Кухонное откровение и принятие себя

Пока мясо размораживалось, Владимир перемешивал на сковородке скворчащий лук, чеснок и какие-то специи. Евгений всегда готовил без изысков — особенно мясо, которое просто бросал на сковороду и ел подгоревшим, — поэтому даже не догадывался, какой в итоге будет результат. Только кутался в одеяло озябшими руками, даже несмотря на то, что под одеялом на нем была пижама, и наблюдал за Владимиром пронзительным взглядом охотящейся змеи. Холодно было потому, что Владимир открыл форточку, когда решил закурить. Евгений возражать не стал, хотя уже представлял, как весь пропитается сигаретным дымом и еще долго не сможет его с себя смыть. Ему и не хотелось. Владимир не пользовался одеколоном, его мыло ничем не пахло, и это был единственный способ унести его запах с собой. — Мой первый опыт был с мужчиной, — задумчиво проговорил Владимир, стряхивая пепел в раковину. Евгений проследил, как искорки пролетели мимо и приземлились на пол. Возгорания, к счастью, не произошло. — Было любопытно, хотел попробовать все. Мне почти понравилось, но он меня этим шантажировал. Время такое, сам знаешь, что бы было, если бы другие узнали. Приходилось повторять без всякого желания, и не только с ним. Пробовал и как девочка, и как мальчик, хорошо и так, и так, но потом решил, что не мое… «Как девочка» Евгения больно царапнуло. Как-то… унизительно. Как будто в позиции принимающего ты резко перестаешь быть мужчиной. Но Владимиру он этого не сказал. — Пришел к старшим пацанам и честно сознался, — на этот раз Владимир присосался к сигарете дважды. Пепел облетел на его застиранные трусы — кроме них на нем ничего не было. Готовое блюдо, Евгений был уверен, тоже окажется с ингредиентом, не входящим в рецепт. — Хотел, чтобы отвернули меня от этой дури. Знаешь, что они сделали? — Избили тебя? Евгений вполне себе мог представить эту картину. Потому что в одном из темных переулков это произошло с ним. Он никому не говорил о своей ориентации, но люди, особенно латентные гомосексуалы, угадывали ее на уровне животных инстинктов и цеплялись к нему, желая указать, в чем он не прав. То, что его постель всегда была пуста, никого не волновало. Если ты педик, то обязательно кому-нибудь сосешь. А если ты членосос, то тебя и за человека можно не считать. — Нет. Позвали других младших и заставили их ебать друг друга в жопу у меня на глазах. Я думал, разнесу их всех. — Что они пытались этим доказать? — Евгений скривился, касаясь губами края кружки. Чай — или, скорее, непонятная бурда, которую Владимир выдавал за чай, — уже давно остыл, поэтому он лишь делал вид, что пил, играя роль идеального гостя. Они оба что-то играли. — Я решил, надо встать на правильный путь, — продолжил Владимир, игнорируя вопрос. — Спать с девушками, как все. Мне даже не пришлось ее искать — она сама меня поджидала. Прямо на улице! Подозвала меня и спросила: «Хочешь прокатиться на моей тачке?». Она была пьяна в хламину. Я и сел к ней, подумал, надо проконтролировать ее, а то разобьется. Прав на машину у меня нет, но водить умею. Она положила руку мне на колено… Да как рванула! Не было того столба, который она бы не поцеловала. Все габариты разнесла, а я чуть не поседел. Потом она съехала на обочину и взяла меня прямо на капоте машины… Катя, до сих пор помню ее имя. «Не произноси при мне имен своих бывших», — хотел прошипеть Евгений, но сдержался. Кто они друг другу? Случайные знакомые, которые едва не переспали. Евгений почти смог на это решиться, но передумал прямо во время процесса. Оказалось, не так уж он и был к этому готов. Думал, Владимир будет