Обратная сторона медали

В новом мире у людей под сердцем — даньтянь. Хранилище энергии и источник магии. Кто-то медитирует годами на лоне природы, приглашая в даньтянь духов и элементалей, после этого приобретая силу выбранной стихии. Кто-то выпуская энергию с помощью слов управляет предметами на расстоянии или даже чужим сознанием. В новом мире... Все так похоже на то, что было в прошлом. *** Хирузен переворачивается в своей колыбели на другой бок, крепко закрывая глаза. От голода желудок сводит, и лишь усилием воли заставляет детское тело повиноваться взрослому разуму. А вот от брата-близнеца подобной гордости не дождешься. Он швыряется фейрверками и искрит огнями, впору подумать, что не младенец, а взрослый. Наследственность, чтоб его. Две недели назад их родители — Император и Императрица, — ценой своих жизней защитили страну от нашествия демонов, прорвавшихся из другого измерения. Они запечатали Короля Демонов в одном из близнецов, тем самым закрыв врата и изгнав врагов. Хирузен до сих пор чувствует на лице чужую кровь и соленые слезы. Его новое имя — Хиру-Зан, — практически неотличимо от старого. И впору думать, что это все злая шутка Шинигами. Мольба отца обращенная их дяде-наместнику до сих пор в ушах. Хирузен отлично знает такой мольбе цену. — Их должны... — слова вырываются из чужого горла с трудом, — считать героями... пообещай мне... что их... будут... любить... Хирузен уже никогда не станет "Мастером" или магом — его даньтянь выжжена демоном, а на всю грудную клетку раскинулся кроваво-красный узор печатей. Но он слишком хорошо чувствует, как бьется чужое сердце под его собственным, чтобы поверить в то, что не сможет использовать запечатанную в нем силу. После запечатывания демона никакой любви, естественно не было. Не было того, что дядя-наместник пообещал их отцу. Хирузена считали демоном во плоти — к нему приближались в перчатках из драконовой кожи, его не брали на руки, а если и брали, то он буквально слышал, как выпрыгивало от страха сердце слуг. Зато "дядя" его не боялся. Приходил, смотрел своими добрыми-добрыми глазами-льдинками, ворковал, кормил и убирал. Хирузена пробирало на смех, когда он видел, как повышается "статус" наместника в глазах слуг. Порой он действительно смеялся — а слуги считали, что младенцу настолько нравится дядя. — Опять шумишь, негодник, — помяни биджу, а вот и он. Ло-Ан был высоким, красивым мужчиной в расцвете лет. Ясные глаза серого цвета, глубокий и чистый голос. Такому бы развлекаться в квартале Красных Фонарей, чем править страной. Вот и сейчас, будто свежий ветер в затхлом помещении, он ворвался в покои и все мгновенно ожило: засуетились слуги, которых Ло-Ан принялся ругать за плохой уход за детьми. Слова техник замысловатой цепью — и вот от бардака устроенного младшим братцем нет и следа, а сам "негодник" довольно причмокивает наконец получив свою бутыль с молоком. Ло-Ан нежно возвращает Альбаса в его колыбель и идет к нему. — Здравствуй, — чужие руки вынимают его из кроватки. Хирузен помнит. Как сейчас помнит точно такую же картину: госпиталь, пустая палата окруженная АНБУ, маленький голодный джинчурики на руках и собственный голос с незамысловатым, теплым «здравствуй». — Как ты себя чувствуешь? — его укладывают на пеленальный столик, по саднящей грудной клетке пробегает волна прохлады. — Смотри, почти зажило. Больше не болит? Первые пару дней Хирузен не помнит из-за сплошного красного марева боли, когда хотелось вырвать собственное сердце, лишь бы жжение ушло. Первые пару дней... — Завтра прогуляемся в саду, вы давно там не были, — после проверки печати, Ло-Ан, мягко покачивая его на руках и кормя, гуляет по комнате. Хирузен смотрит в чужие глаза, ища в них себя. В глазах наместника — нет боли, нет закостенелой тоски, нет намека на брезгливость или страх. Он не боится демона и это действительно делает ему честь, потому что Хирузен уже знает — прежде никто никогда не запечатывал демона в человека. Духа, элементалей или животное — да, но никогда демона. Хирузен первый. — Ваша мать любила гулять с вами в саду, — Ло-Ан останавливается у окна, смотрит вдаль. — Говорила, что свежий воздух полезен для детей, поэтому простите, что эти дни не гулял с вами также. В голосе, в отличи от