Страшный суд

       Стук каблуков эхом отражался от каменных ступеней, нарушая идеальную тишину. Не было ни ветра, ни шелеста листьев, ни журчания воды — время застыло в этом месте ледяной глыбой. Ей было дано время подумать над своим поведением.        При жизни люди без конца спорят о том, что ждёт их после смерти, да и есть ли что-то за этой гранью. Одни проповедуют аскетизм, ведь истинное счастье и покой душа может обрести только пройдя через страдания. Другие же утверждают, что жить нужно здесь и сейчас, ловить моменты, наслаждаться каждым мгновением. Мировые религии могут расходиться в представлениях о всевышнем или сотнях заповедей, однако одно остается неизменным: тело смертно, душа — вечна.        В древнем Египте считали, что покойник должен пройти сквозь врата ада, избежать водяных чудовищ, уберечься от летучих демонов. Если он всё это сумеет, то вновь предстанет перед Осирисом, высшим судьей, а также перед трибуналом, составленным из сорока двух божественных заседателей. Там ему будет нужно доказать незапятнанность своей души в ходе исповеди, в которой он объявляет, что никогда не совершал греха или проступков в течение всей своей жизни, которую только что покинул. Пусть даже это и будет ложью. Затем, пройдя второе судилище, в зал явится Анубис, кому будет вверено взвесить душу на весах. Если же душа окажется легче перышка, то человека ожидает нескончаемое блаженство, милые аментет любезно будут исполнять любые прихоти попавшего на поля Иалу. Если же нет…ну, дела обстоят весьма плачевно.        Ацтеки же считали, что характер существования в загробном мире определяли не достоинства, приобретенные в земном мире, а обстоятельства, при которых человек встречал свою смерть. Лучше всего считалось погибнуть в бою. При таком раскладе дел воины попадали в Тонатиучан, восточный рай, где покойники сидели рядом с богом войны. Утопленники или умершие от болезней, связанных с водой, обретали покой во владениях бога дождя, в Тлалокан. Те, кто не был признан никем из всевышних, шли в Миктлан, ад, где претерпевали четыре года испытаний, прежде чем окончательно исчезнуть.        Селена шла склонив голову. Ноги болели так, словно успели пострадать в страшном ДТП или от рук маньяка с наковальней. В голове проносились вихри мыслей, на которых невозможно было сконцентрироваться из-за стука сердца, который в этот момент казался оглушающим. Она двигалась вверх, не понимаю ничего, что с ней происходит. Всё началось так давно и в это же время так недавно. Она помнила мягкость шелкового белья своей теплой кровати, помнила шероховатость чертежной бумаги и звук движения карандаша по белоснежным листам. Отчетливо стоял в носу запах кофе и немецкого стирального порошка.        Сердце предательски пропустило пару ударов, сбивая весь ритм организма. Она не хуже помнила вкус чая, который заваривал Лиам вечерами. Запах мастерской Берта, в которой смешались ароматы дерева, табака, трав и, само собой, краски. Холод воды в озере и мерзкую зябкость после работы в особняке.        Тотспел, долина, бред сумасшедшего — всё было так наяву, но настолько нереально, что прожжённое убеждениями скептика сердце отступало. Ярче всего помнились моменты на кухне, следы угля на коже, смех, эти пронзительные глаза. Они сжигали дотла, приглашая стать этим же самым углём, которым позже можно будет написать пару-тройку пейзажей.       Ещё пара шагов и сердце перестало биться вовсе. Селена положила руку на сердце, испугавшись резких перемен, после чего подняла взгляд на сверкающий зал, который находился на расстоянии нескольких метров. В Центре зала сидел человек в капюшоне, не узнать которого было тяжело. Девушка сделала несколько медленных шагов навстречу. Тело предательски трясло, но Селена старалась сохранить самообладание любой ценой. — Здравствуй, Лилит. — Голос Таролога был уверенным и спокойным, однако от его звучания на душе необъяснимо начинало саднить. — Как добралась?        Хотелось начать кричать, разнести эти мраморные колонны к чертям, содрать капюшон и наконец-то посмотреть в глаза. Но Селена ничего не сделала, она замерла, устремив холодный взгляд за плечо судьи. Только идеально ровная, словно струна, спина, выдавала в ней напряжение. Выдох. — Приятная пешая прогулка, жаль вы не соизволили составить мне компанию. — Нам было не по пути, извиняться не буду. — За что? Неужели я настолько гнилой человек, что заслужила это? — Хрипотца в девичьем голосе выдавала изнеможение. — Есть только один способ узнать, моя дорогая. — Таролог протянул руку, и из-за колонны незаметно, словно тень, что было ей свойственно, появилась Прима, держа в руках золотые весы.       Селена прекрасно была наслышана о вариативных легендах, как она считала, самых бессмысленных сказках для детей, дабы держать их неугомонный нрав в узде. Кто бы мог подумать, что жизнь заставит усомниться в своих взглядах даже самого прожжённого скептика. Хотелось рассмеяться, выйти за границы разума, спрыгнуть к черту с тронной залы в бездну и наконец-то очнуться дома, открыв глаза за несколько часов до рассвета на холодных простынях.       Сердце болезненно сжалось от мысли о том, что только в этом бреду она смогла найти человека, рядом с которым бабочки, что порхают в животе, вызывают трепет, а не провоцируют язвы и режут нутро на лоскуты.       Щеки зарделись от воспоминаний о мимолетных касаниях всегда холодных ладоней, бархатного голоса и серебра волос. А если бы он, а не Деймон? Что, если ей и не нужен этот чертов бизнес? В трех мирах он был единственным, кто дал понять что из себя представляет любовь, а не похоть. Забота, а не удушье. Трепет, а не страх.       Момент, жгучая боль, сменяющаяся невыносимым холодом. Живое, как ни странно, сердце, лежащее на чаше весов — Могу я задать вопрос? — Селена безучастно наблюдала за тем, как перо медленно опускается на вторую половину. — Я знаю, о чём ты хочешь спросить, но сейчас тебя должны волновать совсем другие вещи…

