Ни шагу назад!..

      …восемь лет назад…       Когда лишаешься близкого человека принято испытывать скорбь. Но всё, что думал Тиша в день смерти матери: «Как ты могла?». За двенадцать лет жизни в нём не зародилось любви или привязанности, но Тиша понимал, что отчаянно нуждался в этой женщине. Нуждался в её защите, покровительстве. Нуждался в том, чтобы отцу было на ком ещё вымещать свою злобу.       Тиша жил в постоянном ожидании. Он не мог предугадать, в какой момент этот человек снова сорвётся, и не понимал, как умалить его гнев. Тиша убирался в доме, готовил, если в холодильнике были продукты, ходил в школу, тщательно скрывая следы побоев на теле. Смотреть в глаза другим людям было невыносимо стыдно. Тише казалось, что все вокруг знали о том, какие мерзости с ним делали дома.       Голод и страх сделали его беспомощным. У него не было никаких шансов вырваться из хватки взрослого мужчины. В процессе отец всегда много говорил с ним. Рассказывал, какой Тиша красивый и соблазнительный, и что из-за этого ему ничего другого не остаётся. А ещё всегда напоминал о том, что сделает с ним, если сынишка посмеет что-нибудь рассказать.       Звучало очень убедительно, поэтому Тиша верил. У него не было выбора. Он боялся, что может стать ещё хуже, если он будет сопротивляться. Старался делать всё, как хотел отец. Терпел любые жестокие прихоти. Но хуже всё равно стало…       — Это мой друг, — однажды сказал отец, зайдя к нему в комнату с незнакомым мужчиной. — Сегодня он побудет с тобой вместо меня. Смотри, не выделывайся.       — Какой он миленький, — произнёс мужчина, скользнув по сжавшемуся мальчику любопытным взглядом. — Такие красивые глазки. В остальном тоже стоит своих денег?       — Эй, сынок, ты же не хочешь, чтобы я вырезал твои прелестные глазки и подарил другу на память? Нет? Тогда раздевайся.       Таких «друзей» у отца оказалось достаточно, чтобы Тиша потерял счёт. Хуже всего приходилось, когда они заваливались в дом целой толпой с коробками алкоголя и желанием оттянуться по полной. Тиша быстро понял, что будет легче, если не сопротивляться. Но и лежать бревном тоже нельзя. Надо стонать, плакать и дёргаться, потому что им это нравилось. Потому что, если он не будет делать это сам, они найдут способ его заставить.       Через два года после смерти матери Тиша почти смирился со своей участью. Но в один из особенно тяжёлых дней к нему пришло неожиданное осознание, что он просто не продержится достаточно долго, чтобы кто-то успел ему помочь. Они замучают его до смерти или он сам наложит на себя руки. И на этом всё будет кончено.       Вместо того, чтобы окончательно повергнуть в отчаяние, эта мысль подействовала, словно удар хлыста, заставив действовать. За секунду принятое решение навсегда изменило его жизнь. Днём, когда отец отсыпался после ночного веселья, Тиша сбежал.       В той скудной одежде, что у него имелась. Без денег, телефона и документов. Не имея в голове никакого чёткого плана, подгоняемый лишь одним желанием выжить. Он точно понимал, что в полицейский участок дорога закрыта. Парочку местных копов он знал даже больше, чем хотелось бы. Обращаться в больницу или школу Тиша боялся. Он был слишком замучен и напуган, чтобы мыслить рационально, поэтому надеялся лишь на адрес, который держал в голове много лет, с тех пор, как случайно услышал.       Он виделся с тётей Кейтилин лишь однажды, когда мама была ещё жива. Отец не пускал в квартиру никого из друзей или родственников жены, поэтому тёте пришлось ловить сестру на улице, когда та забирала сына из школы. Тиша не понимал, почему мама была так враждебно настроена к своей милой сестре.       Тётя Кейтилин говорила, что хочет помочь, и назвала адрес, который Тиша запомнил. Мама в ответ обозвала сестру уродкой и потащила Тишу прочь. Когда он обернулся, заплаканная женщина улыбнулась ему и помахала рукой на прощанье. С тех пор прошло почти пять лет. Тиша надеялся, что тётя Кейтилин узнает его теперь.       