, в которое Казутора курит сосредоточенно, тоже ежась от холода.       У Инуи выражение лица убивающее и никакой поездке он уже не рад. Он сожалеет, что поддался на уговоры Чифую и подписал путевой лист на маршрут из Иу в Лондон длительностью семнадцать дней, захватывающий конец текущего года и начало нового. Казалось бы, малое количество людей захотят путешествовать в предновогоднее время, но в вагоне повышенного комфорта, включающем в себя девять двухместных купе и одно четырехместное для персонала, заполнилось абсолютно каждое помещение. В некоторых — пары, в других — одинокие пассажиры, не желающие делить небольшую комнатку с кем-то посторонним.       Сейшу, Чифую и Казутора поделили все поровну: каждому проводнику по три купе.       Мацуно досталась пожилая пара; милая одинокая дама, лет тридцати пяти, у которой постоянные проблемы с температурой в купе, использованием обогревателя и дополнительными постельными принадлежностями; и третье — две молодых девушки, которых Казутора от самого Иу предлагает отдать в обслуживание ему. Казуторе же повезло меньше: у него двое военных; молодожены, слишком шумящие и постоянно требующие не беспокоить; и какой-то профессор, считающий, что было бы неплохо обучить Ханемию правилам вежливого общения.       По-мнению Сейшу, это — просто сказка.       Сейшу считает, что ему не повезло вообще.       Инуи обслуживает одно купе со старенькой и ворчливой женщиной, но проблем с ней возникает мало. Второе — мужчина и женщина. Добродушные, веселые, они при каждой встрече хвалят чай, но постоянно интересуются об остановках и времени стоянки на станции. И третье — самое дальнее и самое не любимое — купе с молодым мужчиной, который, как оказалось, оплатил оба места за маршрут от Иу до Лондона, но сел только в Пекине, четыре дня назад.       Сейшу рассчитывал, что последнее купе доставит ему меньше всего головной боли, но даже пожилая женщина из первого оказалась ангелом во плоти.       И только Инуи успевает о нём вспомнить, тут же на панели загорается лампочка, обозначающая, что в купе номер девять была нажата кнопка вызова персонала.       — Может покуришь сначала? — спрашивает Казутора, выкидывая в форточку бычок и уже полностью разделяя наполненный неприязнью взгляд Сейшу.       Инуи лишь отмахивается, выходя из купе и попутно сбрасывая на панели вызов.       — Я мысленно с тобой, — вслед ему бросает Чифую.       Сейшу идет по узкому коридору как можно медленнее. Поправляет аккуратный короткий галстук и приталенный пиджачок, фуражку, чтобы сидела ровнее. Вспоминает, что по одному из пунктов в его обязанностях он должен улыбаться, но почему-то не выходит. Сейшу по пути несколько раз старается натянуть уголки губ, репетирует улыбку, но в результате только морщится, понимая, что такое выражение лица скорее отображает отвращение. Лампочки, встроенные в потолок вагона, светят тускло и мрачно, а за узкими окошками темно и завывает декабрьский ветер. Сейчас поезд проезжает по направлению к Москве, на которой стоянка займёт около девяти часов, и Сейшу очень ожидает эти заветные часы.       Он подходит к двери в купе, делает контрольные вдох и выдох, наконец-то у него получается выдавить из себя хотя бы подобие добродушной улыбки.       И Сейшу открывает дверь.       Было бы гораздо проще ненавидеть дотошного пассажира, если бы он был безобразным, невоспитанным маргиналом, но он — вполне интеллигентный молодой человек, и Сейшу слышал, что с Казуторой при посадке он был очень вежлив. Не поедал Ханемию глазами, не просил помочь ему снять пальто; он сделал это потом, когда Сейшу пришел к нему в купе, чтобы представиться и рассказать о маршруте. И в целом, всё обслуживание купе номер девять складывалось из самых идиотских просьб: включить обогреватель в розетку, помочь отличить простынь и пододеяльник, но больше всего по граням терпения Инуи ударило: «Ты не мог бы попробовать мой чай? Мне кажется, в нём недостаточно сахара».       — Чем могу вам помочь? — выдавливает из себя Сейшу самым доброжелательным тоном и ресницами хлопает быстро-быстро, что на языке проводников означает: только попробуй меня о чем-нибудь попросить.       Ненавистный пассажир сидит за столиком, нависая над раскрытой книгой, которую разглядывает каждый раз, когда Сейшу приходит к нему в купе. Будто открывает её только для того, чтобы сделать вид, что был очень занят. Будто бы не он три минуты назад нажал на треклятую кнопку.       И улыбается. Хитро и с азартом в черных лисьих глазах. Аккуратной ладонью с серебристыми часами на запястье поправляет темные волосы на одну сторону, прихорашивается.       — Мне холодно, — игриво протягивает он.       Сейшу вскидывает брови, — пассажир только в тоненькой футболке, игнорирует плед, сложенный рядом, и одеяло, заправленное в самый отглаженный пододеяльник из всех, которые только смог найти Инуи в поезде. Проводник переводит взгляд с довольного лица пассажира на обогреватель, стоящий у противоположной стенки, видит, что тот не включен в розетку.       — Я включу обогреватель, — озвучивает Сейшу на выдохе, подходя ближе к названному предмету, и только наклоняется за шнуром, как его тут же прерывают:       — Не надо, — вдруг отказывается пассажир и добавляет, сделав тон тише: — Но ты можешь ещё так постоять и мне станет теплее.       Поднимать что-то с пола нужно сидя на корточках — Сейшу запомнил с этой минуты. Он за полсекунды выпрямляется, повернувшись к пассажиру с каменным лицом. У Инуи маршрут из Иу в Лондон, наверное, на всю жизнь станет прямой ассоциацией с этим наглым выражением лица и самодовольной улыбкой.       Пассажир взгляд от него отводит, снова утыкаясь в книгу, словно и не смотрел на него, и пошлых фраз в его адрес не бросал.       — Если вам холодно, то почему бы им не воспользоваться? — спокойным размеренным тоном спрашивает Сейшу, хотя мысленно швыряет чертов обогреватель прямо в брюнета, как бы: возьми, сука, погрейся.       — Он плохо пахнет, — пожимает плечом пассажир.       — Чем? — подавляя тяжелый вдох, уточняет Инуи.       — Не знаю, — кривится молодой человек. — Чем-то.       — К сожалению, у нас не осталось запасных одеял, — потому что Чифую отдал все замерзающей даме во втором купе, а ты — не замерзающий, ты отмороженный. — Поэтому могу предложить только обогреватель, — и отъебаться от меня.       