Путь к алтарю

      Никита довел Глашу до дома и сдал на руки матери.       — Мария Николаевна, вы уж не ругайте Глашу, она впервые в жизни вино видела, — произнес Никита.       — Спасибо, Никита, что довел в целости и сохранности, — ответила Машунька.       Чувствуя некоторую неловкость за то, что он не смог предотвратить стычку с Филатовым, молодой человек не стал ничего говорить и, скорее попрощавшись, отправился обратно.       Машунька посмотрела на дочь, которая казалась практически трезвой, и сказала:       — Хорошо отпраздновали?       — Хорошо, — ответила Глаша.       — Лошадей, надеюсь, не уводили, — не выдержала Машунька.       — Не угоняли, — сказала Глаша.       Вроде бы все было хорошо: дочь практически не пьяна, жених проводил ее до дома и передал на руки в целости и сохранности, однако слишком односложные ответы Глаши вызывали тревожное предчувствие.       — И с полицией ничего не произошло? — на всякий случай спросила Машунька.       — И с полицией ничего не произошло, — сказала Глаша.       Убедив себя в том, что дочь, возможно, просто держится бодро, а на самом деле не хочет показывать то, что не слишком трезва, Машунька решила перестать задавать вопросы и ушла к себе.       Глаша чувствовала себя несколько не в своей тарелке. Филатов, который просто взял и молча ушел, пугал. У себя в мыслях Глаша не сомневалась, что он пошел в полицию, чтобы донести на обидчицу. Всячески ругая себя за несдержанность и вспомнив, что алкогольное опьянение является смягчающим обстоятельством, девушка потихоньку прокралась на кухню и достала из шкафа бутылку водки, которая хранилась там для разных нужд.       Пару раз прислушавшись, не идет ли мать, Глаша взяла бутылку, принесла ее в комнату и спрятала за столом.       «Придет полиция — допью и точно буду пьяная», — подумала девушка.       Чуть опасливо смотря на бутылку, где водки было совсем немного, Глаша решила успокоить себя тем, что ей и необязательно напиваться допьяна, а нужно просто быть в момент возможного ареста нетрезвой.       «Вот не могла тогда сдержаться!» — все думала Глаша и постоянно смотрела в окно, однако никто пока что не приходил.       Филатов пришел домой, разделся, однако недавние слова Глаши все звучали у него в ушах.       «Да много чести, чтобы я закрывал на это глаза!» — подумал мужчина и подошел к сестре.       — Софи, sœur, — начал Филатов. — Я много прощал мадемуазель, даже слишком много. И теперь, когда понимаю, что ее точно нужно остановить, не смогу обойтись без твоей помощи. Я сейчас пойду в полицию и донесу на мадемуазель, — мужчина кратко пересказал то, что видел. — А тебе нужно будет сказать, что ты видела все издали, слышала эти непристойные слова и наверняка можешь подтвердить, что мадемуазель была не пьяна.       — Димушка, frère, это же лжесвидетельство! — ужаснулась Софи. — Это и аморально, и противозаконно!       — На улице было немало свидетелей, но где я их сейчас найду? — спросил Дмитрий. — Софи, sœur, мадемуазель слишком много раз прощали… Ей это было явно во вред. Иногда приходится быть врачом, который ампутирует руку, чтобы спасти человека. А нам с тобой придется побыть честными людьми, которые отправят мадемуазель в тюрьму, но зато помогут ей все осознать и не пойти дальше падать в пропасть.       — Нет, Дима, — вздохнула Софи. — Нельзя… Законы должны соблюдаться в точности, а не так, как кому-то это хочется. Была бы я свидетелем произошедшего — пошла бы, а так… Не имею на это морального права.       «И зря», — подумал Филатов и, одевшись, вышел из дома.       Дворника, который все видел и слышал, но посчитал ненужным вмешаться, удалось найти быстро. Уже вскоре в дверь дома Машуньки постучали.       — Кто там? — спросила женщина.       — Откройте, полиция, — раздалось по другую сторону двери.       Побледневшая Глаша, которая чуть было не придремала, мгновенно схватила бутылку водки и сделала глоток. Горло сразу как будто обожгло. Не обращая на это внимания, Глаша сделала второй, третий, четвертый глоток, пока не убедилась, что бутылка опустела.       — Глаша! — Машунька не на шутку возмутилась. — Сама пойдешь в полицию, без меня!       Спрятав пустую бутылку под кроватью, девушка вышла к полиции.       — А говорил, что не пьяна, — полицейский сразу почувствовал запах водки от Глаши и добавил. — Пошли.       Глаша посмотрела на мать и тихо сказала:       — Прости… Да лучше бы, как ты говорила, Глашка от врача родилась…       Судебное заседание проходило достаточно быстро, без задержек. Дал показания врач, которого приглашали освидетельствовать Глашу, Никита подтвердил, что состояние опьянения наступило раньше, нежели был встречен Филатов, а умысла напиться, чтобы высказать ему все, не было — встреча была неожиданной. Филатов непреклонно стоял на максимальном наказании — годе тюрьмы за личное оскорбление отца, в который раз повторив, что о примирении не может идти и речи, а предлагать суду снизить низшую границу наказания он не будет. Прокурор в своей речи упомянул о состоянии опьянения и попросил суд приговорить Глашу к восьми месяцам тюрьмы, намекнув, что минимальную границу в шесть месяцев считает невозможной из-за не самого благовидного прошлого подсудимой и ее несостоявшегося явно обвинительного приговора. Пришел черед речи гражданского представителя — несмотря на то, что Машунька не хотела нанимать дочери адвоката, Зоя не смогла пройти мимо и решила защищать Глашу бесплатно.       — Ваша честь, — начала Зоя. — Безусловно, оскорбление родителей — это ужасно. Но можно ли называть господина Филатова действительно отцом Аглаи? Это очень большой вопрос. В том, что Дмитрий Геннадьевич дал жизнь подсудимой, нет никаких сомнений, это подтверждает решение суда. Однако все эти годы воспитанием Аглаи занималась Мария Николаевна. Моя подзащитная…       — Доверительница, — не выдержал Филатов. — Подзащитная у адвоката.       — Дмитрий Геннадьевич, не стоит прерывать гражданскую представительницу, — сделал замечание Варнецкий.       — Извините, — нехотя сказал Филатов.       — Воспитанием Аглаи занималась исключительно Мария Николаевна, — продолжила Зоя, дождавшись тишины, взяв себя в руки и заставив себя не обращать внимания на реплики Филатова. — Мария Николаевна воспитывала дочь, она является ее матерью. Дмитрий Геннадьевич — это отец по решению суда, но никак не родитель. Здесь не может идти речь о статье 2015, я прошу суд переквалифицировать уголовное дело на статью 2013, которая не предполагает тюремное заключение, и обязать мою подзащитную…       — Доверительницу, — снова влез Филатов, однако Зоя не обратила на это внимания и продолжила:       — …и обязать мою подзащитную на основании статьи 61 сего Уложения испросить у оскорбленного прощение, а если обиженный пожелает, то заплатить ему определенное в статьях 546-555 Законов Гражданских бесчестие.       Едва Зоя окончила говорить, прокурор попросил реплику.       — Госпожа Геллер, безусловно, обучалась в университете и была вольнослушательницей, — начал он. — Однако если бы она послужила помощником присяжного поверенного или хотя бы просто была студенткой и сдавала экзамены, то знала бы, что улица — это публичное место, поэтому ни о какой переквалификации уголовного дела на статью 2013 быть не может, а если так уж хочется, можно попробовать дотянуть статью 2014 — оскорбление в публичном месте, от трех до шести месяцев тюрьмы.       — Это личная реплика, — сразу же ответила Зоя.       — Ваша реплика будет следующей, — сказал Филатов. — А господин прокурор просто процитировал Уложение, чтобы гражданская представительница, которая впервые в жизни вышла в суд с защитой, не удивлялась на оглашении приговора. Что же касается моей реплики, то как-то странно выходит: по решению суда я плачу содержание на мать и ребенка, однако не являюсь отцом. Но сомнений в образовании председательствующего у меня нет, в отличие от сомнений в уровне образования гражданской представительницы, поэтому я не сомневаюсь, что приговор будет постановлен в полном соответствии с законодательством.       Зоя едва дождалась своей реплики и, встав и чувствуя, что во многом окружающие правы и она крайне плохая гражданская представительница, произнесла:       — Слова господина прокурора и господина Филатова, безусловно, интересны, однако я стою на своей позиции твердо: недопустимо сводить счеты с подсудимой только на основании того, что ее прошлое было далеким от идеального. В данном судебном заседании рассматриваются обстоятельства конкретного дела, а не что-либо иное.       Настало время последнего слова Глаши. Встав, девушка сказала:       — Ваша честь, была бы я трезвой, то не произнесла бы то, что произнесла. Однако слово не воробей, вылетит — не поймаешь. У меня все.       Суд удалился для постановления приговора. Зоя встала, чтобы немного пройтись. Вскоре к ней подошел прокурор и сказал:       — Зоя Михайловна, для первого раза вы держались хорошо. Планируете продолжать свою деятельность?       — От всей души надеюсь, что мои остальные воспитанницы не будут совершать таких ошибок, чтобы мне приходилось защищать их интересы, — ответила Зоя.       Буквально через десять минут из совещательной комнаты вышел Варнецкий.       — …признать Гусельникову Аглаю Дмитриевну…       — Богдановну, — буквально одними губами прошептал Филатов.       — …виновной в совершении преступления, предусмотренного статьей 2014 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных… — продолжал Варнецкий. — …и приговорить к пяти месяцам тюремного заключения…       Приговор был оглашен, Глашу увели. Зоя выслушала благодарность за помощь от плачущей Машуньки, пообещала подумать, что можно делать дальше, после чего остановилась в растерянности.       — Еще раз будете представлять чьи-то интересы — это дело можете взять себе в рекламу, — сказал прокурор. — Вероятность переквалификации была весьма низкой, особенно с учетом решения суда о содержании матери и ребенку.       — Не буду, — ответила Зоя. — Адвокат бы 2013-ю доказал.       — Не доказал бы, — произнес прокурор. — Нет здесь 2013-й. И 2014-ю не вижу, но с учетом приговора суда не вижу смысла подавать апелляцию. Что пять месяцев так, что минимальные шесть иначе.       — Я должна была быть адвокатом по другому делу, — неожиданно сказала Зоя. — По делу Владимира Герхардовича. А не трусливо прятаться дома и принимать соболезнования заранее.       — По делу Владимира Герхардовича другого приговора тоже не могло было быть, — ответил прокурор. — Так что, Зоя Михайловна, если вам опостылеет педагогика, вы знаете, в каком направлении можно двигаться дальше.       — Благодарю, — отмахнулась Зоя и подумала. — «Володечка… А ведь когда помощь нужна была тебе, я даже не подумала о том, что такое возможно… Пожалуйста, прости меня, если сможешь».