Путь занял гораздо больше времени, чем он рассчитывал, разглядывая стенд с картой на автобусной остановке. Тётя Кейтилин жила практически на другом конце города. Тиша никогда не ходил так далеко, мало ел и плохо спал. Поэтому через несколько часов силы почти покинули его, в глазах темнело, и голова кружилась, но страх подстёгивал идти дальше.       По итогу Тиша почти рухнул на порог заветного дома. Ему понадобилось время, чтобы набраться храбрости и постучать, но ответом ему была тишина. В тот момент стоило бы испугаться, но Тиша слишком устал, чтобы нервничать. Передышка была очень даже кстати. Он осторожно присел на ступеньки крыльца, прислонил отяжелевшую голову к перилам и всего на секунду прикрыл глаза.       Вдруг рядом раздался встревоженный голос:       — Мальчик, ты в порядке? Что ты здесь делаешь?       Тиша встрепенулся, испуганно огляделся по сторонам и понял, что на улице уже смеркалось, а руки и ноги онемели от холода и долгого пребывания в неудобной позе. Перед ним стояла красиво одетая незнакомая женщина со строгими чертами лица. В левом ухе у неё блестел серебристый кафф с цепочкой, а на правой руке, которой она придерживала бумажный пакет с продуктами, не хватало мизинца. Тиша постарался быстро подняться на ноги, но голова тут же закружилась и его пошатнуло, так что пришлось ухватиться за перила.       — Здравствуйте, меня зовут Тиша Ворлен, — произнёс он, стараясь, чтобы голос звучал нормально, — я ищу Кейтилин Веласкез, она моя тётя, и вроде бы жила по этому адресу.       Женщина удивлённо моргнула, и у Тиши замерло сердце. На секунду показалось, что это конец. Если тётя переехала, он не сможет её найти. У него не было ни сил, ни других ресурсов на дорогу. Он слишком слаб и безволен, чтобы найти способ встать на ноги самостоятельно. Или отец его поймает, или Тиша непременно нарвётся на серьёзные неприятности на улице. Ещё неизвестно, что из этого хуже. Не успел он пожалеть, что не захватил с собой припрятанный дома осколок, чтобы по-быстрому закончить всё в каком-нибудь переулке, как женщина округлила глаза и шагнула ближе.       — Тиша? Кети рассказывала о тебе, но… Почему ты здесь и?.. — она окинула его взглядом с ног до головы. — Что с тобой случилось?       Тиша покраснел от стыда. Снова его охватило это чувство, словно все вокруг знали… Знали и презирали его, испытывали отвращение. Он и сам испытывал, но старался не показывать, надеясь хоть немного сгладить неприятное впечатление. Он нервно пригладил руками изношенную одежду и сглотнул.       — Я бы хотел, если это возможно, поговорить с тётей… Вы не подскажете, где её найти?       — Она на работе, издательство «ФешенПаблиш», это в центре, — на автомате ответила женщина, прожигая его обеспокоенным взглядом.       У Тиши подвело живот. В центре. Доберётся ли он туда? Если да, то пустят ли его поговорить с тётей? Возможно, отец уже проснулся и организовал поиски. Кто знает, в каком свете он выставит Тишу перед органами, чтобы снова прибрать к рукам. Нужно спешить.       — Большое спасибо, — запоздало поблагодарил Тиша и двинулся в предполагаемом направлении.       — Стой-стой-стой, ты куда собрался? — спохватилась женщина, поднялась по ступенькам и открыла ключом дверь. — На ногах едва стоишь. Пойдём, я тебя хоть чаем напою. Кети позвоню, она приедет, и там решим, что делать дальше.       — Она сможет приехать пораньше? — с надеждой уточнил Тиша.       — Конечно! Меня, кстати, зовут Эванжелина, очень приятно. Ты заходи-заходи, не стесняйся.       Она жестом пригласила его войти. Тиша робко переступил порог. Дом был совсем небольшой, чистый и уютный, наполненный приятным цветочным ароматом и оформленный в спокойных пастельных тонах с минимальным количеством деталей. Тиша впервые оказался в подобном месте и остро почувствовал собственную запятнанность. От него, наверно, ужасно воняло, и носки были слишком грязными для этого пушистого ковра. Тиша привык к чувству ущербности, но ему впервые нужно было произвести на кого-то хорошее впечатление. Вряд ли этому способствовал его внешний вид и запах.       