О вреде ночных перекусов

Было уже довольно поздно, когда Дончжу возвращался из кухни в свою комнату и руки у него были полны шуршащих упаковок с закусками, которые он намеревался с удовольствием съесть в своей комнате этой ночью. В общежитии было тихо, потому что почти все уже спали после тяжелого рабочего дня, поэтому Дончжу ступал очень осторожно, не желая никого будить своими передвижениями, диктуемыми ему полуночным голодом. Когда он проходил мимо комнаты старших: Сохо-хёна и Гонхи-хёна он услышал тяжелое дыхание и возню и невольно, не только из-за любопытства, но и из-за некоторого беспокойства, он замедлил шаг, просто чтобы убедиться, что не происходит ничего плохого. Пыхтение, доносившееся из-за двери явно издавал Сохо. Дончжу видел, по узкой полоске приглушенного света падающего в коридор из стеклянной вставки в двери, что старшие еще не спят, хотя когда они вернулись в общежитие Гонхи буквально засыпал на ходу и вскоре после ужина сообщил всем, что ляжет спать пораньше, так что Дончжу невольно озадачился подобной активностью старших в столь поздний час. Дончжу остановился, перехватил поудобнее упаковки с закусками, намереваясь постучать в дверь и спросить не нужна ли одногруппникам помощь или просто спросить, как дела, но в эту секунду сопение утихло, а затем зазвучал тихий, почти вкрадчивый шепот Гонхи: — Он встал? — спросил Гонхи и Дончжу задержал руку на дверной ручке. Секундная пауза. Затем раздался голос Сохо: — Нет. Снова какая-то возня, Дончжу отдернул руку от дверной ручки и замер раздумывая, стоит ли ему постучать и войти или пройти мимо, хотя любопытство робко тлело внутри него, смешанное с недоумением. Пока он мешкался около двери шум затих и снова раздался голос Гонхи: — А сейчас… Встал? Пауза, снова голос Сохо, уже немного раздраженный. — Нет, не встал. Скрежет, в котором Дончжу с трудом угадал звук отодвигаемой мебели, минутное пыхтение теперь уже младшего, затем его: — А если вот так? Облегченное Сохо: — Встал, — и через несколько секунд: — нет. — Боже мой! — голос Гонхи звучал сердито. Дончжу поймал себя на мысли о том, что он почти не дышит, и тут же подумал, что подслушивать нехорошо, что нужно поскорее уйти, но все равно остался стоять на месте, краснея и коря себя за любопытство. Возня в спальне продолжилась, перемежаемая звуками, похожими на фырканье Гонхи, прерывистое, тяжелое дыхание старшего, затем шепот младшего: — Есть эффект? Сдержанное старшего: — Да. Вот так, держи его, только аккуратно. Сопение Гонхи, затем его кашель, заглушающий шумное дыхание Сохо, затем звук, от которого у Дончжу от изумления волосы на затылке почти встали дыбом: — Боже, хён, — стон Гонхи, болезненный, недовольный и протяжный. У Дончжу из рук едва не выпали упаковки с закусками. Он отбросил все мысли о том, насколько плохо подслушивать и почти прилип лицом к двери, в отчаянной борьбе с самим собой между тем, чтобы уйти немедленно или остаться, чтобы то ли опровергнуть, то ли подтвердить свои смутные, бесформенные, идиотские догадки, в которые он сам не хотел верить. За этим занятием его застал Хванун, которого во втором часу ночи нужда заставила отправиться в уборную. — Что ты тут делаешь? — возмущенным шепотом спросил он у друга, Дончжу шикнул на него, покраснев так, что лицо его стало напоминать полузрелую вишню и сказал: — Там Сохо и Гонхи-хёны… И Хванун тоже замер около двери, охваченный любопытством что же такое могло заставить его друга торчать под чужой дверью посреди ночи, позабыв про чувство голода. Теперь за развитием событий следило уже двое. Уже двое услышало, как вслед за стоном Гонхи последовало сочувственное Сохо: — Больно? — Нет, все в порядке, — в голосе Гонхи еще присутствовала дрожь, — давай немного медленнее… Не вставляй так резко. Хванун поперхнулся слюной, закашлялся