Иллюстрации любви

      Мартин ждал этого события последние (целых!) три недели, засыпая и просыпаясь с мыслью о н-ё-м. Он каждый день замирал от звонка в дверь, надеясь, что это принесли его. Мальчишка не знал точной даты, когда он окажется в руках и глаза загорятся от красивых блестящих картинок, а в нос ударит запах свежей печати. И он заснёт со счастливой улыбкой на лице, потому что вот… Комикс, посвящённый его отцам.       Мартин Кобблпот-Нигма видел, что к ним домой приходил мужчина с розовыми волосами — художник, чтобы накидать основные и выдающиеся черты внешности папы Освальда и папы Эда, отобразить на бумаге образы самых влиятельных людей в Готэме как можно правдоподобнее и не упустить мелких деталей. Мартину жуть как было интересно, что в итоге получится, потому что его папы самые-самые красивые в мире, и рисовать их довольно сложно даже ему в своём нагрудном блокноте.       В другой день приходил то ли писатель, то ли сам редактор со смешными очками, но папа Освальд и папа Эд сидели на одном диване в гостиной, смотрели друг на друга зачарованным взглядом, сжимая переплетённые пальцы, и рассказывали о том, как они из незнакомцев — стали самой крепкой, искренней парой этого совсем не искреннего города. С каждым новым шагом их история всё стремительнее сливалась воедино, и даже несмотря на то, что были моменты, когда всё это вот-вот было готово порушиться, они смогли поговорить и найти решение, чтобы сейчас быть вместе и растить сына.       Мартин сидел рядышком и внимал каждой детали их рассказа, тихонько улыбаясь, когда кто-то из пап искажал происходившее (всё-таки не хочется делиться со всем миром тайнами семейной жизни). Мартин не уверен, что и ему рассказали всё, но подробностей было больше, да и хватает того, что он знает, что видит сейчас и чувствует, ведь детское нутро не обманешь, и он бы сразу почувствовал опасность со стороны, если бы любовь пап к нему оказалась фальшивой.       Сейчас Мартин так счастлив быть частью их семьи. Являться их семьёй.       Потому что в детском доме было плохо — его обижали безмозглые дети, издевались над его беспомощностью, называли уродом, выродком шлюхи, убогим калекой, потому что он не мог говорить и был не таким как все. Били, унижали, колотили (и не только в интернате, все дни до него были наполнены лишь страхом и желанием спрятаться и умереть). Каждый день — борьба, где нельзя никому доверять. Он — меньше, слабее, сломаннее.       Когда мужчина с тростью крикнул ему из окна здания интерната, помешав поджечь чужие рюкзаки, и обратил на него внимание — изменилось абсолютно всё. Освальд выделил его среди других детей, усадил в кресло и начал день за днём рассказывать, как нужно мстить. Как превратить друзей — в заклятых врагов и выйти из ситуации в выигрыше. Мартин понял, что его сила — не в мускулах, и не в безразборных мелких хулиганствах, а в уме и хитрости... Он похож на Освальда.       Мальчишка чувствовал светлое тепло, исходившее от человека, которого он бы хотел звать «папой».       Как делает это сейчас.       И дело даже не в том, что Освальда боятся все, потому что он знает, как поступить в любой ситуации, и не в том, что Мартину теперь не приходится драться за кусок пищи… Он получал поддержку, которой никогда не было, чувствовал, что в него верят, слушал сказки на ночь в исполнении папы Освальда, и понимал, что его не кинут.       А Эдвард… Эдвард тоже оказался хорошим (очень), хоть изначально и было недоверие к человеку, о котором папа Освальд в прошлом, пока Мартин был в приюте, отзывался не очень. Однако даже тогда чувствовалось, что Освальд скучает и что ему невыразимо больно без этого человека… Когда папа Освальд позвал Мартина к себе, чтобы познакомить кое с кем, он ожидал встретить любого кроме высокого мужчины в ярко-зелёном костюме и очках…       Мартин слушал, не закрывал глаз, приглядывался, следил за Эдвардом, чтобы не позволить ему вновь сделать папе Освальду больно. Он взял на себя роль защитника, но с каждым днём всё больше уверялся в том, что Эд комфортный, что Освальд выглядел с ним счастливее, позволяя оставаться у них дома на ночь. Рядом с Эдом становилось спокойнее и самому Мартину, потому что он был похож на папу Освальда, давал хитрые, пакостные советы, загадывал смешные детские и не очень загадки, заботился о его самочувствии и комфорте.       