Впрочем, Эванжелина старательно делала вид, что ничего этого не замечает. Она напоила Тишу сладким чаем и от души накормила. Он в жизни не ел так вкусно и сытно. С трудом сдерживал себя, чтобы не начать жадно хватать еду руками и запихивать себе в рот. Не хотелось внушать хозяйке дома ещё большее отвращение. Тиша несколько раз горячо поблагодарил её, строго настрого запретив себе просить добавки.       Кейтилин прилетела спустя всего полчаса после звонка. Ворвалась на кухню и оцепенела, увидев Тишу. Она выглядела чуть постарше Эванжелины, одевалась более экстравагантно и тоже носила серёжку в левом ухе. Тиша сразу же подскочил на ноги, сцепил руки в замок за спиной, чтобы не дрожали, и затараторил:       — Здравствуйте, меня зовут Тиша Ворлен, я ваш племянник. Я знаю, что вы с моей мамой не очень хорошо ладили, но не могли бы вы… помочь мне?       Он запнулся, не зная, как правильно объяснить, в чём именно нуждался. Документы и немного денег, чтобы хватило на билет туда, где отец его не найдёт? Это уже звучало слишком обременительно для едва знакомых людей. Тётя вполне могла просто отвести его в местный приют или, что ещё хуже, полицейское отделение.       А если отец явится сюда ещё раньше? Ведь несложно догадаться о единственной зацепке, которая имелась у четырнадцатилетнего мальчика. Тиша не мог оставаться здесь надолго. Если его поймают и снова передадут отцу, о лёгкой смерти в ближайшее время можно будет даже не мечтать.       Страх почти поставил Тишу на колени, но тут тётя Кейтилин подлетела к нему и, прежде чем Тиша успел испуганно шарахнуться назад, заключила в такие крепкие объятия, что весь воздух выдавило из лёгких. Это была неожиданная и необъяснимая реакция, а слова, сказанные дрожащим шёпотом, поразили Тишу ещё больше:       — Родной мой, что же он с тобой сделал.       Следующие несколько часов были едва ли не самыми тяжелыми в жизни Тиши. Ему пришлось рассказать тёте Кейтилин обо всём. Поначалу он с трудом выдавливал бессвязные предложения и путался в мыслях, но потом плотину прорвало. Из него выплеснулось всё разом, вместе со слезами и всем тем ужасом, что накопился за долгие годы.       Тиша не осознавал, как остро нуждался в том, чтобы с кем-то поделиться своим горем. У него никогда не было возможности озвучить все те страшные мысли и переживания, что разъедали его изнутри. Слова сделали всё произошедшее более реальным. Тиша в полной мере осознал, как жестоко и несправедливо с ним обошлись, и понял, что ничего уже не исправить. Он такой на всю оставшуюся жизнь.       К концу рассказа истерика выжала из него все силы, и голос совсем затих. Тиша сидел, крепко обхватив себя за плечи, и боялся поднять взгляд на женщин, которые всё это время молча слушали его. Что они скажут? Смог ли он убедить их помочь или его сейчас просто выставят за дверь? Люди, которые так хорошо одеты и живут в таком чистом и красивом доме, никогда не захотят иметь дело с таким испорченным ребёнком, как он.       Первой пришла в себя Эванжелина. Она вытерла мокрые щёки, медленно поднялась и произнесла с особым значением:       — Я позвоню Констанс.       Кейтилин едва хватило сил, чтобы кивнуть. Эванжелина вышла, а у Тиши от страха скрутило живот.       — П-пожалуйста, не надо. Не звоните… никому. Я просто уйду, — подгоняемый отчаянием, он набрался смелости и попросил: — Вы не могли бы дать мне немного денег или еды?       — Господи, о чём ты говоришь? — Кейтилин глубоко вдохнула, на секунду прикрыв глаза, чтобы взять себя в руки. — Я никуда тебя не отпущу. Эванжелина сейчас позвонит знакомому адвокату, и та подскажет, как мне быстрее всего получить право опекунства. Я засужу эту скотину по самые яйца, обещаю, он проведет остаток жизни в тюрьме. Ты ничего не бойся, родной мой, всё позади. Останешься с нами, больше тебя никто пальцем не тронет.       Тиша ничего не понял и ничему не поверил, но кивнул. Кажется, ему всё-таки собирались помочь. Это хорошо, это радовало. Но Тиша не понимал, чего ожидать. Всё казалось таким шатким и зыбким, никакой определённости. Тётя хотела забрать его себе. Почему? Не важно. Как бы ни пришлось расплачиваться, это будет лучше прежней жизни. Но разрешат ли ей? Тишу мутило от страха, когда он думал о новой встрече с отцом.       