злиться, обзовет его кидаловой или вообще, несмотря на протест, возьмет силой, но тот только пожал плечами. Показал, где ванна и во что можно переодеться и предложил остаться на ужин. Евгений согласился. — Я тоже пробовал с женщиной, — сказал он, лишь бы что-то сказать, когда пауза затянулась. И, забывшись, все же глотнул холодное пойло. Звук получился оглушительным. Владимир, выбросив окурок, перестал издеваться над луком и перешел на мясо. Рубил он его огромным ножом движениями настоящего мясника, так что Евгению даже стало некомфортно. Все естество кричало о том, что нужно бежать, но он не сдвинулся с места. — Как ощущения? У него ужасно вспотели ладони. Она насмешливо смотрела на то, как он боролся с ремнем, который заел и отказывался сниматься. Смеялась уже в открытую, когда он все-таки снял штаны, хотя он не видел в этом ничего смешного. Ее развеселила то ли его неловкость и явный страх перед ней, то ли его нижнее белье с изображением огурцов, то ли его сморщенный член — да какая разница, что, но после этого она показалась ему такой омерзительной жабой, что он тут же попытался уйти. «Да трахни ты меня уже, чертов девственник», — закатила она глаза и повалила его на себя. Что было дальше, он вспоминать не хотел. — Противно. — Странно, — Владимир отделил от мяса жилу и выбросил ее в мусор. Евгению показалось, что только что выбросили часть него. — Мне понравилось. — Значит, ты би. — Наверное, если это так называется. Евгений сидел на кухне мужчины, который даже до конца не был уверен в своей ориентации! Мужчины, который, несмотря на свой солидный возраст, неумолимо приближавшийся к сорока, только начал отдавать себе отчет, что испытывать влечение к своему полу — нормально. Раньше такой, как Владимир, никогда бы не посмотрел на такого, как Евгений. Или посмотрел бы — но с презрением. А теперь они поцеловались на смотровой Исаакиевского и спонтанно оказались у одного из них дома, чтобы… поужинать вместе и рассказать свою историю. Евгений не тешил себя надеждами: дело не в том, что он настолько хорош и им серьезно кто-то заинтересовался, просто Владимир увидел в нем гомо и захотел окончательно разобраться в себе. — Тебе повезло. В России лучше не быть «чистым» геем. — Геем «на полшишечки» в России тоже лучше не быть, — неудачно пошутил Владимир и начал елозить мясом по специям. — Когда спишь с мужчинами, в голове все меняется… Вы, геи, совершенно другой вид! — «Мы, геи» сейчас обидимся и уйдем отсюда, — взвился Евгений, отставив чашку в сторону. — Я не для того к тебе шел, чтобы ты унижал меня гомофобией. Владимир показался Евгению искренним. Простоватым, печальным и незаурядным — со своей философией улиц девяностых и отчаянным желанием стать всеобщим спасителем. Лично Евгения он спас от косых взглядов: если мужик гоповатого вида запросто идет рядом с подозрительно «голубоватым» парнем, значит, этот голубоватый парень сто процентный натурал, просто современная мода диктует метросексуальность. — Верно, ты шел поесть настоящего мужского мяса! — не смутился мужик гоповатого вида, в доказательство встряхнув стоящую на плите кастрюлю. — Кого убил? — ровно поинтересовался Евгений. — Чего-о-о? — Владимир резко обернулся, и шмат мяса свалился ему на тапочек. Ругнувшись, неудачливый повар подобрал его и сунул под воду. Ну, хоть так в кастрюлю не забросил. — Какого мужчину ты убил и освежевал, чтобы дать мне попробовать настоящего мужского мяса? — повторил гость, ухмыляясь. — Ну у тебя и шутки… Ты мужик с фантазией, я погляжу, — Владимир неуверенно улыбнулся в ответ и вернулся к готовке. — Говядина это обыкновенная. Или ты