Брюнет вновь поднимает на него заинтересованный взгляд, означающий, что сейчас последует очередная фраза. Сейшу почти выучил этот взгляд за четыре дня.       — Совсем нечего больше предложить? — ехидно тянет он. — Может, тогда сам меня согреешь?       Последний вопрос повисает в воздухе пошатывающегося от движения поезда вагона, в тусклом свете верхних лампочек, одна из которых подводит и раздражительно мигает. Между безэмоциональным Сейшу и заигрывающим пассажиром, в глазах у которого похоти больше, чем в голове у подростка, узнавшего о существовании порносайтов. И так происходит постоянно. За все эти четыре дня Сейшу наслушался прилично, но до сих пор сохраняет самообладание и соблюдает трудовую этику.       — Лучше я ещё раз поищу одеяло, — сухо выдает Инуи.       Брюнет чуть закатывает глаза и отводит взгляд. Обычная реакция. Каждый раз, когда Сейшу нарочно игнорирует его слишком прямые намеки, пассажир делает горестный глубокий вдох, такой разочарованный и страдальческий, будто бы это он устал от Инуи, а не наоборот. Он приподнимает уголок открытой книги, вынимая из-под него небольшую шоколадку в темной обертке.       — Спасибо, — за проделанные старания благодарит он. — Это тебе.        Сейшу улыбается наигранно и странно, но сладость из его руки забирает и быстро покидает купе номер девять. Обманывать не будет, — запасное одеяло искать он и не собирался, сказал это так, для вида, чтобы поскорее закончить диалог.       Он возвращается в купе для персонала, прикрывая за собой раздвижные двери. Казутора и Чифую по-прежнему здесь. Им ведь не нужно срываться каждые полчаса, чтобы исполнить очередные капризы пассажиров. Они даже могут позволить себе скинуть пиджаки, фуражки и галстуки, прилечь и расслабиться.       В купе сильно пахнет мандаринами, будто бы двадцать минут назад здесь не было открыто окно, и даже запаха сигарет не слышно. Сейшу ловит на себе их заинтересованные взгляды, и Ханемия даже тормозит немного, держа кусочек мандарина у приоткрытого рта.       — Это тебе, — слово в слово повторяет Инуи за пассажиром, протягивая шоколад в руки Мацуно. Не нужно ему никаких сладких подарков.       — Серьезно? Спасибо, — и Чифую, в отличие от Сейшу, улыбается искренне.       Чифую любит сладкое. За несколько совместных поездок Сейшу об этом узнал и принял во внимание. Инуи протискивается между столиком и Казуторой, становясь ближе к окну, цепляет со стола общую пачку сигарет и приоткрывает форточку, совсем не удивляясь, что через пару секунд после того, как шоколадка попала в руки Мацуно, до него доносится шелест её обертки.       — Сейшу, а это… Это точно мне? — недоуменно тянет Чифую.       — Да, тебе передали, — обманывает Инуи, даже на него не смотря, слишком увлечен табаком и мелькающими огнями из далеких построек, видимыми из окошка поезда.       — Ого, — с какой-то странной усмешкой удивляется Мацуно. — Я надеюсь, из третьего купе? Ну, где те девушки.       И Казутора почему-то ёрзает на кровати, отчего слышится характерный скрип. Наверное, тоже ждёт ответа Сейшу, который наконец заинтересовывается, оборачиваясь в сторону Чифую. У Мацуно в руках небольшой квадратный листочек, по всей видимости, незаметно просунутый под обертку шоколадки. Листочек с очень лаконичным, прямым и нескромным посланием: «Потрахаемся?».       У Сейшу глаза округляются не меньше, чем у его коллег, и он едва удерживается, чтобы не закашляться от дыма.       — Нет, — фыркает он. — Из второго, где одна женщина.       — Она же старая, — разочаровывается Чифую, поджимая губы и комкая злополучный листочек в кулаке.       Об этом послании стоило бы забыть так же быстро, как Чифую отправил смятый листочек в мусорный пакет, но Сейшу думает о нём весь оставшийся вечер. Пока Казутора поедает мандарины, а Чифую что-то тихо бурчит на нижнем ярусе, причитая, что Ханемия и сам бы мог их чистить, а не упрашивать его.       Сейшу не успокаивается и тогда, когда свет в купе давно погашен, напарники успокоились, мирно заснув каждый на своём месте. У Инуи потолок вагона максимум в сорока сантиметрах от лица, и лишний раз пошевелиться он боится, потому что кровать может скрипнуть, а под ним, на нижнем ярусе, лежит Чифую со своим слишком чутким сном. В длительных маршрутах, когда жить в поезде приходится не одну и не две недели, Сейшу до подергиваний в мышцах раздражает всё. Пассажиры, тесное соседство, дурацкая форма, этот чертов галстук, процедура утреннего чая, обогреватели, одеяла, стоянки, документы, багажи, что-то сломанное, что-то случайно разбитое, какие-то вопросы, просьбы, бесит постоянно переводить часы, подстраиваясь под часовой пояс, и прочее, и прочее… Но в текущем маршруте Сейшу всё это раздражает в меньшей степени, не как раньше. Он даже не бесится от того, что в двух жребиях подряд проиграл нижний ярус кровати, и что теперь ему постоянно приходится лезть на второй.       Вспоминая о пассажире, что от него на другом конце вагона, Сейшу думает лишь о том, насколько сильно тот вынуждает его закипать. Просто присутствием, взглядом. Ему даже не стоит что-то произносить, а ведь говорить он может только ужасными пошлыми намёками. Инуи в жизни хуже подкатов не слышал. И только раздражает, раздражает, раздражает… Сейшу, к слову, за четверо суток даже его имени не узнал. В вагон его принимал Казутора, в документы заглядывал и проверял билет тоже он. Но пассажиру это, по-видимому, мало мешало, потому что имя и фамилию Сейшу он счёл с бейджа, и решив, что на этом они знакомы, начал обращаться к нему на «ты». Мол, ты, значит, Сейшу, а я Мистер Неизвестный, но буду вести себя так, будто бы мы пара в рассвете медового месяца. Так оно и было с первого дня. Инуи за несколько лет работы после университета множество раз сталкивался с разными попытками завязать с ним общение дальше границ проводник-пассажир, как от женщин, так и от мужчин, поэтому для него эта данность не в новизну. Но у Мистера Неизвестного похабные намеки уже переросли в наглые предложения, одно из которых Чифую сегодня смял и выбросил.       Сейшу постепенно погружается в сон с мыслями о том, что до ближайшей стоянки ехать ещё чуть дольше четырех суток. Нужно набраться терпения.       Следующие дни до Москвы Сейшу использует моментально придуманный коварный план.       