Состоялась она довольно скоро. Этому уроду хватило наглости заявиться в тётин дом. Но тут его уже ждали. Кейтилин оказалась настоящей медведицей, вместе с Констанс подняла на уши все органы и добилась громкого дела. До того момента, как Тиша впервые оказался в стенах больницы, он даже не представлял, как страшно выглядит. Ему постоянно твердили, какой он «сладенький», «миленький» и «соблазнительный», но зачитанный медработником отчёт был совсем другим: критическое истощение, перетянутые конечности, следы побоев, отпечатки чужих рук и характерные травмы, свидетельствующие о неоднократном надругательстве.       Тиша прекрасно понимал: то, чем ему приходилось заниматься, — плохо, но на лицах следователей, которые его допрашивали, читался абсолютный шок и омерзение. Тиша не мог сдержать слёз, ему было очень стыдно и противно от самого себя. Он несколько раз повторил, что не хотел всего этого, но не мог перестать испытывать вину.       Сразу после обследования и допроса, отца и парочку его самых близких «друзей» арестовали. Потом подключились соседи и преподаватели, которые сразу припомнили кучу странных и пугающих вещей, которые происходили с ребенком. На вопрос: «Почему не обратились в органы раньше?», все уклончиво пожимали плечами, мол, это же не их дело. Тишу заставили прийти в участок и опознать по фото некоторых виновных. Частых «клиентов» он помнил довольно хорошо, в том числе и двух копов, остальные лица были как в тумане, и работа с автопортретом не принесла большого результата.       Чуть позже всплыли и другие незаконные дела отца, о которых Тиша не имел понятия. У одного следователя даже хватило наглости поинтересоваться, не запомнил ли Тиша, что обсуждали эти люди, когда собирались вместе, чтобы поразвлечься с ним. В ответ Констанс холодно поинтересовалась, не хочется ли господину следователю самому отправиться в тюрьму, чтобы «поразвлеклись» уже с ним. После этого Тишу, наконец, оставили в покое. Его всегда пользовали, не спрашивая разрешения, но в тот суматошный период жизни он чувствовал себя по-настоящему вывернутым наизнанку и вывешенным на всеобщее обозрение.       Отца засудили сразу по нескольким статьям. Кейтилин быстро отвоевала право на опекунство. Старомодный судья покривил губы на её «нетрадиционный» брак, но признал, что Кейтилин и Эванжелина более чем в состоянии обеспечить мальчику достойную жизнь.       День, когда отцу вынесли приговор, Тиша помнил, как в тумане. Он словно выпал из реальности, не в силах поверить, что многолетний кошмар, наконец, закончился. Впрочем, очень скоро Тише пришлось столкнуться с его последствиями.       Следующие полгода он наблюдался в медицинском центре, проходил обследования и разные терапии, восстанавливая подорванное здоровье. К счастью, ему удалось избежать серьёзных заболеваний. Лечащий врач назвал это везением, а Тиша про себя — поблажкой судьбы. Он заслужил хотя бы её, потому что самыми тяжёлыми оказались психические последствия.       Суд постановил оказать ему не только медицинскую, но и профессиональную психологическую помощь. Кейтилин обращалась к лучшим специалистам, но Тиша панически боялся чужих людей, особенно мужчин, а с женщинами, которые пытались забраться к нему в голову и вытащить на поверхность кошмарные воспоминания, он и вовсе становился похож на стеклянную статуэтку. Хрупкую и беззащитную, уже испещрённую сотнями трещин, казалось, только тронь и она рассыплется в пыль.       Тиша мог часами не выходить из подобного ступора, пялился в одну точку и абсолютно ни на что не реагировал. Кейтилин не могла на это смотреть, поэтому отменила все сеансы, хотя это сулило огромные проблемы. Её могли уличить в неисполнении возложенных судом обязанностей и отозвать доверенность на опекунство, но Кейтилин подстраховалась, и сама обратилась в органы за повторным рассмотрением.       