И поэтому когда Освальд позвал к себе Мартина, чтобы спросить: не будет ли он против, если Эдвард вступит в их семью — мальчишка нарисовал двух взрослых дяденек, которые держат за руки ребёнка, и обвёл их в сердечко…       Если раньше у Мартина не было абсолютно никого, то теперь у него целых два человека, которые любят его таким, какой он есть.       Когда Мартин написал: «Могу ли я считать и тебя своим папой?» — и показал это Эдварду, то у Эда по всему телу пробежали счастливые мурашки и, выдохнув, он кивнул, улыбнувшись… Они с Освальдом будут самыми лучшими папами, понимая, что никогда не оставят ребёнка в одиночестве, как произошло это с ними в их детстве.       И когда папа Освальд и папа Эд стучатся в комнату Мартина, отвлекая от собирания конструктора, он даже не подозревает, что они принесли ему тот самый подарок. Они хитро улыбаются и просят закрыть глаза, секунда-две-три и в его руках оказывается ярко-фиолетовая упаковка, которая перевязана зелёной ленточкой — и он сразу догадывается, что там. В груди быстро-быстро стучит сердечко и Мартин, не торопясь, чтобы не навредить страницам, разворачивает комикс, хоть ему и до покалывания в кончиках пальчиков хочется быстрее взглянуть на конечный результат, полистать шуршащие глянцевые странички и полюбоваться иллюстрациями, на которых изображены самые важные для него люди в мире.       На обложке жёлтыми кричащими буквами написано: «One true love».       Папа Освальд и папа Эд усаживаются с двух сторон от мальчишки, чтобы вместе с ним оценить проделанную работу, полюбоваться и поностальгировать. Всё-таки они ждали комикса не меньше Мартина, для них это тоже важно. Сумеют ли авторы не опошлить их историю? Нарисовать так, как хотелось бы? Не запихнуть лишних, не нужных обычному читателю детали?       С первых же страниц изображение Освальда и Эдварда будто оживают… Вот Пингвин делает первые шаги по полицейскому участку, тут же замечая, что ему в спину дышит некий судмед в сером невзрачном халате. Мартин в сотый раз хихикает с факта про императорских пингвинов и переворачивает страницу… Вот горбинистый нос утыкается в шею Эда, пока тот тащит Освальда, всего израненного, на руках до своей квартиры. Мартин знает, что отомстит каждому, кто позволит навредить его папам, потому что уверен, что они готовы на всё, чтобы спасти его… Вот папа Освальд и папа Эд впервые целуются в особняке, пока губы Освальда сверкают тёмно-бордовой помадой. И Мартин уже привык к таким проявлениям любви и даже не морщится, как это было в первые разы.       Те события вновь проносятся перед глазами Освальда и Эдварда, но теперь абсолютно не страшно. Теперь ясно, что у них — крепкий союз, где осталось место только для доверия, взаимопонимания и уверенности друг в друге. Их дуэт приводит в страх все шайки города, потому что когда один «теряется», второй обязательно находит решение, перегрызая глотки каждому. Они способны разрушить жизнь любого, кто посмеет навредить родному человеку.       Любовь — безумная штука.       На трёх последних страницах комикса появляется мальчуган с коричневой копной волос, длинными ресницами, огромной бабочкой и блокнотом… Мартин узнает в нём себя и замирает, проводя большим пальцем по своему изображению. Никто не говорил, что он будет там, нарисованный… Эдвард подмигивает Освальду, потому что их сюрприз удался, и Мартин чувствует сейчас слишком много и бросается с объятиями к папам, расплываясь в улыбке. Они — связаны совместной дальнейшей историей. Мартин — действительно часть их семьи. Он по-настоящему их любит.       Как и они его.       Как и они друг друга.