Плоть перевесила.

— Забвение, Лилит. Это то, что тебя ждёт. — Таролог снял капюшон, глядя в стеклянные глаза напротив. Старуха появилась из-под полы плаща, с сожалением смотря на вердикт, вынесенный весами. Прима предпочла наблюдать за происходящим со стороны, пряча за челкой потухший взгляд. — Прошу вас, дайте мне всего один шанс, я знаю, что смогу всё исправить, я усвоила этот урок. Я всё исправлю, прошу… — Селена заговаривалась, бегло окидывала взглядом стоящую пред ней триаду, в надежде найти поддержку. — У тебя был шанс, Лилит. И далеко не один. Увы, но это вне нашей компетенции.       Селена хотела возразить, но таролог, сняв плащ, укрыл острые плечи осужденной. — Пятнадцать минут, у тебя есть пятнадцать минут. Не больше. — Таролог молвил тихо, боясь разгневать стоящих по иерархии выше, узнай они об этой вольности.       Вспышка, головная боль, что беспокоила всего пару секунд. Перед глазами предстало хорошо освещенное помещение, белые стены, что были увешаны второсортными картинами, однако взгляд зацепился за стоящую вдалеке экспозицию. Селена расправила плечи, обнажая болезненно худые ключицы, осторожным шагом двигаясь к портрету, от которого было невозможно отвести глаз. Пальцы неосознанно потянулись к угольной графике, подушечками обводя слишком знакомые контуры. Контуры собственного лица.       Шаг назад, а после дежавю, возникшее из-за ноток ладана в парфюме. Встревоженная, она развернулась на каблуках, после чего застыла. — Лиам… Мой милый Лиам… — Селена бросилась к нему, не в силах поверить в происходящее, однако прошла насквозь, в то время как художник даже не повел глазом. — Господин, можно ли задать вам вопрос по поводу «Незнакомки»? Меня очень зацепила данная картина, в ней есть что-то…мистическое, быть может… — Мужчина в ужасно дешевом клетчатом костюме завел беседу с Лиамом. — Да, конечно. Если быть честным, то мне тоже кажется, что я не до конца понимаю как она появилась на свет. Вы представляете, эта девушка приходила ко мне во снах в самых разных ипостасях…        Обреченная, Селена молча смотрела на свой портрет, внимая родному голосу. Секунда до забвения.