Психологи, которые пробовали работать с Тишей, подтвердили, что в данный момент мальчик не способен идти на контакт и нужно время, чтобы психическое состояние немного стабилизировалось. Судья принял все аргументы и разрешил подопечному восстанавливаться дома при условии, что за Кейтилин и Эванжелиной будет вестись строгое наблюдение. Они подписали бумаги, подтверждающие согласие на еженедельные выездные проверки. Всё это было очень муторно и напряженно, но их это не пугало.       Тиша не понимал, как можно принять в семью настолько проблемного ребёнка, который был практически чужим, но постепенно проникался к женщинам благодарностью. Они не желали ему зла, и даже Эванжелина, которой Тиша был фактически никем, проявляла искреннее беспокойство и заботу. Их старания обеспечить его комфортом порой даже выходили за рамки и начинали давить. Тиша понимал, что должен как можно скорее стать нормальным, но эта самая пресловутая «стабилизация» психического состояния проходила у него очень криво.       Он не мог избавиться от чувства вины за то, как провокационно и непотребно выглядел. Его мучило желание изуродовать себя, но он боялся напугать этим тётю. Поэтому просто не носил новые вещи, которые она ему покупала, предпочитая оставаться в страшных и мешковатых.       По ночам он не спал. Лежал со включенным светом и прислушивался к звукам нового дома. Иногда ему казалось, что дверь вот-вот распахнётся и в комнату ворвётся разъярённый отец. Такие грёзы наяву были хуже любых кошмаров.       Днём Тиша регулярно ловил приступы паники. Когда он шёл по коридору к входной двери, по левую руку располагался проход в гостиную. В одну минуту ничего не происходило, а в следующую дыхание перехватывало, колени слабели и сердце пускалось вскачь, болезненно колотясь о рёбра. Тиша смотрел на этот злосчастный поворот и ясно чувствовал, что за ним кто-то стоит. Это абсурд. Дома, кроме него, никого не было. Но попытка заставить себя приблизиться к двери вызывала истерику.       Память услужливо подкидывала Тише воспоминания о побеге. Как он крался по коридору, как от ужаса сжималось сердце и кружилась голова, как явно он представлял себе расправу. Даже то, что теперь отец был в тюрьме, не гарантировало Тише безопасность. Мозг был уверен, что за углом его сейчас кто-то подкараулит, схватит и затащит обратно в ад. Тиша проходил через это столько раз, что просто не мог убедить себя не бояться. Из-за этого страха он раз за разом отказывался от идеи выйти на улицу, бежал обратно в свою комнату и намертво там запирался.       Когда тётя пыталась хоть как-то его поддержать и успокоить, Тиша впадал в оцепенение даже от самого ласкового прикосновения. Такое повторилось дважды, и Кейтилин поклялась, что больше никогда не прикоснётся к нему без разрешения. Тише было очень стыдно, он даже пытался извиниться, но тётя лишь попросила сразу сказать ей, если ему когда-нибудь захочется объятий или любого другого тактильного контакта. Тиша дал слово, хотя совершенно не верил в собственное исцеление.       Все эти осколки так глубоко загнали ему под кожу, что он просто не мог избавиться от них самостоятельно. Но и просить у кого-то помощи не решался. Кейтилин и Эванжелина уже так много сделали для него. Гораздо больше, чем он вообще надеялся. Тиша никак не мог привыкнуть, что кому-то действительно было до него дело. О нём беспокоились и заботились, регулярно кормили, интересовались сном и самочувствием, никогда не трогали и исполняли каждую робкую просьбу. Тиша не понимал, чем заслужил всё это, и как сможет расплатиться.       Всё время он проводил дома, с жадностью поглощая знания, которые раньше были ему недоступны. Теперь у него были силы и возможности, чтобы заниматься учебой. Довольно скоро Тиша сделал приятное открытие: он довольно сообразителен, особенно по части анализа и расчётов. Опасаясь, что такими темпами племянник окончательно замкнется в себе, Кейтилин начала чаще брать выходные, чтобы проводить с ним время и периодически вытаскивать прогуляться. Постепенно это стало приносить плоды: Тиша перестал бояться злосчастных поворотов и даже переместился со своими уроками на веранду, потом начал делать небольшие вылазки вверх или вниз по улице.       — Как прогулка? — поинтересовалась Эванжелина, когда Тиша вернулся с одной из таких.       — В этот раз дошёл до дома мистера Кёрчеса, — скромно похвастался тот. На двадцать три шага дальше от дома, чем пару дней назад. Маленькие победы тоже победы.       — Ты мой герой! В следующий раз проходи мимо, вряд ли его старая рожа может показаться приветливой, — она забавно сморщилась, высунув кончик языка.       Тиша разулся и повесил куртку на крючок.       — Нет, он славный.       Это была правда. Почему-то этот старикашка внушал доверие. Прямолинейный, не стесняющийся в выражениях, вечно всем недовольный, он подкармливал у себя во дворе бездомных собак. Когда Тиша гулял с тётей Кейтилин, всегда вежливо кивал мистеру Кёрчесу в знак приветствия и слышал в ответ неизменное: «Ходют тут все, ходют, тьфу».       — Ужин скоро будет готов, — проворковала Эванжелина, помешивая что-то вкусно пахнущее на сковороде.       — Я пойду приму душ.       Тише хотелось смыть с себя холодный пот, которым он покрывался при каждой одиночной прогулке. Он поднялся в свою комнату и плотно закрыл дверь. Хотел защелкнуть замок, но, сделав над собой усилие, оставил всё, как есть. Взяв полотенце из шкафа, он направился в ванную. Тиша знал, что находился в безопасности, знал, что ему ничего не грозит, но всё равно не мог заставить себя сразу снять одежду. Он закрыл дверь ванной и на этот раз защёлкнул замок. Потом подставил под ручку заранее подготовленную швабру.       В прошлый раз, когда он так забаррикадировался и забрался в ванну в одежде, Кейтилин сильно перепугалась. Она подумала, что он собирался навредить себе. После долгих уговоров ей удалось выдавить из Тиши объяснение такого поведения. После его рассказа она оставалась бледной несколько часов, потом разрешила оставлять швабру в ванной, чтобы Тиша мог как следует запираться и чувствовать себя в безопасности. Ещё какое-то время он продолжал мыться в нижнем белье и майке, чтобы избежать приступов паники. Тёр себя мочалкой, не жалея тонкую кожу, пытаясь выдрать из неё душный запах чужой похоти. Тише казалось, что тот въелся в него навсегда.       Закончив с водными процедурами и переодевшись, Тиша вернулся на кухню, где уже красовался накрытый стол.       — Проходи, мой золотой, — подбодрила его Эванжелина, — хочешь чего-нибудь перекусить, пока Кети не пришла? Я тут столько всего наготовила под настроение.       — Спасибо, Эванжелина. Я могу помочь? — с энтузиазмом предложил Тиша.       — Конечно! Держи, отнеси-ка на стол.       Она передала ему миску с пёстрым овощным салатом. Когда Тиша взял её, хлопнула входная дверь и в коридоре появилась Кейтилин с кучей пакетов. Её щёки раскраснелись, и улыбка сияла до ушей — шопинг явно вышел удачным.       — Привет, домашние!.. — радостно позвала Кейтилин.       — Мы тут, милая! — отозвалась Эванжелина, помахав ей рукой.       Тиша совершенно чётко понимал, что происходит, и голова ещё продолжала радоваться приходу тёти, когда тело само по себе дёрнулось в сторону от резкого взмаха, а руки метнулись к голове, потому что её нужно было защищать в первую очередь. Всё произошло за долю секунды. Салат грохнулся на пол. Миска не разбилась, но еда разлетелась по всему полу.       Тиша уставился на неё так, словно вместо овощного сока и масла по паркету расползлись ядовитые кобры. В голове что-то помутилось. Живот болезненно скрутило, и от страха задрожали колени. На глаза навернулись слёзы, хотя от них никогда не было толку. Не помня себя от ужаса, Тиша бросился на пол и принялся собирать салат дрожащими руками.       — Простите! П-простите, я всё уберу… Простите!..       — Боже, мой мальчик, прости меня, я… Я не хотела! О, господи!.. Прости меня!.. — наперебой с ним залепетала Эванжелина, в панике не зная, с какой стороны подступиться к перепуганному ребёнку.       — Подожди, не трогай его, — предостерегла подоспевшая Кейтилин.       