думаешь, я тебя травану? — Кто знает вас, гомофобов. Можешь и мышьяк в мясо добавить. — Да ни в жизнь! Еду еще портить. Евгений разглядывал его широкие плечи и крепкую спину. Владимир явно привык ходить по дому без одежды. Как только не мерзнет? Даже наличие постороннего не заставило его накинуть на себя хотя бы майку. Нет, настоящий гомофоб вряд ли вел бы себя так непринужденно в обществе того, кто в теории может его поиметь. Все это походило на дружеские посиделки, вот только когда они успели заделаться друзьями? Они познакомились совсем недавно: Евгений, делающий обход по зданию библиотеки и спящий на банкетке Владимир, похожий на бомжа. Ничего общего, кроме ориентации, да и та у них совпадает только наполовину. — Слушай, — Владимир, поставив мясо тушиться, пошел мыть руки. Не удосужившись нормально их вытереть, он встряхнулся, заставив раскаленную конфорку зашипеть из-за упавших на нее капель. — Если ты меня опасаешься, почему вдруг согласился прийти? Владимир выглядел достаточно сильным и грозным, чтобы раскидать всех, кто попытается что-то сказать в сторону Евгения. И при этом ему не было противно находиться рядом. — Не каждый день абсолютно трезвый парень в спортивках и дырявых носках пытается меня поцеловать, узнав, кто я, — Евгений потянулся к хлебнице и вытянул из нее булку. Все равно ужина ждать долго. — И из-за мяса. — Ты же не знал, что я тебя угощу… Даже не стал отрицать дырявые носки. — А куда ты бы делся? Не отправлять же меня назад голодным. — Тебе палец в рот не клади! — А ты и не клади. Владимир сел напротив, подперев рукой щеку. Смотрел на Евгения, как на диковинное животное: гей в естественной среде обитания! Нагло жует булку на его территории и даже не думает сматываться, пока не поужинает. Чью пижаму Владимир, интересно ему дал? Сам-то наверняка спит голышом. — Почему ты передумал? Я делаю что-то не так? Владимир смотрел открыто, без враждебности или подвоха. Евгений по взгляду видел, что тот себя сейчас накручивал: не так поцеловал, не так обнял, и вообще как ему в голову пришло, что у них что-то может получиться — у него, бывшего грозы района, который хаял «пидоров», и того самого «пидора»-интеллигента, в сторону которого до сих пор плюют некоторые алкаши. — Еще спроси: «Я что, недостаточно гей»? — Евгений фыркнул и отвел глаза, пытаясь скрыть неловкость. — Мне хотелось этого. А потом перехотелось. Как-то не могу делать это с тем, кого мало знаю. Про тебя вот я знаю только то, что ты любишь поесть. — А я про тебя — что ты любишь книги и не любишь женщин. — Я не «не люблю» женщин, — Евгений оторвал от булки очередной кусок, который оказался в три раза больше предыдущих. Пришлось и его порвать на части — гость ел, как птичка. — Просто после попыток себя «исправить» держусь от них подальше. — Я, наоборот, старался окружить себя ими, — признался Владимир с явным сожалением. — Доказать себе и другим, что я нормальный мужик. Тогда у нас на районе насиловали много, ты знаешь? Девчонки ходили с пистолетами. А я сделал так, чтобы не насиловали. Устраивал патрули с пацанами и избивал тех, кто нарывался. Девчонки от благодарности на меня так и вешались… Переболел всем, чем только можно. — Только не говори, что… — Сейчас я «чист»! — Владимир поднял обе руки, защищаясь от осуждающего взгляда. — Даже справка есть. Да и… это было давно, я взялся за ум. После того, как меня полечили от хламидиоза массажем простаты, я снова стал смотреть в сторону вашей братии… — Так, теперь я, пожалуй, знаю о тебе СЛИШКОМ много, — запротестовал Евгений. — Пожалуйста, давай на этом остановимся. И закрой, наконец, фрамугу.