глаз, играет всеми тонами грусть. Игра одного актера. Хирузен не винит наместника. Но и становиться живым оружием не согласен. Он не джинчурики. *** Альбус, сидя на подоконнике, старательно выводит бамбуковой палочкой красивые буквы. Иероглифы, так они называются. Альбусу девять и он единственный в Восточном крыле, кто смеется. Почти единственный. — Дядя! — машет рукой, когда тяжелая дверь отворяется и входят Ло-Ан и его старший брат. Альбус использует подвижную детскую мимику, улыбаясь так искренне, как только может. В отличии от сдержанного и даже сурового Хиру-Зана, он — маленькое солнышко дворца. — Альбас, — холодно кивает вышеупомянутый, проходя мимо в свои покои. — Чем занят? — дядя же присаживается на край, скрещивая руки. — Ты уже так хорошо пишешь, а чего не у себя? — Здесь открывается вид на сад, — просто отвечает он. Альбус помнит, как лоб прошило болью, как заревел рядом брат и как умерли их родители. С тех пор у него на правой части лба знак — 𖣘, который означал единство всего сущего и потому, в отличии от ненависти первых трех-четырех лет, теперь Альбуса окружало всеобщее одобрение и любовь. Вот что делает пропаганда и правильная подача информации. — Жаль что погода не позволяет, — со вздохом соглашается Ло-Ан, а потом мягко улыбается, — твоя мать тоже любила работать с видом на него. Когда станешь чуть старше я отдам тебе ее кабинет. Альбус замирает, на пергаменте расползается чернильное пятно. Они с братом — точные копии отца-Императора. Светловолосые, белокожие и высокие. Вот только у Хиру-Зана глаза без белка — сплошная чернота зрачка, из-за чего мимика у него скованная, а понять куда он смотрит в данный момент не представляется возможным. А у него глаза ярко-синие, как у матери. И каждый встреченный им человек твердит ему о том, что он точная копия отца, вот только глаза... матери. И это каждый раз щемит сердце. Каждый раз. «— У тебя ее глаза, мой мальчик, — зеленые глаза Лили и внешность Джеймса.» Его личное проклятье от которого становится тошно. И Ло-Ан напоминает ему о матери тоже, но другими словами. Альбус знает, что с Хиру-Заном он говорит об отце и почти никогда — о матери. А вот с ним наоборот, Ло-Ан цеплял его рассказами о ней, о том, какой она была. У них у всех, в целом, были неплохие отношения. Хиру-Зан был самостоятельным и независимым, не горел желанием общаться с братом-близнецом и Альбус отвечал ему тем же. Альбусу хватало общения с Ло-Аном, тщательное выстраивание тесных, доверительных отношений. Они действительно были похожи на отца и сына, как про них говорили льстивые слуги. — Я был бы очень рад, — прошептал, промакивая салфеткой пятно и зябко передергивая плечами. Он слишком хорошо понимал, что Ло-Ан преследует свои цели и далек от того, чтобы действительно любить их, как своих детей. — Как твои занятия? — Я почти договорился с Тайфуном, которого ты поймал для меня, — ответить просто, будто это само собой разумеющееся. А потом вытянуть руку, — Люмос! На самом кончике пальца расцвел крупный солнечный шар. Магия в этом мире была удивительной. Альбус с удовольствием тратил все свое время на ее изучение, благо спасибо наследственности потенциал у него был огромным. Люди здесь ловили ветра и грозы, запечатывали в себе зверей и потом могли обращаться в них, а слова-заклинания работали без палочки или артефактов. — Иногда я тебе завидую, — дядя растрепал ему волосы, — в твоем возрасте я едва-едва слышал голос ветра. — Спасибо, что учишь меня. — К чему такая скромность? Они рассмеялись. Ло-Ан учил Альбуса откровенно бесполезным для принца вещам. Они развлекались, используя воду для надувания мыльных пузырей, а камень создавали для стрельбы из рогатки. «Дети должны оставаться детьми» — звучало со всех углов, когда Альбус заходил в библиотеку или на тренировочные полигоны. Дети должны оставаться детьми — Альбус всему учился сам. Сколько он уговаривал Ло-Ана поймать ему тайфун? Их с Хиру-Заном готовили, но из рук вон плохо, позволяя все, что могли хотеть дети — устраивали пиры и приемы, везли из разных стран новые и диковинные развлечения. Все говорили, как Ло-Ан любит своих племянников, а Альбус понимал, что тот стремится держать их под своим контролем. Ло-Ан был единственным Мастером Третьей ступени в