Эванжелина вцепилась в волосы, мечтая вырвать их с корнем. Беспокойно метнулась туда-обратно, не зная, что делать и чем помочь. В итоге просто отошла подальше, чтобы не сделать ещё хуже. Тем временем Кейтилин опустилась на колени и стала помогать Тише с его бесполезным занятием.       — Вот так, сейчас всё соберём, да? — приговаривала она, возвращая овощи обратно в миску. — Слушай, мне кажется или этот салат тухлый?       Тиша замер и поднял на неё огромные глаза. Кейтилин с серьёзным видом понюхала собранные с пола листья и скривилась.       — Нет, ну точно. Это есть нельзя. Понюхай.       Абсолютно не понимая, что происходит, Тиша послушно потянулся вперёд и принюхался. Салат пах нормально, но он побоялся спорить. Его до сих пор трясло от пережитого стресса, по вискам катился пот. Глубоко укоренившейся страх издевался над телом, а ядовитые мысли уже во всю проедали мозг. Что за больная реакция? Он давно должен был научиться держать себя в руках и не устраивать такие сцены! Только и может, что нервировать близких и учинять беспорядки! Тиша затравлено посмотрел на Эванжелину, которая вжалась в угол кухни и смотрела на него не менее испуганным взглядом.       — Выбросим салат к чертям, да? — как ни в чём ни бывало спросила у неё Кейтилин.       — Да-да. Тухлый салат. К чертям его, к чертям, — судорожно закивала та.       — Всё правильно, Тиша, давай их сюда, — удовлетворительно произнесла Кейтилин, придерживая миску, чтобы Тиша мог собрать в неё остатки нарезанных овощей.       — Простите, я не хотел…       — Мы знаем, что не хотел. И Эва тоже не хотела тебя пугать, правда?       — Конечно! Прости меня, мой золотой! Дура бестолковая, дёргаюсь не подумав.       — Ты не дура, — осадила её Кейтилин, — всё, вдох-выдох, и сбегай, пожалуйста, за тряпкой.       — Да, тряпка, точно, — спохватилась Эванжелина и метнулась в коридор, но на полпути обернулась, — Тиша, золотой мой, прости меня, я…       — Н-нет, это я… Прости, пожалуйста, за мою реакцию и за салат…       — Тряпочку, милая, — напомнила Кейтилин.       Эванжелина всплеснула руками и убежала в кладовую. Тем временем Тиша поднялся на ноги и помог встать тёте. Она не сразу выпустила его руки, отвела к столу и усадила на стул, а сама присела перед ним на корточки, чтобы не давить своим ростом.       — Я не хотел так реагировать, — выдохнул Тиша, — иногда мне кажется, что всё уже прошло, но потом оно появляется снова, и я никак не могу это контролировать.       — Мы будем работать над этим, милый, — уверенно сказала она, — все вместе: ты, я, Эва. Если ты готов, мы можем найти человека, который поможет тебе проработать все эти проблемы.       — Я не понимаю, какая от этого будет польза. Мне не нужно ничего «вытаскивать на поверхность». Эти воспоминания не меркнут. Я не хочу ещё и проговаривать их вслух.       — Грамотный психолог поможет тебе разобраться, как жить с ними дальше, понимаешь? Никто не способен убедить тебя в том, что ты достоин счастья. Только ты сам. А психолог просто подскажет, как это сделать.       Тиша понимал, что ему нужна помощь. Он устал делать вид, что ему становится лучше. Проблемы не исчезали, страхи не проходили, дурные мысли продолжали насиловать его психику, запутываясь в ещё более тесный клубок. Отрицание всего этого до добра не доведёт. Если Тиша правда хотел перестать беспокоить близких, ему нужно было разобраться со своими демонами.       — Ладно. Если ты считаешь, что так надо, я согласен.       Тогда в его жизни появилась Ливет. Приятная женщина средних лет с мягким голосом и добрым, спокойным лицом, на котором никогда не отражалось чересчур ярких эмоций. Она ничему не учила Тишу, только плавно направляла поток его мысли и подсказывала верный путь к тому, чтобы заново выстроить свою личность. Тиша решил довериться ей.       На протяжении полугода четыре раза в неделю они вместе убеждали его в том, что он заслуживает нормальной жизни. Всё, что с ним произошло, это не его вина, а преступление других людей. У него есть силы и возможность справиться с этим и жить дальше. Он может выбрать этот путь вместо того, чтобы замкнуться в себе и страдать.       