Все, что останется

Через пять веков от нас не останется ничего, ни имен, ни памяти, ни могил, ни лиц, в камне высеченных; мертвый сокол упадет с небес на землю, крепость твоя станет песком и пылью, лоскуты знамен во прах обратятся. От меня и того меньше — слово, потерянное во мраке, да отблеск пламени, Пламени Негасимого…

На рассвете в крепость прибыл караван, а вместе с ним и маг Круга, обещанная короной поддержка. Аренор смутно помнила его со времен Войн Праведников — один из товарищей Тахар, демонолог; кажется, его звали Урам. Не совсем то, чего ей хотелось бы, но чтобы усилить защиту на гробнице, любая помощь окажется кстати. «Просто признайся, что хочешь увидеть Тахар, — мысленно съязвила она, одернув саму себя. — Тебе не угодил бы даже глава гильдии Творцов». Но Тахар была нужна в столице, она теперь стала главой Волчьей Стражи и покинуть этот пост могла не больше, чем Аренор — свой. Глупо высматривать ее каждый раз, когда кто-то приближается к крепости… и все же Аренор совершила за свою жизнь достаточно глупостей, чтобы эта казалась не такой уж большой. Отдав все необходимые распоряжения и проследив, чтобы их выполнили, она все-таки спросила Урама, будто бы невзначай: — Как Тахар? — это было вполне уместно, ведь та много сделала для их ордена. Урам смерил ее странным взглядом, а потом неохотно сказал: — Она умерла. Недобитые «праведники» постарались. Должно быть, Аренор что-то ответила, и даже к месту — она чувствовала, как шевелятся губы, слышала звуки собственной речи, но разум отказывался понимать слова, даже те два, которые действительно что-то значили. Что же именно? «Она умерла». Нет, этого не может быть. Разве Тахар выжила в битве с тем чудовищем, в которое обратился Предвестник, и пожертвовала собственной матерью ради того, чтобы погибнуть от рук каких-то фанатиков? «Она умерла». Весь день эти два слова преследовали ее, пробиваясь под толстую броню онемения — Соколы негромко передавали весть друг другу. Не только верховная смотрительница помнила Тахар и сделанное ею добро. «Она умерла». Ближе к ночи, когда эти слова донеслись до ушей Аренор в десятый, а может, и в сотый раз, ей захотелось закричать — на своих подчиненных, которые не могут найти на посту занятия лучше болтовни, на принесшего весть Урама, на сектантов-«праведников», не убравшихся вслед за Предвестником в ту дыру, откуда он выполз, на Тахар, так нелепо подставившуюся, на весь мир, где это случилось, на себя, дуру, возомнившую, что неизбежная участь обойдет их стороной… Гнев испарился так же быстро, как и закипел, при одной простой мысли — Тахар от этого не вернется. Поэтому она лишь отвернулась, разжала кулаки и ушла в свои покои, куда и направлялась. Оставшись одна — роскошь, которую она могла себе позволить, — Аренор достала из потайного ящика стола ворох писем, которые могла бы прочесть наизусть. Больше к ним уже не добавится ни одного. Соблюдая молчаливое соглашение, они не писали друг другу о том, что было между ними в Муландире, даже самый строгий глаз не нашел бы ничего недозволенного — если бы хоть кто-то еще имел право читать письма верховной смотрительницы. Но каждый раз Аренор еле сдерживала улыбку, пробегаясь глазами по строкам, обстоятельно описывающим дела в столице — Тахар была жива и здорова, пусть даже последние ее письма внушали смутную тревогу, чем-то напоминая о Майре. «Она умерла». Но вот листы, исписанные ее рукой, которую Аренор помнила лучше, чем свою. Не раз, читая письма, она невольно представляла, как эта рука, бледная, длиннопалая, больше подходящая ученому, чем воительнице, держит перо, как склоняется над листом русая, побитая сединой голова — и на душе почему-то становилось теплее. А теперь рука Тахар, умевшая так нежно ласкать, гниет в земле, и этого Аренор представить не могла, хотя давно привыкла к виду мертвых тел. Ей не впервые доводилось терять друзей и близких. Кирой, ставший Аренор сыном, умер у нее на руках; она видела, как тварь в обличие Предвестника уничтожила ее брата. Но даже тогда сердце болело не так остро, даже тогда.она не чувствовала такого бессилия. Прошло больше двух лет с их последней встречи. Неужели даже этого не хватило, чтобы забыть и вернуться к своему долгу, как они обещали друг другу тогда? Аренор сожгла письма одно за другим на жаровне. От углей поднимался едкий дым, и на глаза сами собой навернулись слезы; словно вспомнив наконец, как это делается, она заплакала по-настоящему. Вот теперь все действительно закончилось. Так ли? Или все это умрет только вместе с ней, ведь смерти Тахар оказалось недостаточно? *** «…в ходе раскопок на Клинке Аонира были найдены документы, датирующиеся примерно 520 годом до Призвания. Это описи сокровищницы Железных Соколов, подписаны они рукой верховного смотрителя Аренора и заверены большой печатью ордена…» (из дневника Илиен Быстрокрылой, археолога из Подлистья) «Хотя Исамо Тахар — действительно существовавшее историческое лицо, легенды о его дочери — не более чем легенды. В тяжелые времена после кровопролитной гражданской войны народ Нортандера нуждался в герое; так родилась Пария, отвергшая властолюбивого отца, гонимая всеми, но неизменно сражающаяся за простых людей… В ходе войн Призвания большая часть архивов погибла, но в оставшихся от Круга документах нет ни единого упоминания о «дочери предателя». История повторяет саму себя, и, возможно, в наше смутное время эти легенды снова принесут утешение людям — или же на их основе появятся новые, например, о дочери Роэна или Хокана Ашира…» (Ралия Стокфолт, «По следам утраченных сказаний»)