и поспешно отвернулся, прикрыв рот ладонями, чтобы сдержать приступ. Из спальни старших тем временем вновь послышалась возня, тяжелое, прерывистое дыхание Сохо, сопровождаемое необъяснимыми звуками, приглушенным скрежетом неясной природы и глухими ударами, сопение Гонхи, затем его тяжелое дыхание, ойканье и причмокивание. Потом снова сердитое: — Я же просил медленнее! Снова виноватое старшего: — Прости… Я уже почти все. — Чем они там занимаются?! — прошипел взволнованный сверх меры Хванун, вслушиваясь в звуки, раздающиеся из-за закрытых дверей, потоптался на месте, но не решился не войти, не уйти, а так и остался стоять рядом с Дончжу, лицо которого стремительно приобретало бордовый оттенок. Тем временем частота глухих ударов, звук которых показался им то ли звуком трясущейся мебели то ли чем-то похожим на звуки передвигаемого шкафа, из-за двери увеличилась на короткий миг, Дончжу спросил, изумленный и возмущенный: — Что у них там за игрища? Но вопрос этот остался без ответа. Хванун, минуту назад укорявший друга за то, что тот подслушивает, прильнул ухом к двери, вслушиваясь в удовлетворенное сопение Гонхи, затем услышал его тихое: — Хён… Я все. Довольное хмыканье Сохо, чье дыхание, наконец, начало выравниваться, и его ласковое: — Я тоже. Спасибо, Гони-я. Хванун округлил глаза, обуреваемый смешанными чувствами одновременного отвращения и странного восторга по-поводу всего произошедшего, схватил Дончжу за воротник пижамы и шепотом приказал: — Идем отсюда. — Подожди, — засопротивлялся было Дончжу, но Хванун шикнул на него и потянул друга за собой прочь от спальни старших, испытывая тошнотворную и неописуемую потребность немедленно позабыть все, что он услышал этой ночью из-за закрытых дверей. За закрытыми дверями, тем временем, Сохо, вспотевший и уставший от произошедшего подтянул сползшие с бедер брюки, отложил на рабочий стол отвертку, поднялся с колен и для верности еще несколько раз постучал кулаком по только что прикрученной на место полке их с Гонхи общего стеллажа, на котором они хранили свои тетради с записями, подарки от фанатов и разные мелочи, которыми ежедневно пользовались в быту. Гонхи отпустил противоположный край полки, тоже отложил отвертку, еще раз засунул в рот большой палец, который умудрился прищемить как раз тогда, когда они с Сохо ставили полку на место, пытаясь попасть между верхними и нижними креплениями — Сохо торопился, так что постоянно промахивался и Гонхи пришлось несколько раз просить его действовать медленнее, с причмокиванием прикусил его, в попытке усмирить ноющую боль и сказал: — Больше не ставь на эту полку ничего тяжелого, крепления еле держатся. — Прости, я не думал, что они сломаются — рисоварка не такая уж и тяжелая, — виновато подернул плечами Сохо, вздохнул и принялся складывать обратно на стеллаж убранные оттуда ранее вещи. Гонхи тяжело и сонно вздохнул: — Ладно уж, — сказал он, потягиваясь и с кряхтением выбрался из мягкого рабочего кресла старшего, — в благодарность за помощь купишь кофе с сиропом, хорошо? — Я куплю тебе завтра обед, — сказал ему Сохо добродушно. Затем посерьезнел, помялся немного и спросил: — Гони-я, тебе не показалось, что кто-то разговаривал в коридоре несколько минут назад? Гонхи пожал плечами, расстилая постель и наблюдая как Сохо заканчивает расставлять на злосчастной полке фигурки покемонов. — Нет, я ничего такого не слышал, — сказал он беззаботно, — да и кто это мог быть, все уже давно спят. — Наверное, ты прав, — улыбнулся ему Сохо, погасил настольную лампу, погружая комнату в темноту и забрался на свое спальное место на двухъярусной кровати. Через десять минут они уже крепко спали, уставшие и изрядно вымотанные после тяжелого рабочего дня. В комнате самых младших, тем временем, вовсю разворачивалась бурная дискуссия.