Тиша взял себе тётину фамилию и проколол ухо. Левое, как и у всех членов его новой семьи. Эванжелина подарила ему свой серебряный кафф, мотивируя это тем, что теперь у них с Кейтилин будут парные. Это был первый настоящий подарок в жизни Тиши. Как выяснилось позднее, очень даже недешёвый. Первое время Тиша боялся его носить, но потом они с Ливет пришли к тому, чтобы он перестал стесняться красивых вещей, которые ему очень шли.       После того, как Тиша решился надеть кафф, к нему постепенно пришло желание носить хорошую одежду. Они с Эванжелиной стали вместе ходить по магазинам. Она потихоньку прививала ему вкус и учила разбираться в брендах и стиле. Тиша довольно быстро определился, какие цвета ему идут и какие вещи нравятся.       В какой-то момент он решил больше не жалеть себя. Невозможно понять, как жить в новой реальности, пока с ней не столкнёшься. Поэтому Тиша набрался смелости и попросился в школу. Домашнее обучение хорошо подтянуло его знания, но усугубило и без того хромающие навыки коммуникации.       Оказавшись среди шумных и активных подростков, Тиша поначалу растерялся. Сверстники держались от него на расстоянии и косились с любопытством. Тиша не понимал, как интерпретировать их поведение, поэтому невольно предполагал худшее. Ему казалось, что все вокруг знают о том, чем ему приходилось заниматься. Это стыдно. Это заслуживает осуждения. Это делает его грязным и недостойным нормального общения.       Но на этот раз Тиша не успел закопаться достаточно глубоко. Ливет быстро вычислила новые болевые точки, и они начали работать с желанием Тиши нравиться людям. Преодолевая страх и неловкость, он учился взаимодействовать с другими ребятами. Наполнял себя извне новыми интересами, эмоциями, ощущениями, запахами и вкусами. Конечно, периодически Тише становилось горько от того, что ему с таким трудом давалось то, что было так легко и естественно для других, но постепенно он преодолевал жалость к себе. В конце концов, мир ведь ему ничего не должен.       Случайные грубые слова или жесты легко бередили раны в его душе, но Тиша не хотел, чтобы люди общались с ним с оглядкой на его прошлое, а значит он сам должен был раз и навсегда оставить его за кормой. Он убедил себя в том, что достаточно сильный для этого. Достаточно сильный, чтобы просто держаться на плаву. Какое-то время это приносило радость и удовлетворение. Его жизнь стала спокойной. Ничего плохого, но и ничего хорошего.       Тиша застрял в какой-то серой неопределённости, где вроде было безопасно, но очень тяжко для него. Он старался хорошо учиться, чтобы нравиться преподавателям, старался много улыбаться и помогать, чтобы ладить с одноклассниками, старался вести себя спокойно, чтобы не волновать родных. Сил на какие-то посторонние загоны просто не оставалось, но Тиша постоянно ловил себя на смутном чувстве ожидания. Он не знал, чего именно ему так не хватало, ведь он уже имел гораздо больше, чем заслуживал, но что-то никак не давало ему дышать полной грудью. Он остро нуждался в чём-то, чего был лишён. Но что это понять не мог, поэтому напряжённо ждал, когда же это «нечто» озарит его жизнь.       Если бы понадобилось назвать день, когда всё изменилось, Тиша вспомнил бы тот вечер, когда спустился на кухню, чтобы выпить молока, и случайно застал там незнакомую гостью.       — Ой, родной мой, познакомься, — спохватилась Кейтилин, поднявшись из-за стола, за котором они как раз пили чай, — это Улупе Чампин. Они с сыном переехали в соседний дом, и она зашла к нам поздороваться.       — Здравствуй! Тебя ведь Тиша зовут? Очень приятно, — улыбнулась женщина, протянув ему руку, которую Тиша вежливо пожал в ответ.       Миссис Чампин была невысокой и полноватой. Её кожа имела очень красивый шоколадный оттенок, чёрные кудрявые волосы ореолом окружали голову, усталое лицо испещряли морщины, а тёмно-карие, почти чёрные, глаза смотрели очень тепло и ласково. Женщина с первого взгляда понравилась Тише. В тот момент он даже не подозревал, насколько судьбоносной окажется эта встреча.