Когда утром, после получения короткого послания, он пришел в девятое купе с вопросом о том, как прошла ночь и не возникло ли каких-либо неудобств, он с порога столкнулся с едким и пошлым взглядом, который терпеть на себе был больше не в силах.       — Ночь прошла скучно, — коротко ответил пассажир. — Спал плохо, с тобой было бы веселее.       Сейшу это высказывание проигнорировал, как и все предыдущие, и собирался уже покинуть купе, но на выходе его остановил странный и неуместный вопрос:       — Вас же здесь несколько проводников? — Инуи кивнул, натянув уголок губ. — И вы все в одном купе размещаетесь?       — На другом конце вагона, — неправильно его поняв, сказал Сейшу. — Если вам что-то понадобиться, то…       — Нет, — быстро остановил его мужчина. — Я просто подумал, что это не комфортно. Если тебе там тесно, ты можешь ночевать у меня, здесь как раз два места. Я буду сверху, — и игривым взглядом указал на верхний ярус, — а ты снизу.       Сейшу снова кивнул, мол, ладненько, понятненько, и быстро удалился. И на этом терпение его лопнуло. Чифую получил записку — пусть Чифую и разгребает это. Старательными притворствами и силой крохотного актерского таланта Сейшу сделал вид, что заболел. Из форточки надуло, когда Казутора открывал оную раз в два часа, чтобы покурить. Мацуно согласился приглядывать за двумя купе, обслуживаемыми Инуи, включая девятое. Казутора тоже взял одно. Но обошлось не без жертв. Стоянка в Москве займёт девять часов. Девять, как уже выяснилось, прекрасно делится на три, потому проводники заранее договорились, что каждый возьмет по три часа свободного времени, чтобы отлучиться из вагона и постараться купить что-нибудь для следующих семи дней в поезде. Сейшу своё право прогулки пожертвовал. По словам Казуторы, отдыхал он четыре добрых дня. Спокойных дня. Четыре дня без заигрывающего тона голоса, без тяжелых вдохов Сейшу и его напряженного молчания в ответ на нескромные предложения.       На пятый день маленький отпуск подошёл к концу, и вместе с Чифую и Казуторой из вагона ушло спокойствие.       Сейшу стоит у выхода из вагона, ожидая, что кто-то ещё захочет его покинуть на девять часов, потому что пока он выпустил только двоих проводников — своих напарников. Из квадратного окошка, наполовину покрывшегося инеем, рассматривает мрачную Москву, думая, что вот она — русская романтика. Тут даже небо не по-новогоднему серое, и ветер, пробивающийся через щели в двери, злее и холоднее, чем в любых других странах, в которых ему удалось побывать проездом. Следить за этими дверями ему предстоит ещё девять часов. Восемь часов и сорок минут, если быть точнее. Он кутается в тоненькую куртку, спасаясь от холодных струек ветра, и между шуршаниями слышит шаги с другого конца вагона и звук от захлопнувшейся двери купе.       Ну надо же, — Мистер Незнакомец из девятого сам смог надеть пальто. Сейшу не видел его четыре дня, и отчего-то почувствовал себя странно, по звуку шагов слыша, что тот приближается. Взгляд от него сразу же постарался отвести: не смотреть же на него, пока совсем не подойдет, выжидая какого-нибудь приторно-пошлого приветствия?       Но приветствия и не было.       Пассажир подошел, молча дождался пока Сейшу откроет дверь, и в том же молчании покинул вагон, быстро отдаляясь. Сейшу следит за ним из того же наполовину замерзшего окна. Он ничего не сказал? Даже не поинтересовался о том, почему Инуи к нему не заходил все эти дни. Ему что, резко стало всё равно?       Эти вопросы легонько покалывают где-то внутри у Сейшу, пока брюнет совсем не исчезает из его поля зрения. Следующие несколько часов Инуи мысленно дискуссирует, сначала не понимая, почему чувствует непонятную обиду за это, потом убеждая себя, что ему, в принципе, тоже всё равно. Выпускает ещё нескольких пассажиров, отвлекает себя видеороликами в соцсетях, ненадолго уходит в своё купе, набирает в карманы мелкие карамельки, чтобы чем-то себя занять.       Все остальные вышедшие возвращаются раньше, затем приходят Казутора и Чифую, сразу скрываются в купе, не спросив о том, нужно ли сменить Инуи на посту, но Сейшу на это внимания и не обращает — договорились ведь, а правила уговора важнее всего. И нет, это точно не потому, что он вдруг захотел лично встретить того пассажира, когда тот вернется в вагон. Точно не поэтому.       Вернулся он почти за двадцать минут до отправления. Карамель в карманах Сейшу за эти восемь часов и двадцать минут была беспощадно и агрессивно уничтожена вся. Он открывает дверь вагона, ожидая, когда тот поднимется, но мужчина стоит внизу, шаря по карманам. На секунду Сейшу думает, что было бы здорово, если бы он забыл свой билет в купе, тогда Инуи имел бы полное право не впускать его обратно в вагон, и пусть бы тот оставался в Москве, бродил же где-то восемь часов, — значит ему здесь понравилось. К огорчению, билет находится, и грандиозный план мести за слишком интенсивное внимание, а потом за его отсутствие, оказывается грандиозно провальным.       Сейшу бегло вглядывается в билет и документы, будто бы действительно не запомнил этого человека.       И вот теперь, когда Инуи прочитал его имя и фамилию, они, наверное, познакомились окончательно.       Он думает сказать что-то типа: «Добро пожаловать обратно, Хаджиме Коконой», или как-то по-другому, например, огласить то, что он предлагает секс, не представившись. Но тогда вскроется то, что послание Инуи все-таки получил, поэтому Сейшу прикусывает язык, возвращая документы, и так ничего не говорит, позволив пассажиру молча пройти мимо него. Снова без комментариев. И Сейшу не понимает: ему на самом деле хочется внимания этого Коконоя, или ему просто нравилось выглядеть особенным в его глазах?       — А Чифую уже вернулся? — неожиданно отвлекает его знакомый голос.       Сейшу реагирует как-то растерянно:       — Давно.       Коконой кивает только, и снова уходит. Молча. Только дверь его купе хлопает в тишине вагона.       Оставшиеся двадцать минут до отправления кажутся немыслимо долгими. Будто прошло ещё девять часов или в два раза больше. Не терпится вернуться в купе и расспросить Мацуно, что произошло с пассажиром за эти четыре дня, как он себя вёл, говорил ли что-то, предлагал ли что-нибудь (конкретно что, Сейшу углубляться не хочет, но понимает, что его обидело бы, даже если бы Коконой просто попросил дополнительное одеяло не у него), и самое важное, — спрашивал ли он об отсутствии своего прежнего проводника.       