стране, но все, глядя на темпы роста Альбуса говорили, что тот догонит дядю быстрее, чем тот может себе представить, и ссылались на то, что предыдущий Император достиг Второй ступени в возрасте всего двадцати двух лет. Всего было Девять ступеней силы. Альбус в свои девять уже достиг Шестой. И Альбус, как никто другой знает, что Ло-Ан его боится. *** Той ночью он просыпается резко, будто от кошмара и тот продолжается наяву. Над ним склонилась человеческая фигура с провалами вместо глаз. Резко вскинув руку, порывом ветра отшвырнул от себя незнакомца, лишь потом понимая, что это был брат. Хиру-Зан будто и не почувствовал удара вовсе: "позволил" ветру, мягко спружинил ногами от стены и перетек в защитную позу. — Во имя Святой, что ты... — шепчет он, мысленно перечисляя и Мерлина, и Моргану. Он слишком стар для таких потрясений. Но брат прижимает палец к губам, вслед вытягиваясь в струну, прислушиваясь к абсолютной тишине вокруг. Спустя пару минут, когда все тело затекло, Хиру-Зан наконец отмирает, и тенью скользит вдоль стены. Альбус удивляется тому, как тот перемещается: бесшумно, просторные одежды едва колышутся. Брат припадает ухом к двери, мимолетно морщится и возвращается к окну, распахнутому настежь. — Что происходит? Они с братом никогда не были близки. Им сейчас по одиннадцать, и если Хиру-Зан — проклятье Империи, то Альбус наоборот — любимец дворца и друг народа. Они всегда стояли по разную сторону баррикад, и Альбуса все устраивало. Он был гением, который достиг уже Четвертой ступени, запечатал в себе малого феникса и мог одним лишь словом обрушить на город тайфун невиданной силы. Хиру-Зан же... Его мотивов и действий он никогда не мог понять, да и не сильно стремился. — Скажешь, что ничего не чувствуешь? — брат внезапно оказался прямо перед ним, больно ткнул в шрам у него на лбу, и Альбус скрежетнул зубами. — Он ведь болит последние пару дней, верно? — Откуда ты?.. — о боли в шраме он не рассказывал даже Ло-Ану. Хиру-Зан похлопал себя по груди, где под одеждой располагалась жуткого вида рунная цепь. — Она тоже болит, и с каждым часом все сильнее. Взгляд Альбуса метнулся к календарю — только что наступивший день был днем, когда девять лет назад запечатали Короля Демонов. Но Хиру-Зан чуть качнулся, а в следующий миг... только смазанная тень мелькнула меж кроны дерева. Это была не магия — Альбус не чувствовал остаточного следа. Но обычный человек так не мог. Даже маги так не могли. Брат действительно порой походил на демона. Альбус было перегнулся через подоконник, готовый последовать за ним, когда дверь в комнату распахнулась. — Его здесь нет, — охрана рассыпалась по покоям, проверяя все углы. Альбус быстро посмотрел в окно и сделал шаг назад. — Ваше Величество, что вы делаете? — Мне стало душно, — пожал плечами, оглядевшись, — дядя, что происходит? Но Ло-Ан лишь раздраженно нахмурился, напряженно о чем-то раздумывая и лишь с усилием воли расслабившийся, вновь приобретя привычное добродушное настроение. Он подошел к Альбусу, присев рядом на корточки и, заглянув в глаза, серьезно спросил: — Твой брат, как давно ты его видел? — На ужине, — недоуменно ответить. Альбусу потребовались годы, чтобы приловчиться к роли ребенка: первые пару лет он молчал, боясь выдать себя словом или делом. Никуда не лез, ничего не узнавал и пусть неведенье порой было мучительней, он заставлял себя вести себя тихо и незаметно, лишь к пяти начав разговаривать. И, признаем честно, Альбус отдыхал. Он, не будь дураком, умел складывать дважды два. Если бы Ло-Ан мог, он бы их убил, чтобы занять трон. Если бы Ло-Ан хотел, он бы сослал их далеко, чтобы они не росли при дворце. Но он держал их рядом. — Хиру-Зан что-то сделал? — Альбус посмотрел наместнику в глаза, найдя за спокойствием досаду. Жгучую досаду. Такая бывает... «— Я не пойду! Не пойду! Не пойду! — черноволосый мальчик зло вцепившийся в дверную ручку и беспомощный Слагхорн. — Я не вернусь туда! Даже не уговаривайте! Альбус попробовал подойти и обнять, но Том отшатнулся в ужасе, будто прикосновения Альбуса причиняли ему жуткую боль.» Очевидно какой-то из планов Ло-Ана этой ночью пошел коту под хвост. — Нет, — задумчиво пробормотал дядя, и потрепал его по волосам, — возвращайся в кровать, извини, что