В погоне за последним автобусом…

      В погоне за последним автобусом можно встрять во множество увлекательных историй…

             Они отыграли последний за сегодня, школьный концерт. Уставшие, измотанные, но немного довольные, потому что смогли урвать у публики леденцы и пару банок с пивом. Заржавевшие ворота школы провожали их едва слышимым скрежетом. Забытое место: где-то пара ларьков, одичалые домишки и расстеленное в бесконечный горизонт асфальтовое шоссе, ведущее и уводящее в никуда. А дальше — сухие августовские поля с вкраплением ромашек и маков, растительный ковер, тронутый багровым, приближающимся закатом.              Прохладный вечерний ветерок трепал непослушные, короткие пряди. Умиротворенная тишина повисла над полем, и уши, что изнывали от оглушительных шумов рок-выступления, непривычно вникали в чуждую тишину, улавливая шорох каждой травинки и листочка. Редко, очень редко проносились по шоссе машины — шум появлялся и тут же угасал, как и ослепительный свет фар.              Тишина всё сильнее захватывала разум.              — А спорим, — раздался по полю неприлично громкий голос, — спорим, что я остановлю вон тот автобус!              Мик пронесся перед глазами Ричарда будто маленький ураган. Вдвоем, они спускались по пологому склону, прямо к широкой полосе асфальтового шоссе. Сухая трава ласково шумела под их ногами. За спиной Ричарда виднелась гитара: большая, неудобная и принадлежащая Дэйви.              Нервы Ричи, казалось, были на исходе от вереницы истерик, исходящих на выступлении от Дэвида. Тяжелый вздох. Сейчас же — лишь спящая тишина трав окружала его слух. И редкие возгласы Мика — этого маленького, неумолкающего паренька, что несколько часов назад с забавной улыбкой лупил по барабанам. И откуда только у него сил?              Они спускались неспешно. За спинами доносился шум школы — веселье, не смотря на приближающиеся вечер, всё продолжалось. В драке кричали нетрезвые старшеклассники, пищали дамы, пульсировала музыка — но где-то уже совсем далеко. Оба брата Бэтт были ещё там, в вакханалии звуков. Похоже, Дэвид решил доказать всем, что не настолько он и пропащий трус. Или же он стал жертвой, что вляпалась случайно в драку? Ричарда волновали эти вопросы лишь по началу. Теперь же было всё равно. Совершенно.              — И как же ты это сделаешь, позволь узнать? — усталый, но достаточно громкий голос Барбьери разносится по полю. Мик, шагающий впереди, озадаченно остановился. Понял, что вопрос адресован именно ему. — Как остановишь автобус?              — Я побегу ему навстречу! — отозвался Мик. Всё так же шумно. — Выпрыгну, ка-а-ак крикну — и он сам остановится и замрет! Здорово же, ну.              — Не думаю, — голос Ричарда тихий, но удивительно спокойный.              — Главное, чтобы автобус не напрыгнул на меня первым. А то это уже нападение будет.              — Да. Как с Брайаном Ино.              — Что? С кем?              Мик опять остановился, уставившись на Ричарда. Но Барбьери безмолвно прошел мимо озадаченного паренька и неспешно побрел дальше.              — Слушай, а он живой-то остался? — донеслось за спиной. Ричи обернулся, остановившись. Голос Мика показался ему тревожным. И совсем тихим. — Ну, этот Брайан.              — Д-да. — Секундное замешательство. — Да, конечно. Не беспокойся ты та…              — Значит, я буду цел и невредим, если тоже вздумаю остановить автобус! — воскликнул Мик и тут же побежал по дороге, где редко мелькали тени автомобилей. Все подозрения Ричарда вмиг пали. — Я одним только взглядом его остановлю! Он у меня вон какой опасный, видишь! Любой от страха замрет, увидя его!              Крик всё удалялся, сливаясь с теплым закатом. Травы под ногами шуршали и засыпали. Ричард вновь вздохнул, но уже не тяжело, а скорее несколько озадаченно. Он всё думал и негодовал: интересно, когда у этого жизнерадостного барабанщика закончится энергия? Когда спадет с лица эта забавная улыбка, иссякнет этот безумный блеск в глазах? Ричард думал — и ему становилось страшно. Страшно было потерять и эту улыбку, и этот блеск. Но почему именно страшно?              Очередной восторженный крик где-то издалека вернул Барбьери исконное хладнокровие. Возможно, алкоголь пробил на эти сентиментальные мысли. Как нелепо, как нелепо… Пожав плечами и подтянув ремень спадающей гитары, Ричард медленно побрел к шоссе.              Внизу, ближе к асфальту, виднелось жалкое сооружение из железных балок и прутьев — одинокая остановка. Усталая и забытая, как и душа Ричи. Среди поредевшей травы росли кустарники репейника и пучки ромашек.              — Ну, как увенчалась поимка транспортного средства? — пытаясь сменить усталость на какие-либо признаки радости, спрашивает Ричард. Он даже пытается улыбнуться. Но все попытки тут же исчезли, когда Барбьери увидел Мика: паренек сидел на своем пиджаке, окруженный цветами и травами. Он изучал цветочек ромашки, попутно с этим выдергивая лепестки — нежно и аккуратно. Такой грустный, трогательный, меланхоличный — Ричард удивлен такими переменами. И напуган.              — Мик?              — А, нет, что-то без особых успехов, — Широкая, добродушная улыбка вновь появляется на лице паренька. — Автобусы что-то не идут. Только машины проносятся — и то редко. Вот я и заскучал.              — Предпоследний автобус уехал совсем недавно, — заметил Ричард, — и мы на него, как видишь, не успели.              — Теперь, значит, новый придется ждать?              — Придется, да.              — Да я от скуки свихнусь тут! — беззлобно воскликнул Мик.              — Не свихнешься, будь уверен, — Ричард наконец улыбается: кротко, искренне. Кинув свой пиджак, он подсаживается рядом. Мельком смотрит на ромашку в руках паренька. — «Любит-не-любит»?              — Ой, я даже не знаю, — бубнит едва разборчиво Мик. Он не поворачивается, поглощенный бессмысленным делом. И поэтому Ричард, молча, изучает его восточные черты лица, густые брови, взъерошенные волосы; смотрит на едва шевелящиеся губы, задумчиво прикрытые глаза, черные выразительные ресницы. — Приедет-не-приедет, — считал он, выдергивая лепестки.              Они стали дожидаться автобуса и братьев Бэтт. Вторые пришли куда раньше. Дэвид был мрачным, несговорчивым и с разбитой губой — всё-таки подвернулся под руку какому-то пьяному старшекласснику. Стив тенью плелся сзади, таща приобретенную бас-гитару, которую тут же выхватил Мик.              — Здорово поиграли, я смотрю, — сидя в траве, он беззаботно и глупо водил по струнам инструмента. — И Дэви разукрасили тоже здорово.              — Его ударили. — заверил Стив. — Случайно.              — А так сразу и не скажешь, — с мрачной улыбкой заметил Ричард.              — Наверное, леденцы с семиклассником не поделили, — засмеялся Мик и все улыбнулись в ответ. Все, кроме Дэвида.              — Пьяное мудачье, — почти невнятно проговорил он, всё ещё представляя перед глазами силуэт того ненормального бугая, что ударил его по лицу. Кажется, кровь из губы пошла опять. Зашипев, Дэвид обиженно отвернулся и замолчал. Но смех продолжался, и Мик вынудил его сказать ещё пару-тройку слов.              Потом они замолчали и в воздухе повисла настороженно-ожидающая тишина. Травяной ковер поля терял багровые оттенки заката, погружаясь в таинственные фиолетовые цвета. Послышались сверчки — тишина ожидания уже не казалась такой скучной.              Наконец показался автобус. Радостных возгласов не последовало, ибо умиротворенный вид трав погружал четырех парней в усталое, серое забытье. Помрачнел, казалось, и Мик — или Ричарду лишь так показалось в приближающемся сумраке.              В автобусе они были единственными пассажирами. Парни разбрелись кто куда: Дэвид сел поближе к двери, Стив, подсевший недалеко, пристроился ближе к окну — бесконечные поля были красивее и спокойнее хмурого, нервного брата. Ричард и Мик сели в самый конец.              — Красота какая, смотри! — услышал тут же Барбьери. Повернулся. Сонным взором увидел, как паренек со всё той же улыбкой прильнул к окну. Ричард отворачивается вновь, отчетливо слыша: — Ричи, Ричи, да ты глянь только! Посмотри, как красиво!               За лиловым ковром трав исчезали последние лучи оранжевого солнца, оставляя в небе угасающую пелену света. Действительно, красота.              — Я просил не называть меня Ричи, — Барбьери поворачивается снова — и замирает. Что красивее: лицо обрадованного паренька или вид уходящего заката? Ричард удивился самому себе, поняв, что восхищается и тем, и другим. — Пожалуйста, Мик…              — А? Что?              Вновь эта милая улыбка.              — Давай уберем бас-гитару в другое место, — меняет Ричард тему.              Инструмент искоса и тесно лежал между ними. Мик быстро кивнул и Барбьери отложил бас-гитару на два свободных сидения рядом. Теперь им никто не мешал.              В темнеющем небе промелькнуло несколько звезд. Неунывающий Мик наконец начал клевать носом.              — Глупо было садить меня сегодня за барабаны, — услышал его тихий, усталый голос Ричард, — я же играть не умею. Наверное, без слуха теперь три-четыре старшеклассника той школы.              — Зато Стив успел урвать большую пачку леденцов.              — Ага, только наша жадная вреднючка всё отжала себе, — Мик устало улыбнулся и, прикрыв глаза, опустил голову. Легонько приподнял руку, указав пальцем на Дэвида. — Ему только посинеть не хватает, для большего правдоподобия.              — Действительно, — еле слышно усмехнулся Ричард.              — Но за барабаны я больше не сяду, — голос Мика всё тише и тише, всё менее разборчивее. — Это работа Стива — не моя. Вот возьму в следующий раз ту бас-гитару, буду тренькать на ней. Стану профессиональным басистом. Потом меня признают лучшим музыкантом… а там и слава… и деньги… и сигареты с пивом… и горы-горы леденцов!..              Что-то вдруг коснулось плеча Ричарда. Это был Мик: он уснул, прижавшись ближе к Барбьери, уткнувшись носом в его пиджак. Бормотание паренька перешло в шумное сопение.              — Не думаю, что успех и признание исчисляется в леденцах, Мик, — отозвался Ричард, поздно поняв, что паренек уже крепко уснул.