Но когда Инуи возвращается в купе, своим приходом прервав слишком увлеченный и эмоциональный разговор между напарниками, посеяв затянувшуюся паузу, все его планы исчезают. Это глупо. Он же выдаст себя полностью. То есть… А что он может выдать? Ничего настораживающего и зазорного он не скрывает, вообще-то.       — Думаю, сегодня могу вернуться к обслуживанию, — только и говорит Сейшу, скидывая с себя курточку.       — Если хочешь, можем поменяться, — пожимает плечом Чифую, заставив Инуи с подозрением прищурится и оглядеть его снизу-вверх и обратно. — Я могу забрать себе девятое насовсем.       — И зачем? — отвлеченно спрашивает Сейшу, но от его тона раздражением сквозит сильнее, чем ветром из дверей вагона во время стоянки.       — Тебя вроде бесил тот мужик, я помню, но он оказался нормальным.       Сейшу его реплику игнорирует, надеясь, что пока он не скажет «да», вопрос с обменами купе останется не решенным. Он привычно пробирается к окошку, закуривая из общей пачки.       — Ну так что, — не поняв его молчания, говорит Чифую. — Меняемся?       — Нет, — быстро бросает Сейшу, внутри себя спрашивая: а почему, собственно, нет?       Вечер перетёк в ночь, она — в утро, утро — в полдень, а лампочка с цифрой девять молчала. Ни разу не загорелась. Коконой не замерз, не заскучал, не придумал новые приставучие фразы. Может, он там забыл о существовании тревожной кнопки? Или думает, что к нему до самого Лондона теперь Чифую будет ходить, поэтому и не напоминает о себе лишний раз? Сейшу даже самому наскучило со второго яруса непрерывно наблюдать за панелью с лампочками. И то, что он наблюдает абсолютно в собранном виде, — с аккуратно затянутым галстуком, в фуражке и пиджаке, — совсем ничего не значит. Он не ринется в ту же секунду, как загорится девятая лампочка.       Казутора ест печенье. Шумно хрустит, но сам этого не слышит, потому что в наушниках, досматривает фильм, который они не досмотрели вечером с Чифую, потому что тот заснул. Лучше бы курил, — думает Сейшу. Так хотя бы тише и нервирует меньше. К этому шуму добавляется скрежет от открывающейся двери в купе, и в проходе угадывается Чифую со свернутым одеялом в руках.       — Наконец-то, блять, согрелась, — с тихим ворчанием он бросает одеяло на кровать, даже не удосужившись убрать на место, и плюхается рядом с Ханемией, без слов отнимая у него один наушник.       Видимо, с изменениями климата за пределами поезда, теплеет и в вагоне, — не зря же та замерзающая пассажирка вернула одно из одеял, которые Чифую любезно носил ей почти одиннадцать суток.       Точно, одеяло!       Инуи и сам не заметил, как сгреб его с кровати и с какой скоростью оказался около дверей в девятое купе. Он ведь обещал. Дней пять или шесть назад, наверное, но обещал же. Ну затянулись поиски немного.       Сейшу трижды стучит в дверь, замечая, что та слегка приоткрыта, и ныряет внутрь. Улыбку, в отличие от всех прошлых дней, натягивать специально не приходится. Она больше неловкая такая, извиняющаяся.       — Добрый день, — вежливо здоровается Сейшу.       Коконой неизменно на своем месте, за столом, неизменно с книгой, но почему-то в свитере, а не в футболке, и не улыбается, а хмуро бросает:       — Добрый.       — Я принёс одеяло, вы как-то просили.       — Мне не нужно, спасибо, — и вновь утыкается на страницы.       Как это, не нужно? В смысле, не нужно? — возмущается мысленно Сейшу. — Так сними свитер, понадобится!       — Может, чего-нибудь ещё хотите? — и нет, он не подсказывает, он не подводит Коконоя к «тебя» или «чтобы согрел меня ты, а не одеяло», нет, это — просто рабочий шаблон общения.       — Нет, спасибо, — не поднимая взгляда, отвечает пассажир.       Никаких вариантов для продолжения диалога больше нет, у Сейшу, к сожалению, в этом фантазия бедна.       — Я пойду тогда? — осторожно спрашивает он, делая короткий шажок к двери, как бы говоря: вот, смотри, я уже ухожу, просто ухожу, а ты ещё ничего мне не сказал.       — Дверь не захлопывай.       Хлопнуть дверью хотелось.       К вечеру Сейшу понял: фантазия у него обогащается. Причины заглянуть в девятое купе навеваются сами по себе.       «Я обогреватель заберу ненадолго, ладно?» — а сам думает: наклониться за ним или всё-таки на корточки присесть?       «Обогреватель возвращаю», — и улыбается кривенько, под равнодушным взглядом пассажира.       «Хотите чаю?», — прозвучало в пределах купе раз пять тем же днем, и в два раза больше на следующий.       В какой-то момент Инуи подумал, что Коконой таким образом ему мстит, потому что вечером, выйдя в тамбур, на другом конце вагона заметил, как он переговаривается о чем-то с Чифую, наполовину выглянув из дверного проёма девятого купе. Улыбались оба. Зачем-то двигали дверь из стороны в сторону, и улыбались. Значит, не со всеми Коконой ведёт себя черство, а только с ним. И снова что-то укололо внутри от той мысли, что пассажир просто переключился на кого-то другого.       С этими угрызениями Сейшу выкуривает в форточку сигарету, когда незамеченным возвращается к себе. Чифую скоро приходит тоже, снимает пиджак и фуражку, и дальше Инуи чуть не прихлопывает пальцы форточкой — Мацуно с довольным видом разворачивает обёртку шоколадки. Точно такой же, какую когда-то получил Сейшу.       Инуи ждёт, внутри себя убеждая, что нет, он совершенно не испугался того, что Чифую сейчас вытащит подобное послание на маленьком листочке. Но облегчение всё развеяло. Нет никакой бумажки. Обертка и фольга, чтоб её.       — Ты шоколадку хочешь? — Чифую замечает его взгляд, зацикленный на плитке.       — Не… Нет, нет, не хочу, — с облегченной улыбкой выдыхает Сейшу.       — Странно, — жуя первую дольку, говорит Мацуно, разглядывая обертку. — Такая же, как та бабуля из второго передавала.       — В Китае, видимо, покупали, — пожимает плечом Сейшу, стараясь на этом начавшуюся логическую цепочку прервать.       — А эту кто дал? — встревает Казутора, отвлекаясь от экрана телефона.       Сейшу нервно глядит то на одного, то на другого, выжидая, в какой момент они всё поймут.       — Ну тот, из девятого, — вяло отзывается Чифую.       — Так может, она и ему дала? — вполголоса и с улыбкой говорит Казутора. — С запиской. Только он её себе оставил, а шоколадку тебе отдал.       — Фу, ну она же старая, — сморщившись, напоминает Чифую, а Сейшу облегчение постигает во второй раз за несколько минут.       До Парижа осталось чуть больше суток. Сейшу задумывается об этом, когда забирается на верхний ярус, готовясь ко сну. Семнадцать дней в самом начале маршрута казались ему немыслимо долгими, а сейчас, — уже вечером двадцать девятого декабря, — Инуи думает, что как-то всё быстро пролетело. Через четыре дня они прибудут в Лондон, пассажиры разойдутся, он с Чифую и Казуторой остановятся примерно на неделю в каком-нибудь отеле, а потом, тем же маршрутом им предстоит вернуться в Иу, но уже с другими людьми во всех купе. А если он едет до Парижа, и уйдет уже через сутки? Но нет, нет, спокойно, кажется, он едет до Лондона. Сейшу ведь видел его билет, но смутно помнит. А что будет в Лондоне? Он останется там, или поедет обратным маршрутом? А если в другом вагоне? А если вообще на самолёте? Сейшу ворочается с боку на бок, уже не стесняясь скрипеть пружинами кровати и мешать Чифую спать, ведь самому ему от всех этих вопросов не спится.       — У меня к вам несколько вопросов, — вежливо говорит Инуи, на следующее утро заявившись в купе к Коконою. — Позволите посмотреть ваш билет?       — Конечно, — тушевано проговаривает он, рукой с часами на запястье выуживая билет из-под какого-то журнала на столе. — Что-то не так?       — Всё в порядке, — улыбается Инуи и, прочитав на билете «Пекин — Лондон», ещё раз повторяет: — Всё отлично.       — Ещё что-нибудь? — деловым тоном спрашивает Коконой, сцепляя руки в замок и укладывая на столе.       — Да, да… Ещё один вопрос, — сбивчиво говорит Сейшу. — Вы планируете возвращаться в Пекин следующим рейсом, восьмого января? — и понимает сам, насколько странно звучит его вопрос, поэтому на ходу выдумывает: — Просто, если это так, то вам может предоставиться скидка на билет, или что-то типа…       — Я не планирую возвращаться, — одной фразой перебивает пассажир. — Я еду домой.       Сейшу кивает его ответу с улыбкой, выходит из купе под напоминание о том, что дверь захлопывать не нужно, да и не хочется ею хлопать теперь. Боже, какое ему до этого дело, он ни капли не расстроен, совсем нет. Сейшу отходит на несколько шагов, думая, вернуться и ещё что-нибудь спросить, но не возвращается, ни к чему.       Стоянка в Париже протяженностью шесть часов падает на два часа уходящего года и на четыре часа нового. Формально, этого времени хватило бы, чтобы на дорогущем в новогоднюю ночь такси уехать к Эйфелевой башне и вернуться на нём же вовремя к отправлению. Казутора и Чифую так и сделали, и большинство пассажиров в вагоне тоже. А Сейшу, подмечая на часах двадцать-три-ноль-пять, стоит на посту у дверей вагона. Прошлый Новый год он встретил тоже в вагоне, на стоянке в Варшаве. Праздничное настроение поддерживают только огоньки и гирлянды, которыми украшено здание железнодорожного вокзала. Сейшу оглядывается в конец вагона, на приоткрытую дверь. Коконой на этой стоянке не выходил. Странно, что он предпочел остаться в вагоне. Или выйдет чуть позже? Может, прямо перед полуночью, оставив Инуи совсем одного? Огромное количество вопросов всплывает в голове у Сейшу, не давая ему спокойно стоять на месте. Вот он измеряет ширину вагона тремя шагами несколько раз, еще через пару минут — доходит до пятого купе и обратно, а дальше — будто бы случайно оказывается напротив девятого.       Все вопросы можно аккуратненько выяснить. Ну, как с билетами и обратным маршрутом. Ничего страшного, если Инуи начнет выглядеть идиотом в его глазах, — если уже не начал, — они ведь все равно попрощаются через двое суток и больше никогда не увидятся.       С этим решением Сейшу, коротко постучав, проходит внутрь купе.       Сегодня Коконой не читает книгу, а оживленно что-то печатает на телефоне. Книга закрыта. На столе, рядом с ней, символично по-новогоднему разбросаны мандарины, конфеты, а на самом краю — открытая бутылка шампанского. Во время Нового года пассажиром разрешено пронести с собой такой алкоголь, так было и в прошлом году, в Варшаве.       — С наступающим, — вместо приветствия, говорит Сейшу.       — И тебя, — бросает Хаджиме, не оторвав взгляда от мобильного.       — Не планируете выйти? — в голове у Сейшу этот вопрос звучал вежливее, но на деле получилось будто «покиньте вагон».       — А ты выгоняешь что ли? — с легкой усмешкой отзывается брюнет, смущая Инуи за секунду.       — Думал, вы захотите посмотреть на Эйфелеву башню.       — Видел уже. Это всё?       На мгновение Инуи подумал именно так. Что да, это — в принципе, всё, что он хотел узнать. Но когда он разворачивается и отходит к двери, уже взявшись за её ручку, внутри что-то щелкает:       — Вообще-то, не всё, — стоя к нему вполоборота, заявляет Сейшу. — Я получил твою идиотскую записку.       — Какую? — флегматично интересуется Хаджиме, вновь не обращая взгляд на закипающего Инуи.       — В смысле, какую? — парень рывком поворачивается к нему, забыв выпустить из ладони ручку двери.       По пространству купе раздается громкий хлопок и скрежет замка.       — Блять… — выдыхает Коконой, бросив короткий взгляд на дверь, мимо Сейшу, а затем подняв лицо к потолку. — Я ведь просил не захлопывать дверь.       Сейшу плевать хотел бы на дверь и на его просьбы в частности, всё, что ему требуется — внести ясность между поведением пассажира вначале маршрута, и тем, как он ведёт себя сейчас. Но возмутиться дальше Инуи не успевает.       — Теперь я точно не выйду, — заключает пассажир, со стуком откидывая телефон на поверхность стола. — И ты не выйдешь. Замок на двери заело ещё после Москвы.       От этой новости приходится немного остыть, и начавшийся диалог о записке вообще уходит на дальний план. В голове картинка понемногу складывается: поэтому дверь в последние дни всегда была приоткрыта.       — Ничего страшного, — машет ладонью Коконой. — Позвони Чифую, я пару дней назад забылся и захлопнул случайно, так он снаружи открыл.       — Они ушли, — трагично заканчивает Сейшу.       — Куда?       — На башню смотреть.       Ещё с минуту их взгляды бегают то на дверь, то друг на друга, но иногда глаза Инуи делают этакий треугольник, захватывая не только Коконоя и выход, но ещё и бутылку шампанского на столе. От стресса, видимо.       — Да ладно, — вновь отмахивается Хаджиме. — Вернутся и выпустят. Посиди пока.       Он похлопал рядом с собой по кровати, второй рукой пододвигая к себе книгу. И Сейшу сел. На краешек, ближе к двери.       — А в вагон их кто впустит? — с неприемлемым спокойствием спрашивает Инуи у самого себя.       Спокойствие было иллюзией и, наверное, от непонимания, потому что уже через две секунды Сейшу в панике искал номер Чифую в списке контактов, судорожно сжимая телефон в руках.       «Да я тут просто зашел, а дверь… Ну дверь в девятом! Она же это… А вы-то как в вагон пройдете?», — и в том же духе, а Коконой наблюдает за ним с приподнятыми бровями, будто знает больше него самого, совсем не паникует.       «Сейшу, мы же и снаружи зайти можем, дверь в вагон не запирается же. В крайнем случае, в соседний вагон постучимся и через связку пройдём, я бы за пассажиров больше переживал», — рассудительно констатирует Чифую на том конце провода, сквозь шум толпы слышится ещё комментарий Казуторы: «Ничего страшного, подольше погуляют».       И Чифую сбрасывает, напоследок поздравив с наступающим. Сейшу переводит взгляд на верхнюю панель на экране телефона. Полчаса до полуночи. Вот и с Новым годом, Сейшу.       — Я тоже знал, что можно пройти без проводника в вагон, — скептически добавляет Хаджиме, вероятно слышавший реплику Мацуно. — Вообще не понимаю, зачем ты там стоишь все время.       — Я просто немного запаниковал, — выдыхает Сейшу, потирая лоб ладонью, но вдруг вспоминает, что оправдываться вообще-то не обязан: — Работа у меня такая, — сделав тон серьезным, говорит он.       — Внимательно же ты к своим обязанностям относишься, — иронично усмехается Коконой. — Одеяло на шестой день принёс.       — У тебя был обогреватель.       — Он плохо пахнет.       — И ещё несколько одеял, что я приносил до этого.       — Не согрели, увы, — разводит руками Хаджиме, расплываясь в уже знакомой наглой улыбке, с тем же блеском в глазах.       — Так ты отказался от него в итоге!       — Передумал, — Хаджиме не удерживается в этой короткой ссоре, прервав её смехом.       Инуи решает дальше ничего не говорить. Снимает фуражку и курточку, усаживаясь удобнее, но ни на сантиметр ближе к Коконою не пододвигается. По поводу записки и поведения возобновлять разговор тоже не хочется, хоть Инуи и помнит об этом. Покурить бы, но пачка осталась в купе для персонала. Или карамелек из кармана у Мацуно набрать, можно было бы по вагону прогуляться, или вообще на улицу выглянуть, на башню долбанную посмотреть. Как много всего хочется, когда оно вдруг становится недоступным!       — А ты смешной, когда злишься, — подмечает Хаджиме, забирая со стола бутылку шампанского. — Хочешь?       — Да, — не скромничает Сейшу.       — Только фужеров у меня нет, уж извините, — наигранно бормочет Хаджиме, наливая немного в обычный стакан в металлической подставке.       Резную ручку подстаканника Инуи крепко сжимает в руке, поблагодарив кивком и натянутой улыбкой. Взглядом задерживается на глубоких черных глазах, и Коконой улыбается тоже, только по-своему.       Наверное, Инуи не стоит лгать о том, что он расстроен захлопнувшейся дверью и тем, что ему придется здесь просидеть как минимум до возвращения Чифую. Ведь на самом деле, несколько последних дней он только и делал, что искал повод заговорить с Коконоем. Теперь же, слова почему-то не находятся. И на вокзале тихо, и в купе. Через считанные минуты наступит новый год, по всему Парижу прогремят салюты, а Сейшу глупо уставился на шипящий напиток в стакане, без должного новогоднего трепета, как и Коконой, который невозмутимо отпил прямо из бутылки, вернул её на стол и открыл книгу. Её за время поездки он прочитал, наверное, раз сорок, или он просто очень медленно читает, возможно даже по слогам, — такой вывод делает Инуи.       — Новый год скоро, — напоминает Сейшу.       — Знаю.       — Настолько интересная книга?       — О да, — со смешком отвечает Хаджиме, коротким взглядом проследив, как Сейшу делает глоток шампанского. — Могу почитать вслух, если ты не против. Мне кажется, тебе тоже понравится.       Вариантов красочно запечатлеть уходящий год мало, поэтому Сейшу соглашается, обняв двумя ладонями холодный подстаканник.       Коконой берет книгу в руки, поудобнее устраиваясь на кровати, и садясь в пол оборота к Инуи, бросает на него хитрый взгляд исподлобья, и начинает:       — «Аманда, хоть и сопротивлялась какое-то время, но, тем не менее, вскоре самовольно пришла к Джеймсу. Она сидела смирно, дожидаясь от него первого шага, но Джеймс был занят раздумьями о том, почему она игнорировала его все предыдущие дни, ведь он точно знал, что она к нему тоже неравнодушна. Они сидели в купе в тишине..», — Сейшу нахмурился, услышав это, но Коконой поспешно добавил: — Просто совпадение. «Они сидели в купе в тишине, и это несколько напрягало Аманду. Она немного придвинулась к мужчине на кровати, ненароком приподнимая подол своего платья. Джеймс проследил за её движениями. Возможно, она смущалась озвучить вслух всё, чем заняты мысли, но Джеймс давно всё понял. Она тоже этого хотела».       — Подожди, — останавливает Сейшу, хмурясь ещё сильнее. — Кажется, я тоже когда-то читал этот роман.       — Правда? — ухмыляется Хаджиме.       — Да. И я точно помню, что всё было не так. У Аманды и близко не было таких намерений.       — Наверное, — пожимает плечом Коконой, — тем не менее, Джеймс наблюдал, что в последние дни она за обогревателем наклоняется, а не как раньше.       — Он понял всё неправильно, — пытается оправдаться Инуи, дернувшись на месте и тоже повернувшись к пассажиру. — Она не настолько глупа, чтобы повестись на его идиотские подкаты.       — Тем не менее, она обратила внимание на его записку, — сохраняя невозмутимый вид, говорит Хаджиме.       — Сложно было на неё не отреагировать, — бурчит Инуи, понимая, что если покажет чуть больше эмоций, то определенно выдаст себя не лучшим образом.       Коконой отводит от него взгляд, перелистывает книгу на несколько страниц вперед, почти в самый конец, и задерживается на несколько минут. Не читает вслух, но Сейшу пристально за ним следит. Видит, как от строчки к строчке бегают черные радужки, и как дергаются уголки тонких аккуратных губ. Незаметно, и почти без шума, двигается поближе, как Аманда, наверное, только коленей не оголяет, но заинтересованность та же самая. В ожидании он делает еще несколько глотков игристого, почти допивая до дна кислый напиток. И Коконой наконец-то произносит:       — Она повелась.       — Чего? — не понимает Сейшу, удивляясь за себя и за Аманду сразу.       — Ты ведь читал эту книгу. Разве не помнишь, что было в конце?       Он не ждет ответа от Сейшу, возвращается взглядом на страницы книги, и продолжает вслух:       — «Иногда требуется совсем немного времени, чтобы приглядеться к человеку. Посмотреть внутрь себя и понять, что накрывшие чувства — не есть страстные желания, а нечто гораздо большее»…       — Как пошло и примитивно, — вздыхает Сейшу, перебив его.       — Короче, — Коконой захлопывает книгу. — В финале они будут вместе.       — Почему ты так уверен?       — Там так написано, — поднимает ладони Коконой. — Все вопросы к автору.       Сейшу хотел было что-то ещё возмущенно добавить, но его перебили громкие многократные взрывы за пределами окна. И где-то вдалеке, в центре города, небо окрасилось в множество ярких цветов. Коконой, с легкой улыбкой проследив за несколькими прогремевшими салютами, смотрит на наручные часы и тихо произносит:       — С Новым годом.       — И тебя, — в смешанных чувствах выдавливает Сейшу.       Он поднимает стакан с остатками шампанского. Коконой доливает почти дополна, придерживая руку Инуи своей теплой ладонью, затем легонько бьет краешком бутылки по подстаканнику, обходясь без громких тостов. И Сейшу, после короткого выдоха, допивает почти до конца. Шампанское остается на языке и в горле кисло-сладким привкусом, заставляет поморщиться, а в животе и груди неестественно горячо от него. Странно, что Коконой больше ничего не говорит, но в разуме у Сейшу ещё не отошло «В финале они будут вместе», сказанное его голосом. И в смеси этих слов и шампанского Сейшу забывает, что пассажир, вообще-то, раздражал его неистово, и что его самого с ним рядом сейчас быть вовсе не должно. А за маленьким окошком ночное небо всё ещё цветет красками, и с каждым новым раскатом салютов внутри наконец-то что-то волнуется и трепещет. Точно от салютов, ни от чего другого.       Сейшу ещё немного двигается ближе, чтобы дотянуться до стола и оставить на нём опустевший стакан, чем и привлекает внимание Коконоя, до этого через плечо наблюдавшего за фейерверками. Хаджиме перехватывает его руку, забирая из неё стакан, сам ставит его на стол, и тянет Инуи на себя, покрепче сжав запястье. И кислый вкус шампанского Сейшу чувствует теперь не только на своих губах. У Коконоя губы тоже с остатками напитка, но опьяняют сильнее совсем не из-за него.       Интересно, так ли все произошло у Аманды и Джеймса? Сопротивлялась ли она? Сейшу очень хотел бы узнать, потому что сам об этом даже не думает, свободной рукой сжимая чужое колено и до конца сокращая расстояние между собой и Коконоем. Хотя сам немного дрожит от звуков салютов и ощущений, но сбивчиво отвечает на поцелуй, отрывисто выдыхая, когда Хаджиме на долю секунды прерывается, чтобы кончиком языка провести по нижней, оставив на ней ещё немного игристого привкуса. Ладонью проводит путь от запястья к плечу, затем на шею, большим пальцем гладя по щеке, не позволяет отстраниться, не понимая, что Сейшу делать этого и не собирается.       Инуи когда-то много раз слышал романтичные метафоры о том, что по истечению года можно завершить исписанную с ошибками страницу и начать с чистого листа. Но если хочется изменить все в корне, то лучше закрыть прежнюю книгу о своей судьбе и самому начать писать новую. Новую, нетронутую, в которой триста шестьдесят пять страниц белоснежны, ждут, когда на них появятся первые предложения, строчки, абзацы и главы. Хотелось бы, чтобы в новой книге о жизни Сейшу Инуи появилось хотя бы несколько глав о наглом пассажире, которого он встретил во время семнадцатидневного маршрута, о его поглощающих черных глазах, о раздражающих манерах и о том, как восхитительно он целуется. Ему действительно понравилась бы такая книга. Возможно, он бы написал к ней несколько следующих частей. Или все оставшиеся книги его жизни были бы прямыми отсылками к ней.       Если бы он поделился своими мыслями с Коконоем, то Хаджиме ответил бы, что с интересом поможет написать ему каждую строчку. Ответил бы, но сейчас занят. Стягивает с Инуи пиджак и уже погасил в купе свет, дотянувшись до выключателя над кроватью. Ладони Сейшу под свитером, блики огней на гладких отражающих стенах купе, мягкие, влажные губы и одежда, медленно сползающая с тела. Коконой помогает Сейшу устроиться у себя на коленях, дрожащими пальцами расстегивает мелкие пуговицы на его рубашке, и шепчет тихо, оторвавшись от губ:       — А ты говорил, она не поведётся.       — У неё ещё есть время передумать, — возражает Инуи, самостоятельно снимая красный проводниковый галстук.       — В самом деле?       Брюнет снова целует в губы, не удосужившись услышать ответ. Наощупь расстегивает тонкий ремень на брюках Сейшу и до конца снимает с него рубашку, откладывая в сторону. В купе прохладно, и на горячей коже зимний воздух оседает мурашками, стягивается и заставляет немного прийти в себя. Коконой касается губами ключиц, крепко прижимая к себе за бедра, и ему совсем не холодно, наоборот.       Под короткими вспышками за окном, Сейшу следит за силуэтом Коконоя в темноте, когда слезает с его колен, отползая на кровати подальше. Хаджиме роется недолго в своей дорожной сумке, выкидывая что-то небольшое в уголок нижнего яруса. Снимает с себя свитер, обнажая стройное тело, и звякает пряжкой ремня. Поздно, наверное, останавливаться теперь, когда Хаджиме снова близко, нависает сверху.       — Ещё не передумал?       — Пока нет, — сбивчиво отвечает Сейшу, взглядом опустившись вниз, к его расстегнутому ремню.       — Тогда тебе стоило бы думать побыстрее.       Сейшу, если честно, и не начинает размышлять. Сам раздевается до конца, скидывая все на пол, от обуви избавляется неловко и нелепо, потому что дрожь в теле унять не может. Хаджиме чувствует это своим телом, прижимая полностью обнаженного Сейшу к кровати. Касается его внизу, очерчивая мягкими движениями пальцев, и Инуи не сдерживает шумный короткий выдох.       — Только давайте не будем шуметь, в поезде ещё есть пассажиры, — шепотом предупреждает он, и Коконой усмехается:       — Как скажете, проводник.       