потревожили. Когда двери закрылись, Альбус посмотрел в окно. Хиру-Зан вальяжно развалился на ветке, слишком заметный, но вопреки законам логики оставшийся незамеченным. *** Хирузен устал воевать. С Песком, Камнем, учениками и старейшинами. У него за плечами была долгая, выматывающая жизнь, полная ошибок и горьких сожалений. Поэтому в новой жизни он не особо стремится быть для всех понятным и хорошим, да и толку бы не было. «— Забери меня отсюда, забери! — Наруто дергает его за рукав, смотря прямо в глаза не по детски серьезно. — Прости, малыш, не могу» Он и представить не мог, насколько это в самом деле сильное давление. К тебе не прикасаются, тебя не обнимают, на тебя смотрят, будто ты прокаженный. Такое с ним было впервые: его не все любили, порой даже ненавидели, но он вырос в полной семье, был любимым сыном и гордостью клана. Но ощущение всеобщей ненависти (буквально) сжигало светлые воспоминания. Как Наруто не озверел в той обстановке? Все чаще Хирузен задавался этим вопросом. Во дворце было множество способов загнобить человека. Хирузена шпыняли дети слуг, и им ничего не было. Стража следила лишь за тем, чтобы он оставался жив, не вмешиваясь, а порой даже добавляя — Хирузена ненавидели. Лютой ненавистью. Он хорошо знает, что его собственной вины в том нет. Он хорошо знает, что Ло-Ан тщательно подогревает эту ненависть к нему, потому что никто не станет настолько жестоко обращаться с ребенком. История и потери забываются, какими бы тяжелыми они не были. «Демон» Как шрамы на лице Наруто — стали его глаза. Хирузен не раскаивается. Если бы он мог прожить ту жизнь заново, он бы снова поступил также, как поступил. Он не мог растить джинчурики иначе. Но Хирузен не согласен играть ту же роль. Поэтому он держится с тем достоинством, с которым привык — молча снося все оскорбления, но не оставляя их без возмездия. Он бы не стал Хокаге без этих навыков. Он бы не стал главой клана и не смог бы держать старейшин в узде, если бы не пачкал руки в крови. Хирузен — шиноби. Но он устал. Игры Ло-Ана утомляют: разговоры об отце, разговоры о том, как несправедливо к нему относятся, уговоры быть терпеливым во имя Империи, ведь он будущий Правитель. Хирузен знает, чего Ло-Ан добивается. Полная зависимость от единственного человека, который к нему добр, который его ценит. Дети — самая мягкая глина. Вот только Ло-Ану жутко не повезло, ведь вместо глины ему достались камни. Когда в его покои врывается стража, Хирузен лишь молча смотрит, как они перерывают его немногочисленные вещи. «Свиток» с секретной техникой, для которой не необходим даньтянь, лежит под подушкой Альбаса, и если кто его и обнаружит... ну, со всеми любимого братца спрос будет всяко меньше, чем с «Демона». Брат слишком непрост, чтобы быть ребенком. Дети шиноби взрослеют быстро, но они-то не шиноби. А брат обходит дядины ловушки так играючи, как если бы тот был у него на ладони со своими интригами. И Хирузен не надумывает. Свиток, который дядя ему буквально всучил, мог бы помочь начать пользоваться энергией демона. У самого Хирузена за все эти годы так и не получилось договориться с тем сгустком ненависти под сердцем — будто окружающей снаружи было недостаточно. Ярость жгла изнутри жарким пламенем порой так туманила разум, что с каждым годом он все больше боялся потерять над ней контроль. Демон не делился энергией, не слышал и не повиновался печатям и техникам, как бы он ни изощрялся в фуин и способах. Хирузен теперь знает, почему Ло-Ан держит их при себе, и все до смешного просто. Как и в прошлой жизни. Если он умрет — демон вырвется на свободу, и запечатать его будет уже во много раз сложнее. А если умрет брат, то Врата откроются снова, так как Альбас — своего рода ключ. Вот такой вот расклад. Приходиться следить за ними, чтобы нигде не угробились, а занять трон без их смертей Ло-Ан не сможет, так как по всем законам, даже если его, Хирузена признают недееспособным, то Альбас-то в полном "сознании" и светлой памяти. Хиру-Зан сидит на подоконнике и смотрит на темноту спящего дворца. Он уйдет отсюда сразу, как только на церемонии совершеннолетия с него снимут печати слежения. А до этого времени нужно научиться управлять энергией демона. И понять в какую игру играет его "любимый" младший брат.