С профессиональной стороны всё происходящее для Инуи безрассудно. В его компетенции и мелким шрифтом не входит пить с пассажирами алкоголь, целоваться и нескромно друг друга ласкать. Где-то в глубине души надеется, что об этом не узнают даже Казутора и Чифую, поэтому стоило бы поторопиться с начатым. И Коконой в его движениях прослеживает это четко: Сейшу приподнимается, сильнее прижимаясь бедрами, целует отрывисто, коротко и быстро, при каждом малейшем шорохе со стороны двери замирает, останавливая и самого Хаджиме тоже.       Сейшу в поцелуе прикусывает губы, толкается навстречу в сжатую ладонь Коконоя, не расслабляясь ни на секунду, вслушиваясь в звуки вокруг. И когда Хаджиме отстраняется, возвышаясь над ним, среди всех прочих звуков он различает щелчок открывшегося тюбика и шелест плотной упаковки контрацептива, но они пугают меньше, чем отдаленные шаги в тамбуре вагона.       Инуи умоляет себя обо всем забыть и отдаться ощущениям. И это постепенно получается. Он ложится на смятой кровати, прикрывает глаза, сосредотачиваясь на руках, нежно прикасающихся к нему внизу. Пропахший шампанским и мандаринами воздух смешивается со сладким ароматом персика. А не шуметь получается с трудом. Сейшу сжимает губы, зажмурившись и запрокинув голову, когда Хаджиме внутри растягивает пальцами. Нарочно медленно, далеко не заходя, словно специально тянет время.       Коконой пододвигается выше, свободной ладонью опустившись рядом с плечом Инуи, нависая почти над его лицом. От возбуждения дышать ровно не получается, и ухмыляться тоже, как бы не хотелось. Он нежно целует теплые щеки и сжатые губы.       — Ты можешь побыстрее? — вполголоса говорит Сейшу, отворачиваясь от поцелуев.       — Что? — переспрашивает Хаджиме, полностью свои движения прекратив.       — Чифую может вернуться в любое время, а ты тут это… — он опускает глаза вниз, замирая взглядом на руке Коконоя между своих разведенных ног. — В общем, надо заканчивать.       — Ты все время такой недовольный или только со мной?       Сейшу упирается ладонью в его грудь, отталкивая от себя вместо ответа не ненужный вопрос:       — Слезай с меня, раздражаешь. Сам все сделаю.       Возможно, это напыщенное упрямство — есть одна из причин, по которой Коконоя притягивает к нему словно в магнитном поле. И по-доброму раздражать ему даже нравится. А Сейшу снова на нём, бросает несколько тихих слов о том, что готов, позволяет любоваться возбуждающим видом своего тела, о большем Хаджиме и воображать не мог. Сейшу всё ещё смешной и забавный, когда злится: даже когда полностью нагой, оперевшись коленями по обе стороны от его тела, приподнимается вверх и опускается вниз. Злится, легонько бьет Коконоя по рукам, а ведь он хотел помочь, а не замедлить. Злится от того, что от непривычных ощущений сразу не может набрать нужный темп. Опирается влажными ладонями на горячую грудь Хаджиме, и Коконой взгляда от него оторвать не может. Внимания нет на то, что салюты за окном наконец стихли.       Хаджиме приподнимается, обнимая двумя руками за талию и бедра, вжимается, двигаясь навстречу, а учащенное и слышимое дыхание Сейшу звучит для него приятнее и волнующе, чем новогодние салюты. Инуи позволяет себя придерживать, приподнимать, руками обвивая плечи и шею Хаджиме. Тела настолько близко, будто раскаленные, друг друга обжигающие, и внутри жарко: от шампанского, ощущений и близости. Все смешивается и от прежних мыслей не остается ничего. Сейшу сам нарушает правило о тишине, уткнувшись губами в изгиб шеи Хаджиме, стонет бессвязно, хоть и не громко, стоит Коконою вновь коснуться его как временем ранее. Ладонь его горячая и влажная, и двигается быстро, полностью выполняя озвученные требования Инуи, но сил у самого не остается, получается немногое. Хаджиме тоже в ощущениях забывается, вновь ложится на спину, утягивая Сейшу за собой, подмахивает бедрами вверх, добавляя к глухим стонам и шумному дыханию скрип кровати и быстрые шлепки.              Интересно, у Аманды и Джеймса было так же? Вряд ли Сейшу об этом когда-то прочитает, если только не попросит у пассажира книгу о них на время. Вряд ли Аманда была настолько решительна, хоть и смущалась вначале. И она, наверное, после окончания, осталась нежиться с Джеймсом в его купе, в отличие от Сейшу.       В то время как Инуи даже не дает себе времени отдышаться, оставляя Хаджиме с перепачканной ладонью и в замешательстве. Коконой, откинувшись назад и приподнявшись на локтях, следит за ним. Как он в темноте находит свою одежду, надевая сначала рубашку, потом белье, потом галстук и пиджак, фуражку, и только после всего этого брюки. Совсем не по-порядку. Самому вставать не хочется, тело так расслаблено, ещё не отошло от ощущений, кажется, что Сейшу все ещё в его руках, сидит на его бёдрах, а губами оставляет мокрые следы на шее.       — Одевайся тоже, — раздраженно приказывает Сейшу, и с ним особо не поспоришь.       Самая необычная новогодняя ночь на памяти Хаджиме.       Когда свет в купе загорается снова, все становится также, как в последние минуты уходящего года. Сейшу сидит на краешке кровати, ближе к двери, только в руках не стакан с шампанским, а курточка, в которой он стоял на посту. А Коконой, по нетерпеливому приказу одетый, приведенный в порядок, сидит на прежнем месте, но книгу не читает, в пол оборота смотря на Инуи.       — Сейчас только половина третьего, — замечает он и не удерживается от опасной шутки: — Успеем ещё раз?       — Отвали, — не оценивает юмора Инуи.       Потому что ещё не догадывается, что книга о его новой жизни, которую он начнёт писать с первого января, тесно свяжется с книгой другого автора, чья история этого года тоже начнётся с рассказа о новогодней ночи в девятом купе. Не догадывается, что финал этой истории неотличимо схож с финалом романа об Аманде и Джеймсе. Не может заглянуть на два дня в будущее и узнать, что в Лондоне в отель с напарниками не заселится, а познакомится с уютной квартирой к югу от центра, и всю неделю проведет там. И не знает, что назад в Иу отправится на поезде, семнадцатидневным маршрутом, но после — вновь вернётся в Лондон на самолете.       Но ведь это мало — семнадцать страниц огромной книги, на строчках которых его присутствие отдаленное; потому что остальные они напишут вместе.